Сначала жизнь. История некроманта

Глава 1.

«Сначала жизнь, все остальное потом!» — девиз дочерей Милостивой Ани.

— Эй, есть кто дома? Открывайте!

Аника кое-как оторвала голову от подушки. В дверь колотили так, будто хотели выломать. Кого еще там нелегкая принесла? Она с трудом поднялась, ноги нашарили в темноте старые тапочки из грубого войлока. От слабо мерцающих огоньков в печке запалила лучину, убогая комнатушка осветилась неверным, дергающимся светом. Интересно, сколько времени? Хотя, какая разница? В этой богом забытой деревеньке про такую вещь, как часы, даже не слышали. Аника разогнулась. Надо открывать. Натруженная за день спина ныла, из-за этого девушка передвигалась медленно, по-утиному, как старуха. А ведь ей всего двадцать пять. Что будет дальше?

Стук тем временем переместился в окно. Аника отперла ставню — холодный ветер вперемешку с дождем хлестнул ее по лицу, заставляя зажмуриться. Здравствуй, Хельфов Новый год. Она едва удержалась, чтобы не выругаться. Давно уже так не хотелось, но ругань — это, что ей нужно сейчас в последнюю очередь.

— Аника, это я, Антосий! — в окно просунулась голова в черном кожаном капюшоне. Потом рядом с головой протиснулась рука и откинула капюшон. — Узнаете?

— Узнаю, узнаю… — пробормотала Аника. Попробуй тут не узнай. — Что случилось?

— Райта рожает.

Аника застонала про себя. Ну за что ей такое наказание? Нет, дочери Ани нельзя так говорить. Даже думать так нельзя, грех, богиня накажет.

— Заходите! — велела она Антосию, захлопывая ставню.

Раз зовут, надо идти. Работа — это хорошо, это заработок. Райте действительно время рожать, ждали со дня на день, но угораздило же ее прямо в Хельфову ночь….

Аника отперла дверь в сенях, и Антосий ввалился в нее, огромный и неуклюжий, в грубом плаще. От него веяло холодом, а с грязных сапог на пол сразу натекла лужа.

— Эх и жарит Хельф на свой праздничек! — Антосий потер красные замерзшие руки. — Одевайтесь теплее, матушка, иначе замерзнете!

Матушка. Прелестно. В деревнях по сию пору дочерей Ани величали матушками, к чему Аника никак не могла привыкнуть.

— Снимайте плащ и сапоги, Антосий, и проходите в дом! — скомандовала она. — Погреетесь, пока соберусь.

Скинув плащ, гость перестал казаться огромным, просто крепкий молодой мужик чуть выше среднего роста, светловолосый и улыбчивый. Он прошел в горницу, скромно уселся на лавку у печки. Взгляд забегал, оглядывая немудреное хозяйство Аники. Раньше он здесь не бывал, нужда не приводила. Разглядев в полутьме дырявый ковер на стенке, Антосий опустил голову, и на его лице явственно проступил стыд. Аника усмехнулась про себя, ей за свой ковер стыдно не было ни капли. С сотни дворов богатства не наживешь, тут как бы ноги не протянуть. А вот хуторяне и вправду могли бы быть повнимательнее к своей знахарке.

— Ой, теть Аника, а чего это тут? — с печки свесилась лохматая девчоночья голова. Увидела Антосия, расплылась в озорной улыбке. — Здрасьте, дядь Антосий!

— И тебе поздорову, стрекоза! — улыбнувшись десятилетней оторве, отозвался гость.

Маленькую Несу, родившуюся и выросшую в Краишевке, в отличие от Аники, все хорошо знали и любили. Ну как любили…. Не обижали и разговаривали ласково, а вот чтобы покормить или одежку какую подбросить, так не дождешься.

— Слазь, Неса! — велела знахарка, быстро складывая в сумку необходимые зелья. Ученица досталась ей по наследству после смерти предшественницы, но Аника не отправила девочку в городской приют для маленьких дочек Ани, а оставила у себя. Решила, что помощница ей не помешает, да к тому же просто привязалась к маленькой шустрой хохотушке. Вот только жаль, что никто не объяснил ей три года назад, как трудно прокормить в этой деревне лишний рот.

— Я сейчас уйду, Неса, а ты спать без меня не ложись, поняла? А то тебя потом и громом не разбудишь. Прикорни на лавке, если хочешь, но вполглаза. Могут понадобиться еще лекарства, я тогда дядю Антосия пришлю, ясно? — Нехорошо, конечно, не давать девчонке спать, но надо. — У него жена рожает, сама понимаешь.

Улыбка Несы вмиг погасла, затем последовал серьезный кивок. Мол, понимаю. Аника и не сомневалась, что понимает, ведь не зря потратила столько сил и времени на обучение девочки. Теперь Неса несмотря ни на что будет сидеть и ждать ее возвращения. Ночь Хельфа-Преисподника могла преподнести любой сюрприз, и никакие предосторожности лишними не казались.

— Давно у жены схватки? — между сборами спросила Аника гостя.

— Недавно, — нехотя отозвался тот. — Весь вечер свечки жгла, чтоб, значит, миновало. А как спать легли, тут и началось.

— Ясно, — сказала Аника, понимая, что ничего более вразумительного от мужика не добьется.

Ничего, скоро сама увидит, что и как.

Собрав в сумку все необходимое, Аника принялась одеваться. Натянула платье прямо на ночную рубашку, пальцы привычно пробежались по рядку мелких пуговиц у горловины. Платье старое, покупалось еще в Асуне три года назад, и потому ощущалось как вторая кожа. Единственное ее приличное платье. Жаль надевать в дождь, но другого просто нет. И не появится в обозримом будущем, если она сама не наткет полотна и не сошьет что-нибудь, в чем можно будет показаться на людях. К сожалению, с кроснами, прялками, иголками и прочим женским инвентарем Аника не слишком ладила, ее учили совсем не этому, поэтому задача перед ней стояла сложная, почти невыполнимая. Будь в этой деревне люди подобрее и посовестливее, они бы не позволили своей знахарке заниматься работой, с которой любая из здешних молодух справилась бы играючи. Ни одна семья не обеднела бы, расставшись с парой отрезов полотна, но почему-то никто не спешил совершать это благое дело. Боги знают, что за люди тут живут. И хоть дочери Ани не пристало никого осуждать, Анике в последнее время все чаще хотелось явиться на деревенский сход и поинтересоваться у всей деревни, как их угораздило уродиться такими жмотами. А еще потребовать к себе уважительного отношения. К счастью, какая-то гордость у нее еще оставалась, да и достоинство дочери Ани не позволяло так опускаться. Она должна выполнять свой долг, а их отношение пусть остается на их совести. Однако им не мешало бы помнить, что богиня Ани хоть и кроткая и милосердная, но далеко не слепая, и терпение у нее не безграничное.

Одевшись, Аника потянулась за расческой. Из маленького зеркала на нее глянуло смуглое девичье лицо, осунувшееся, измученное, глаза обведены темными кругами. Устала, святая семерка, как же она устала. От бедности, от постоянно стоящего у порога голода, от тяжелой, непривычной работы. Разозлившись на себя за то, что раскисла, Аника резким движением собрала русые волосы в узел на затылке, заколки с бусинами на концах привычно воткнулись в него, не давая рассыпаться. Сойдет. Перед кем тут наряжаться?

Взгляды, изредка бросаемые на нее Антосием, Анику не смущали. Во-первых, она была дочерью Ани, и это защищало ее от посягательств лучше любого оберега, во-вторых, она знала здешние суровые деревенские нравы, а в-третьих, прекрасно осведомлена о характере самого Антосия. Нет, с его стороны можно не опасаться никаких глупостей.

— Ну что, идемте? — бросив на гостя короткий взгляд, Аника вышла в сени.

Поежилась. Из щелей дуло, и не просто дуло, а со свистом. Что творится сейчас на улице, представлять не хотелось. Аника сняла с вешалки плащ, набросила на себя, и он обнял ее плечи, как старый друг. С сапогами было похуже, они достались Анике от предыдущей знахарки, и были такими большими, что приходилось напихивать туда соломы, чтобы ноги не болтались. Собравшись с духом, Аника решительно сунула ногу в неказистую обувь. Пусть неудобно, но не босиком же идти.

Антосий, уже запахнувший на груди плащ, открыл перед ней дверь, предупредив:

— Держитесь за меня, матушка, иначе унесет! — и шагнул за порог.

Аника несколько раз глубоко вздохнула, перед глазами пронеслись благословенные, мощеные булыжником улицы родного Асуна, на которых никогда не бывало грязи, и вышла вслед за Антосием.

Ветер, будто того и дожидался, сразу рванул плащ, в лицо ударили колючие дождевые струи, а ноги поехали по скользкой грязи в разные стороны. Аника схватилась за Антосия, который ждал ее, прикрывая лицо рукой.

— Как вам погодка, матушка? — крикнул он. — Хельф сегодня расстарался, негодник!

Анику слегка покоробило такое фамильярное обращение к богу. Тем более в его ночь.

— На вашем месте я бы придержала язык! — крикнула она в ответ.

Антосий только отмахнулся.

— Как заслужил, так и обозвали! Держите! — Он протянул ей непонятно откуда взятую жердину. — А то до утра не доберемся!

Аника взяла палку, но неприятный осадок остался. Нехорошо он это сказал и не вовремя. А еще хуже то, что, похоже, не раскаивался. Ее охватило недоброе предчувствие. Все идет не так. Не так должен вести себя будущий отец, чья жена рожает первенца, не так ведет себя любящий муж, который беспокоится за жену. Хотя, какой из него любящий муж? Вся деревня знала, что с женой Антосий живет хуже, чем кошка с собакой.

Аника попробовала опираться палкой, так, правда, было удобнее. Она ухватилась за нее поудобнее и храбро двинулась в темноту.

Историю семейной жизни Антосия Аника знала во всех подробностях. И рада бы не знать, дочери Ани не пристало слушать сплетни, но у деревенских на это счет имелись свои правила. Рассказали в подробностях сразу же после приезда. Уж чего-чего, а молчать тут не умеют. Каждый день собираются и обсуждают друг друга, бедные косточки так и трещат от перемываний. В Аникином родном Асуне, конечно, народ тоже сплетничал, но как-то по-иному. Там у всех свои дела, заботы. А для здешних жизнь соседа — тот же бесплатный спектакль.

Правда, к чести деревенских надо сказать, что Веса-Правдолюбивого здесь уважали, и потому вранья в сплетнях почти не было. Только правда, голая правда и ничего, кроме правды. Но Анике иногда казалось, что лучше бы наврали, потому что бывает такая правда, что в сто раз хуже лжи.

Так вот, история Антосия началась лет пять назад. Ему пришла пора жениться, и он начал встречаться с девушкой по имени Фелисия. Ну как встречаться? Как деревенские встречаются. Неторопливо. Сначала долго присматривался. Потом еще дольше ходил вокруг да около. Фелисия была девушкой скромной, да еще из богатой семьи, так что торопиться Антосию было никак нельзя. Он не был бедным, но и богатым не был тоже. Так, крепкий середнячок, земли и скотины маловато, но зато есть работящие руки и неглупая голова. А у родителей Фелисии половина деревни ходила в батраках, и кто бы не сказал, что Антосий хочет возвыситься с помощью выгодной женитьбы? Вот и приходилось ему крутиться, как ужу на сковородке, чтобы завоевать доверие девушки и ее родни.

А примерно в это же время его друг и сосед по имени Сегорий вовсю ухлестывал за бойкой красавицей Райтой (да-да, нынешней женой Антосия). То ли Сегорий был более нетерпелив, то ли Райта не отличалась чрезмерной скромностью, но у них все сладилось гораздо быстрее, чем у Антосия с Фелисией. Гордый Сегорий в предвкушении скорой свадьбы пошел к родителям за разрешением, но…. Те сказали ему «нет». И не просто «нет», а категорическое «нет!». Райта в качестве снохи родителей Сегория никак не устраивала. Бедная, языкастая, непочтительная, родственники ненадежные. В общем, недостатков набралось выше крыши. Для Сегория это была трагедия. Для Райты, уже видевшей себя хозяйкой одного из самых больших домов в Краишевке, тоже. А для родителей это оказалось хорошим поводом как можно быстрее женить сына, чтоб не дурил. И они быстренько сговорили ему, по их мнению, ровню. Фелисию.

О, здесь надо знать деревенские обычаи! Как правило, родители позволяют чадам самим устраивать свою жизнь, но если мама и папа вдруг решат проявить власть — все. Сопротивление бесполезно. Надо подчиняться.

Так что Сегорий не мог отказаться ни ради себя, ни ради друга. Фелисия тем более, не с ее характером. Свадьба отгремела, и молодые зажили по соседству с Антосием.

Тот сначала был в бешенстве. Грозил убить Сегория и покончить с собой, но так и не убил и не покончил. Вместо этого неожиданно для всех вскоре женился на Райте, бывшей невесте Сегория.

Анике не раз приходило в голове, а что, если бы она оказалась в такой ситуации? Как бы она себя чувствовала? И сама себе отвечала: отвратительно. Это же пытка какая-то, всю жизнь подсматривать друг за другом через дырки в заборе.

Аника поскользнулась, Антосий подхватил ее, помогая удержаться на разъезжающихся ногах. Судорожно цепляясь пальцами за жесткую кожу плаща, она проглотила вертевшийся на языке вопрос. Не пожалел ли ее спутник о том, что женился на Райте. Глупый и жестокий вопрос. Наверное, пожалел не единожды, и его сегодняшнее поведение доказывает это как нельзя лучше.

До деревни добирались долго. Аника так устала, что обругала про себя и отвратительную погоду, и обычай ставить дома для знахарок на отшибе. Нет, ну действительно, хоть и повелось это с незапамятных времен, когда боги еще только начали благословлять избранных своими дарами, все равно. Пора уже отходить от этих дурацких правил. Понятно, почему знахарок отселяли подальше тогда, — боялись, не понимали и все такое, — но сейчас, когда в городах дочери Ани живут среди горожан, как самые обычные люди, это просто дикость, иначе не скажешь. Да и неудобно.

Слава богам, дом Антосия стоял недалеко от ближнего края деревни, хоть в этом повезло. С тех пор, как Райта забеременела, Аника бывала у нее несколько раз. У их соседей, кстати, тоже — Фелисия, на радость сплетникам, умудрилась забеременеть примерно в то же время. Концерт, да и только.

Антосий отворил калитку и согнул спину в традиционном поклоне:

— Проходите, матушка!

— Благодарствую, — степенно, в лучших деревенских традициях отозвалась Аника.

Быстро пересекла широкий двор, чувствуя под ногами вместо привычной уже грязи выложенную камнями дорожку. Дом надвинулся темной массой, а раскинувшийся над ним огромный каштан закачался, угрожающе шевеля ветками. Антосий прошел вперед, чтобы открыть дверь, и пугающее наваждение, будто дерево хочет ее прогнать, исчезло. Аника шагнула в освещенный дверной проем.

Внутри было тепло и тихо. Впрочем, тишину сразу же разорвал отчаянный женский крик. Мгновенно избавившись от плаща и сапог, Аника рванулась внутрь.

Райта лежала в спальне, потная и растрепанная. Она держалась за живот обеими руками, ее крупное тело сотрясала дрожь, а лицо исказилось от муки.

Аника поняла, что дело хуже, чем она ожидала, быстро разобрала сумку и принялась за работу.

Через два часа ей начало казаться, что эта ночь никогда не кончится. Райта уже не кричала, а выла, подпевая песням беснующегося снаружи ветра. Не помогали никакие средства, даже дар Ани-Милостивой, которым обладала Аника (правда, слабенький, чего греха таить, иначе она не оказалась бы в этой богами забытой деревне), оказался бессилен. Ребенок шел неправильно, ножками вперед, и Аника была вся в мыле, пытаясь хоть как-нибудь облегчить муки роженицы.

Поэтому, когда Антосий вошел в спальню, она не стала скрывать злость и раздражение.

— Ну чего вам еще?

Вообще-то, она, как и любая дочь Ани, не возражала, чтобы при родах присутствовал отец.

Считалось, что так он легче примет заботы о ребенке. Но этого человека Аника видеть здесь не желала. Он уже показал, что на жену и ребенка ему плевать, так на кой он тут нужен? Кто знает, может, своей руганью на Хельфа он и вызывал такие проблемы? Еще неизвестно, как на ребенке отразится. В Хельфову ночь какие только дары с небес не падают….

— Там, это, Сегорий пришел, вас спрашивает, — физиономия у Антосия была обеспокоенная.

От удивления Аника даже обернулась. Ничего себе.

— Зачем?

— Говорит, Лиса, то есть, это, Фелисия, тоже рожает.

Аника застонала. О боги всемогущие, за что ей такое наказание?

— Где он?

— В сенях.

С Сегорием Аника тоже была знакома не первый год. Он всегда был крупным мужчиной, а в последние год-два настолько раздобрел, что еле помещался в сенях. Антосий рядом с ним выглядел мальчишкой. По обычаю, Аника должна была сначала поприветствовать пришедшего, потом дождаться ответа, потом спросить, как дела, и лишь потом вежливо поинтересоваться, какого демона ему от нее понадобилось. Но сейчас на все это не было времени, и потому она коротко бросила:

— Как давно началось?

От такого приема Сегорий слегка опешил, но быстро пришел в себя.

— Не могу знать, матушка. Проснулся недавно, а она бродит по дому, чисто нежить неупокоенная. Всех перепугала. Спрашиваем: ты как, до утра дотерпишь, а она — помру да помру. На помощь вашу уповаем, матушка.

Уповаем. Как мило.

— Так я тут тоже не баклуши бью, батюшка, — не удержалась Аника. — У вашей соседки роды тяжелые, не могу отойти.

В этот момент Райта снова закричала. Сегорий заметно занервничал.

— Ну ладно, — переминаясь с ноги на ноги, выдавил он, — делайте свое дело, матушка, мы подождем, — и повернулся, чтобы идти.

— Погоди! — в разговор неожиданно вклинился Антосий. — Матушка, может, заглянете к ним ненадолго, а с женой пока я посижу?

— Ты понимаешь, о чем просишь, уважаемый? — от возмущения Аника не заметила, как перешла на ты. — Ребенок вот-вот пойдет, а если она умрет у тебя на руках?

— Не слушайте его, матушка, — подал голос Сегорий, открывая дверь. — Я же сказал, мы подождем!

— Ты-то, может, и подождешь, сволочь, — вдруг вызверился на него Антосий, — а она нет! Ты ее никогда не жалел!

Сегорий обернулся с таким лицом, что Аника испугалась.

— Сам-то кого больше жалеешь, а, Тось?

Аника вдруг нутряным чутье поняла, что, если сейчас не вмешается, дело кончится дракой. Только этого ей не хватало.

— Так, замолчите, оба! — прикрикнула она на них.

Мужики вздрогнули и пристыжено опустили головы. Есть, есть в деревенской жизни и хорошие стороны.

— Вы, Антосий, сейчас пойдете к жене и будете делать то, что я вам скажу. А вы, Сегорий, прямо сейчас ступайте ко мне за моей помощницей и приведите ее сюда. Понятно? Все, идите!

Жена Сегория, Фелисия, сидела на лавке, вцепившись обеими руками в живот. Так же, как недавно ее соседка. На этом, однако, сходство заканчивалось. Фелисия, в отличие от высокой и полнотелой Райты, была невысокой и стройной. На нежном тонком лице исходили страхом и болью огромные глаза. Она не кричала, но, как подозревала Аника, только потому, что рядом находилась ее свекровь, угрюмая бабища с вытянутыми в недовольную нитку губами. По слухам, они не слишком ладили, и понятно, что Фелисия больше боялась ее, чем родов.

После быстрого осмотра Аника пожалела, что не умеет раздваиваться. Фелисии нужна была помощь ничуть не меньше, чем Райте. А может, даже и больше. Она посмотрела на свекровь — та с мрачным видом вязала носок — и поняла, что сдерживаться больше не будет. Набрала побольше воздуха в грудь и так рявкнула на эту злобную тетку, что та от неожиданности выронила вязание. Вообще-то дочерям Ани не полагалось рявкать. Равно как ругаться и делать еще много других нехороших вещей. Дочери Ани должны быть совершенством, иначе дар богини мог уйти и не вернуться. Аника понимала, что сейчас могла потерять свой крошечный дар целиком, но это ее мало волновало. Всем своим воспитанием, всей своей сущностью дочери Ани она не могла смириться с потерей пациентки. Сначала жизнь, а все остальное потом.

К счастью, свекровь не стала затевать склоку. Резво вскочила и умчалась выполнять приказания. Вскоре Фелисия уже лежала в чистой постели, раздетая и полностью готовая к родам, а приставленная к ней служанка запоминала, какие травы нужно заваривать и когда давать. Немного успокоенная Аника пообещала вернуться, как только сможет, и побежала к Райте.

Там все было по-прежнему. Аника сходу погрузилась в ад чужих страданий. Вскоре, однако, наметился небольшой прогресс, и на горизонте замаячила надежда. Еще через какое-то время появилась Неса, Аника, почти не отвлекаясь, нашептала ей с десяток указаний и отправила сторожить Фелисию. От сердца немного отлегло. Боги дадут, все обойдется.

Не дали. Не успел и петух прокричать, как дверь распахнулась, и в нее просунулась растрепанная помощница.

— Теть Аника, у теть Фелисии воды отошли!

Аника выругалась, не сдержавшись (вот из-за нее, из-за этой несдержанности у нее такой маленький дар!), но тут ребенок, наконец, пошел, и ей стало не до Несы. Фелисия подождет. Потом. Сначала жизнь, а остальное… потом, потом!…

Мальчик родился маленький, чернявый и тощий. Похожий на лягушонка и совсем непохожий на своих статных русоволосых родителей. Впрочем, Анике было не до того, чтобы разбираться, в кого он таким уродился. Внешне с ним вроде все было в порядке, и она просто положила его на грудь измученной матери. Надо было перерезать пуповину и доделать еще кое-что, но ей не дали. В спальню влетела Неса с криком:

— Теть Фелисия рожает!

Аника бросила все и вспугнутой куропаткой метнулась на улицу.

Она торопилась изо всех сил, но все равно не успела. Вбежав в спальню Фелисии, она увидела, что ребенок уже лежит между ног матери, а сама мать истекает кровью. Наскоро перерезав пуповину, Аника передала новорожденную девочку на руки Несе, а сама занялась роженицей и просидела возле нее всю оставшуюся ночь. Только к утру кровь остановилась, и измученная Фелисия заснула, а Аника вместе с Несой, шатаясь от усталости, побрели домой. На новорожденную девочку знахарка тоже так толком и не взглянула. Не до того было.

И так уж вышло, что тем же вечером Аника получила из Барнского представительства служительниц Ани бумагу с предписанием немедленно покинуть Краишевку и отправиться на постоянное место жительства в Липки, большое село, находившееся примерно в двадцати верстах от Краишевки. Там освободилось место знахарки, которое ей следовало занять.

Сказать, что Аника обрадовалась, это значит, ничего не сказать. Этот перевод был ответом на все ее молитвы. Большое, богатое село, способное не только прокормить знахарку и ее ученицу, но и обеспечить им вполне достойное существование. Что может быть лучше? Это значит, прощай, безнадега, безденежье, жизнь впроголодь, домотканые юбки, рубка дров, прялка, тяжелый труд на огороде и прочие крестьянские заботы! Да здравствуют настоящая лекарская работа, к которой Анику готовили с самого детства!

Аника с Несой наскоро собрали пожитки, намереваясь исполнить предписание прямо на следующее утро. Правда, оставалось одно незаконченное дело — надо было навестить рожениц и убедиться, что с ними все в порядке, иначе ни о каком отъезде не могло быть и речи. Случись что, и никакой этический совет не принял бы Аникиных оправданий. Фелисия и Райта ее пациентки, и их здоровье в любом случае должны стоять на первом месте.

Аника навестила их, но стоит ли упрекать ее, что она отнеслась к делу формально, и осмотр обеих матерей был беглым и поверхностным? Наверное, нет. А на младенцев Аника совсем не стала смотреть, — от греха подальше. Ведь если бы хоть у одного из них обнаружился дар, плакал бы ее перевод горькими слезами. По крайней мере, на ближайшие пару месяцев, пока сообщение об этом не дошло до Барна, и оттуда не прислали бы комиссию. Никуда не денешься, таков порядок. А разве место в Липках стало бы ее дожидаться столько времени? Нет, конечно. Аника полагала, что поступает правильно — в конце концов, обе роженицы чувствуют себя нормально, разве что Фелисия немного хуже, чем Райта, но это неудивительно после таких тяжелых родов. С детьми по их рассказам тоже все в порядке, так чего же еще? А дар вполне может обнаружить ее преемница, у нее на это будет целых три месяца, пока у малышей не закроются каналы.

Аника уехала на следующее утро с легким сердцем и практически чистой совестью, искренне полагая, что здоровье жителей Краишевки теперь забота той знахарки, которую пришлют ей на смену.