Сначала жизнь. История некроманта

Глава 20.

«… после того разговора с Мирой у меня несколько дней все валилось из рук. Я никак не мог поверить, что моя дочь оказалась способна произнести такие чудовищные слова о смерти госпожи Кариты. Это никак не укладывалось в моей бедной голове. Я день и ночь размышлял, пытаясь осознать произошедшее, но так и не смог придумать подходящего объяснения, кроме того, что это ее проклятый брат внушил ей подобные мысли.

Каюсь, данный вывод привел меня в состояние крайней злобы, весьма непривычное и нетипичное для меня. Однако, как здесь говорят, из песни слова не выкинешь, и я с горечью признаюсь в собственном несовершенстве. Да, это есть. Я умею ненавидеть, и не просто ненавидеть, а ненавидеть яростно. Если бы я мог, я бы убил проклятого некроманта голыми руками за то, что он сделал с моей дочерью. У него не получилось осквернить ее тело, но он как-то смог осквернить ее душу.

Впрочем, и мою тоже.

Надо признать, что это недоброе чувство по отношению к темному брату Миры оказалось настолько тяжелым и неприятным, что я уже на следующий день готов был на все, чтобы от него избавиться. Я никак не мог отделаться от него, оно поднимало голову ежечасно, стоило мне только слегка ослабить контроль. О Милостивая моя Анивиэль, прости своего недостойного сына! Я стал хуже лечить пациентов, чем до этого злосчастного разговора! Я даже несколько раз сорвался на учениц, обратившихся ко мне за помощью в университете!

Я не узнавал себя. Я стал похож на туго сжатую пружину, которой достаточно легчайшего прикосновения, чтобы распрямиться.

Никогда в жизни я не переживал подобного.

Никогда в жизни я не ненавидел живое существо настолько, чтобы желать ему смерти.

Пожалуй, я опустился из-за этого проклятого некроманта гораздо ниже, чем моя приемная дочь.

Поэтому когда мой брат предложил мне принять участие в уничтожении этого проклятого ублюдка, я согласился. Хотя в иное время подобное предприятие показалось бы мне весьма сомнительным. Но терзаемый жгучей ненавистью, которую я был не в состоянии взять под контроль, я не смог сказать нет.

Когда мой брат посвящал меня в детали предстоящего события, я смотрел на его красивое, холеное и такое холодное лицо, и мне пришло в голову, что наши эльфийские отстраненность и высокомерие есть не что иное, как способ защититься от таких неприятных эмоций, как та, что владеет мною сейчас. По всей видимости, я был неправ, пытаясь очеловечиться, напрасно отказался от принятой в нашей среде манеры поведения, она не позволила бы мне пасть настолько низко. Я бы смог сохранить свой свет в неприкосновенности, не погрязнув в непроглядной тьме….

И еще одно. Я должен это написать, чтобы быть честным перед самим собой. Я также немного злился на Миру. Она всю жизнь защищала своего недостойного брата, и даже сейчас, когда он всему миру показал свое ужасающе отвратительное лицо, она продолжает поддерживать его, разделяя его мысли. Я не могу понять ее! Она не должна этого делать! А как же наша с ней связь? Как же наше единство мыслей и чувств? Я пытаюсь понять, но не нахожу ответа. Что я сделал не так? В чем ошибся в отношениях с дочерью?….

И еще. Мне страшно признавать, но в настоящий момент я настолько разочарован в себе, что, мне кажется, что часть моей направленной на некроманта ненависти, каким-то образом обратилась на меня самого. И теперь я очень хорошо понимаю Миру, которая заболела из-за того, что слишком сильно винила себя. Впервые в жизни я опасаюсь сойти с ума. Видят боги, эльфы не созданы для таких переживаний….»

(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)

До Черных Прудов Мира и ехавшие с ней мужики добирались около двух часов, и все два часа Мира провела как на иголках. Она с трудом удерживалась, чтобы не торопить старосту, сидевшего с ней в одной повозке, слишком часто. Ей все время казалось, что они едут очень медленно, так медленно, что улитки ползают быстрее. Сначала она время от времени просила возницу ехать быстрее, благо, что повозка, на которой она тряслась вместе со старостой и еще пятью мужиками, ехала первой. Но потом поняла, что ее спутники не просто не торопятся на битву со страшным черным некромантом, а готовы на многое, чтобы ее избежать, и перестала это делать. По всей видимости, небольшая задержка — это единственное, что они могли сделать без ущерба для своей законопослушности. Поэтому Мира собрала волю в кулак и стала просто ждать, изо всех сил стараясь не думать, что там сейчас с Тосем. От этого дорога казалась нескончаемой.

Но все рано или поздно заканчивается, и наступил момент, когда лес, через который они ехали большую часть пути, отступил, и повозка, наконец, выбралась на большое поле, усыпанное серыми камнями. Мира огляделась, пытаясь понять, почему Тось именно это место выбрал своим домом. Наверное, весной и летом здесь было красиво, но сейчас, накануне зимы, это место выглядело голым, мрачным и неухоженным. Не лучшее впечатление производило и строение, возвышавшееся на холме посреди этого поля. Оно было окружено высоким деревянным забором и рвом, наполненным водой, и выглядело довольно странно, представляя собой нечто среднее между Замком Черного Властелина, каким его изображали в детских книжках, и обычной деревенской избой. Над воротами, в настоящий момент открытыми, возвышалась сложенная из бревен башенка, похожая на голубятню, а по периметру забора торчали смотровые вышки, похожие на строительные леса. Кроме того, и строение, и забор были выкрашены черной краской, но не целиком, а так, будто хозяева начали их красить к приходу гостей, но по какой-то причине не успели закончить. Если бы Мира могла, она бы рассмеялась — настолько нелепо выглядело логово страшного некроманта.

К сожалению, Мире было совсем не до веселья. Беспокойство за Тося усугублялось тем, что его нелепый дурацкий «замок» был сейчас окружен огромным количеством народа. Мира подумала бы, что это армия, если бы точно не знала, что у Тирту никакой армии нет, только служба охраны порядка. Так что, скорее всего, это обычные жители города и окрестностей, такие же, как те, что приехали с ней из Ореховки. Наверное, как и ее спутники, они получили приказ, которого не посмели ослушаться. Впрочем, скорее всего, среди них были профессиональные военные или наемники, об этом говорили установленные у подножия холма военные палатки и четкий порядок, видимый даже со стороны.

Чем больше Мира смотрела на поле, тем страшнее ей становилось. Хуже всего было то, что она не знала, за кого надо бояться больше — за Тося или за этих людей. Потому что, если у Тося будет возможность, он их всех убьет. Потом поднимет, конечно, но сначала убьет. Потому что он на них обижен, зол и ему надоело все это терпеть. А они его просто убьют, если у них будет возможность. Потому что он им тоже надоел.

Боги, ну зачем все это?! Неужели нельзя как-то договориться и жить спокойно?

Из-за толпы, окружившей холм, Мире было плохо видно, что происходит у его подножия. А там явно что-то происходило, ведь все внимание собравшихся было приковано к одному месту — площадке перед опущенным мостом через ров.

Мира присмотрелась внимательнее и поняла, что там находится нечто вроде полупрозрачного купола, который по цвету и консистенции был похож на пар, поднимающийся над кипящей кастрюлей. По размерам купол был огромен — выше башни-голубятни и шире ворот, в которые, как Мире показалось, могли свободно проехать три телеги. В куполе постоянно что-то мелькало — то вспыхивало, то темнело.

Мира изо всех сил вытягивала шею, пытаясь понять, что происходит, как вдруг в куполе сначала резко посветлело, и в его стены ударились блестящие металлом шары, а затем резко потемнело, и раздался удар грома. Стены купола после этого покрылись черной слизью, которая тут же начала медленно стекать вниз. Стоявшая у подножия толпа в ужасе подалась назад.

— Кажись, началось, — сказал один из сидящих рядом с Мирой мужиков и осенил себя семишным знамением. — Спаси нас боги!

Мира после этих слов на секунду замерла, а потом сорвалась с повозки и понеслась через все поле к истекающему чернотой куполу.

Она бежала, не чувствуя, как переставляет ноги, у нее было ощущение, что она летит. Она бы, не останавливаясь, пролетела через толпу и влетела в сам купол, но люди вокруг купола стояли слишком плотно, и у нее не получилось пройти. Мира пыталась протиснуться между ними, но они были так сосредоточены на том, что происходило внутри купола, где сверкали молнии и что-то громко завывало, что им было не до нее. Мира мельком с раздражением подумала, что они бы сейчас и слона не заметили, не то, что какую-то дочку Ани.

В отчаянии девушка заметалась вокруг толпы, ища место, где посвободней. Пробежала несколько десятков шагов направо, потом налево, потом вернулась обратно и снова побежала направо теперь уже с твердым намерением пробиться сквозь толпу несмотря ни на что.

К счастью, пробиваться не пришлось, вскоре она увидела небольшой просвет и направилась к нему. Просвет оказался небольшой площадкой, огороженной колышками с натянутой между ними веревкой. Там стояли всего несколько человек, все в мантиях членов Этического Совета. Для городских шишек огородили, — решила Мира, перепрыгивая через веревку. Охранники, стоявшие по периметру огороженного участка и охранявшие членов Совета от простых горожан (потому что вряд ли они смогли бы защитить их от некроманта), никак не отреагировали на нарушившую порядок дочку Ани по самой банальной причине — они тоже смотрели только на купол, как и все остальные.

Запыхавшаяся Мира аккуратно, стараясь не привлекать к себе внимания, принялась лавировать между членами Совета. Ей надо, НАДО было добраться до Тося как можно быстрее, пока он кого-нибудь не убил. Ну или сам не пострадал каким-либо образом. Пока еще есть шанс все это остановить. Потом будет поздно.

Впереди уже виден был просвет, как Мира вдруг остановилась, словно наткнувшись на преграду.

Слева, всего в двух шагах от нее стоял тот, кого она меньше всего готова была здесь увидеть. Господин Амати. Мира невольно сморгнула, не веря своим глазам. Этого никак не могло быть. Он не мог принимать участие в нападении на ее брата. Просто не мог! Если бы он стоял спиной, Мира сказала бы себе, что это просто похожий на него человек и с чистой совестью прошла мимо. Но он стоял боком, и Мире хорошо было видно его изящный профиль, который невозможно было с кем-то перепутать.

— Купол неплохо работает, не находишь? — произнес в этот момент мужчина, стоявший рядом с господином Амати. — Абсолютно безопасно. Никто не войдет, никто и ничего не выйдет.

Мира только сейчас обратила на него внимание и тоже узнала. Это был брат господина Амати. Он что, тоже здесь? Потом Мира осознала, что он только что сказал, и ей захотелось закричать. Постойте, как никто не войдет и никто не выйдет?! Что здесь вообще происходит??

— Разработка семьи Норамиэль, — продолжил эльф, будто отвечая на вопрос, — они представили ее на суд общественности перед самым нашим отъездом. Как видишь, боги покровительствовали нам с самого начала. Хотя, разумеется, мне пришлось его значительно доработать и, боюсь, придется дорабатывать еще. Все же энергии он съедает слишком много. Если бы не твой дар, мы бы не смогли его запустить, и все старания были бы напрасны.

— Да, мы хорошо поработали, — голос господина Амати был уставшим и бесцветным.

Он и сам выглядел неважно. Кожа посерела, словно от недосыпа, а всегда роскошные светлые волосы свисали неопрятными прядями.

— Согласен, — светский тон брата господина Амати резко контрастировал с тоном Мириного приемного отца и казался абсолютно неуместным. — Но основную работу все же проделал я.

— С этим никто не спорит. Кстати, не поделишься секретом, как тебе удалось дать возможность Отражению физически воздействовать на некроманта, не нанося одновременно урона и себе?

Брат господина Амати довольно хохотнул.

— Всего я тебе, разумеется, не расскажу! Однако думаю, никому не повредит, если ты узнаешь, что я сделал амулет, который отводит от него собственные удары. От некроманта, соответственно, тоже, они же отражают друг друга. Как тебе моя идея?

— Ты сильно вырос с тех пор, как внушал лягушкам, что они бабочки, — кивнул господин Амати.

Его брат снова довольно хохотнул.

— Согласись, это было забавно!

— Соглашусь. Но если сейчас твоя затея не сработает, нас всех ждет незавидное будущее. Ты отдаешь себе в этом отчет?

— Все сработает, это во-первых. Видишь, у некроманта почти закончились силы? Он слишком много вложил в последнее заклинание. А у моего протеже амулетов еще на много часов работы. Я практически опустошил все инквизиторские сундуки.

Мира, находясь в настоящем шоке от услышанного, подняла глаза на купол. Там действительно темнеть стало гораздо реже, а вспышки света происходили чаще. Сердце больно стукнулось о ребра. Тось, бедный мой Тось, как же так?

— И во-вторых, — продолжил эльф, — ты ведь не думаешь, что я отпустил парня беззащитным?

— Раньше некромант ломал любую защиту, — возразил господин Амати.

— Только не эту! Защиту, основанную на собственном неприятии, не в состоянии сломать ни одно живое существо!

— Иногда мне кажется, что это тебя поцеловал Хельф при рождении, а не этого глупого мальчишку, — слегка раздраженно заметил господин Амати.

— Приму твои слова за комплимент, — засмеялся его брат. — И в-четвертых, есть у меня для этих двоих еще один сюрприз.

— Что за сюрприз?

— Не скажу. Намекну, но догадайся сам. Скажи, что притягивается друг к другу сильнее всего?

— Не знаю.

— Ты никогда не отличался сообразительностью. О боги, за какие прегрешения вы наградили меня таким братом?

— Перестань паясничать! Лучше объясни!

— Нет, не стану! Какой смысл объяснять что-то эльфу, который не смог понять, по какой причине и с какой целью я привез сюда госпожу Нелиринавию!

— Не настолько уж я и туп, — явно смутился господин Амати, — о твоих целях я давно догадался. Но не собираюсь им способствовать. Госпожа Нелиринавия как женщина меня не привлекает.

— Вот как? А кто привлекает? Твоя дерзкая дочурка?

— Что? — господин Амати резко повернулся к собеседнику. — Что за чушь ты несешь?

Мира, вздрогнув, тоже посмотрела на него. Что он говорит? Он что, думал об этом все это время? И даже когда разговаривал с ней в ее собственном доме тоже? О, боги!…

— Да если бы чушь, — делано вздохнул брат господина Амати, — о, смотри, кажется, все закончилось!

Они оба повернулись в сторону купола. Мира тоже. В куполе действительно стало тихо.

— Похоже, да, — с некоторым сомнением произнес господин Амати, — можешь проверить?

— Сейчас, — брат господина Амати достал из кармана какую-то непонятную штуку и уставился на нее.

Несколько мгновений ожидания, и эльф поднял голову и довольно произнес:

— Все, он готов! Можем снимать купол!

Что?? Как готов? К чему готов??

Эльф сделал несколько пассов руками.

— Все, скоро спадет. Как думаешь, ваш Совет наградит меня за этот подвиг, или отделается устной благодарностью?

Дальше Мира слушать не собиралась. Словно стряхнув с себя оцепенение, в которое ее привел этот разговор, девушка сорвалась с места и побежала в сторону купола. За спиной она услышала возглас господина Амати, но не обернулась. С ним она еще поговорит потом. А сейчас ее больше заботил Тось.

Не может быть!! — билось у нее в мозгу, пока она бежала. — Нет, только не это! Он не «готов»! Боги этого не допустят! Он не может быть «готов»!!

Мира проскочила мимо охраны, по-прежнему увлеченной зрелищем теперь уже опадающего купола и опять не попытавшейся ее остановить. Она неслась, не чувствуя ног, прямо к черному кругу выжженной земли, который постепенно проступал после разрушения купола. За спиной у нее кто-то кричал, кажется, ее звали по имени, но Мира не хотела знать, что там происходит. Не сейчас, боги, не сейчас!

Наконец, она добежала до круга и, не останавливаясь, влетела в него. Закричала, что было сил.

— То-ось! То-ось!

Никто не отозвался.

— То-о-ось!!!

Пробежав несколько шагов, Мира едва не упала на четвереньки, споткнувшись об искореженный и покрытый копотью кусок железа. Только восстановила равновесие и, как под ноги попался обломок меча, о который Мира чуть не поранилась. О Боги, откуда это здесь? Такое ощущение, что сражались, по меньшей мере, две армии….

— То-ось, где ты???

Пытаясь разглядеть что-то в поднимающемся от земли паре, Мира опять споткнулась и на этот раз упала, упершись ладонями в черную жирную землю. С ужасом увидела перед самым лицом торчавший штырь. Поднимаясь и отряхивая руки, решила, что, пожалуй, здесь стоит двигаться медленнее. Потому что, не хотелось бы, чтобы пророчество хабрат исполнилось прямо сейчас по ее собственной глупости. Ведь тогда Тосю она ничем не сможет помочь.

— То-ось!!!

Ну где же он? Осторожно пробираясь через препятствия Мира то и дело оглядывалась по сторонам, ища названного брата. Ей казалось, что небольшой участок земли, который можно было пройти за несколько минут, превратился в непроходимый лабиринт, по которому можно блуждать часами.

— То-ось!!!

Ну не мог же он исчезнуть из круга? Она же прибежала почти сразу после исчезновения купола, разве он мог успеть уйти?

Вдруг Мира остановилась и замерла. То, что она поначалу приняла очередной камень с торчащими из него кусками железа, оказалось…. Выдохнув, Мира сделала шаг вперед и наклонилась над тем, что еще недавно было ее названым братом.

— О, Боги, Тось…. Что они с тобой сделали?…

Перед ней лежало исковерканное, изуродованное, словно перекрученное тело. Вернее, два тела. Слипшиеся, вросшие друг в друга так, что и не разберешь, где чья рука или нога.

Мира всхлипнула и закрыла рот ладонью. Что на свете притягивается друг к другу сильнее всего? Конечно, противоположности. Даже если они воюют между собой и отталкивают друг друга, все равно притягиваются, и чем сильнее воюют, тем сильней притягиваются.

Мира села рядом с телом и взялась за торчавшую кисть с нелепо растопыренными пальцами.

— Тось, как же ты так?…. — она переплела его пальцы со своими и, наклонившись, прижалась к ним щекой. — Бедный мой Тось….

Наверное, если бы Мира просто нашла Тося и его Отражение умершими, убившими друг друга, как обычные люди, она бы это приняла. Она бы, возможно, испытывала сильную скорбь, плакала и долго переживала потерю. Но то, что она увидела сейчас, она принять не могла. Так нельзя. Нельзя ТАК!

Решение пришло так быстро и показалось таким правильным, что Мира, не сомневаясь, выпустила из руки пальцы Тося, выпрямилась и подняла лицо к небу.

— Милостивая моя богиня, твоя дочь обращается к тебе в последний раз….

Эта молитва была короткой, всего несколько фраз. Она никогда и нигде не была записана, но все без исключения дочки Ани знали ее наизусть. Она передавалась шепотом, из уст в уста под покровом ночи в холодной темноте общих спален в общежитиях при училищах.

— Милосердная моя богиня, я прошу тебя о величайшей милости….

Неведомо как узнававшие ее девочки-подростки делились ею друг с другом как величайшей тайной, как самым последним средством на самый крайний случай. Эта молитва так и называлась: «Последняя молитва». Ее нельзя было произносить вслух, если только не настал тот самый, последний, самый тяжелый, самый непоправимый, самый крайний случай.

— Моя небесная мать, прости свою грешную дочь, посмевшую умолять о недозволенном…

Все знали, что Милосердная Ани не одобряет этой молитвы, и берет за нее дорогую плату.

— Возьми то, что принадлежит мне, и отдай потерявшему принадлежавшее ему….

Мир слышал всего несколько раз слова этой молитвы, произнесенные вслух, и вот они снова звучали сейчас, здесь, в кругу выжженной, изуродованной и убитой земли над телом изуродованного мертвого некроманта.

— Верни жизнь туда, откуда она ушла, ибо в этом мире для нас обеих главное жизнь, а все остальное потом!

Закончив молитву, Мира глубоко, с жадностью вдохнула холодный, пахнущий гарью воздух, и с такой же жадностью огляделась по сторонам. Боги, как же хорошо вокруг! Как же она раньше этого не видела? Сейчас ее не смущал ни холодный ветер, ни блеклое солнце, то и дело прячущееся в темных тучах, ни унылый пейзаж поздней осени. Сейчас Мире все казалось невыразимо прекрасным. Улыбаясь, она подняла лицо к солнцу. Старая хабрат все-таки угадала, — подумалось ей. — Зиму я уже не увижу.

Она села рядом с телом Тося, теперь не пугавшим ее, и снова взяла его за руку.

— Ничего, Тось, ничего, потерпи еще немного, — прошептала она, — скоро все будет хорошо. Обязательно будет….

Солнце выбрало этот момент, чтобы выглянуть из-за туч и осветить все вокруг. Мрачный пейзаж преобразился, заиграв яркими красками. Даже нелепый замок Тося стал выглядеть солиднее. Мира подставила лицо солнцу. Ну почему всю прелесть жизни начинаешь ощущать тогда, когда приходит пора с ней расставаться?

Неожиданно руку Миры дернуло. Потом еще раз, сильнее. Она разжала пальцы, выпуская судорожно двигающуюся конечность, но глаз не открыла. Впрочем, она вполне могла бы это сделать, не опасаясь за свое чувство прекрасного. Тело Тося уже не представляло собой того ужаса, который был вначале. Не было двух слипшихся в одно уродливых трупов, словно побывавших в мясорубке. Теперь это было одно нормальное тело, которое постепенно становилось таким, каким оно было, когда Мира и Тось в первый раз встретились в университете. Куда-то исчезала болезненная худоба, приобретенная в инквизиторских застенках, ушла с лица мертвенная бледность, полученная после ритуала полуподнятия, пропали круги под глазами, возникшие после бессонных ночей изучения некромантии.

Тело Тося вздрогнуло, вздохнуло и открыло глаза. Потом село и удивленно уставилось на Миру.

— Мира? — спросил Тось, протирая глаза будто спросонья. — Что ты здесь делаешь?

Она улыбнулась и, наконец-то соизволила посмотреть на своего названного брата.

— А сам как думаешь?

— Ты меня вылечила, что ли?

— Ну, вроде того. Посмотри, какое чудесное сегодня солнце!

Тось, прищурившись, посмотрел на небо.

— Ага! Смотри, а вон то облако похоже на собаку!

— Точно! А вон то на курицу! А то, справа, на бабу Саву с хворостиной, когда она гусей загоняла! Помнишь, как она на них кричала: Кыш, патлатые! Хотя, почему патлатые, они же гуси, а не козы?…

Тось расхохотался.

— А помнишь, как она нас в огороде поймала и так же хворостиной гнала! Кыш, патлатые!

Мира тоже рассмеялась.

— Да, мы первую редиску своровали, а она хотела ее соседкам показать, похвастаться, что у нее выросла раньше всех!

— Мира, — Тось посмотрел на нее счастливыми глазами, — мне так хорошо сейчас. Я давно себя так хорошо не чувствовал! Ты все-таки великая лекарка, не зря крестьяне готовы тебе ноги целовать.

— Да ладно, — чуть смутилась Мира, — скажешь тоже….

— Слушай, а этот… ну который отражение… он где? Ты ему тоже помогла?

— Да, — кивнула Мира, — и тебе, и ему. Вы теперь снова одно целое.

— Понятно, — Тось криво усмехнулся. — Великая, значит великая во всем. То-то я так хорошо себя чувствую. Целым…. Не думал, что мне его так не хватало. И голова совсем не болит….

Они немного помолчали.

— Слушай, Мир, — немного неуверенно начал Тось, — а давай уедем, а? Бросим все и уедем? Ты прости меня за тот случай, я больше никогда так не сделаю. Наоборот, хочешь лечить, будешь всех лечить, я слова не скажу! А я свой дар вообще больше использовать не буду, надоело все хуже горькой редьки. А хочешь, в Краишевку уедем? Я проклятие сниму, если нас не надурили, что оно там есть, и будем жить, как раньше! Мир, пожалуйста, ну хоть подумай!

Тось с отчаянием посмотрел на Миру, которая слушала его молча с очень спокойным лицом.

— Это из-за твоего эльфа? — вспылил Тось. — Из-за него не хочешь ехать?

— Нет, — Мира успокаивающе положила руку на Тосев сжатый кулак. — Не из-за него.

Тось поднес Мирину руку к губам.

— Что это? — вдруг сдавленным голосом произнес он, с ужасом глядя на Мирину руку. Сквозь руку Миры можно было разглядеть его собственную ладонь. — Мира, что это?

Мира посмотрела на руку и выдернула ее из пальцев Тося.

— Ничего!

— Мира!!

— Я же сказала, ничего! — резко бросила Мира. И, поколебавшись, добавила: — Это плата. Тебя убили. Вас обоих. Что мне оставалось делать?!

— Мира!! — Тось вскочил и зло уставился на нее. — Ты с ума сошла?? Слышал я про эту вашу молитву, но не думал, что ты… Ишь ты, плата! На погребальных досках я видел такую плату! А меня ты спросила, хочу я такой платы?? Немедленно молись обратно! Пускай все возвращается, как было!

— Так, сядь и успокойся! — прикрикнула на него Мира, и Тось осекся, удивленно глядя на нее. Он никогда раньше не слышал, чтобы его названная сестра так с кем-то разговаривала.

— Я не собираюсь ничего менять! — не сбавляя тона, отрезала Мира. — Во-первых, это невозможно, а во-вторых… — она на миг запнулась, а потом едва ли не выкрикнула, — не хочу!

— Почему… не хочешь? — после небольшой паузы, понадобившейся на осмысление того, что она сказала, спросил Тось.

Мира усмехнулась, горько и как-то очень по-взрослому.

— Да я просто устала. Старуха хабрат была права, не в радость мне ничего. Вот ты все эти годы как жил?

— Ну… в смысле, как? — не понял Тось.

— Ты злился, страдал, разочаровывался, цеплялся за жизнь, боролся с целым миром, ошибался, делал хорошие и дурные вещи…. Ты ЖИЛ, Тось! А я?… Меня сломала первая же неприятность, и я так и не смогла с этим справиться. Я слабая, Тось! Я такая дура. Я же не жила, а мучилась. Врала всем, какая я хорошая, чтобы меня не бросили… Я так устала от этого, что больше просто не могу… — Мира словно выдохнула последнюю фразу, явно почувствовав облегчение от того, что высказала все это.

Тось растерялся и не знал, что сказать.

— Неважная из меня получилась дочь Ани, — вдруг улыбнувшись, продолжила Мира. — Надо было на прощание сказать тебе что-нибудь возвышенное, вроде «будь достоин дарованного тебе священного дара жизни, не греши и молись нашей милосердной богине ежедневно». Но мне не хочется. Просто живи, мне от тебя больше ничего не надо. Ты, конечно, не лучший человек на свете, но я чувствую, что поступила правильно. Сначала жизнь, а все остальное потом.

— Мира, — Тось сел рядом с ней. — Ты же меня бросаешь, Мира. У меня кроме тебя никого нет. Ты понимаешь, что я без тебя таких дел наворочу? Или не наворочу, потому что меня вот эти — он кивнул в сторону тиртусцев, — сейчас придут и убьют. Надоело! Бегать, оправдываться, бояться, все надоело! Хватит с меня, я тоже устал. В общем, ты как хочешь, а я с тобой, — Тось заозирался в поисках чего-нибудь острого.

— Не смей! — Мира ощутимо ткнула его полупрозрачным кулачком. — Я что, зря навлекала на себя гнев богини? Зря отдавала жизнь за тебя? Не смей! Уходи отсюда хоть в ту же Краишевку, женись, заведи детей, много-много, чтобы и на меня хватило! У меня не получилось, так пусть хоть у тебя будут….

— Ты все-таки это сделала!

Тось и Мира дружно обернулись на голос. В нескольких шагах от них стоял Мирин приемный отец. Выглядел он ужасно — налитые кровью безумные глаза, серое лицо и всклокоченные волосы.

— Ты растоптала все, чему я тебя учил! — вдруг злобно выкрикнул он. — Ты предала меня, предала нашу милосердную богиню, предала свой дар, людей вокруг… И все ради чего? Ради своего ничтожного братца! Ты мне больше не дочь, Мира! Все кончено! Я отрекаюсь от тебя. Живи теперь с этим, если сможешь….

После этого эльф повернулся и пошел прочь, пошатываясь, словно пьяный.

Тось мельком глянул на скривившееся от боли, лицо Миры, и не выдержал. Она тут жизнь собирается за него отдать, а этот женоподобный ублюдок ей морали читать вздумал. Еще и издевается. Живи с этим как хочешь… живи….

— Эй ты, эльфийская сволочь!… — окликнул он эльфа, вставая. Может, напоследок ему хоть морду набить?

Мирина ладонь легла ему на руку.

— Не надо, — тихо прошептала она. — Он не знает. У эльфов после последней молитвы всего лишь отнимается дар. Он никогда не интересовался, как это у людей.

Тось снова уселся рядом с ней. Весь его гнев как рукой сняло. Еще немного и Мира уйдет. А потом и он сам. И сейчас тратить время на какого-то эльфа? Да пусть убирается куда подальше.

— Мира, — тяжело сглотнув, заговорил он, — как ты думаешь, какая сейчас в Краишевке погода?

— Не знаю, — глядя на серое небо ответила Мира, — наверное, снег уже выпал. Это здесь зима запоздала…. Ребятня вовсю на санках катается….

Тось вздохнул, услышав невысказанное «как мы когда-то», и тоже уставился на проплывающие по небу облака.

— Скоро праздники, — вспомнил он про Сольнино трехдневье, которое ожидалось через неделю. — Калачей напекут…. Помнишь, какой запах везде стоял?….

Улыбнувшись, он прикрыл глаза, вспоминая, как мать в эти дни с раннего утра пекла сдобные калачи и булочки, которых нужно было наделать как можно больше, чтобы угодить богине семейного очага. Тось в эти дни просыпался от теплого вкусного запаха, который пропитывал весь дом и держался еще целую неделю после праздников. Странно, сейчас он почти не злился на мать….

Тось отвлекся всего на несколько мгновений, но когда открыл глаза, Миры рядом уже не было. Он заполошно закрутил головой, но потом увидел ее легкий, почти прозрачный силуэт, поднимающийся вверх. Рукава и подол светло-серого одеяния еле заметно шевелил ветер.

— Мира, — простонал Тось.

Она будто бы сделала движение головой и, как показалось Тосю, улыбнулась ему. Затем еще немного поднялась вверх и исчезла совсем.

Тось закрыл глаза, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Сжав кулаки, несколько раз со злостью и отчаянием ударил по земле.

Вот как ему теперь жить? Как??! А главное, зачем??

Нет, с этим пора кончать.

Он с мрачной решимостью встал и огляделся в поисках чего-нибудь острого, вроде ножа и меча. В том, что здесь такого добра должно валяться немало, он не сомневался. Его отражение столько раз метало их в него сотнями, что даже после заклинаний мгновенной ржавчины обязательно должно было хоть что-то да остаться. Если перерезать сонную артерию, он умрет быстро.

Заметив подходящий кусок железа, Тось наклонился и поднял его. Это оказался осколок лезвия, неровный с одной стороны и острый, как бритва с другой. Тось попробовал его ногтем и удовлетворенно кивнул. Сойдет. Ну вот и все. Радуйся, Тирту, ты сегодня победил. Профессор Карлоний, наверное, будет счастлив. Мира, пожалуйста, не уходи далеко!… Тось зажал лезвие в ладони и поднес к шее.

Внезапно сверху что-то вспыхнуло и осветило всю округу ослепительным белым светом. От неожиданности Тось дернулся, выругался, прикрывая ладонью глаза, но тут же отвел руку, пытаясь рассмотреть, что происходит.

Происходило что-то непонятное. На том месте, где исчезла Мира, будто взорвался сияющий шар, и огромная, ощутимо мощная волна от него опустилась вниз и покатилась по полю.

Тось с криком упал на землю, ожидая быть или сожженным этой волной, или раздавленным ею, или захваченным и закрученным этой ужасающей силой.

Но ничего такого не произошло. Волна прошла сквозь него, протащив всего лишь несколько шагов, и схлынула, оставив после себя ощущение опустошенности, как будто вырвала сердце. Тось еще некоторое время лежал, приходя в себя. Потом встал и, пошатываясь, побрел по направлению к воротам.

В голове было пусто, как в горшке, из которого выскребли остатки каши. Мысль о самоубийстве забылась, спрятавшись куда-то вместе со всеми остальными.

— Стой!

Ударом по плечу Тося развернуло и отшвырнуло в сторону. Он еле удержался на ногах, но зато быстро пришел в себя. Хотел ударить в ответ силой, но у него почему-то не получилось. Да оно и к лучшему, потому что Тось увидел, кого принесла нелегкая.

— Какого ….?! — он злобно ощерился на стоявшего перед ним Мириного приемного отца.

В память о Мире убивать его не хотелось, а вот высказать все накопившееся хотелось очень. И Тось уже хотел начать с обзывания эльфа женоподобной сволочью, но вдруг осекся, потому что ничего женоподобного в стоявшем перед ним мужике в настоящий момент не было. Напротив, было нечто чрезвычайно твердое, непреклонное и… отчаянное.

— Где Мира?

Тось сплюнул, повернулся и пошел дальше. Чего с ним разговаривать? Как был идиотом, так и остался.

— Постой! — на его плечо снова опустилась рука, но теперь уже мягче. — Где Мира? Она же была с тобой!

Тось обернулся и посмотрел на эльфа с неожиданной для себя жалостью. Хмыкнул и дернул плечом, сбрасывая руку.

— Ушла! — буркнул он. Эльф хотел ответа? Он его получил.

— Что? — Мирин отец не собирался сдаваться. — Как она могла уйти после явления Милостивой Анивиэли? Нам с ней срочно нужно в храм! Послушай, тебе не надо защищать ее от меня. Признаю, я погорячился, я хочу извиниться за те слова, которые ей сказал. Помоги найти ее, прошу тебя, — было видно, с каким трудом дались ему последние слова.

Тось прищурился. Так вот что это было за представление. Надо же, мерзкий некромант сподобился присутствовать при явлении народу самой милосердной богини пантеона.

— Так это ваша Ани тут свистопляску устроила? — нарочито грубо поинтересовался он.

Эльф не ответил, молча глядя на него.

Тось тоже помолчал, надеясь, что тот сам поймет, потом нехотя добавил:

— Миры здесь нет, не надо ее искать.

Мирин отец снова ничего не сказал, продолжая молча смотреть.

Тось вздохнул и уточнил, глядя прямо в непонимающие глаза эльфа.

— Совсем нет.

Тот некоторое время осознавал эти слова, и было заметно, как по мере осознания темнеет и заостряется его лицо.

— Так ты ее?…. — потрясенно выдохнул эльф. — Несмотря на то, что она тебя спасла?

— Совсем тупой? — Тось окончательно разозлился. — Я в отличие от некоторых, от нее не отрекался. Да я ее пальцем не тронул!

— Но как же тогда?….

— Она прочитала последнюю молитву, — с усилием проговорил Тось.

Мирин отец все еще не понимал.

— И что? Она потеряла дар и….

— Это ты, эльф, потерял бы дар, а она, человек, потеряла еще и жизнь, — прошипел Тось, ненавидя эльфа за слова, которые ему пришлось произнести. — Лучше бы оставила все, как есть, честное слово….

— Но как же?…. Но я же… Она же… — потрясенно прошептал эльф, а потом вдруг, схватившись за лицо, закричал так, будто его резали, повернулся и побежал прочь.

Тось только покачал головой и пошел к воротам.

Чем ближе он подходил, тем яснее чувствовал, что что-то не так. Ворота ему, конечно, открыли, когда он выходил, но чтобы их не закрыли после его ухода…. Тось прошел между двумя высокими, окованными железом створками. Никого не видно ни рядом с воротами, ни дальше. Странно, его сейчас должны встречать со всем пиететом.

Взгляд натолкнулся на лежащее бесформенной кучкой тело в черной холщевой одежде, которую носили его поднятые. Что за?…. Тось протянул руку, чтобы поднять снова и расспросить, что случилось. Однако его сила, к которой он привык за долгие годы и которая его ни разу не подводила, на этот раз не откликнулась, и поднятый остался лежать.

Тось остановился скорее озадаченный, чем испуганный. Снова вытянул руку.

С тем же результатом.

Что это?

Как это?

Перед глазами пронеслось воспоминание о белой волне, которая прошла сквозь него. Так вот что она с собой забрала!

Тось растерянно огляделся вокруг. Он столько времени мечтал стать свободным от своего дара, что теперь, когда это произошло, не очень понимал, что ему делать.

Первая мысль была о Фаравии и остальных личах. Может они еще… ну, существуют?

Тось повернул направо и пошел к одной из лестниц, ведущей на стену. Когда поднялся наверх, понял, что напрасно надеялся. Никого… существующего здесь не было. То тут, то там валялись тела его бывших поднятых, среди которых попадались и личи. Это было … неприятно. Вот так разом потерять всех, кто тебя окружал в последнее время. Даже если это были всего лишь зомби, все равно. Очень неприятно.

Тось прошел еще немного до первой смотровой вышки и поднялся наверх. С тяжелым сердцем оглядел свои владения. Поднятых у него было… много. Он не знал точной цифры, не считал никогда. Фаравий, наверное, знал, ведь это ему приходилось кормить всю эту ораву. А Тось как сбился со счета на третьей сотне, так и не интересовался больше. Теперь их всех придется хоронить. Адская работенка для одного человека. Деревенских он теперь вряд ли заставит помогать, дара-то у него нет, пугать нечем….

Кстати! Тось оглянулся на поле, где стояло войско славного города Тирту. Они его там собираются убивать или нет? Если не собираются, может, помогут?

Обновление от 30.03.

Обстановка за стеной порядком удивила. Народ сбился в большие кучи, что-то горячо обсуждая и размахивая руками. От одной из групп на глазах у Тося отделилось несколько человек и без всякой помпезности, толпой, направилась к воротам.

Тось подумал немного и решил пойти к ним навстречу. Если хотят убить, то прятаться бесполезно, козырей у него не осталось, все равно найдут и прикончат. А если поговорить, то имеет смысл попробовать договориться. Правда, до чего именно договориться, Тось пока не знал, но это неважно. До чего-нибудь.

Спустившись вниз, Тось вдруг услышал громкий вопль. Вздрогнув от неожиданности оглянулся с отчаянной надеждой, что кто-то из его поднятых еще… э… существует. И понял, что про кое-кого просто забыл. Из-за стоявшей неподалеку сторожки на него выскочил всклокоченный поэт, пробежал десяток шагов и бухнулся перед Тосем на колени.

— Хозяин, вы живы!

И обхватил ноги бывшего некроманта, и так слегка обалдевшего от того, что слышит голос всегда молчаливого поэта-оборотня.

— Эй, Леций, ты чего? — Тось попытался отпихнуть его от себя, но добился только того, что поэт стиснул его ноги еще крепче и прижался к ним щекой. — Да живой я, живой, да что с тобой вообще?!

— Хозя-я-ин!

Из-за той же сторожки с громким воплем выбежал прозаик. Этот на колени падать не стал, просто обхватил Тося вместе с поэтом и сжал в медвежьих (или волчьих?) объятиях.

— Да объясните вы, что случилось? — с усилием отталкивая их от себя, спросил Тось.

Не хватало еще с мужиками обниматься! Хотя, честно говоря, он был рад, что они не умерли вместе со всеми. Привязался он к ним, чего греха таить. Да и помощь не помешает.

— Хозяин, мы уже думали, вы того! — тут же заговорил прозаик, отпуская Тося. — Когда наши ребята начали падать один за другим, мы уж подумали, что все! Конец и вам, да и нам заодно! В штаны наложили, честно говоря, хозяин! Ох, как же мы рады, что вы живы, ваше темнейшество!!!

— Да ладно тебе, — немного смутился Тось, никак не ожидал, что кто-то может ему так радоваться, — вам-то чего переживать, вы же не мертвые, вас бы не зацепило. Да и вообще, не темнейшество я больше, так что служить мне теперь не обязательно. Только ребят похоронить помогите и можете быть свободны.

— Как же так, ваше темнейшество? — прозаик аж поперхнулся от таких новостей. — То есть, э-э, господин Антосий? Вы нас прогоняете? Мы же, прошу прощения, оборотни! Кому мы кроме вас нужны? Нас же на вилы поднимут в первой деревне! Про город и говорить нечего!

— А, точно, — Тось хлопнул себя по лбу, — оборотни.

Он внимательно оглядел прозаика и поднявшегося с колен поэта, что-то прикидывая про себя. Потом развел руками.

— Сожалею, мужики, но вернуть все, как было, я не смогу! Обряд-то я помню, и прямой, и обратный, но силы у меня теперь нет. Забрали. Богине нашей милостивой за это помолитесь. Так что либо придется вам другого некроманта искать, который все это снимет, либо смириться и жить оборотнями.

Литераторы переглянулись, дружно вздохнули, потом вроде что-то вспомнили и заметно успокоились.

— Ну что ж, — сказал прозаик, — значит, будем жить оборотнями. Вы только нас не прогоняйте, господин Антосий. С вами все равно спокойнее. К вам даже теперь побоятся сунуться.

Тось не успел ответить, как приоткрытые ворота снаружи постучали. Громко. По всей видимости, ногами.

— Ну вот, уже сунулись, — криво усмехнулся Тось, глядя на ворота, чтобы не пропустить появления гостей. — Шли бы вы отсюда, оборотни, а то и вас прибьют за компанию!

Литераторы снова переглянулись, напряглись, как волки в засаде, и не двинулись с места.

Створки ворот немного раздвинулись, пропуская четырех человек. Тось узнал профессора Карлония и трех членов Этического Совета.

— Да чтоб ты лишаями покрылся! — со злостью пробормотал он.

Профессора Карлония он хотел видеть сейчас меньше всего. Опять, небось, начнет оскорблять и уговаривать сдаться. А хуже всего, что сдаться все-таки придется. Сегодняшний бой выиграл профессор и эти индюки из Совета, что тут еще скажешь?

Подойдя, профессор с достоинством поклонился.

— Рад приветствовать, господин некромант!

Тось хмуро посмотрел на него. С чего это он решил тут церемонии разводить? Чтобы потом посильнее унизить?

— Здоровались уже сегодня, профессор. Может, ближе к делу?

— Как скажете, господин некромант! — профессор Карлоний почесал левую руку. — Ближе, так ближе. В общем, как бы это сказать…. — и нервно почесал шею.

— Да не томите уже, говорите, как есть, — не выдержал Тось.

— Свободным городом Тирту и его Этическим Советом я уполномочен заявить, что мы снимаем все ранее озвученные претензии, — почти по-военному отчеканил профессор.

— Чего? — не понял Тось.

— У свободного города Тирту и его Этического Совета больше нет к вам претензий, господин некромант! — пояснил профессор, но Тосю понятнее не стало.

— То есть как? Всегда были и вдруг исчезли? — искренне удивился он.

Профессор поморщился, будто проглотил ложку уксуса, и нервно почесал щеку. Видно было, что хотел сказать что-то еще, но быстро взял себя в руки, и сказал то, что надо:

— Свободный город Тирту выплатит вам компенсацию за нанесенный сегодня моральный ущерб. Также вам предоставляется право жить на территории города, владеть собственностью и вести собственное дело. Если пожелаете, Магический Университет Тирту предоставит вам место преподавателя на кафедре некромантии.

— А?… Чего?…. — Тось был настолько ошарашен, что на время разучился связно выражаться.

— Ну чего вы от меня еще хотите?! — вдруг вспылил профессор. — Чтобы я произнес это вслух? Да, вы выиграли, господин Антосий Черный! Как бы это ни ужасало меня или любого другого жителя города, Тирту признает свое поражение и надеется, что ему не придется за это слишком дорого заплатить! Вы это хотели от меня услышать, господин некромант?! Может, мне добавить еще личные извинения, чтобы вы приняли предложение города и изволили стать его добропорядочным жителем, каковыми является абсолютное большинство людей, его населяющих??

Челюсть Тося захлопнулась с таким громким звуком, что его услышали все присутствующие.

— То есть, — недоброжелательно прищурившись, прошипел бывший некромант, — вы предлагаете мне стать жителем вашего славного города, открыть там свое дело, пойти преподавателем в университет и еще денег за это заплатите?? И это после того, как гнали меня оттуда поганой метлой??

Профессор Карлоний сделал шаг назад.

— Чего вы хотите, господин Антосий? — устало спросил он. — Чтобы свободный город Тирту перед вами извинился? Он извинится. Может, хотите моих личных извинений? Простите меня, пожалуйста, что я принял участие в вашем изгнании из города. Я сделал роковую ошибку, за которую буду корить себя до конца жизни. Потому что, если бы вы остались в городе тогда, то не случилось бы того, что случилось сегодня. Не погибла бы чистая, замечательная девушка, которую я любил как родную дочь. Не было бы явления богини, которое многие, слишком многие, истолковали, как карт-бланш, выданный вам на любые действия. Не покинул бы этот мир еще один прекрасный молодой человек, который имел мужество выйти против вас на бой. И мой благородный друг, эльф великой и добрейшей души, не убил бы своего брата, лишившись одновременно и дара, и родственника, и смысла жизни. Боги видят, как я сожалею, что выступил против вас, господин Антосий! Принимаете ли вы мои извинения?

— Что? — Тося настолько поразило сказанное, что он с трудом соображал. — Эльф убил брата? Он что, с ума сошел? Я здесь не при чем!

Профессор не ответил, молча глядя на Тося. Трое членов Совета стояли за профессорской спиной, усиленно притворяясь деревьями.

Тось резко выдохнул, потер ладонями лицо и повернулся к литераторам.

— Слышали? Они предлагают мне преподавать у них в университете!

Литераторы стояли с деревянными минами и даже не переглянулись.

— Они!! Мне!! ПРЕПОДАВАТЬ!!

Литераторы дружно сделали плавный шаг назад.

— СЕЙЧАС!!! Да чтоб вас!!…

Тось крутанулся к профессору так резко, что черная мантия разлетелась, будто от ветра. Профессор, нервно расчесывающий ладони, тоже сделал шаг назад. Правда, не такой плавный, как литераторы. И чесаться не перестал.

— Нет, профессор!! — выплюнул ему в лицо Тось. — Я не принимаю ваших извинений! Я не пойду жить в ваш демонов город Тирту и не стану преподавать в вашем демоновом университете!! И знаете, почему? Потому что я больше не демонов некромант, ясно?? Эта демонова богиня лишила меня дара, и мне теперь на…ть на ваш университет, и на ваш город, и на вас, профессор!! Мне плевать на дар, но Миру я вам никогда не прощу!! Если бы не ваши уловки, она была бы жива!! Можете звать своих, пускай идут убивать меня, мне плевать! Вы же только на это и способны, жадные тупые уроды! И прекратите чесаться, как демонов шелудивый пес, когда я с вами разговариваю!!…. — Тось вдруг осекся, удивленно уставившись на профессора.

Лицо профессора, как и руки, покрывали красные пятна с коричневыми ободками.

— Твою семерку!… — потрясенно выдохнул Тось.

— Что? — не понял профессор и принялся оглядывать себя.

Увидел пятна на руках, схватился за лицо. Члены Совета сначала бросились к нему, но увидев, во что превратилась кожа их коллеги, дружно вернулись назад.

— Пожалуй, я бы посоветовал вам пока меня не убивать, — медленно проговорил Тось, разглядывая профессорскую физиономию. — Вы случайно не в курсе, как снимать проклятия?