Снежная стая

ГЛАВА 11

У самой околицы, возле колодезя, где бабы да девки по осени мне шкуру полоскали, а ныне было темно да пусто, я сызнова зверем собралась. Постояла, поводя башкой из стороны в сторону, принюхиваясь, ловя чуткими ушами малейшие шорохи — вроде, все в порядке. Встряхнулась, сыпанув на площадку у колодца мелкими снежинками, и потрусила обратно, вглубь селища, забирая от колодца левее. С той стороны жил Другак-Леворук, свояк рыжего коваля с беличьего хутора, у которого тот и останавливался, буде случалась нужда в Лесовики выбраться. Коли уж выпала такая оказия, что ныне мы оба сюда заглянули — стыд не переведаться.

Драпая из селища, я ухмылялась во всю пасть — может, маги и не оценили мою затею, а мне все едино казалось, что затащить на крышу трактира кузнецовы сани, неосторожно оставленные за забором Другакова подворья, было куда как уместно!

Жаль только, не удалось задумку до конца довести — не совладала я с тяжестью неповоротливых саней, громыхнула, хозяин на шум и выскочил, а вослед ему и постояльцы. Эх, как полыхнула синим светом выпущенная Колдуном волна!

Я-то до последнего с от своего не отказалась, уж больно мне приятно было представлять лица магов, когда они сани те увидят, да поймут, что нежить проклятущая прямо над ними была, почитай — по головам топталась. А тут едва в сугроб порскнуть успела, больно уж зарево колдовское недобрым отдавало.

Что-то звонко выкрикнул эльф, и снег передо мной встал ледяными пиками, едва перескочить успела, за малым, в лапах запутавшись, не напоролась на белые острия. Серый и щенок ударили мигом позже Колдуна, слажено и дружно, и заклятия их, пролетели прямо надо мною, когда я, шубу свою богатую спасая, плюхнулась брюхом в снег, и метнулась в сторону, а потом сызнова, но уже в иную…

И все то время, пока мы с добрыми гостями дядьки Ждана силами мерились, непрерывно визжала магичка. Пронзительно, на одной ноте, но не как бабы заполошные с перепугу, а будто собирая вокруг себя силу. Ведать не ведаю, чего она там творила, но на своей шкуре проверять желания не имела вовсе. Одним прыжком выметнулась на улицу, и, боле не скрывая себя от внимательных дворовых псов, под оголтелый, перепугано-яростный брех, понеслась к Седому Лесу напрямик, что твоя стрела. Упиваясь весельем да восторгом, отчетливо слыша, как в предутренней зимней тьме костерят меня на все корки незадачливые охотнички да перебуженные ни свет, ни заря селяне.

Так от и вышло, что ясно солнышко, вставшее по — над Седым Лесом, застало меня радостно удирающей от пятерки всерьез разошедшихся магов. Закладывала круги и петли я не просто так, а с умыслом. Врезаясь в сугробы, проминая тяжким звериным телом кусты, вылетая нежданно из-под еловых лап, старалась я растянуть супротивничков, раскидать их по Лесу. И ликовала во мне душа, радовалась дикою звериною радостью, когда я вылетала из засады и, врезавшись в могутные плечи, роняла в пушистый покров Колдуна, когда бросалась в ноги кому из его соратников. И, хоть маги моего веселия, верней всего, не разделяли, я все едино щедро делила его с ними. Окуная своих добытчиков в снег по второму кругу.

Здесь, в Лесу, разыгравшись, я боле не строжилась — и перекидывалась то зверем, то белым снегом, уж играть — так играть! И не стесняясь заходила я со спины на Слава-Мальчишку, готовая вспрыгнуть ему на загривок да и опрокинуть лицом в колючий ежевичник. И пока охотник барахтался под лапами здоровенного зверя, пытаясь разом спихнуть его с себя, отплеваться от набившегося в рот снега да не собрать на лицо все злые мелкие колючки с куста, содрала с его пояса подвязанный кошель. Треснул ремешок, и Мальчишка, почувствовавший потерю, рванулся особо отчаянно, но я дожидаться, покуда он осилит освободиться али взять себя в руки да и ударить меня, паскудную, магией, не стала. Подхватила добычу удобнее да и была такова — шмыгнула в кусты, только меня и видели.

Выбралась из кустов, и стараясь держать пастью обрывки ремешка, не касаясь грубого холста, из коего кошель сработан был, трусила в сторону от того места, где искали меня озверелые маги. И попутно измышляла, что бы такого сотворить с нынешней моей добычею? Можно на дерево затащить, на колючую да густую смолистую елку, на которую не враз придумаешь, как взобраться, иль на столетний дуб, что каждую весну лесовиковские парни да девки лентами да цветами одаривают, прося у старого великана удачи в любви — то-то щенку радости будет. А можно и в овраге схоронить, там, где тем летом волки оленя задрали. Там и по сей день его остов, на кости растащенный, валяется.

Хотя — что там того костяка? Зверьем обглоданный, непогодами выглаженный, он и не смердит давно уже. Нет, иначе поступить надобно! Я совсем уж было решила, что следует мне возвернуться в селище, да и схоронить добычу в корыте у старостиного борова, как вдруг ощутила движение рядом, и прямо поперед моим носом пролетела зеленая лоза, я только и успела, что с постыдным визгом в сторону скакнуть, уклоняясь. Эльф, про которого я совсем забыла, про меня, однако, не забыл — и теперь потчевал щедро заклинаниями, что хлебосольный хозяин дорогого гостя. Ну, это мы еще поглядим, кто здесь гость, а кто хозяин, взнегодовала я, да и осыпалась пушистым покровом по ближним да дальним сугробам, оставив бесчестно уворованный кошель сиротливо темнеть в снегу. Сапсан не двинулся с места, оборачиваясь вокруг себя самого, стараясь охватить вниманием сразу все, а не только невеликую полянку, где меня мало врасплох не застал. Он ожидал нападения в любой миг и с любой стороны — и все равно не уберегся.

Тот, кого не приметили ни я, ни эльф, дождался, пока перворожденный повернется к нему спиной, и аккурат тогда оглушил охотника, безо всякой магии приголубив по светлой макушке. И, видно, опали от движения укрывавшие супостата чары — в единый миг я его увидала, учуяла знакомую магию, и разом взъярилась. Мало того, что эта погань мне с осени житья вольного не дает, так еще и на добычу мою зариться?! Нет уж, пусть себе другого кого добудет, а этого эльфа я и сама изведу!

Снег взметнулся белыми крылами, тело распрямилось в прыжке, в пустую щелкнули клыки — неведомый маг, что столь ловко одолел Аладариэля Сапсана уклонился, прикрылся бесчувственным его телом, отшатнулся назад — и исчез, будто и не было, растаял в прозрачном воздухе, успев прихватить с собой оглушенного эльфа и напоследок кинуть знакомо пахнущие чары. От них снег словно сам собой вскружился в воздухе, да и осел назад, укрыв потревоженный нами покров поляны да зимние шубки деревьев. По всему выходит, прямо за спиной у вражины врата были отворенные. Не думая ни мига — а хоть и след бы! — я ринулась вослед супостату.

Прыгнула я хоть не безупречно, но удачно — удар грудью пришелся в плечо, самую малость до горла не дотянулась. Он, верно не ждал от меня эдакой дурости — уж больно легко удалось мне его с ног сбить. Ненавистный маг повалился на снег, придавив изрядным весом худощавого дивного, и я уже торжествовала близкую победу, чуяла на языке кровь, что хлынет из разорванной жилы, да рано.

Этот колдун к охоте на снежного волка куда как лучше моих знакомцев подготовился — я и понять ничего не успела, как под ребрами слева острой болью пронзило, потемнело в глазах, и в единый миг осыпалась я поземкой.

Горд-то ничего такого себе не позволял…

Впрочем, он и петлю-удавочку мне на шею набросить не пытался.

Маг, едва скатившись с эльфа и поднявшись на ноги, торопливо что-то вышептывал, пальцы, не прикрытые боле от лютого мороза рукавицами, двигались, ровно узлы невидимые из воздуха вязали. Дожидаться, пока колдун волшбу свою завершит, я не стала, собрала себя воедино, да со спины и прыгнула.

На сей раз бросок вышел хуже — успел-таки подлец развернуться ко мне лицом да щит выставить, на него удар принять. Но и ему не вышло более меня снежком на окрестные кусты осыпать. Верно, не примерещилось мне, что злой сталью он меня попотчевал. Что ж, буду знать — и во второй раз столь глупо не подставлюсь. Мы плясали-танцевали, он на месте, а я вкруг. Я то делала вид, что вот-вот напрыгну, то отступалась. Вновь наседала, и новь откатывалась. Обходила его, стараясь зайти со спины. Маг, в левой руке у которого будто из ниоткуда возник кинжал, отливавший снежной белизной, медленно поворачивался следом. Колдовством ударить не пытался — но и мне развеяться метелью да напасть со спины не давал. Я ж, ученая уже, пристально следила, что бы он ворожбу-удавку плести не принялся, да не метнул бы в меня чародейское железо свое.

И хоть уразумела уж я, что кусок шире пасти ухватить попыталась, и что худо мне придется, коли он волшебствовать вдруг возьмется, бежать, поджав позорно хвост, не спешила. Мой это Лес, и пока несут меня ноги, пока идет за мной стая, моим останется. Я не отступлюсь — окромя меня, в Седом Лесу хозяев не будет. А потому, ухватив краткий миг, когда чужак взглядом вильнул, метнулась к нему, норовя проскочить под локоть, да и перекусить руку, кинжал сжимающую, а коль удастся — то и вырвать клок из беззащитного бока. Смазался белесой полосой Лес, качнулся в сторону, уходя от безжалостных зубов маг, развернул тулово, пропуская меня мимо, а опосля одним слитным рывком ушел туда, где я до того стояла — и пропал.

Вот, значит, чего он выжидал. Врата, выходит, я ему спиною загораживала, уйти не давала. Следом, впрочем, не скакнула — горячка охоты, погнавшая меня в погоню, застившая разум, развеялась, и вдругорядь я такой дурости сотворить и не подумала. Кто ведает, куда Врата выведут. А ну как, за предел Седого Леса? Да и, сдается мне, маг, тем разом погони не ждавший, в этот раз на кинжал меня примет.

Я обошла по широкой дуге пустое с виду место, для меня ничем от прочих не отличимое, ощерилась вослед трусу, зло прижав уши, рыкнула-рявкнула на Врата, да и воротилась — добычу свою обнюхать, да убедиться — жива ли она?

А то я падаль не жру, хе-хе, брезгую!

Эльф, хоть и не окочурился, но и в себя, однако ж, тоже еще не пришел. Но в том странного как раз не было — все ж, не так долго мы с гостем дорогим, магом залетным, снег топтали, как мне то мнилось.

Потыкала лицо холодным носом. Обнюхала. Дальше что? Я озадачено села в снег, обняв себя хвостом и уложив его на лапы. Впрямь, что ль, сожрать? Оглядела бесчувственного дивного с ног до головы. Нет, уж больно тощ — я на такие мослы даже с большого голоду не вдруг позарюсь. Да и не мясом я сыта становлюсь, с иного кормлюсь.

Тяжко вздохнув, я поднялась на лапы, отряхнулась со всем тщанием, отделяя белый снег шубы от приблудного, с полянки. Убираться отсель надо, пока ворог с подмогою не воротился. Потопалась, примерилась — да и закинула перворожденного на спину, ровно барашка зарезанного. Только того, помниться, за заднюю ногу держать сподручнее, а эльфа же, как выяснилось, за переднюю. За руку, то бишь. Правую.

Закинула, повертелась, определяясь, где это нынче я, да и потрусила в сторону Лесовиков, обходя совсем уж непролазные заросли, испрямляя путь через обманчиво-гладкие снежные перемёты, укрывающие под собой где ровную полянку, а где и коварный овраг. С большим трудом отмахиваясь от искушения шаловливую эльфийскую ручонку перекусить — дабы неповадно было ушастому впредь в честного снежного волка заклинаниями швыряться.

Седой Лес привычно наблюдал за творящимся в его чащах, и ни во что не вмешивался. Ровно матерый волк, что снисходительно наблюдающий за затеянной щенками возней. Ко мне же всегда он был добр, ни разу в беде не оставил. Мудрый старый дед, на чей зов я шла всю жизнь, а дошла вот только ныне — но теперь уж не покину его.

Я мотнула головой, на ходу вытряхивая из нее не ко времени пришедшие мысли, встряхнулась, поправляя мало не сползшего со спины от того мотания эльфа, и потрусила дальше, пожирая недолгие версты скупым волчьим шагом.

Скорее бы уже дивный очнулся, что ли? Пора бы уж. Я б его тогда здесь и бросила. Чай, эльфийский маг уж сумел бы как-нибудь своему вожаку знак подать, не околел бы и без моей помощи.

К селищу я выходила, заложив широкий круг. В погожий денек, после метелицы, в лесу прорва народу крутиться может. Не след им на глаза попадаться, без нужды народ баламутить. Так и трусила, поводя ушами, да чутко прислушиваясь.

Взгорок, что со стороны Седого Леса вытянулся долгим пологим языком, а со стороны Лесовиков — крутым боком, я взяла в лоб. Взрослые сюда не ходили — незачем, а вот щенки, не слушая строгих запретов взрослых и не боясь с разгону вылететь на неверный речной лед, частенько катались здесь на салазках. Но мелюзгу слышно издали, а ныне тут никого не было. И ладненько! Тому, что я задумала, видоки без надобности. Даже и такие, которых единым рыком разогнать можно.

Я встряхнулась как следует — и поклажа моя глухо шлепнулась в снег. Окинув дивного и склон придирчивым взглядом, ухватилась зубами за штанину остроухого, повыше голенища сапога, и поправила его тело так, что бы он лежал аккурат поперек холма. Обошла вкруг. Поднялась выше. Села. Склонила голову в одну сторону. После в другую. Хорошо все-таки лежит. Правильно.

Поднялась на лапы, переступила на месте, разок-другой, примеряясь, да и пихнула носом дивного вниз. С первого тычка он не покатился, пришлось подтолкнуть еще разок, чтоб перевернулся, и еще — но потом уж он хорошо пошел, по раскатанному человечьими щенками пути, покатился, все набирая ход…

Ну, уж коли это его в чувство не приведет — то я уж и не знаю, что тогда приведет!

Ох ты ж, мать моя, метелица!

Спохватившись, что подопечный эльф чуть не улетел с торной дороги на лед с крутого речного бережка, я в два прыжка настигла добычу, и убедившись, что злокозненный остроухий в снегу извалялся добротно, но в чувство так и не пришел, смирилась с неизбежным. Ухватилась зубами за рукав зимней эльфийской куртки, привычным уже рывком забросила кладь на спину, и потрусила в сторону окружавшего Лесовики забора. На ходу соображая, как бы мне так его перескочить, чтобы середь бела дня переполоха в селище не вызвать.

Перебросить его через частокол, что ли? Вурдалака добытого я одним рывком через обтесанные бревна перекинула… Правда, тот уж дохлый был. Ему уж без разницы — а вот остроухий такой вольности может и не перенесть.

Куснуть еще можно. Оклемается, заорет… Я убегу, а тутошние пусть сами его куда хотят, туда и волокут. Хоть к лекарке, хоть куда.

Ага. И за мной маги по другому кругу погонятся. Нет, благодарствую. У меня на сегодня иные дела есть еще.

Нет, это не дело. Так. Я стряхнула поклажу на утоптанный снежок под тыном. Кому эта сдыхоть живой надобна — пусть та сама с нею и мается! Отступила от забора, пятясь на пару саженей, разбежалась — и перелетела преграду одним скачком, по ту ее сторону осыпаясь уже пушистыми снежинками. Прикидываясь поднятой с сугробов порошей, прячась за ветреными порывами, добралась я до знакомой избы, в коей только ныне утром грелась. Схоронилась у глухой задней стены, поскребла когтями мерзлые бревна. Травница, по счастью, дома была. Вышла скоренько.

— Чего тебе? Мало шуму подняла? Ведь просила же тебя — а ты?! У-у-у, лошадь шалая!

Человеческая женщина ругалась так уютно, что меня так и тянуло сотворить какую-то глупость. К примеру, опрокинуть ее, всю в мех укутанную, в ближний сугроб, и как следует извалять. Но возьмись я за такое — визгу не оберешься, а я помнила, что нынче явилась тайно. И по делу.

Точно! Дело. Спохватившись, я сплюнула на снег загодя стащенную с эльфа рукавицу, всю в травных узорах. Лучше бы, конечно, шапку — да шапку его я ещё раньше Седому Лесу подарила, покуда беспамятным его на себе катала. Ведь и верно — ровно лошадь…

— Что… Чье? — мигом посерьезнела лекарка.

Она нагнулась, придерживая платок да не застегнутую толком шубейку, подобрала приметную вещицу — и верно, сразу узнала. Потому как спросила только тревожно:

— Где?

Я мотнула головой в сторону, где бросила остроухого, убедилась, что травница куда след смотрит, и рассыпалась поземкой. Не удержалась-таки — сыпанула ей, напоследок, в лицо снежным порывом, залепив глаза да рот, и, под сдавленное, несолидное рычание травницы припустила из селища так быстро, как только могла.

Лекарка, чай, и без меня разберется, что дальше делать. А если мне повезло, и Мальчишка в суматохе подсумок свой так и не забрал, то мне ещё удастся его на елку затащить.

Короткий зимний день уж перевалил за середку и клонился к вечеру, когда из Лесу возвратились городские маги. Злые, уставшие ввалились они в трактир дядьки Ждана. Матушка Твердислава, выглянувшая из кухни, видела, как в мрачном молчании расселись они по лавкам за столом промеж очагом и лестницей наверх. Подавальщиц к сердитым гостям не допустила — сама ужин им понесла. И Милава с Даренкой дружно вздохнули с облегчением…

Горду Колдуну до переживаний трактирных девок дела не было. Иные заботы его ныне тревожили. Оттого и на хозяйку, ловко расставившую снедь на тяжелом дубовом столе, да не ушедшую опосля восвояси, он без довольства взглянул. Твердислава, на своем веку повидавшая всяких людей, только вздохнула сочувственно.

— Лекарка мальца соседского присылала. Просила передать, что товарищ ваш жив, в чувство покамест не приходил, но то еще в полдень было. Ныне, мож, уже и оклыгал, болезный. Просила одежу ему принести — такую, чтоб свободная была, тела не утесняла. Да вообще, просила Ярина Веденеевна к ней наведаться, как объявитесь…