Снежная стая

ГЛАВА 4

В трактир я вернулась сердитая да взъерошенная. К себе подыматься не стала, а с заднего входу прошла сразу на кухню, там тетка Млава как раз надрывалась с готовкой, разрываясь между печью да разделочным столом, где лежала битая птица, уж ощипанная, но не разделанная еще.

— Откуда богатство? — поинтересовалась я, ополаскивая руки над поганым ведром.

— Дык, утром у охотников хозяин прикупил, давно уж сговаривались, — отозвалась стряпуха. — Ты погоди, рук не марай, сейчас жаркое в общий зал отнесешь!

Я согласно кивнула, только теперь приметив разнос, где уж собрана была нехитрая, но сытная снедь для обеда — хлеб, крупными ломтями порезанный, вино гретое с травами, грибочки квашеные…

— Сама-то, небось, еще не обедамши? — уточнила сердобольная повариха, и я лишь мотнула головой — не голодна еще, позже. Она согласно кивнула, и ловко вывернула ароматное жарево со сковороды в глубокую пузатую миску. Сгрудила ее на разнос.

— Нат-ко вот, отнеси!

Я подхватила разнос, да и понесла. По дневному времени, в едальном зале было пусто, лишь маги-постояльцы привычно заняли облюбованный стол. К ним-то я и направилась.

— Здрава будь, Нежана! — весло поприветствовал меня Мальчишка-Слав, пока я сгружала принесенный харч промеж мисок с кашей и плошек с разносолами. — А правду говорят, что ты супружника своего с полюбовницей застукала, на куски порубила, да ее те куски сожрать и заставила?

Ах ты ж, щ-щ-щенок! Шутить удумал?! Знакомая волна веселого бешенства поднялась откуда-то изнутри, заставив позабыть, что я-то их, гостей незваных, побаиваюсь изрядно.

— Врут! — ответила, твердо глядя ему в глаза. — Наоборот всё было! Её порубала, а его — жрать заставила.

Сидящая рядом с ним, праворуч от меня, магичка, до того уверенно орудовавшая ложкой в миске с кашей, прикрыла кашлем смешок.

— Сурово! — растеряно обронил Слав.

— А чтоб вдругорядь неповадно было. — со сдержанным достоинством отозвалась я, и подпихнула поближе к мальчишке мису с жареным мясом, храня невозмутимый облик. И добавила, когда он потянулся за вином:

— Вы бы, господин маг, не налегали б так-то уж! А то лестница у нас уж больно коварная! Не ровен час, расшибетесь еще…

Магичка с веселым удивлением хмыкнула:

— Оговор! Тебе, Слав, только что под видом заботы от души пожелали костей на той самой лестнице не сосчитать. Старый трюк, самая что ни на есть настоящая деревенская волшба! — и уж мне сочувственно пояснила, — Не сработает с ним. Маг он…

Я ласково улыбнулась в ответ:

— Да с этой лестницы кто только не падал! Магом больше, магом меньше…

Магичка моим словам ухмыльнулась совершенно препакостно, и я только успела голову склонить, хлеб с разноса на блюдо перекладывая, ответную ухмылку пряча. Потянувшийся было к кувшину с домашним вином, Слав руку отнял да взгрустнул явственно.

— Ну, так, когда сватов ждать? — невинно спросила я.

Нет, не уняла моей злости перепалка со Славом! И злость та меня ровно за язык дергала.

На меня скрестились обалделые взгляды всей пришлой команды.

— А что? Все селище уж гудит. Одна я ничего знать не знаю, ведать не ведаю! — печально промолвила я благодарным (хоть и не особо!) слушателям.

Я обвела взором гостей дорогих. Колдун сидел с каменным обликом — ничегошеньки по нему, невозмутимому, не разберешь. Слав выглядел изрядно опешившим и пристыженным, Магичка давилась хохотом, Серый хранил спокойствие, эльф же был безмятежен и невозмутим — ровно лесное озеро в летнее безветрие. Взглянуть на Горда ещё раз я не решилась.

— Так, выходит, сватов не ждать? — невинно уточнила, — Ну, да я не в обиде!

И кротко добавила:

— Мне, чай, и одного-то мужа за глаза хватило!

Крутнулась — только коса воздух хлестнула, да и пошла прочь, целиково довольная собой, прислушалась к тому, что осталось за спиной.

— Слав, я же просил! Тихо, чтоб без кругов по воде! — низкий, недовольный голос Колдуна.

— Да я аккуратно все сделал, ей-ей! — отбивался защищающийся, оправдывающийся Слав, да рвался наружу всхлипывающий, явственный хохот магички…

На кухню я воротилась, куда веселее, чем уходила оттуда. Да вот только вошедшая вослед за мной Твердислава настроение подпортила:

— Ты милая, аль совсем разум утратила? — темные серые глаза смотрели на меня строго и требовательно. — Чай, не Стешка — гостей в глаза лаять. Что с тобой творится?

Невысокая, осанистая женщина, годящаяся мне в матери, выговаривала, словно желторотому несмышленышу, а я слышала в ее словах совсем иное. И тревожно становилось.

Что с тобой творится, девка?

Аль не ты еще намедни крепко помнила, сколь опасны нынешние гости, и разумно сторонилась их? Не у тебя ли язык к глотке присыхал, стоило Колдуна нечаянно увидеть?

Я закусила губу, повинно опустила взгляд, и матушка Твердислава, недовольно да печально покачав головой, отвернулась. Я дернулась было, к приготовленному стряпухой новому разносу — с горячим травяным питьем да сдобным печевом, отнести гостям, но хозяйка молча перехватила его предо мной, да и сама унесла в зал.

И то верно. А мне хорошенько подумать след.

Прислушавшись, различила, как магичка обращается к подошедшей хозяйке:

— Матушка Твердислава, а что ж там все-таки случилась, коли Нежана при трактире живет, а не своей семьей?

И невозмутимый голос трактирщицы:

— А дурь несусветная там приключилась, девонька. Ничего, помирятся. — И как-то так она это помолвила, что и мне на кухне стало ясно — хоть и не злится добрая хозяйка на вопрос невместный, но и иного ничего не скажет.

Я только ухмыльнулась этому разговору — вот, вроде и не соврала же. А и правды — тоже не поведала.

Недаром в народе говорят — жена да муж один тянут гуж…

Я развернулась к столу, где сложенные горкой птичьи тушки руки хозяйской ждали. Взяла нож, привычно попробовала подушечкой большого пальца на остроту — хорош. Окинула взглядом ближайшего гуся — по холоду, они уж зимнее перо выгнали, да жирка к зиме нагуляли, глаз радуется. В три уверенных движения отхватила голову да лапы.

Руки привычно делали знакомую работу, оставляя мысли свободными.

Рассекла грудину от шеи до брюшины, вынула нутро. Вырезать желчь, отделить потроха, остальное — в поганое ведро. Срезать излишки жирка — это в отдельную миску. Позже перетопят. Гусиный жир — вещь полезная, ценная. Зимой от простуд да обморожений — первейшее домашнее средство. В готовку, опять же.

В голове же роились растревоженными пчелами мысли. Что со мной творится?

Все переменилось ночью. Ночью мне впервые за долгое время приснился скверный сон, вспомнилось былое. И я, спасаясь от тяжких воспоминаний, сделалась, вдруг, разговорчива да откровенна. А от воспоминаний ли?

Полно. А случайно ли мне прошлой ночью кошмары на сердце легли?

— Тетушка Млава, а когда постояльцы воротиться успели? — я развалила птичью тушку надвое, и теперь уже кромсала каждую половину на меньшие куски.

— Да давненько уж! Я только-только тесто на пироги поставила. Как вернулись, уже и лошадей обиходить успели, и сами ополоснуться — Даренка им воду наверх таскала, — тетка Млава живо откликнулась на вопрос, ей поболтать в охотку. А у самой работа так и спорилась — на печи и булькает, и шкворчит, и из устья вкусно тянет печевом.

Хм… Выходит, давненько.

— Тетушка, а они все приехали вместе?

— Да все, девонька, все. Белобрысый, тот, который Слав, чуток позднее подошел, а так — вместе. Ты, милая, всех-то кусками не разделывай, оставь пару — целиком запеку.

Я кивнула согласно, и вновь обратилась к своим думам. Ежели маги, и впрямь, куда раньше нас воротились, то выходит, давешняя волшба — не их рук дело.

Да что ж это творится?! То допроситься не могли, чтобы хоть кого прислали, а теперь вот — нате вам. Косяком маги пошли, аки рыба на нерест!

Со злости я так резанула ножом неподатливый гусиный хребет в руках, что добрая сталь не только рассекла птичьи кости, а и плотное, светлое дерево, глубоко вонзившись в разделочную доску. Досадливо зашипев сквозь зубы, я выдернула нож, сбросила разделанную дичину в миску, и шлепнула на доску новую тушку.

С волшбой у нас здесь знались не так чтоб совсем уж мало кто. Почитай, в каждом селище две-три бабки найдется из тех, кто может сглаз отвести, порчу отшептать или перепуг унять. И не только.

В других местах, говорят, такого куда как меньше теперь осталось, но здесь, у окраин Седого Леса, прадедовское искусство еще не утратили — каждый охотник, из тех, то поудачливее, знает, как стрелу заговорить, чтоб вернее цель нашла, и умеет так на след встать, что бы даже самый хитрый зверь его не запутал. Девки… Я усмехнулась сама себе. Девки через одну знают, как любезного привабить, как сердечному другу милее иных показаться.

Эти знания от дедов внукам передаются, они в здешних краях исконные.

Яринка вот, свое ремесло тоже от потомственной ведуньи получила. Она наставнице своей хоть и не родная была, а все ж старая Маланья только ее в учение взяла. Из кровной родни ни одной девки годящей не оказалось. Иссяк старый ведовской род. А ворчливой, неуживчивой старухе хватило мудрости да разумения не цепляться за осколки былого — а взять под свое крыло даровитую девочку из местных, выпестовать новую ведунью. И Яринка знает — она права не имеет уйти, пока замену себе не вырастит.

Лекарка своему ремеслу всю жизнь учится — в этом самом ремесле почти все ее уменья и заключены. Иное что наворожить умеет редко — а у Яринки ещё и возможности не было, на глазах она у меня была, когда ветер у озера чужую силу донес. Да и незачем ей…

Есть ещё рыжий Неклюд-коваль. Тоже из старого ведовского рода, только кузнечного. Вот уж где и близко не угасла родовая сила! Да вот беда — Неклюд с огнем да железом знается. Способен он пламя убедить жарче пылать, умеет железо уговорить, чтоб податливее на наковальне стало.

Живет он, как все честные кузнецы, наособицу, на лесном хуторе. Место себе выбрал такое, где недалече болотная руда, кровь земная, наружу выходит.

Про то, что бы кузнец взялся вдруг ветру указывать — и слухов не было. То, конечно, ничего ровно не значит — Неклюд в умениях своих никому отчитываться не обязанный, но… Переменившийся ветер обещал снег. Скорый, близкий. Кузнецу снег и даром не надобен. Нет в том его выгоды.

Я вертела мысли и догадки так и эдак, и по всему выходило, что объявился недалече кто-то, дружный с волшбой более, нежели наши самоучки. И как бы с этого чароплета беды не вышло.

Надо расспросить, кого удастся. Может, он вовсе и не таится. Может, он в соседнем селище обосновался, а я не знала оттого, что не спрашивала.

Чуть позже, когда с кухонными делами было покончено, и я, пользуясь дневным затишьем, сызнова скоблила тяжелые дубовые столешницы в общем зале, в трактир пришел Брян, охотник из числа приятелей Гната. Принес вязку беличьих шкурок — зимних, искристых. Того самого нежного, серовато-синего цвета, что бывает лишь у огневок, и удивительно красиво полыхает голубым огнем в погожий день на зимнем солнце.

Шубку из таковских здесь принято шить для первенца в молодой семье. Шить, как на годовалого — и дарить на рождение. А там уж, от первого дитяти она и следующим по наследству перейдет. Этому меху никакой холод не страшен — не застудишь дите, коли нужда придет идти куда, или хоть бы даже и ехать. Им же и укрывают малыша в зимнюю стужу, и буде болезнь приключится — в тех же мехах греют. И чем больше деток такая шубка укрывала, тем удачливее она считается.

У дядьки Ждана второй сын тем годом отженился, и ныне невестка предпоследнюю луну непраздная ходила — самое время подарок готовить.

Для торговли устроились в едальном зале — и разложили мягкую рухлядь на прилавке трактирщицком. И пока мужи отчаянно спорили, набавляя и сбивая цену, женская половина трактирных обитателей пользовались оказией погладить мягонький мех ладошкой, приложить его к щеке, полюбоваться игрой да переливами света в густом ворсе.

— Ого! — раздался женский голос от лестницы.

Магичка, хоть и была магичкой, а все же девкой оставалась, оттого и не прошла мимо, свернула к пушному богатству.

Остальные охотники тоже приостановились — куда бы там они не шли. Подтянулись к прилавку, и глядели не без интересу. Чего они там не видели — то? Шкурки как шкурки… Еще о том годе по веткам скакали.

— Это и есть белки-огневки? — магичка с удовольствием погладила мех. Кончиками пальцев, тыльной стороной ладони.

— Они, госпожа Далена, — охотно отозвался Брян, и отступил, давая молодой женщине больше обзора. — Что ж, вы и не видали, поди, раньше таковских?

— Видела. Белки, как белки — рыженькие, — она разложила шкурку на ладони, поднесла к свету, покрутила рукой туда-сюда, любуясь волной искристых «огоньков», вспыхивающих да гаснущих от движения.

Дядька Ждан и Брян дружно ухмыльнулись в усы:

— Да не сменили они еще шубки, госпожа магичка. Как снег падет — в два-три дня вылиняют!

— А чем ещё они от своих товарок из других лесов отличаются? — полюбопытствовала волшебница, возвращая в общий ворох первую шкурку, да принимаясь перебирать прочие. Товарищи ее терпеливо ждали чуть поодаль, а я — и вовсе, в дальнем углу зала, очередной стол намывая.

— Да, ничем боле, вроде бы! — мужчины неуверенно переглянулись.

Ничем.

…она прыгнула прямо с его плеча как сидела, в самое сердце костра, и пламя, до того невысокое, ровное, взвилось в летнее небо гудящим столбом. И товарки ее, сновавшие по нижним ветвям окруживших поляну деревьев, в траве и у ног рыжего, коренастого мужчины, даже чуть не обеспокоились яростным жаром. Как и сам рыжий, что сидел на коряге у костра, и чье плечо хвостатая променяла на ворох раскаленных угольев, в которых теперь и искала что-то, одной ей ведомое.

— Иди сюда, — позвал мужчина. — Иди, иди, не обижу.

Я стояла в густой тени, укрытая колючими, густыми ветвями ежевичника, и он никак не мог меня видеть. Он и знать не мог, что я здесь. И все ж знал. С поляны тянуло невыносимым жаром, уничтожавшим и без того редкую летнюю прохладу.

— Иди сюда, — снова позвал рыжий. — Я помочь хочу!

Я беззвучно отступила, и растаяла в лесной чаще, полной летних запахов и звуков, напоенной дневным зноем.

Убийственным и безжалостным.

Я от души терла гладкие доски жесткой щеткой, отскабливала стол до бела, до чиста.

… и впрямь — белки как белки.

Твердислава, вышедшая из кухни, окинула беглым взглядом Брянову добычу, одобрительно улыбнулась охотнику, и вполголоса обратилась к постоялице:

— Готова банька, госпожа Далена. Сейчас кто-нибудь из девок вас проводит.

Магичка кивнула, а Даренка, услышав слова хозяйки, не дожидаясь указаний, отложила шкурку:

— Пойдемте, госпожа магичка!

В баню, значит идут… Ну, вот и мне занятие нашлось — надо бы бельишко в гостевых комнатах позаменить. Да и стирку хорошо бы растеять!

Я уж совсем собралась пойти наверх, даже голову подняла, кликнуть Стешку — стол домыть, но наткнулась на взгляд Горда. Пока я исподволь наблюдала за прочими, колдун так же незаметно наблюдал за мной. И взгляда не отвел, даже когда я то увидела. Кровь жарко прилила к лицу, я торопливо опустила голову. Вспомнила, какой дури в обед намолоть умудрилась — и хватило же ума сватов помянуть, озлилась на саму себя я.

А и ладно. Впредь умнее буду.

А постели подождут, я вот лучше стол домою, Стешку-то просить — только лишний раз лаяться…

Белье в гостевых комнатах менять я поднялась уже после того, как постояльцы ушли.