Снежная стая

ГЛАВА 20

— Вернулась? — буднично вопросил Аладариэль Сапсан, не отрываясь от своего занятие. На скобленном трактирном столе перед ним стояли две свечи — долгие, белые, какие не всякий день из сундука вынимаются. Еще там были разложены невеликие пилочки да щипчики, да сверлышки, да подпилки, да обрезки проволоки — тонюсенькой, что тот волос, да потолще, да вовсе толстой. Да не постой проволоки, а серебренной, ежели вовсе не серебряной… Взблескивали лежащие россыпью бусины. Протопленный очаг потрескивал поленьями у него за спиной.

Все то я успела заметить, мазнув быстрым взглядом, да сызнова впившись глазами в нелюдя. И не слишком по-доброму.

— Остальные где? — и голос мой прозвучал отрывисто, хмуро.

— Тебя искать пошли, — отозвался Сапсан, закручивая из проволоки завиток вокруг темной бусины, и будто так и надо, продолжил. — Ночью сторожевые струны загудели. В стороне от Лесовиков, между Ручьями и Березовкой. Судя по всему, объект типа «нежить снежная, одна штука», передвигался, и довольно быстро, в направлении от жилья, вглубь леса. Потом струны замолкли и больше сигнал не возобновлялся. Наши собрались и пошли искать.

Проволока под пальцами дивного легла вокруг бусины, как малые листки вокруг бутона. А эльф с невозмутимым видом уже низал на проволочный хвост бусины помельче, того же темного цвету. Красиво у него выходило. Ладно.

Опамятовавшись, я отвела взор от ловких умных рук, и пошла к темневшей в дальнем углу двери на кухню, буркнув себе под нос:

— А ты-то чего остался?

Однако же была услышана.

— На всякий случай. Хотя, как по мне — можно было вовсе никому никуда не идти. Ясно же, что раз ты объявилась — значит, вернешься. Либо сюда, либо к подруге своей — а после все равно сюда. Так что можно сесть и спокойно дождаться, пока снежная нежить, одна штука, придет сама… — маленькими щипчиками Сапсан сворачивал проволоку так, чтобы свободно скользящие по ней бусины собирались в дивные узоры, — И расскажет, где ее носило.

Я скрылась в темной, теплой кухне, но и там слышала Сапсанов негромкий голос.

Но возвратиться и не подумала — вот еще!

Кто он таков, чтобы я перед ним ответ держала?

И вот что дивно — только что сама мечтала, как бы оттянуть встречу с Вепрем, а теперь вот сил нет боле ждать. Покончить бы уже со всем одним махом…

Но все ж, оно и к лучшему что не оказалось магов на месте. Ранее мне все некогда было, то в охоте, то в разговорах — не до размышлений, а подумать-то было о чем. Собраться с мыслями…

Они явились после полудня, когда я успела наведаться в свою клетушку, привести себя в порядок, и ныне помогала на кухне.

Зазвенела во дворе конская сбруя, раздались голоса — и среди них тот, от коего сердце дрогнуло и за малым не оборвалось. Вот стукнула тяжелая входная дверь, впуская воротившихся, вот негромко поприветствовал соратников Сапсан… Я выглянула в тот миг, когда он как раз кивал на кухонную дверь, и Горд Вепрь оборотился, куда кивком указал дивный. И сердце во мне оборвалось. Оборвалось, и покатилось вниз, по дощатому выглаженному полу, по общему трактирному залу, покатилось и замерло у ног того, кому мне, по уму, горло б стоило перервать — для своего ж собственного блага.

Похудел, или мерещится мне то? Осунулся. Щеки запали против прежнего. И горбинка ломаная на носу виднее стала… Только газа темные, жуткие, не переменились — все те ж, что мне помнились, остались.

Заметалось, проклятущее, в груди, защемило — а я, глупая, было решила, что нет его у меня боле…

— Я вам трапезу наверх, в комнаты пришлю, — прервала молчание матушка Твердислава.

Колдун отвел взгляд. И будто отпустил меня — я отступила за спину трактирщицы, собирать снедь на разнос. В комнаты гостям нести ее мне предстояло — кому ж еще?

Заскрипели под моими ногами привычно ступени — ни один, ни два раза подымалась я по ним ране, а такого, чтоб руки холодели да в груди замирало, не припомню.

Маги ждали. И расставить миски с плошками, как должно, не дозволили.

— Рассказывай! — и магичка, как самая нетерпеливая, ухватила ломоть хлеба с разноса.

Я взглянула на Колдуна — тот вид имел непроницаемый, но глядел требовательно. И к столу, подавая пример ближникам, не садился.

Все ж, вперед стоило бы поесть, вздохнула я.

И принялась за рассказ.

Сказывала я долго, со всем тщанием припоминая подробности, какие удалось отвоевать у забытья.

Про встречу с супостатом, про колдовство его, на снежного волка настороженное.

Про старое, позаброшенное зимовье. Про людей в нем — числом меньше полудюжины, а все ж, поди, утаи в наших лесах эдакую ватагу от местных. От людей-охотников, от меня. А ведь ни единого следочка не учуяла.

Про ошейник с бляхами. Про щит, в который бились и не могли пробиться волки. Про метельный зов, какой сильнее волшбы супротивничка оказался.

А про оберег с двумя колосками да двумя перьями, да с льняными детскими волосками говорить не стала. Не их ума дело.

Вместо того, пересказала обрывки разговоров, какие припомнить удалось. Их при мне не стесняясь вели — кто ж таится бессловесной твари, нежити, проклятием порожденной, людского разумения не имеющей?

И вот те разговоры я нынче на кухне вспоминала с особым прилежанием.

Маги слушали. Задавали вопросы:

— Как выглядел колдун?

И ответ мой «Как встречу — узнаю» был им явно не по нутру.

Я вздохнула. Сгребла куцые воспоминания.

— Ростом не то чтобы высок, но и низким не обзову — глядит пониже Вепря, но повыше Слава. Волосом темен, при бороде. Пахнет… а собою пахнет. С оружием ловок — длинным ножом, какой охотники уважают, орудует изрядно. Да и за меч ведает, с какого конца браться, — уныло повторила я то, что уже раз сказывала тем же людям про того же мага.

Им же мало всё было, и знай, наседали с пяти сторон:

— Как одет?

— Что за оружие?

— Какие артефакты при нем были?

— Сколько при нем людей?

— Все те же самые, или сменялись?

До тех пор, пока не лопнуло у меня терпение.

— Сядьте уж, поешьте!

Слав было рот открыл новым вопросом, да на взгляд мой напоролся, и умолк. Не в том я была настрое, чтобы с ним лялькаться — особливо, с ним!

Маги и за едой не унялись. А уж когда дошло дело до услышанных мной разговоров — кое-кто и глотать позабыл.

А я… Мне что? Я что вспомнила, то и пересказала.

«— Ну и тварь. Зачем ты ее притащил?

— Если тебе охота от Ковена по лесам всю жизнь прятаться — вперед, а я обойдусь. Когда зачистим Вепря, я отпущу волка. Поворожу чуть-чуть — и всем будет ясно, что это работа снежной стаи.»

И уважительный взгляд наемника…

«— Чего тянем? Взять их в мечи, да и всех делов…

— Рано. Пусть груз найдут. Вепрь упертый, пока не найдет — не отступится. Пять лет, сволочь, не унимался.

— Сил нет здесь больше сидеть…

— Ну пойди, погуляй!»

Они его побаивались, наемники. Вот и тогда — на злую насмешку чароплета здоровенный бородач стушевался и умолк.

А еще…

— Пестун, — и взгляд Колдуна я ощутили щекой. — Наемники звали чароплета Пестун.

И короткий обмен взглядами, итог которому подвел Вепрь:

— Прозвище, скорее всего, не настоящее. На одно задание — по крайней мере, я мага с таким не знаю. А вот он меня, судя по разговорам — знает.

Я неуверенно кивнула на его вопрошающий взор — тогда-то я об подобном и близко не думала, я тогда вообще почитай не думала, а ныне мне и самой так казаться стало.

— Как звали прочих, не помнишь?

Я помолчала, припоминая, а потом досадливо помотала головой, чувствуя, как коса змеищей елозит по спине:

— То уже чудно, что я самое себя помню. Об будущей зиме я б никому не пообещала доброго соседства со стаею. Я от чар его совсем безмысленная сделалась — и боги ведают, как оно в грядущем аукнется.

Может, и зря сказала — вон, как маги лицами посмурнели, даже и Горд, а уж он-то спокоен остался, даже когда узнал, что его извести собрались!

А и промолчать нельзя было — коль об том годе совсем худо сделается со снежными волками, лучше бы, чтоб сыскался кто-то, кто сумеет со стаей совладать.

Вепрь с силой потер ладонями лицо — ровно старался стереть дурные мысли. Иль со сном справиться — дивный ведь прямо сказал, что их ночью сторожевые заклинания перебудили.

— Вам бы поспать… — жалостливо начала было я, и прикусила язык под взглядом Колдуна.

Не грозным вовсе, усталым скорее, но таким, что мне разом отшибло всякое желание с глупой бабской жалостью встревать.

Нет — так нет, что я, я вон лучше до кухни пройдусь, съестного поднесу…

Как я возвернулась, маги уж вовсю гомонили, гадая, что такого мог везти Кунь от дивных, что и через пять лет кровушку ради этого лить готовы без жалости. Моему возращению они возрадовались:

— Нежана, а обоз при отряде был?

— А поклажа приметная при них была?

— А ты не заметила, чтобы эльфы кого-то из отряда больше прочих берегли?

Я б и рада была помочь, да только на все их вопросы лишь отрицательно головой мотать могла. Не было. Не видела. Не приметила.

А когда и со второго разноса всю снедь подмели, тогда и сказал Тихон Серый вслух то, что всем давно уж ясно было:

— Останки со дна подымать нужно. Что бы то ни было — наш Пестун за этим придет.

Я не удержалась спросить:

— А зимовье? Коли уж вы по следам моим прошли, то неужто зимовья с чужаками не набрели?

Маги молча переглянулись, отвечать же Колдун взялся:

— Отчего ж, набрели. Именно что, заброшенное. Следов магии нет. Человеческие следы есть но старые. Уже не поймешь — луну назад остались, или еще с осени. Затер, сволочь. Умелец, чтоб ему…

И прибавил кое-каких слов покрепче, из тех, какими обычно подвыпившие лесорубы недругов поминают.

— А тын? Как меня туда приволокли, частокол целехонек стоял, а как уходить стала… - я смущенно кашлянула.

В этом месте воспоминания были неверные — вот из белой круговерти вычертилась белая пасть, перекусившая жердь что прутик, вот обвалился забор целым аршином, когда врезалась в него здоровая, с полугодовалого телка, белая туша, да как бы и не моя.

Уж больно свирепой радостью отозвались во мне эти воспоминание, и сладким чувством сокрушенной преграды.

— А частокола, Нежана, там не было.

— Совсем? — растерялась я.

Нет, порушить — могла, да, верно, и порушила, и не каюсь. Но чтоб с собой утащить? Да почто б он мне?

— Совсем, — подтвердил Колдун. — Как и не стояло.

И сжалившись над моим очумелым видом, пока я припомнить пыталась, что с тыном сотворить могла, вмешалась в разговор Далена:

— Да его, скорее всего, сам Пестун с подельниками прибрали. Разметали и свалили в какой-нибудь овраг. Ясно же было, что мы обязательно явимся на сработавшее сторожевое заклинание, а тын он мог здорово попортить, когда от твоей стаи отбивался. Да так, что следов магии не скрыть. Проще уж сам тын…

— Ладно, — прервал наш с магичкой разговор Вепрь. — Будем доставать кости из реки. Завтра.

Мне глупые картинки, как я волоку на хребте сворованный тын, разом из головы выбило.

И маги разом сделались серьезны. Куда и смешки с улыбками девались? Поднялись дружно и вышли — всяк по своим покоям, доложились хлопнувшие двери.

И впрямь, покуда мы разговоры говорили, день в вечер перетечь успел. Ныне уж густые сумерки из углов выползли, уступив свое место темени, и она, привычная, терпеливо дожидалась, пока отгорит короткий закат, и настанет ее законная пора.

Задумавшись, я упустила момент, когда Горд подошел ко мне со спины, и руки Колдуна легли мне на плечи.

— Ну что за нужда была самой с ним воевать?

Я только вздохнула, склонив повинную главу — а и иначе поступить я не могла. Коль он за меня за ловы мои биться станет то, может, ему и стаю мою водить?

То-то же!

Оттого и молчала я, оттого и не винилась…

Горд Вепрь, вздохнул, понимая, что внятного ответа не дождется. Сжал плечи легонько и отпустил, но лишь для того чтобы обнять, притиснуть к могутной груди, и я едва успела извернуться в его руках, чтобы прижаться ко плечу щекой, обвить ненаглядного руками, замереть, на невесомый миг слившись в повисшем молчании…

— Отпустил бы, — шепнула я, и, не утерпев, коснулась губами щетинистого подбородка. — Я б водицы принесла, ополоснуться тебе…

И он понимающе хмыкнул мне в ответ:

— Разит?

— Так, почитай, целый день в седле, — чуть смутилась я.

И уже только порядку для, добавила ворчливо:

— И охота была б куда-то ехать, будто б я так не вернулась…

— Цыц! — насмешливо одернул меня Колдун с высоты своего роста.

И, ровно мальчишка проказливый, дернул за косу:

— Чтоб ты понимала, женщина…

Из объятий он меня выпускал неохотно.

И много ли ещё надо глупой девке для счастья?

А на кухне, у печи, на которой стояли ведерные горшки крутого кипятку, я нежданно увидела Стешку. Девка усердно чистила сковороду. Да только я не вчера на свет народилась. И, разбавляя кипятком в бадье студеную водицу, а потом доливая горшок дополна и возвертая его на печь, я хмурилась и поглядывала на упрямую.

Стешка терла сковороду меленьким речным песком, кусая губы, и глядела только себе в руки. Вот ведь…

Дома, небось, батюшка уже и вожжи приготовил. Стешка подвинулась, пропуская меня с ведрами, и сызнова вернулась на прежнее место, развернувшись ко мне спиной.

— Он ведь не женится…

Узкая спина дернулась, метнулась коса — Стешка развернулась ко мне вставшей на дыбы медведицей. Злющие глаза полыхнули угольями, стиснулись до белого кулаки:

— Твой, можно подумать, женится! — выплюнула она.

— А ты, девка, я гляжу, моей судьбы искать вздумала? — ответствовала я тихо и зло, глядя в горящие глаза, и Стешка первая отвела взгляд, сглотнула, и я добила без жалости: — Ни дома, ни подворья, ни мужа, ни детей! Приживалкою при добрых людях.

Развернулась, и подхватив обе бадьи, вышла из кухни. Жестоко, ведаю — да иная жестокость только к пользе.

Желание пройти в комнату к Славу, да и вывернуть на него воду, а после и бадьею приголубить, было изрядным, и унять его удалось с трудом.