— Таким образом я… Мы считаем, — Вавилов оглянулся на плотно запертую дверь и сглотнул. — Кхм. Мы считаем, что возраст этих стеклянных формаций превосходит возраст пирамид, обнаруженных под Эль-Гизой. Смею предположить, что в Антарктиде мы столкнулись с самыми древними памятниками человеческой деятельности, когда-либо найденными археологией. Правда, это относится только к стеклянным мегалитам, чей возраст оценивается в два миллиарда лет…
— Два миллиарда? — прервал доклад Вавилова голос. Судя по акценту, это был доктор Бхарат Варма. — И вы уверены, что они рукотворны?
— Вне сомнений. Вот. Прошу обратить внимание на голографический снимок характерного осколка. — Он поднес ко рту пальцы, сложенные щепотью и дунул в них. — Этот фрагмент является частью врат. Можно видеть, как внутренняя и внешняя оболочки сферы соединяются в этом месте. По этому и другим схожим осколкам мы заключили, что расстояние между внутренней и внешней оболочкой ровнялась примерно пяти метрам. Толщину же самого стекла измерили с точностью до миллиметра. Ровно тысяча двести. Теперь прошу обратить внимание на модель сферы восстановленной нами из осколков.
Вавилов снова дунул в поднесенную ко рту щепоть и дважды взмахнул ладонями, как бы отгоняя от лица воздух. Получив снимки, собрание заерзало, загомонило.
— Итак, перед вами то, что мы назвали Хрустальным гротом — над землей возвышалась только половина сферы, узкий вход…. Отсюда и название. Другая половина сокрыта грунтом и, вероятно, тоже разрушена. Во всяком случае лазерное зондирование уходящей в землю кромки не дало результатов. Кхм. Диаметр свода составляет восемьсот метров. Внутри, под грудой осколков, мы обнаружили селение. Вот центральное здание, окруженное рвом, здесь и, особенно вот тут, хорошо видны жилые постройки. Несколько из них оказались раздавлены. Внутри — мебель, утварь… Свидетельства того, что Хрустальный грот населяла развитая цивилизация. Причем, относительно недавно. Двадцать, самое большее двадцать с половиной тысяч лет назад.
— Но ведь вы сказали, — вновь перебил докладчика доктор Бхарат Варма. — Что возраст свода два миллиарда лет?
— Да. Самого свода. Но не города под ним.
— Иван Дмитриевич, коллега, — обратился к Вавилову старый алясец профессор Джей Морт. — Хосе Франсе был твердо уверен, что его пирамиды под Эль-Гизой дело рук иных, э-э-э, внеземных деятелей. Боги Египта. Ваша находка она тоже… Оттуда?
Вавилов смолчал. Он понял, что Морт провоцирует его на определенный ответ.
— Дорогой Джей, — наконец вздохнул он. — Вы хотите, чтобы я назвал это Атлантидой? Я спекуляциями заниматься не буду, да и вам не посоветую. Нужны факты. А факты указывают на то, что своду два миллиарда лет и что под ним, еще двадцать тысяч лет назад велась высокоразумная деятельность. Откуда она взялась: с Марса, Криптона или из под земли вылупилась — я не знаю.
— Но ведь это главный вопрос, не так ли? — продолжал Джей Морт. — Я не подвергаю сомнению вашу находку или озвученные вами цифры. Но все же. Откуда они? Кем и как был построен этот Хрустальный грот?
— Чтобы ответить на эти вопросы необходимо собрать больше данных, — пожал плечами Вавилов и оперся обеими руками о трибуну. — А мы ограничены в людских и технических ресурсах. Взгляните на снимки общих планов, что я предоставил. Все объяснения завалены осколками, разобрать которые без спецтехники нельзя. Да и сами развалины погребены трехсотметровым слоем льда. Все, что мы сейчас можем это точечно выжигать в нем каналы, а нам нужно, как минимум, растопить сто пятьдесят тысяч кубометров. В этом бы помог орбитальный соляриус, но мы им не распоряжаемся. Если археологическое сообщество согласует с правовиками его прокат, выбьет добро у климатологов, вот тогда можно будет отвечать на ваши вопросы.
— Иван Дмитриевич, мне ясен ваш посыл, — прозвучал над собранием низкий отрывистый голос Верховного. — В течении суток я свяжусь с вами и озвучу свое решение. Симпозиум закрыт. Всем спасибо.
Вспыхнул свет и Вавилов вернулся в белесый короб коммуникаторной. Он отступил от турникета, отпер дверь за спиной и вышел, будто и в самом деле вышел с совещания. Последним. В узком и светлом «предбаннике» он нащупал у себя на макушке кнопку и отключил мозгошин, вздохнул облегченно.
— Ясен ему мой посыл, — буркнул Вавилов, крепко зажмурился, мотнул головой вышел за дверь к своим.
Немногочисленные члены группы «Хрусталь» доклад и последующую дискуссию слышали очень хорошо. В глазах каждого читался один и тот же вопрос, который озвучил рослый, рыжебородый геофизик Заур Шаов, бывший заместителем Вавилова в этой экспедиции.
— Ваня. Почему ты не сказал о главном?
Вавилов пожевал губами и отвел взгляд от голубых, проникновенных глаз Заура, легонько стукнул костяшками пальцев по железной столешнице, взял свою кружку и подошел к горячему чайнику.
— Ты ведь прекрасно понимаешь, что теперь Верховный ничего нам не даст.
— Посмотрим.
— Дмитрич, при всем уважении, но это было глупо, — поддержал Заура Евгений Скворцов, опытный техник, уже не однажды деливший с Вавиловым полярные смены. — У нас были шансы заполучить соляриус. Хоть какие-то. Теперь ты все профукал. С какого ляду?
Последний член экспедиции, программист Васька Алешин, руководителя не упрекнул, а поглядел на него с лукавой улыбкой.
— Дмитрич, ты ведь можешь связаться с Верховным. У тебя есть полномочия. Еще не поздно сказать ему.
Вавилов развернулся к товарищам и осторожно хлебнул кипятку.
— Ваня, мы ведь договорились. Выкладываем все как есть.
— Я так и собирался. Но Морт меня остановил. Нехорошо как-то на душе стало, когда он про богов Египта заикнулся. Предчувствие.
— Чушь собачья! — вспыхнул Скворцов, спрыгнул со стола и заметался по камбузу. — Какое еще предчувствие?! Чего ты городишь?!
— А того самого! — повысил, было, голос Вавилов, но усмирился. — Если бы они узнали про лазейку в центральное здание, уже завтра нас тут не было. Понимаешь? Здесь вам не пирамиды Хосе с их наскальной живописью, а библиотеки, компьютеры, и Бог весть что еще!
— Но ведь мы нашли этот Хрустальный грот! Мы!
— Женя, речь идет о цивилизации, знавшей электричество в пору, когда мы еще огня боялись! Первенство открывателя ничего не значит. Нас просто выставят. А вместо нас привезут и посадят, кого надо. И мы никогда не узнаем что это. Что это на самом деле.
— Ты хочешь знать атланты это или нет? — Заур скрестил на груди руки и в упор смотрел на Вавилова.
— Да плевать я хотел на Платоновские сказки! Окажутся атлантами — да, пусть будет так. Но это я должен узнать. Узнать сам, понимаете? Не кто-то мне скажет кто это, потому как с большей долей вероятности это окажется брехней. Мы сообщим. Потянем резину, сколько будет можно и сообщим. Но не раньше, чем сами все разнюхаем.
— На это уйдет много времени, — продолжал Заур. — Без специалиста по мертвым языкам, без грамотного лингвиста мы до конца смены а и бэ не сложим.
— Не обязательно, — Васька зарылся носом в высокий воротник свитера так, что из-под него на товарищей поблескивали только его умные глаза. — Расшифровка неизвестного языка это как расшифровка кода. Процесс ближе к математике, чем к лингвистике. А это значит, что нам нужен криптолог. Ну, или дешифратор и мощный серв.
— Допустим, сервер у нас есть, — нахмурился Заур. — Дальше что? У тебя есть дешифратор?
— Нет, но есть кое-что получше, — он хитро прищурился. — Только нужно достать первоисточник. Букварь и словарь… В библиотеке атлантов должно найтись что-то подобное.
— Букварь атлантов, о Господи, — Евгений всплеснул руками и вышел из камбуза громко хлопнув дверью.
Коротко помолчали.
— Полезем? — Заур покосился на Вавилова.
— Вась, ты точно сможешь раскусить их язык?
Васька вылез из-под ворота и потер острый, небритый подбородок.
— Ну, все зависит от того, что вы принесете.
Первоначально мобильная экспедиционная группа «Хрусталь» двигалась к горам Элсуэрт с вполне конкретной целью — исследовать пещеры массива на наличие горного хрусталя. Связка из пяти вездеходов отбыла с капитальной базы «Проект 8» острова Беркнера 28 февраля 2069 года и уже 15 октября пересекла шельф Ронне, взобравшись на подошву западной части материка. Взяв курс на массив Винсона, экипаж, следуя инструкции, активировал высокочастотный ультразвуковой зонд и всю последующую дорогу фиксировал нить рельефа на общую карту Антарктиды. И вот, в один прекрасный снежный день, прибор зарегистрировал идеально ровный круг, заполненный битым стеклом. Остановились на два дня детализировать находку, но два дня в итоге затянулись на две недели.
Обсудив все с командой, Вавилов сообщил о находке, но так, чтобы не объявить ее род. То ли кратер, то ли вулкан, то ли озеро… Главный мотив сообщения сводился к отсрочке действительного пункта экспедиции и просьбе дать две недели на дополнительное исследование. Просьбу удовлетворили, отпущенный срок был плодотворно отработан и результаты озвучены на внеплановом симпозиуме геофизиков.
Трещину в центральном шпиле обнаружили за два дня до отчетного срока и, на совете экспедиции, решили обязательно сообщить о ней. Что сдержало Вавилова, он толком и себе объяснить не мог. Слова Морта о богах Египта? Нет, подействовало что-то еще. Что-то гораздо более веское.
Вавилов с детства грезил стать археологом и непременно открыть что-нибудь такое, что затмило б собой Египетские пирамиды. Когда же он, молодой и честолюбивый специалист по археологии, отказался от участия в экспедиции еще никому не известного Хосе Франсе, то на год впал в депрессию, едва тот объявил миру о своей находке. Он запил, потерял работу, от него ушла жена с ребенком, и, если бы не отец, рассчитался бы с жизнью. Батяня собрал последние деньги и вывез опустившегося сына на безымянный остров тихого океана, где молодой Вавилов прожил дикарем целый год. Здесь Ванька Вавилов превратился в прагматика, перестал мечтать о пустом и научился принимать жизнь такой, какая она есть. Словом, превратился в Ивана Дмитриевича.
И вот, спустя несколько десятков лет, исполненных успехом и признанием, его нашла забытая мечта. Или он ее нашел, как находят дорогую памяти вещицу в кармане давно не дёванного пиджака. И воскресший в Вавилове романтик-первооткрыватель ни за что не хотел ее потерять. А вырвать ее из рук могли легко и просто.
Вездеход и пять прицепов стояли кольцом, окружая площадку утрамбованного снега диаметром в двадцать метров. Над загородками, отделившими белую пустыню от обжитого пятачка, застыло солнце, похожее на далекий ядерный взрыв. На просторе темно-синего неба еще виднелись брызги ярких звезд. Погода стояла ясная и безветренная.
Вавилов вдохнул морозный воздух полной грудью и задержал на мгновенье дыхание.
— Эх, хорошо! — бодро выдохнул он, поправил на плече бухту троса и стал спускаться с подножки вездехода.
Рядом что-то крякнуло и ухнуло вниз. Это Заур, со свойственной ему удалью спрыгнул на землю. Он дождался Вавилова и уже вместе они зашагали к центру площадки.
Канал, проторенный электрогидравлическим буром, особой шириной не выделялся, но для спуска хватить должно. Массивная станина бура, увенчанная черной булавой коронки, стояла рядом и молчала. Еще два дня назад она придавлено хрипела и булькала, лед под ее напором вскипал, и из дыры, по гибкому рукаву за редут, фонтанировала ледяная каша.
Вавилов склонился над горловиной канала, достал из нагрудного мешка люминофорный фонарь, энергично встряхнул его и бросил вниз. Огонек полетел зеленым штрихом, ударился о стену, закувыркался и исчез в плотной темноте. Тогда Вавилов растряс еще два фонаря и отправил их вслед за первым.
Заур привязал канат к лебедке и стал осторожно спускать свободный конец, на котором уже болталась обзорная мини-камера. Когда Вавилов закончил крепить свой трос и подошел к нему, то тот удовлетворенно хмыкнул и локтем толкнул начальника.
— Смотри-ка, — показал он на запястный дисплей. — Твои фонари треугольником легли.
Действительно, три ярких полоски зеленоватого света лежали поодаль друга от друга как разрозненные грани правильного треугольника. Ничего кроме фонарей и ровной, усыпанной крошевом площадки видно не было.
— Хватило веревки, однако, — вздохнул Вавилов и швырнул свою бухту в пропасть. — Ну что, погнали?
В ответ Заур щелкнул спусковой карабин, подергал за стропы упряжи и полез в дыру. Вавилов дал товарищу оторваться, пристегнул свою страховку и полез следом.
Идеально ровное и гладкое жерло уродовала глубокая борозда. Внизу, где мелькал головной фонарик Заура, слышался холодный скрип. Верно, это его ледоруб царапал стену — статному геофизику в канале было все-таки тесновато. Вавилов задрал голову на уменьшающееся пятнышко света и сердце его замерло, сжалось и застучало быстрей. А ведь еще немного и он прикоснется к своей мечте. Первым увидит то, что никто никогда не видел. Смахнет перчаткой пыль тысячелетий, прорежет вековую тьму лучом фонаря… Его имя отольют из золота и водрузят на самый почетный пьедестал зала славы археологов!..
— Ваня! — вонзился в мечты трубный голос. — Я на месте! На голову мне не сядь, смотри.
Вавилов замедлил спуск и очень скоро увидел под ногами зеленоватый свет фонарей. Чуть позже ледяную трубу прервал волнистый изломом, в котором Вавилов отразился с фантасмагоричным искажением. Через тысячу двести миллиметров трещина оборвалась и он встретил ногами твердую поверхность, отстегнул упряжь, осмотрелся. Заур стоял рядом, подняв зеленые фонарики над головой букетом. В их свете лицо геофизика приобрело зловещий оттенок.
— Фу ты, как мертвец, — буркнул Вавилов, отобрал у товарища фонарики и спрятал их в нагрудный мешок, достав взамен купольный факел. Он прилепил его к низкому стеклянному своду, включил и каверну пронзил белый свет.
Вокруг все было завалено каменными обломками и запорошено пылью. В дальнем конце площадки, накрытой сверху треснувшим осколком купола, виднелся остаток двери, придавленный краем свода. В месте, где они спустились — самом высоком месте уцелевшего кармана — камней было больше всего. Из корявой груды торчали не то палки, не то доски… Вавилов аккуратно смахнул пыль с ближайшей, геометрически ровной вещицы. Ею оказался выдвижной ящик, до краев наполненный мусором. Другой, высоко задранный край осколка, покоился на сплющенной но устоявшей металлической конструкции. За ней и вокруг нее простерся непролазный завал.
— Э, да это лифт, — констатировал Заур, схватился за покореженную дверцу и потянул ее на себя. Створка заскрипела, тренькнула и выскочила из единственной петли, обнажив темный зев шахты. — Думаю, надо спуститься ниже. Тут мы ничего не найдем.
— Похоже на то, — Вавилов достал из рюкзака канат, привязал его за освобожденную петлю и несколько раз сильно дернул. Смятый короб лифтового проема не шелохнулся. — Я спущусь, а ты пока осмотрись здесь. Может все-таки найдется что.
Вавилов встал на колени, оперся о край проема и глянул вниз. Тьма стояла хоть глаз коли. Тогда он достал из мешка зеленую трубку, машинально встряхнул ее и кинул в шахту. Фонарик пролетел секунды две и упал на что-то глухо ухнувшее. Сквозь взметнувшуюся пыль проявились гладкие колеса, стержни и спуты колец — четырьмя-пятью этажами ниже покоилась кабина лифта.
Первую встречную дверь Вавилов не преминул хорошенько пнуть. Пинок результата не дал и тогда он, оттолкнувшись от дверей, саданул по ним с раскачки. Шахта рассерженно загудела, но только пыль слетела с краев проема.
— Эй, ты там что шумишь? Не разбился еще? — прогудел сверху Заур и, убедившись, что с товарищем порядок, добавил. — Голову только не подключай.
В ответ Вавилов криво ухмыльнулся и продолжил спуск.
Если на минутку отречься от действительности, то могло показаться, будто Вавилов не полярник, а какой-нибудь спасатель, пробирающийся на дно разрушенной землетрясением высотки. Странно, но все увиденное им — то немногое, что он успел увидеть — человеческое, свое. Вот, даже лифт был самым обыкновенным механическим лифтом, какие еще встречались в старом Нью-Йорке…
Под слоем пыли и кольцами оборванного троса нашелся люк, прикрученный с углов барашковыми винтами. Вавилов выкрутил один, поднеся к глазам, и хмыкнул. Резьба была конусовидная с широким шагом, каких он отродясь не видел.
— Вот тебе и отличие. Дьявол в деталях, м-да.
Он отвинтил оставшиеся три, спрятал их в нагрудный мешок и обшарил крышку, ища за что ухватиться. Очень скоро отыскались две широкие выемки, потянув за которые Вавилов без труда вынул люк, стряхнул с него пыль и прислонил к стенке шахты. Внутри разбитой кабины пыли не оказалось. Стены были отделаны белым пластиком, серый, вроде как прорезиненный пол, на котором валялись расколотые горшки с землей.
Вавилов спустился и как будто съежился — кабина оказалась нечеловеческих размеров.
— Либо грузовой, либо тут и вправду атланты жили…
Он склонился над одним из горшков. Продолговатый, тоже вроде бы пластиковый с обрывками веревок. Из комьев черной земли торчали корни давно погибшего растения. Вавилов задрал голову и увидал два целых горшка, болтавшихся у самого потолка.
— Цветы в грузовом лифте? Хм.
Кнопок или каких-то других органов управления видно не было. Слева от высоких дверей, рассеченных посередине створной щелью, Вавилов нашел панельку, но так высоко, что дотянуться до нее не мог. Тогда он достал ледоруб и аккуратно стукнул по находке тупым концом. Дверь вздрогнула, начала, было, со скрипом расступаться, но остановилась. Вавилов сглотнул — от волнения во рту у него пересохло. Он никак не ожидал такой живучести от техники. Ни один из существующих ныне аккумуляторов не смог бы выдавить из себя и миллиампера уже через сотню лет, а тут… Не иначе принципиально другая технология.
В щели темнел коридор. Луч фонаря выхватывал из тьмы серые стены с двумя параллельными красными линиями, пол, потолок с рядами округлых светильников. Мгновение поколебавшись, Вавилов просунул в щель руку до локтя, обшарил двери с той стороны, но тоже ничего не нашел. Тогда он схватился обеими руками за одну створку, уперся ногой в другую и потянул. Со скрежетом и храповым стуком двери поддались.
Вавилов перешагнул порог и замер в нерешительности. Высокий и пустой коридор хранил космическое молчание, в котором шорох арктического комбинезона походил на хруст сухих веток, а шаги — на стучащие затворы.
— Заура позвать что ли?.. — шепнул он, но тут же досадливо сплюнул. — Да какого черта! Сидят тут, понимаешь, меня дожидаются!
И раскатисто зашагал вперед.
Встречные двери, высокие, как японские тории, были затворены. Вавилов искоса поглядывал на них, но не останавливался. Каждый его шаг будто открывал терра инкогнита, наносил на карту бытия ранее не существующее. Вот новая дверь, вот новый светильник возник из темноты. Где они были раньше? Да и были ли вообще… Коридор вырастал перед ним одним, существовал для него одного. Но что в конце?..
Незаметно для себя Вавилов шел все тише и аккуратнее. Нарочито бодрая поступь осталась где-то позади. Он оглянулся, но дверей лифта не увидел — прошедшее сгинуло туда же, откуда рождалось грядущее. Колючий мороз пробежал по коже, Вавилов остановился, с трудом взнуздывая страх. Он чувствовал себя как в гробу на дне зарытой могилы, пропавшим для остального мира. Бежать. Назад без оглядки бежать к шахте, к каналу и выше, наружу, туда, где день, где солнце.
— Ррррааа! — взревел Вавилов, криком, как ножом вспарывая страх. — Назад?! Да вот херов вам тачку!
Он размахнулся и с прискока швырнул ледоруб во тьму коридора. Вопреки иррациональной уверенности, что коридор поглотит инструмент, раздался звон и брызнули искры, определившие порог бесконечности. Вавилов выпрямился и, не сводя глаз с точки, где взблеснуло, пошел вперед.
Вскоре луч его фонаря уперся в массивную тупиковую дверь. Стальная, покрытая волдырями клепок она нависла над Вавиловым отвесной стеной. Справа, чуть повыше головы, выпирала дверная ручка, а под ней, там, где бывает замочная скважина, поблескивала тонкая латунная пластина с множеством дырочек и бороздок.
— А вот и ключик золотой, — шепнул Вавилов, стянул подмышкой перчатку с правой руки и вытащил пластину. Покрутил в руках, проверил на свет, хмыкнул. — Как терка.
Немного подумав, он вернул пластинку на место и слегка пристукнул ее ребром ладони. Ключ с готовностью утоп в щели и внутри нее что-то щелкнуло. Вавилов потянулся, было, к дверной ручке, но на полпути замер. Вот же она, та самая минута, ради которой он жил, от которой бежал за полярный круг. А вдруг за дверью ловушка? Бомба, газ или древнее проклятье… Он мотнул головой, прогоняя нетвердые мысли. Какое проклятие? Какие еще ловушки? Скорее всего это просто склад. Он видел предметы быта этих атлантов. Видел на голографии и собственными глазами… Это не гробница, не сокровищница. Это место было их домом.
Дверь распахнулась на удивление легко и тихо. В помещение было пусто. Только три ковра, свернутых в высокие рулоны, стояли в дальнем правом углу, облокотившись друг на друга. Вавилов осторожно перешагнул порог и обшарил лучом фонаря невидные с коридора углы. На полу слева валялись обрывки веревки. И все.
— Пусто, — выдохнул Вавилов и усмехнулся, памятуя волнительные мысли у входа. — Просто чулан с хламом.
Он снова навел фонарь на ковры, даже развернулся, чтобы подойти к ним, но так вполоборота и замер. Из глубины угла на него смотрело три овальных зеленых лица. Гладкие, с большими черными глазами и улыбками на безгубых ртах.