Сны Землян

Седьмое

Выеденные консервные банки, раздавленные чайные пакеты, хлебные корки… Стараясь не зацепить россыпь мусора на полу, Вавилов прокрался к кухонному столу и откопал из кучи пластиковых оберток свою кружку. В чайнике воды не оказалось. Да и сам чайник валялся на боку. Стоило большого морального усилия поднять его, наполнить и водрузить согреваться. Глядя, как в стеклянном чреве наливались первые пузырьки, Вавилов вообразил, будто бы это пузырьки и не пузырьки вовсе, а целые вселенные. И вот их мир такой же точно пузырек в чайнике времени. Он усмехнулся, уподобив себя Атодомелю, который сейчас нальет себе в кружку меру вечности.

Чайник прокукарекал, Вавилов налил кипятка и заторопился обратно в хранилище для керна. На полпути, в коридорах, его застал хрипловатый голос:

— Вавилов, возвращайся сразу в голову, — голос зевнул Женькой Скворцовым. — Теперь ты во’да.

Вавилов сдвинул зубами манжет рукава свитера, посмотрел на часы и неприятно удивился. Стрелки, действительно, сошлись на четырех утра — Скворцов ему еще форы дал двадцать минут.

— Заснул, поди, на посту, — буркнул Вавилов, круто развернулся и зашагал в обратную сторону.

В обратной стороне, у раскрытых дверей кабины головного тягача переминался растрепанный техник.

— До ветру охота, сил нет, — пояснил он.

— Оттого и поднялся?

— Ну, — Скворцов сконфузился. — Нынче сон в дефиците.

— Паршиво выглядишь.

— Ой, на себя посмотри. Мешки под глазами, как у Деда Мороза. Ладно, я ушел.

— Под лестницу только не ссы.

— Не буду, — уже спиной ответил Скворцов.

— А то!.. — пригрозил, было, технику Вавилов, но вздохнул и себе уже добавил: — А то что?

Когда он, две недели назад случайно застукал Женьку, расписывающего снег под лесенкой прям с порога, то чуть не задушил поганца. На вопрос, какого лешего тот в сортир не ходит, Скворцов ответствовал, мол, не охота время тратить на лишнюю беготню. Да, тогда он едва сдержался, но теперь, встреть он его теперь за этим же делом, то, пожалуй, и слова бы не сказал. Даже, наверно, постарался сделать так, что б Женька его не заметил…

В кабине головного вездехода стояла тишина и забористая вонь грязных носков. Вавилов вздохнул. Собственно он сам уже вторую неделю не мылся.

— Ну а смысл? — он огляделся, выискивая источник раздражающего запаха. — Особенно теперь.

Носки нашлись: один под креслом водителя, другой на клеммном щитке главного пульта. Выставляя находки за дверь, Вавилов подумал, что, вот, у Древних нет носков и такие анекдоты им не страшны. Да и вообще. Представить, Древних в ребячестве или в смехе — невозможно.

Он опустился в кресло и совершенно задумался. Датчики, указатели, стрелки, табло… Все уплывало в фиолетовый свет саркофагов, в монотонный говор зеленых мудрецов. Почему они встретили их? Именно они. Случайность? Фарт? Да уж, подфартило, так подфартило. Он, было, усмехнулся, но усмешка сплыла к уголкам губ. Кадык под засаленным воротником скользнул к подбородку и назад. В тысяча первый раз сделалось страшней предыдущего. Бог вещественен. И он спит на Меркурии. Нет ни рая, ни ада, нет никакой загробной жизни, кроме той, что дает Атодомель. А дает он ячейку памяти, коею ты заполнишь, как скачанный из интернета файл. Смерть любого человека заканчивается именно этим!

Кипяток остыл и очень приятно пился. Вавилов сделал три больших глотка и, вроде как, вернулся мыслями к насущному.

— Хм, насущное, — повторил он ключевую мысль, мотнул головой и осмотрел пульт управления приземленным взглядом.

В Верхнем правом углу, в секторе климатизации, светился оранжевый знак восклицания.

«Закупорено вентиляционное отверстие № 19 в третьем секторе второго вагона».

— В прачечной стало жарко, — прокомментировал Вавилов сообщение и прикрыл его носовым платком.

Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул и уставился в насущный потолок.

Древние говорили всегда. Монотонно с редкими паузами они передавали голос друг другу, словно эстафетную палочку. От этой фиолетовой колейдоскопии, порой казалось, что Древний вокруг, что он за тобой, что он и есть ты. И их голос — это твой давно забытый внутренний голос. Не замолкали они и во сне. Правда… Вавилов испытал неловкое чувство, как будто подлость какую задумал, и скосился на входную дверь. Правда, если уйти из керни, то голоса пропадали и возвращался обычный, глухой сон. Но его бессмысленности уже не хотелось.

Прерывистый писк мыльницы заставил Вавилова вздрогнуть. Он чертыхнулся и застучал пальцем по клавишам с тем, чтобы раскрыть письмо и заткнуть бестактный писк. Заголовок письма потребовал отчета об исследований пещер массива Элсуэрт…

Спинка кресла скрипнула под спиной Вавилова — он снова откинулся на нее, закинул за голову руки и вздохнул. Если в двух словах, то исследования пещер даже не начинались. Да, они успешно проложили к пустотам желоб, о чем уже докладывали две недели назад. Но на том их профессиональная деятельность и закончилась.

Вавилов с досадой рассматривал журнал отчетности, в котором значилось всего четыре строчки. Следовало немедленно извлекать какие-нибудь результаты, иначе их самих могли отсюда извлечь. Оставался вопрос — самому спуститься к пещерам или послать Заура? О том, что б по правилам идти в паре, не могло идти и речи. В эдаком случае придется Скворцова за пульт приглашать, а он уже и так сутки отсидел.

Вавилов закрыл глаза и представил Заура. Представил, как тот сидит на полу в керне, прислонившись спиной к стене и смотрит в пол. Кисти рук переплетены перед его глазами — он обхватил руками колени. Тут он вскидывает голову, точно услышав оклик, поднимается и выходит из помещения.

Через минуту раздался стук в дверь.

— Вань? Ты звал?

— Да, входи.

Развернувшись к вошедшему лицом, но не поднимаясь с кресла, Вавилов указал большим пальцем левой руки за спину.

— Как думаешь, чего они хотят?

— Хм, — Заур скрестил на груди руки и нахмурился. В рыжей, дико разросшейся бороде он походил на спившегося Диогена. — Чего хотят… Чего хотят в принципе или прямо сейчас?

— Сейчас.

— Отчета о пещерах хотят.

— Верно, — Вавилов попытался улыбнуться. — Посидишь на пульте? Я спущусь, проб наснимаю.

— Уверен?

— Угу.

…

— Ваня.

— У? — Вавилов уже стоял перед раскрытым шкафом и выбирал себе костюм.

— Ты думал, какой резонанс в обществе вызовут их хроники?

— Нет, не думал. Но, если подумать, то никакого. Точнее, не больше очередной фантастической книжки.

— Ты не понял. Хроника поведенная не нами, а ими.

— Пусть, — Вавилов выбрал костюм и стал переодеваться. — Древнего заклеймят шарлатаном и быстро забудут. Каждый из двадцати миллиардов с ним вживую не побеседует, а по телеку еще и не таких пророков показывают.

— То есть правды о сотворении мир так и не узнает? Вань, ну нельзя же так. Мы должны хотя бы попробовать!

— Открыть секту «Свидетели Атодомеля»? Брось, Заур. Мы только посмешищем станем.

— Но!..

— Вот послушай, что я скажу, — теплый и тонкий спелеологический комбинезон, наконец, вмести в себя Вавилова и он, немного похожий на космонавта, выпрямился перед Зауром. — Такие дела с кандачка не решаются. В твоем предложении мы будем выглядеть как четверка дегенератов-полярников, на пару с загримированной троицей. Человечеству потребовалось два века чтобы признать фундаментальные ошибки в классической физике и пересмотреть ее, а ты предлагаешь вот… э-э-э Всемером, так, на досуге, изменить тысячелетиями сложившиеся устои.

В кармане комбинезона Вавилов нашарил джапа-малу, но не стал доставать, а покрепче стиснул в кулаке.

— Я предлагаю как можно дольше оставаться с ними. Так мы быстрее научимся… Ну, ты понял о чем я.

— Н-да… — протянул Заур и шагнул в сторону, освобождая для Вавилова выход. — Ты быстро учишься Ваня.

— Хм, если бы сказал что стараюсь, то соврал бы.

На прощанье, Вавилов хлопнул Заура по плечу, оскалил рот в улыбке и вышел не затворив дверь.

Вавилов смотрел в кварцевую друзу, точно в разбитое зеркало. Тысячи отражений, больших и маленьких, цельных и вырванных смотрели на него в ответ. Было так тихо, что он слышал, как кровь стучала в висках. Ух-тух. Ух-тух. А ведь не будь Вавилова — не стучи его мясное сердце — этих бы в кристаллах тоже не было.

Он с трудом оторвал взгляд от друзы и обвел фонарем свод пещеры. Отовсюду свисали короткие каменные сосульки. Кое-где торчали одни пеньки. Причем, если судить по степени их зарастания, сорвались они перманентно. Лет, эдак, двадцать тысяч назад.

Из большой каверны, в которую Вавилов спустился с поверхности, уводило два узких коридора. Если верить карте, составленной ботами, первый заканчивался метров через пятьдесят глубоким колодцем, уводящим на нижний ярус пещер. Второй ход ветвился вглубь горы настолько обширно, что картографы еще не успели составить его план. Причем в одной из веток левого коридора нашлась полость в которой, как в черной дыре, сгинуло уже триста ботов.

— Ладно, — буркнул он, наложил вето на исследование злополучного участка и сам же отправился нарушать запрет.

Ходы и галереи изобиловали жеодами. Наметанный глаз Вавилова сразу узнавал их округлые формы. В стенах, в полу, в потолке; большие, маленькие; шаровые и неправильные. За свою археологическую бытность довелось повидать разных пещер, но эта, бесспорно, лидировала в части жирности и обилия этих образований. И, что примечательно, лежащих прямо на поверхности и, зачастую, расколотых.

Отснятого на камеру и положенного в рюкзак материала хватило бы на два доклада, но Вавилов решил дойти до злополучного участка. Путь стал хуже, заюлил так, что пришлось доставать тросомет. Вскоре стены заблестели, а под ногами захлюпало. Липучие подошвы его спелеологических ботинок скользили все сильней, но дорогу пока держали.

Наконец, карта маякнула запретной точкой. Вавилов задрал голову и тихонько выругался: вход в карман чернел на трех-четырех метровой высоте, а это значило, что придется расчехлять тросомет. Опять.

Сменив бобину и прицелившись в потолок у кольца лаза, он выстрелил. Гарпун сверкнул, звякнул, но в камень не вошел.

— Да что б тебе! — выругался Вавилов и достал последнюю катушку. — Ну, если и эта не пройдет — пойду назад.

Прицелился глубже, в самый лаз и уже, было, надавил на спусковой крючок, но отлип от прицела и задрал голову. Над головой базальт, в который костылик точно войдет. А там что? Он сфокусировал луч фонаря и удивленно приподнял бровь. Округлый лаз тускло поблескивал металлом.

Подтянувшись на тросу до самого потолка, Вавилов посветил в отверстие — черно как в бочке. Только где-то с краю, отблескивало синевой. Раскачавшись, он извернулся, прыгнул и уцепился за край лаза. Хорошо хоть не поленился, выбрал правильный спелеологический костюм с цепкими ладонями, а то б точно соскользнул. А так ничего, крякнул, подтянулся и спокойно залез вглубь.

— Твою же ж мать… — нараспев произнес Вавилов, чувствуя, как от волнения сердце запрыгало у самого горла.

Пещера… Даже не пещера, а громадная жеода в которую он забрался состояла сплошь из металла. Он рассеяно водил лучом фонаря и невольно его волнение переросло в немой, отрешенный восторг. Такой красоты он даже в знаменитой пещере Найса не видел. Шаровидную полость, диаметром, наверное в восемь метров, покрывал сплошной ковер идеально ровной гребенки. Под светом все нутро переливалось, перетекало живым серебром. Мелкие, не больше кулака, кристаллы гребенки различались у входа, но на противоположной стороне сливались и, когда Вавилов перемещал взгляд, точно перемешивались. Более крупные образования вырастали из этого живого океана монументальными утесами. Их грани слегка отливали синевой и были так ровны, что он видел свое отражение до мельчайших деталей. Точно в центре, на самой верхушке нависал настоящий гигант. Именно его отблеск Вавилов и увидел из коридора. Эта глыба не отличалась безупречной симметрией, но в ее неправильности чувствовалась особая красота. Внизу, прямо под ним — еще одна глыба поменьше и потемней.

Затаив дыхание, Вавилов полез в рюкзак за спектрометром, достал и, не глядя, приложил к внутренней стенке пещеры. Аппарат пискнул, выдав результат.

— Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.

Сказанное аппаратом не сразу дошло до Вавилова, а когда дошло, то он оторвался-таки от красоты и внимательней снял замер.

— Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.

— Не может такого быть, — растерянно ответил он и приложил указатель устройства в третий раз, предварительно очистив тыльной стороной ладони одну из граней кристалла.

— Девяносто девять и девять десятых…

— Да не может такого быть! Это ж известняк! Тут совсем не должно быть его! Ни в кристаллах, ни без!..

Но в окошечке устройства равнодушно светились четыре девятки. Аппарат не мог ошибаться. Не для того он сделан. С третьей попытки попав им в карман рюкзака, Вавилов плюхнулся на задницу и закрутил головой по сторонам, фотографируя все на камеру шлема. Он с такой ожесточенностью щелкал себя по виску, что скоро голова закружилась.

— Не бывает, да. Не кристаллизуется, да. В известняке не встречается, да. А вот нате, выкусите, нате, нате, нате!..

И вдруг оцепенел. Его пристальны взгляд добрался до той маленькой темной глыбы, что размещалась аккурат под большой потолочной. Это был человек. Он сидел в позе лотоса, окутанный угловатой, блестящей хламидой. Сидел он на маленькой квадратной площадке, а напротив него лежало два полукруга, смотрящие хордами врозь.

Вавилов крепко зажмурился, но когда открыл глаза фигура человека никуда не делась. Тогда он поджал губы, вздохнул и вернулся ко входу за канатом.

Вблизи человек оказался каменным, с прожилками все того же блестящего молибдена. Накидка же была сшита не из ткани, а, что уже предсказуемо, из молибдена. Вавилов потрогал ее рукой. Твердая. Постучал костяшкой перчатки — накидка отозвалась как пустая бочка.

Откуда он тут взялся Вавилов не думал — Древние со своим сердцем тоже ведь откуда-то взялись. Но что делать с ним? С собой тащить? Тяжелый, не поднять. Да и зачем ему эта каменюка? Возможно это только… Статуя. Древняя, забытая всеми статуя.

Он присел на корточки и заглянул в лицо изваянию. Красивые, правильные черты, прямой нос, блаженная полуулыбка, прикрытые глаза… Пригнувшись ниже, удалось заглянуть глубже под капюшон, а там — копна соломенных волос. Самых обыкновенных. Нет, все же когда-то это был просто человек. Правда, выше среднего роста раза в полтора. А то и в два.

Не зная, что еще сделать, Вавилов обснимал хозяина молибденовой горы сверху донизу, а потом — гулять, так гулять, — включил видеозапись.

— Итак, мы находимся под горами Элсуэрт, на четырехсот восьмидесяти метровой глубине, в аномальной жеоде из чистого молибдена, — с этими словами он панорамно огляделся. — В центре, как видно, статуя человека, волосы которого… Настоящие.

Он невольно прикрыл глаза и покачал головой.

— Боже, чушь какая-то.

Вавилов чувствовал, что часть его сознания обособилась, замкнулась и в голос вопила о сюрреалистичности происходящего. Другая же, большая часть Вавилова, смотрела на ситуацию отстраненным наблюдателем. Был же пиритовый человек. В сердцевине Кайлаша, говорят, чего-то ждет Будда со Спасителем.

— Говорят, кур доят, — буркнул он поежился и засунул руки в карманы. Пальцы наткнулись на старые четки. Он достал их, и, недолго думая, сложил вдвое и повесил на оттопыренные пальцы статуи. Тут взгляд его упал на блестящие дольки.

— Обмен есть обмен, — произнес деловой Вавилов и разложил полумесяцы в разные карманы, чтобы не бряцали.

Выбравшись из жеоды и спустившись вниз, он еще какое-то время смотрел на черное пятно лаза, словно ожидая чего-то сверхестественного. Хотя, чего еще сверх могло случиться? Жеода из металла, не встречающегося в чистом виде на Земле, да еще и с блаженной статуей в придачу. А их размеры? Если статуя выпрямиться, то повыше древних будет.

— Хм, — Вавилов в задумчивости потянулся к виску, чтобы почесаться и нечаянно переключил камеру в ночной режим. Оказалось, что он вообще забыл ее выключить. Исправляя упущение, он мельком глянул на наручный дисплей и слегка удивился — записанный им файл весил чересчур уж много. Вместо ожидаемых пятнадцати-двадцати гигабайт все сто.

— Надо будет Ваську напрячь, — подумал он вслух. — Наверняка формат записи слетел.

У точки внедрения Вавилов проверил коробку с жуками. Как ни странно, но картографы успешно справились с заданием и даже успели все вернуться. Даже те, которых он в начале спуска недосчитался. И в жеоде их, кстати, тоже не было.

— Тем лучше.

Настроение Вавилова поднималось, по мере того, как он сам поднимался на поверхность. Завидев свет в конце тоннеля, он так и вовсе принялся насвистывать что-то неопределенное, предвкушая в какой фурор ввергнет своих коллег добытым материалом. Над головой что-то замельтешило. Он задрал голову, сощурился… Действительно, чья-то тень то склонялась в лаз, то снова отодвигалась от него.

Выбравшись вполне, Вавилов узнал Шаова. Тот, в полной спелеологической выкладке стоял, и, сердито насупившись, буравил начальника взглядом.

— Ты чего это?

— За тобой собрался.

— Зачем?

— Вань. Ты на часы когда в последний раз смотрел?

Вавилов посмотрел на нарукавник, щелкнул по нему и оторопел.

— Десять часов…

— Угу. Десять. Ты в это дыре десять часов сидел, — Заур вздохнул, плечи его расслабились. — Ты почему так долго?

— Я не знаю, — растерянно отозвался Вавилов. Он продолжал смотреть на часы, мысленно соизмеряя пройденные им расстояния и минуты редких задержек. По ощущениям на дорогу у него ушло не больше двух часов — час туда, час обратно. Минут двадцать он пробыл у статуи в жеоде. Все. Три часа, это потолок!

— А ну, пойдем в кабину.

Бардак в кабине несколько раздражил Вавилова. Он нахмурился и, переодеваясь, отвесил несколько безадресных замечаний, относительно свинства, свинарника и свиней, что по ошибке людьми зовутся. Поминая товарищей, он мимоходом коснулся и себя, от чего пораженно замер. А ведь он сам был главным зачинщиком запустенья. Во всяком случае потакал разведению бардака. Почему? Он мысленно окинул себя взглядом, сравнил себя до погружения в Элсуэрт. Что-то изменилось. Он стал прежним Вавиловым, а не тем тюфяком, коим функционировал последние две недели. Все то время, что они были с Древними.

Не подавая вида, он уселся в водительское кресло, откинулся на спинку, потянулся, а вместе с тем воззвал мысленно Заура, Ваську и Женька. Последние два не ответили, а первый даже хмурой бровью не повел, хотя в последний раз когда Вавилов проделал эдакое — примчался из самой керни.

— Э-ге… — тихонько выдохнуть он, но Заур оценить новый расклад не позволил.

— Чего, «э-ге»? Рассказывай, а то…

— А то что? В керню хочется?

Шаов не ответил, но Вавилов и так заметил, как взбугрились желваки под его рыжей бородой.

— Ладно, садись. Только пока никому ни слова.

— Даже?..

— Им в первую очередь.

Пока Вавилов делился с товарищем, содержимое видеоячейки из скорлупы шлема успешно перекочевало в бортовой комп. А, судя по скептической физиономии Заура, словам он его верил мало. Так что доказательства, особенно существования молибденовой жеоды и каменного человека, ему ой как пригодятся.

— Знаешь, Ваня, после знакомства с Древними

, поверить в твой рассказ можно. Я уже ничему не удивлюсь. Но скажи на милость, почему так долго?

— Вот этого я тебе объяснить не смогу. Но, может, в самой жеоде время искривляется и течет медленней. Да что там, смотри! Я же все записал.

Видео файл был всего один и… Обычного формата. Когда Вавилов загрузил его в голограф, то внутренне напрягся, увидев счетчик. Восемь часов тридцать минут. Дрогнувшим пальцем он щелкнул «проиграть».

Кадр не дрожал и не дергался. Камера смотрели в одну точку, в потолок, где он обнаружил молибденовый лаз. Редко изображение опускалось к полу и снова поднималось к потолку. Происходило это с завидной регулярностью, примерно раз в двадцать минут. Увидели они это тогда, когда Вавилов, немного сбив оторопь, ускорил проигрывание. Но даже со стократным ускорением, наблюдали они эту монотонную картину неприлично долго. Когда видео закончилось, Вавилов бросился к папке с фотографиями. На месте оказались все снимки, что он делал до норы. Потом — ни одного.

— Так, постой. Картографы. Они ведь дохли в этой жеоде.

Он поднял отчет, но тот лишь заставил его сдавленно застонать. Все четко. Все боты целы-невредимы, карта составлена равномерно.

— Ничего не понимаю. Я ведь собственными глазами видел!

— Ага, стену. Вань. Вот ЭТО открытие. Жеоды мы и так видели. Собственно за хрусталем нас сюда и экспедициировали. А вот то, почему ты восемь часов стену рассматривал — хит. Включи в доклад, медики обязательно заинтересуются.

— Нет, не стоит. Пока не стоит.

— Тоже верно, — Заур усмехнулся. — Большему у них научимся. Ну, я пойду?

— Да, да, иди… — рассеяно отозвался Вавилов.

— Прислать кого? Или ты сам?

— А? А, иди, я сам.

Шаов вышел, а он еще долго смотрел на закрытую дверь. В голове, как в пустой бочке, летала одна мысль-муха. Как так-то? Он ведь собственными глазами все видел, трогал все собственными руками… Четки из кармана, он их в действительности оставил там, а с собой унес полукруги. Вавилов посмотрел на шкаф. Если ему все, действительно, привиделось, то в кармане костюма будут лежать они — старые четки. Он подошел к шкафу, протянул руки к дверке, но замер. Сверху на шкафу лежала пара рабочих перчаток, заброшенная кем-то в припадке неряшества. Не отдавая себе отчета, Вавилов достал их и натянул на руки.

— Хоть бы, хоть бы, хоть бы… — уговаривал он судьбу, не зная сам, чего просит.

Пальцы нащупали гладкий полукруг. В другом кармане — то же. Достав оба, Вавилов вернулся к пульту, сел в кресло и положил блестяшки на стол.

Интересно, что будет, если их соединить?