Сны Землян

Десятое

Юки шла по темному коридору, сплошь испещренному черно-белыми крапинками. Пунктиры и линии, точки, запятые, какие-то странные загогулины сливались в сплошной хаотический узор. Вблизи она еще могла различить детали, но уже на расстоянии вытянутой руки коридор превращался в мерцающую черно-белым хаосом трубу, от шевеленья которой голова кружилась. Наконец, Юки просто закрыла глаза и доверилась путеводному чутью Эйры, что вела ее вперед.

Звуки шагов пропали. Дыхание, биение ее сердца тоже растворились под закрытыми веками. Вновь пришли мысли о смерти. На мгновение ей сделалось страшно. Она вновь ощутила то томительное, раздирающее душу чувство, когда лежала после землетрясения под бетонной плитой. Еще живая, но уже почти мертвая. Каждое мгновенье обретает вес, становится чем-то тяжелым и осязаемым… Совсем не так как для живого и, самое главное, — свободного человека. Впрочем… Юки окинула себя мысленным взглядом. Впрочем… Она все так же думает и так же свободно чувствует. Тогда что же такое смерть? Неужели просто страх перед неизвестностью?

Когда Юки открыла глаза, то не увидела больше рябой трубки. Они с Эйрой шли босиком по свету. Над и под ними — вокруг простиралась белая пустота. Но не холодная или немая, а теплая, своя. У нее вдруг родилось чувство, что она не уходит, а возвращается. Возвращается в то место, которое можно назвать новым домом. Новым существованием.

Белесое ничто (или все-таки всё?) становилось гуще и плотней. Оно, как теплый утренний туман — нет! — как томный пар сауны обнимало их. Юки уже не видела Эйры, только чувствовала ее ладонь. Теплую и живую.

— Мы уже… Пришли? — решилась, наконец она на давно крутившийся в голове вопрос.

— Не знаю, — спустя долгую, нерешительную паузу ответила Эйра. — Я никогда не бывала здесь.

Впереди забрезжил зеленый огонек. Он расползался, проступал сквозь туман, точно на них катился выпуклый пушистый шар. Они остановились, но не успели даже охнуть, как очутились в самой его сердцевине. Туман рассеялся мягким ветерком, и теперь они — в белых балахонах сотканных прямо на теле — стояли посреди зеленой лесной поляны. Стояли и изумленно озирались. В глубине обступающей их стены деревьев щебетали птицы, ветер играл макушками осин или лип… Мимо уха Юки пролетел шмель, уселся на голубой граммофончик цветка и стал деловито ковырять его сердцевину.

— По-моему мы уже тут, — медленно произнесла она и только теперь отпустила руку Эйры. — Куда теперь?

Эйра не ответила.

— Эйра… — позвала ее Юки, но осеклась. Названная сестричка не просто молчала, она широко распахнутыми глазами смотрела на невидимую точку перед собой и постоянно открывала рот, как будто ей не хватало воздуха.

— Эйра!

Юки схватила ее за плечи и слегка встряхнула. Только теперь та перевела на нее непонимающий, ошалелый взгляд.

— Где мы?

— Я… Не знаю… — чуть слышно выдавила Эйра. — Не знаю…

Юки точно смотрелась в зеркало. Странное, объемное зеркало, отражающее ее всю, вплоть до самого последнего волоса, но совершенно не отражающее ее чувств. В отличие от сестрички, Юки чувствовала себя уверенно и бодро.

— Соберись! Мы все еще вместе и это не Вторая и не Шикотан. Что тогда? — наводящим вопросом она попыталась вернуть Эйру в привычную калию логических рассуждений, в то состояние, что было максимально знакомо ей.

— Гениза Земли…

— Верно. Но судя по твоей реакции, ты ее не так себе представляла.

— Действительно… Не так, — прием сработал. Взгляд Эйры становился все более осмысленным и твердым. — Совсем не то.

— Так, а что же?

— Я… Мы считали, что это будет город. Ну, как будто эмуляция Второй. Современный город, более или менее современный город с множеством людей и непонятных, продвинутых вещей. А мы в лесу. Я никогда не была в лесу… То есть была, но не так. Я была в нем, в его эмуляции, я знаю, что такое лес! Да что там! Я была лесом! Но это все во Второй. А теперь я… — Она немного развела в стороны руки и осмотрела себя. — Я больше не могу проникать в сущность материи. И… Я как будто живая.

— Ну а я как будто мертвая. И тоже себе все не так представляла. Но это же не означает, что мы должны теперь тут стоять и хлопать глазами. Пойдем.

— Куда?

— Да вот хотя бы… Хотя бы туда, — и Юки махнула рукой в сторону едва различимой и, очевидно, давно заросшей просеки.

В центре полосы, лишенной высоких и старых деревьев, вилась змейкой тропа. Судя по тому, что она не заросла по ней, пусть и редко, но все же люди ходили, а раз так, то она их куда-нибудь да выведет.

— Если это все гениза Земли, то это… Это просто невероятно, — впервые сама заговорила Эйра, идущая след в след за Юки. — Я знаю Вторую жизнь как себя. Вся она — просто зоны, склеенные между собой транзитными маршрутами. Но это что-то грандиозное! Мы идем уже полчаса, но я ни разу не увидела повторов. Ни одного повторяющегося шаблона! Будто мы в действительности, а не в генизе Земли.

— Хм. А почему ты считаешь, что в ней должно быть как-то иначе?

— Ну, гениза, как говорил Енисей, это коллективная интерпретация действительности, ограниченная числом ментальностей в нее входящих. Но чтобы настолько…

— Тут я как раз ничего удивительного и не вижу. Вербарианцев было просто мало. А нас землян, — Юки вздохнула, — Нас только живых двадцать три миллиарда. А умерших и запечатанных здесь в тысячи раз больше.

— Если не в миллионы.

— Может и в миллионы. Мы же не знаем точно, сколь долго тянется разумная земная жизнь. Если вон та травинка, к примеру, когда-то была неандертальцем, а вон та сосенка кроманьонцем, то здешний мир может быть и пошире действительности.

Юки невольно усмехнулась про себя. «Действительности». Вот уж, действительно, поди, разберись теперь, что есть действительность, а что нет. Ей вдруг припомнился рассказ — где она прочла его уж и трудно было сообразить — рассказ, в котором были описаны люди, чей мир ограничивался тенями на стене. Не видя ничего другого, все их бытие заключалось в темных силуэтах, будто бы живых и самостоятельных. И вот они узнают, что силуэты это просто тени, отбрасываемые чем-то, действительно, настоящим. В том рассказе людей вывели из пещеры, показали им всю широту и полность мира, но и тогда они еще долго не могли поверить, цепляясь за знакомое и оттого родное.

— По крайней мере мы здесь, — произнесла она немного обернувшись к спутнице. — Вместе. А это означает, что все удалось.

— И мы мертвы.

И снова, при упоминании о смерти в груди у Юки шевельнулась тоскливая льдинка. Но то уже был не страх смерти — как ее можно было бояться теперь, если смерть оказалось началом чего-то более грандиозного! — это были воспоминания о Мастере. О Енисее и о том, что она может больше никогда не увидеть его.

Лес поредел и, сквозь пушистые от зелени ветви, проступила желтая полоска. Подойдя ближе, они увидели, что впереди начиналось поле зрелой давно готовой к сбору пшеницы. Над головой все так же пронзительно синело небо, сливающееся у горизонта с блестящей рекой. Они стояли на холме, а там внизу, где текла река, стояла деревня. Юки сощурилась и приложила ладонь козырьком ко лбу, закрываясь от солнца. Маленькая, но более или менее современная. Во всяком случае трактора и другая сельскохозяйственная техника в ней имелась.

— Послушай, — обратилась она к Эйре, тоже всматривающейся в открывшееся им поселение. — А не может Гениза моделировать саму себя? Ммм… Вспоминать себя своими душами, скажем, какой она была когда-то в действительности?

— Этого я не знаю, — покачала головой Эйра. — Это бы означало разумность генизы. Мне известно от Енисея только то, что ею можно было управлять, моделируя все, что угодно. Ну, в известных пределах. А чтобы она сама себя воссоздавала, как ты говоришь — вспоминала, не знаю.

Из деревеньки, на которую они смотрели, донесся трескучий рык, над скопищем техники заклубился дым и к полю пополз какой-то трактор. Сестры, не сговариваясь, поспешили укрыться в колосьях пшеницы.

— Надо выяснить где мы, — решительно предложила Эйра. — Надо потвердеть или опровергнуть версию о том, что это все ее воспоминание. От этого будет зависеть, как нам действовать дальше.

— В таком виде нас за блаженных примут и запрут в лечебницу, — напомнила Юки и выразительно оглядела спутницу. — Надо придумать почему мы здесь и в таков виде. А для этого нужно хотя бы понять в каком мы времени.

Они посмотрели на комбайн, что медленно вполз на поле, переглянулись и тихонько отползли к лесной кромке.

Часа через два комбайн, время от времени опорожнявший собранную пшеницу в подъезжавший грузовик, подобрался к месту засады, но разглядеть отчетливо водителя и кабину все равно не удавалась. Сам комбайн выглядел старовато, но, памятуя мастерскую Енисея и ее убранство, внешний вид мог быть и обманчивым. Юки подумала, что было бы неплохо, если, скажем, комбайн остановится у опушки, и водитель пойдет в лесок справить нужду. Тогда бы им легко удалось разглядеть и самого водителя и, чем черт не шутит, заглянуть в кабину его косилки.

Минут через десять комбайнер ссыпал золотую добычу в подоспевший грузовик, подождал пока тот отъехал, выключил двигатель и вприпрыжку заспешил к лесу.

— Пс-т, — шикнула Эйра, — Я за ним послежу, а ты сбегай в кабину глянь, что там у него.

Юки кивнула и торопливо на полусогнутых засеменила к застывшей технике. Приблизившись, она оглянулась — водителя видно не было, привстала, обозреть округу — тоже пусто. Тогда она проворно вскарабкалась по блестящей от обуви железной лесенке, открыла дверцу и юркнула внутрь.

Первое во что уперся ее взгляд был геолокатор. Маленькое табло светилось схемой окрестностей с синей стрелочкой самого комбайна по центру. На экране отображалось еще и время… Но без даты. Юки подавила желание потыкать в экран (мало ли что произойдет?!) и бегло оглядела кабину: щель кондиционера, старомодная магнитола с гвоздиком флешки, фотокарточка. Все! Она припала к полу, заглянула под кресло, пошарила рукой, выгребая завалившийся туда мусор. Бумажка, целлофановая упаковка, и…

— Удача!.. — восторженно выдохнула она разглядывая упаковку от «Ролтон», на шве которой был выбит срок годности. — Семнадцатое, ноль девятое, шестьдесят девятое.

Вдруг со стороны леса раздался пронзительный птичий крик. «Эйра!» промелькнуло молнией в голове у Юки, она скомкала пакетик и, стараясь не высовываться, выскочила через противоположную дверь. Припала к земле, притаилась, нещадно поколотая стерней. Чуть приподняв голову, она оглядела скошенное поле. Грузовик только-только въехал в деревеньку и водитель ее заметить никак не мог. Она отползла чуть в сторону, за комбайн и вновь притаилась. Хруст шагов, бряцанье сапожищ по стальным ступенькам, скрип и хлопанье двери… Наконец, зарычал двигатель и Юки, что змея, утекла в спасительную пшеницу.

Дождавшись, пока комбайн отъедет на почтительное расстояние, она, наконец, скривилась от боли и осмотрела ободранные ладони. Затем ступни. Все было исколото в кровь. На коленках она отползла к леску, где ее поджидала Эйра.

— Ну, что? — нетерпеливо спросила сестричка.

— Да вот, — пожаловалась в ответ Юки, — искололась вся.

— Ах ты ж, бедная, — без тени издевки или сарказма, а вполне натурально, пожалела ее Эйра. — Как же так ты… Больно?

— А, ничего, пройдет, — казалось, что от одного сочувствия Юки полегчало. — Вот смотри!

И она, наконец, предъявила ей скомканный пакетик.

Пока Эйра внимательно изучала документ, Юки успела вытащить почти все соломенные занозы из голых ступней и даже что-то обработать слюной.

— Что ж, выходит, что мы в недавнем прошлом очутились.

— Ага, — согласилась Юки, все еще морщась. — За десять лет до нашей смерти.

— Я так и подумала, что где-то в этом временном промежутке, — задумчиво проговорила Эйра. — Я понаблюдала за тем мужиком, что облегчиться сел. Он все время разговаривал с кем-то, хохотал и, прости, пукал. Мозгошин у него есть, но первого уровня. Примитивный. В наше время таких уже нет ни у кого.

— Почти ни у кого, — ответила Юки и под сердцем у нее вновь кольнуло от воспоминаний о Мастере.

— Так, — Эйра выпятила нижнюю губу, причмокнула и вздохнула, — пойдем таки-все в деревню.

— Но…

— Но не просто так, а с легендой. Теперь мы знаем в когда мы очутились, или, выражаясь вернее, в какой временной период гениза Земли вспоминает себя сейчас, а, значит, знаем в каких пределах можно сочинять. Итак, мы с тобой воздушные дайверы. Да. Прыгнули за сто километров отсюда, в воздухе нас трепанул неожиданный вихревой поток, мы чудом выжили…

— …Упали в реку…

— Точно! Потеряли все и теперь нам надо в город! А там разберемся, как дальше действовать. Хм… Лучше отсрочить наше появление до вечера. Так, мне кажется, натуральней будет. Да и ты отдохнешь немного. Вон, вся искололась. Пойдем в лес, там прохладней. И я где-то родник слышала.

Сумерки долго не наступали и, до их прихода, Юки успела передумать всякое. Но все ее мысли неизбежно сводились к одному: живы ли здесь, в этом всепланетарном воспоминании, ее родные? Помнят ли они свою смерть? Помнят ли они Юки… Ведь она, вот, умерла, но помнит их. Помнит вообще все. Но насколько реальными можно считать ее воспоминания? Может ведь оказаться, что «действительность» из которой она умерла — точно такой же сон Земли, но только другого уровня. И таких уровней один в одном как матрешек натыкано.

Она вздохнула и украдкой глянула на Эйру, лежавшую рядом на траве и в задумчивости мочалившую травинку. Добрая Эйра. Принесла ей воды в лопухе, омыла ее исколотые ноги. Прямо как настоящая…

— Сестренка. Я вот все думаю, — вдруг заговорила Эйра, да так внезапно и на мысль, что Юки невольно вздрогнула. — А почему именно десять лет назад? Что такого особенного могло тогда произойти, что мы очутились именно в этом воспоминании генизы?

— Погибла вся моя семья. А больше я ничего не знаю.

Эйра перестала жевать травинку, приподнялась и села.

— Прости. Я не знала.

— Ах, ничего… Я уже давно с этим живу. Хотя странно, что ты не знала. Я считала, что теперь ты меня всю насквозь видишь.

— Ну, то что я наэлектризовала твои капельки еще не значит, что я их понимаю. Я просто… Живу благодаря тебе, вот и все. Как паразит.

— Не говори так. Паразиты вредят, а ты… Ты, вон, заботишься обо мне.

Она поднялась, поднялась и Эйра.

— Пойдем? По-моему уже достаточно темно.

Они выбрались из леса и, по уже напрочь скошенному полю, пошли к деревне, стараясь ступать по темным земляным полоскам, где не торчала острая солома. У околицы они свернули на проселочную дорогу, сухую и тепло пахнущую пылью. Из-под первого же забора на них залаяла собака. Потом другая, третья и вот уж вся деревня, точно свора, гавкала им вслед на разные лады. В некоторых окнах горел свет, в других зажигался, но лишь для того, чтобы хозяин высунулся и прикрикнул на собаку. Остановившись у двора, из которого на них никто не лаял, Эйра заглянула через забор, пожала плечами и постучала. На раскатистый грохот жести тут же со скрипом распахнулась входная дверь дома и послышался резкий мужской глосс:

— Кто там?!

— Простите, что так поздно! — крикнула в ответ Эйра, — мы сами не местные, попали в неприятности и… Нам помощь нужна небольшая.

— Помощь, — брюзгливо передразнил голос, но спустился с крыльца и подошел к калитке.

В лицо Юки ударил луч карманного фонарика, потом в лицо Эйре.

— О, близняшки, — и голос, ощупав их фонарем, добавил уже не так резко. — Вы что, цыганки какие?

— Хуже! — вздохнула Эйра, — небесные дайверы. Слышали про таких?

— Парашютистки?

— Почти. Только выше и круче.

— Угу, — задумчиво произнес хозяин и тут же добавил, — допрыгались, значит? Ну что ж, входите, рассказывайте.

Дальше прихожей хозяин сестер не пустил, сославшись на то, что ребятня уже спит, а супруга слегка простудилась.

— Напилась молока холодного, теперь вот ангиной мается, — пояснил он. — Говорил ей, не пей с холодильника, неее, жарко всё.

На вид мужичку было лет сорок-сорок пять, щетинист, пузат и легкой отдышкой. Он расхаживал по своему жилицу с голым торсом и чего совершенно не смущался. Усадив сестер за шикарный дубовый стол, он попросил их обождать маленько и вышел в смежную дверь. Воспользовавшись его отлучкой, Юки с любопытством осмотрела комнату. Не сказать, что б жили тут богато, но с толком. Холодильник, к примеру, едва урчавший в углу, был таким огромным, что в нем, пожалуй, они могли спрятаться вдвоем. Опять-таки, кухня, занавеси на окнах, сами окна выглядели просто, но добротно. Как и сами стены, облицованные деревянными панелями. Юки усмехнулась, сравнив ее со своей коробченкой. Тут она попала в хоромы царские, не иначе.

Хозяин вернулся с кружками, щелкнул электрический чайник, достал из шкафа конфетницу с печеньем, поставил все на стол и, обратившись к чреву холодильника, промолвил.

— Я Ярослав. Славик, если по-простому. Вы кто?

Сестры представились.

— Угу. С дальнего востока, стало быть. Рассказывайте, откуда вас к нам в Самарскую область занесло?

Эйра украдкой лягнула Юки под столом и завела свою выдумку. Пока она распиналась, Ярослав накромсал бутербродов, поставил их на стол и уселся напротив, подперев голову кулаком. Когда чайник щелкнул, он все так же, не прерывая рассказчицу, заварил чай и вернулся в прежнее положение. Вид у него был скучающий. Когда Эйра закончила, он молчаливым жестом указал им на бутерброды и сам взял один.

— И кой черт, вам на месте не сидится? Дети-то есть?

Юки сконфуженно потупилась.

— Не, молодые мы, — бойко ответила за двоих Эйра. — Не напрыгались еще.

— Смотрите, что б поздно не стало. Значит, смотрите… Девки, как я погляжу, вы ничего, путевые. По крайней мере не сопрете ничего. Ночлег вам будет на чердаке — он нормальный. Доделать, правда, еще не успел. В начале года переехали в это новый, хм, «новый» дом. Делов в нем еще громадье. Так вот, там раскладушки есть, матрацы. Разберетесь. Хлам от старых хозяев если что к стене спихнете. Вот. Завтра дам вам на билеты немножко, до Самары доберетесь автобусом. Там будет кому встретить?

— Угу. Спасибо вам.

— Есть за что. Я спать. Да и вам пора.

Он поднялся.

— Бутеры с собой возьмите. И еще. В таком виде вам лучше на большую дорогу не выходить. Там же на чердаке найдете шкап, в нем тряпье женино старое. Выберете, что понравится. Она у меня такая же селедка, как и вы. Лестница наверх — там. Всё, до утра.

Провести освещение на чердак Ярослав не успел, потому великодушно снабдил гостей карманным фонариком.

Пауков и паутины видно тоже не было. Разве что немного пыли.

— О, как же я устала! — выдохнула Эйра и рухнула на одну из кроватей. — Никогда бы не подумала, что быть живой это так тяжело.

— Ну, мы еще толком-то и поработать не успели, — возразила в ответ Юки. Она забралась с ногами на вторую койку и примотала фонарик к проводу, сиротливо свисающему со стрельчатого потолка. — Вот намахалась бы тяпкой в огороде или грядку в километр вскопала… Лучше скажи, что теперь делать будем? Мы ведь на правах бездомных. Ни документов, ни денег. Даже цели никакой нет.

— Как это нет? Славик сказал в Самару. Вот наша цель. Пока.

— Угу.

Юки подошла к упомянутому хозяином шкафу, раскрыла его, достала одно платье, второе, прикинула на себя и передала Эйре.

— Фу-ты, ну и вкус у тебя, — поморщилась та. — Дай-ка лучше я выберу.

Она отпихнула Юки в сторонку, но та и не возражала. Села на край своей кровати и рассеянно огляделась. Взгляд ее задержался на картонных коробках, забитых каким-то старьем. Видно, именно то, что от старых хозяев осталось. Кусочки чьей-то жизни, давным-давно прошедшей. Она пододвинула к себе одну коробку и достала из нее пачку измятой бумаги. Это были детские рисунки. Юки улыбнулась. Синяя речка и два мужичка на ее берегу. Один маленький, другой побольше — оба ловили рыбу. Причем у маленького человечка рыба была огромная — в рост… Лес, поднимающее над ним солнце и неестественно большие яркие грибы… Ракета, что летит к звездам. Тут же солнце и синий шарик подписанный как Меркурий.

— Меркурий… — тихо прочитала Юки и сердце ее вдруг забилось учащенно. — Меркурий. Ведь там Атодомель. Это ведь Вербария!

— Что? — Эйра, успевшая уже с головой зарыться в шкаф, оглянулась. — Что там?

Не дождавшись ответа, она подошла и заглянула через плечо сестре. На обороте рисунка, измаранном серыми разводами простого карандаша, твердым взрослым почерком было выведено: «Три льва на вокзале. И повнимательней, сестрички».