Мерри приснился сон.
Психология блуждает в потемках, когда пытается объяснить приключения нашего бесплотного «я» в области сна, «близнеца смерти». Наш рассказ ничего объяснять не собирается: мы ограничимся только записью сна Мерри.
Одна из самых загадочных фраз этого бодрствования во сне — та, когда события, по всей видимости занимавшие месяцы или годы, происходят за минуты или считанные секунды.
Мерри ждал в камере смертника. Голая электрическая лампочка на потолке коридора освещала его стол. По листку белой бумаги бегал взад-вперед муравей, и Мерри загораживал ему путь конвертом. Мерри должны были посадить на электрический стул в девять вечера. Он улыбался смятению самого мудрого из насекомых.
В этом отсеке содержалось семеро смертников. С тех пор как он находился здесь, увели уже троих: первый безумствовал и бился, словно волк в капкане; второй, столь же безумный, предлагал небу свое лицемерное раскаяние; третий, трус, лишился чувств, и его пришлось привязать к доске. Мерри задумался — как поведут себя его сердце, его ноги и лицо, ведь в эту ночь наступал его срок. Кажется, уже почти девять, решил он.
По другую сторону коридора, в камере напротив, был заключен Карпани, сицилиец, убивший свою невесту и двух полицейских, явившихся арестовать его. Много раз, не покидая камер, они играли в шашки, выкрикивая ходы невидимому противнику.
В тишине зазвучал сочный, рокочущий и, несмотря ни на что, мелодичный голос:
— Ну что, мистер Мерри? Как вы тут, ничего?
— Очень хорошо, Карпани, — ответил Мерри безмятежным тоном; муравей как раз взобрался на конверт, и узник бережно опустил его на каменный пол.
— Это мне по нраву, мистер Мерри. Мужчины вроде нас с вами должны уметь встречать смерть как мужчины. На следующей неделе придет и мой черед. Это мне по нраву. Запомните, мистер Мерри: я выиграл последнюю партию в шашки. Может, доведется сыграть еще.
Стоическая шутка Карпани, за которой последовал оглушительный взрыв хохота, несколько подбодрила Мерри, хотя что уж там говорить: Карпани оставалась еще неделя жизни.
До узников донесся резкий скрежет замков: открылась дверь в конце коридора. Три человека подошли к камере Мерри и отворили ее. Двое — тюремщики, а третьим был Фрэнк; то есть так его звали раньше, а теперь это был преподобный Фрэнсис Уинстон, сосед и приятель, с которым они делили тяжелые времена.
— Я добился, чтобы мне позволили заменить тюремного капеллана, — сказал Фрэнк, пожимая руку Мерри. В левой руке он держал маленькую раскрытую Библию.
Мерри слегка улыбнулся и начал приводить в порядок книги и карандаши на столе. Хотелось поговорить, но он не знал, что сказать. Этот отсек длиной в двадцать три метра и шириной в девять смертники звали Дорогой Лимба. Тюремщик, бессменно охранявший Дорогу Лимба, — грубоватый, добродушный великан, — вынул из кармана флягу с виски и протянул ее Мерри:
— Так принято, сами знаете. Все пьют для храбрости. Пристраститься уже никто не успеет.
Мерри сделал изрядный глоток.
— Это мне по нраву, — сказал тюремщик. — Хорошее успокоительное — и все пойдет как по маслу.
Они вышли в коридор, и все семеро приговоренных услышали это. Дорога Лимба — это мир вне мира, и, если какое-то из пяти чувств отказывает, его подменяет другое. Все смертники знали, что время близится к девяти и что Мерри сядет на электрический стул ровно в девять. В многочисленных закоулках Лимба, кроме того, существует иерархия преступлений. Мужчина, убивший открыто, обуреваемый страстью к битве, презирает крысу, паука и змею в человеческом облике. Поэтому из семи приговоренных к смерти только трое криками попрощались с Мерри, когда тот двигался по коридору между часовыми: Карпани и Марвин, который при попытке к бегству убил тюремщика, а еще Бассет, вор, которому пришлось убить, потому что полицейский в поезде не захотел поднять рук. Остальные четверо хранили смиренное молчание.
Мерри удивлялся своему спокойствию, почти безразличию. В камере, предназначенной для казни, находилось человек двадцать: тюремный персонал, журналисты, зеваки, которые...
Здесь, на середине фразы, сон прервался смертью О. Генри. Но нам известен конец: Мерри, приговоренный к смерти за убийство возлюбленной, идет навстречу своей судьбе с неизъяснимым спокойствием. Его подводят к электрическому стулу. Привязывают. И вдруг камера, зрители, приготовления к казни кажутся ему призрачными. Он думает, что стал жертвой ужасной ошибки. За что его привязали к этому стулу? Что он сделал? Какое преступление совершил? Он просыпается: у изголовья стоят жена и сын. Мерри понимает, что убийство, суд, смертный приговор, электрический стул — все это ему приснилось. Все еще дрожа, целует жену в лоб. В этот момент включают ток.
Казнь прерывает сон Мерри.