— Дома ли господин Боманьян?
К решетке смотрового окошка прильнуло лицо старого слуги:
— Дома, но он никого не принимает.
— Передайте ему, что пришли от Брижит Русслен.
Боманьян занимал весь дом. Привратницкой не было. Вместо звонка железный молоток висел на входной двери, напоминавшей дверь тюремной камеры со смотровым глазком.
Ожидание затягивалось. Прошло более пяти минут. Приход молодого человека по поручению актрисы, видимо, озадачил мрачную троицу, обитавшую в доме.
Наконец вернувшийся слуга сказал:
— Не соблаговолите ли вы дать свою визитную карточку?
Рауль протянул ему визитку. Снова долгое ожидание. Потом звук отпираемой двери, звякание цепочки — и его ввели в обширную прихожую, через анфиладу комнат к двойной двери, обитой кожей.
Старый слуга тотчас же затворил за ним дверь, и Рауль оказался лицом к лицу с врагами — иначе нельзя было назвать этих людей, двое из которых поджидали его в позе боксеров, готовых по первому сигналу ринуться на противника.
— Это он! Ну конечно, это он! — воскликнул Годфруа д'Этиг, по обыкновению приходя в бешенство. — Это он, Боманьян! Наш приятель из замка де Гер, тот самый, что украл ветвь подсвечника. Посмотрите, каков наглец! С чем же вы явились на этот раз? Если снова речь пойдет о руке моей дочери…
— Теперь вы сами подумываете об этом, сударь? — со смехом произнес Рауль. — Я питаю к мадемуазель Клариссе самые искренние чувства и в глубине души храню все ту же почтительную надежду. Но сейчас я пришел не свататься.
— В таком случае что же вам угодно? — процедил барон.
— Тогда, в замке де Гер, мне было угодно всего лишь запереть вас в подвале. Но сегодня…
Боманьян вынужден был удержать барона, иначе тот набросился бы на молодого человека.
— Остановитесь, Годфруа!… Сядьте, а этот господин пусть соблаговолит объяснить нам цель своего визита.
Сам Боманьян тоже сел за письменный стол.
Рауль подошел поближе. Он начал говорить не сразу, прежде внимательно вгляделся в собеседников. Ему показалось, что они изменились со дня того памятного сборища в замке д'Этиг. Барон заметно постарел, его щеки впали, в глазах появился какой-то странный блеск, выдававший затаенную тревогу, быть может, угрызения совести. Тень страдания легла на бледное, осунувшееся лицо Боманьяна. Однако, если мертвая Жозефина Бальзамо и являлась ему по ночам в кошмарах, он владел собой в совершенстве.
Боманьян прервал молчание:
— Итак, что вам угодно? Вы назвали имя мадемуазель Русслен, чтобы проникнуть сюда, — но с какой целью?
Рауль ответил вызывающе:
— Я хочу продолжить разговор, который вы завели с Брижит вчера в театре.
Боманьян нисколько не смутился:
— Я полагаю, этот разговор должен быть продолжен только с нею и ни с кем иным. И я ожидал ее прихода, а не вашего.
— Мадемуазель Русслен помешала прийти очень серьезная причина.
— Какая же?
— Она стала жертвой нападения.
— Вот как? Ее пытались убить, но за что?
— Чтобы взять семь камней. Это те самые камни, кольцами от которых завладели вы и эти господа.
Годфруа д'Этиг и Бенто нервно задвигались в креслах.
Боманьян старался ничем не выдать своего удивления. Противник казался ему не слишком опасным, и в его ответе прозвучало презрение:
— Вот уже второй раз вы, сударь, суете свой нос в чужие дела, да так дерзко, словно желаете, чтобы вас хорошенько проучили. Первый раз в замке де Гер вы взяли вещь, которая вам не принадлежала. На обычном языке это называется кражей. Сегодня вы совершаете поступок еще более наглый — являетесь ко мне и бросаете оскорбительные намеки. Вам прекрасно известно, что мы не «завладели» кольцами, а купили их. Потрудитесь дать отчет в своем поведении.
— Вам тоже должно быть известно, — ответил Рауль, — что по отношению к моим поступкам слова «кража», «наглость» совершенно неуместны. Я просто пытаюсь достичь той же цели, что и вы.
— Ах, вот как, вы преследуете ту же цель? — насмешливо переспросил Боманьян. — Что же это за цель?
— Десять тысяч драгоценных камней, спрятанных в межевом камне. Только и всего.
Боманьян был поражен и не сумел этого скрыть. Рауль продолжил натиск с новой силой:
— Выходит, мы мешаем друг другу, и столкновение между нами неизбежно. Вот в чем суть.
Каждое его слово ударяло Боманьяна, как тяжелая дубинка. Значит, перед ним появился новый соперник? Новый враг возник вместо исчезнувшей графини Калиостро?!
Годфруа д'Этиг и Бенто метали в Рауля яростные взгляды и напрягали атлетические торсы, готовясь к драке. Но Боманьян вновь овладел собой.
— Все это одни сказочки, — произнес он, стараясь выглядеть по-прежнему уверенным и невозмутимым и направить разговор в нужное русло. — Сплетни досужих кумушек! Детский лепет! И ради этого вы пришли сюда, отнимаете наше время?
— У меня времени не больше, чем у вас, — отвечал Рауль, не давая Боманьяну опомниться.
— О, мой Бог, — промолвил Боманьян, пытаясь изобразить иронию. — Вы так осведомлены?
— Значительно лучше, чем вы думаете.
— Кто же вас просветил, осмелюсь спросить?
— Жозина.
— Кто?
— Жозефина Бальзамо, графиня Калиостро.
— Вы знали ее? — воскликнул Боманьян. Услышав это имя, он выдал себя: — Вы знали ее? Где вы познакомились? Когда? Что она вам рассказала?
— Мы встретились в начале прошлой зимы и виделись почти каждый день вплоть до того дня, когда я увидел дочь барона д'Этиг.
— Вы лжете, сударь! — прорычал Боманьян. — Она не встречалась с вами, иначе непременно сказала бы об этом мне. Мы были достаточно близки, чтобы она не скрывала подобные приятные знакомства.
— И все же скрыла. Очевидно, у нее были для этого причины.
— Вы намекаете на то, что были с ней в связи? Это ложь, сударь! Ее можно было обвинить в чем угодно — в кокетстве, в хитрости, даже коварстве, но только не в развращенности! Вам это ясно, юный ловелас?
— Разврат и любовь — разные вещи, — спокойно сказал Рауль.
— Любовь? Вы хотите уверить, что Жозефина Бальзамо любила Вас?
— Именно так, сударь!
Боманьян вышел из себя. Он потрясал кулаками перед лицом Рауля, он дрожал от ярости, пот струился по его лицу.
Прошла минута. Боманьян отер лицо, выпил стакан воды и несколько успокоился. Теперь он понял, что от этого противника будет нелегко избавиться.
— Хорошо, сударь, ваши отношения с графиней Калиостро не касаются никого, кроме вас, — заговорил Боманьян вновь. — Вернемся к прежнему вопросу: зачем вы пришли сюда?
— Нет ничего проще, — ответил Рауль. — Я все могу объяснить несколькими фразами. У каждого аббатства есть свое епископское кольцо, передаваемое из поколения в поколение. Канделябр с семью ветвями символизирует совет семи попечителей сокровищ. Ветвь, которую я нашел в замке де Гер, имеет красный камень — поддельный гранат. Это камень Феканского аббатства. Вы со мной согласны?
— Допустим.
— Итак, достаточно узнать названия семи аббатств, чтобы проникнуть в секрет, где спрятаны семь кладов. А семь названий начертаны на семи кольцах, которые были куплены вами вчера у Брижит Русслен.
— Короче говоря, — медленно вымолвил Боманьян, — то, что мы искали долгие годы, вы хотите обрести в один миг?
— Вы совершенно правы!
— А если я откажусь от вашей помощи?
— Откажетесь?
— Естественно. Ваши претензии абсолютно нелепы…
— В таком случае я донесу на вас.
Боманьян посмотрел на Рауля с удивлением:
— Донесете на меня? Что за чушь!
— Я донесу на всех троих как на убийц Жозефины Бальзамо, графини Калиостро.
Никто из них не пытался протестовать, не последовало ни одного негодующего жеста. Годфруа д'Этиг и его кузен застыли на месте. Боманьян смертельно побледнел. Он встал, подошел к двери и запер ее на ключ.
— Напрасно осторожничаете, сударь, — весело сказал Рауль. — Я поклялся никогда не носить оружия, и сейчас при мне нет револьвера… Но не советую вам прибегать к силе.
— Довольно слов, перейдем к делу, — голос Боманьяна дрогнул. — Вы обвиняете нас в убийстве графини Калиостро?
— Да.
— У вас есть доказательства?
— Да.
— Изложите их.
— Несколько недель назад я бродил вокруг замка, надеясь случайно увидеть мадемуазель д'Этиг. Вдруг к замку подъехал экипаж, которым управлял один из ваших друзей. Я последовал за ним и был свидетелем того, как Жозефину Бальзамо провели в старую башню, где уже собрался трибунал. Вы, господин Боманьян, были обвинителем на этом судилище. А эти двое господ исполнили роль палачей.
— Чем вы можете это подтвердить? — прорычал Боманьян с неузнаваемо изменившимся лицом.
— Я был там, спрятавшись в амбразуре башни, над вашими головами.
— Быть этого не может, — прошептал Боманьян. — Если бы все происходило так, как вы говорите, вы бы попытались вмешаться, спасти ее.
— Спасти, но от чего? — с невинным видом спросил Рауль. — Ведь ей грозило всего лишь заточение в лечебнице для душевнобольных. По крайней мере, так я думал. И покинул свой наблюдательный пункт, как только судилище закончилось, а его участники разошлись. Я спустился к берегу, взял лодку и вечером вышел на ней в море, чтобы предупредить капитана английской шхуны о готовящемся злодеянии. И эта моя ошибка стоила жизни несчастной! Слишком поздно я раскусил ваш гнусный обман, слишком поздно понял, что лодку с ней вы утопили.
Трое заговорщиков с явным страхом внимали словам юноши. Бенто отодвинул стул, стоявший между ним и Раулем, Годфруа д'Этиг с искаженным лицом ждал сигнала Боманьяна, чтобы выхватить револьвер. Но Боманьян не спешил. Он проговорил:
— Повторяю, сударь, вы не должны были вмешиваться в чужие дела. Но меня изумляет другое: зачем вы пришли сюда, подталкивать нас к решительным действиям? Это ли не безумие?
— А почему бы мне не прийти к вам? — Голос Рауля был совершенно спокоен.
— Но ведь ваша жизнь целиком в нашей власти.
— Вы ошибаетесь: я ничем не рискую.
— Вы так уверены?
— Конечно. Решись вы убить меня, часом позже всех вас арестуют.
— В самом деле?
— Даю вам слово. Сейчас пять минут пятого. Один из моих друзей прогуливается рядом с полицейским управлением. Если без четверти шесть я не предстану перед ним живым и невредимым, начальник уголовной полиции немедленно будет извещен о постигшей меня судьбе.
— Пустые угрозы! — вскричал Боманьян. — Я пользуюсь достаточно прочной репутацией, и стоит вашему другу назвать мое имя, ему в лицо рассмеются.
— Нет, его внимательно выслушают…
Боманьян сделал незаметное движение головой в сторону Годфруа. Рауль понял, что за этим последует.
— Еще одно слово! — торопливо сказал он.
— Говорите, — буркнул Боманьян. — Но это должны быть серьезные, обдуманные слова, а не голословные нападки. Вы должны доказать, что мы не тратим время даром на бесплодные препирательства с вами. Иначе…
— Вот что я вам скажу: сейчас же отдайте мне семь колец. Или же…
— Что произойдет тогда?
— Мой друг передаст полиции письмо, которое вы прислали барону д'Этиг. В нем вы подробно излагаете план расправы с Жозефиной Бальзамо.
Боманьян расхохотался:
— Ах да, припоминаю… Вы уверяете, что это письмо попало к вам? К несчастью для вас, барон вернул его мне в самом начале нашего собрания.
— Это была копия. Оригинал остался в моих руках, его-то и передадут полиции.
Заговорщики, тесно окружившие Рауля, в страхе расступились. На свирепых лицах кузенов появились страх и растерянность. Рауль подумал, что, хотя до схватки дело не дошло, сражение уже выиграно. Несколько ловких приемов, обманных ударов — и Боманьян отступил.
Он подошел к письменному столу, достал из ящика семь колец, спросил:
— Но где гарантия, что вы в будущем не используете это письмо против нас?
— Мое честное слово, сударь!… Полагаю, вы, со своей стороны, не упустите случая разделаться со мной.
— В этом можете не сомневаться, — произнес Боманьян, едва сдерживая бешенство.
Рауль трепещущими руками взял кольца. На внутреннем ободке каждого из них было выгравировано название одного из аббатств: «Фекан», «Сен-Бадрий», «Жюмьеж», «Вальмон», «Крюше-ле-Валасс», «Монтивилье», «Сен-Жорж-де-Бошервиль».
Боманьян приблизился к Раулю:
— Я хочу сделать вам одно предложение. Вам известно, чего мы добились. Вы точно знаете, кто мы и чего ищем. Вы, очевидно, догадываетесь, что мы недалеки от цели.
— Наверное, так и есть, — согласился Рауль.
— В таком случае, не сочтете ли вы возможным — я говорю вполне искренне — присоединиться к нам?
— На тех же условиях, что и остальные ваши друзья?
— Нет, на равных со мною условиях!
Это было чертовски соблазнительное предложение! Рауль мог быть польщенным оказанной ему честью. Очень может быть, что он согласился бы стать союзником Боманьяна, если бы… если бы не Жозефина Бальзамо. Между нею и Боманьяном любое соглашение было исключено.
— Благодарю вас, но я вынужден отказаться, — ответил Рауль.
— Значит, враги?
— Нет, сударь: соперники.
— Вы враг, — повторил Боманьян, — и в этом качестве…
— Заслуживаю того, чтобы со мной поступили, как с графиней Калиостро, — прервал его Рауль.
— Сударь, вам должно быть ясно, что величие нашей цели иногда оправдывает и даже предполагает своеобразные средства…
— Прощайте.
В дверях возник слуга.
— Проводите этого господина, — бросил ему Боманьян.
На прощанье Рауль отвесил три небрежных поклона, вышел в коридор, но вдруг обратился к старому слуге:
— Подождите минутку.
Он стремительным шагом вернулся в кабинет Боманьяна и остановился на пороге:
— Кстати, сделаю признание, которое возвратит вам былое душевное спокойствие. Я не снял копии с вашего письма, у моего друга нет оригинала. И последнее: никто не прогуливается возле полицейского управления. Спите спокойно, господа, и до свидания!
С этими словами он захлопнул дверь перед самым носом Боманьяна и выскочил на улицу прежде, чем хозяин дома успел предупредить слугу. Было выиграно и второе сражение!
В фиакре, выглядывая из окошка, его ждала Жозефина Бальзамо.
— На вокзал Сен-Лазар! — приказал кучеру Рауль. Он вскочил в экипаж, трепеща от радости, и торжествующе заговорил:
— Готово, любовь моя, семь названий аббатств — у меня в руках. Вот, возьми список.
— Расскажи, как это было.
— Две победы в один день! И какие победы! Оказывается, вертеть людьми очень легко: немного отваги, немного воображения, логика, сильная воля — враг повержен! И все препятствия рушатся! Боманьян, конечно, хитер, но проиграл и он. У тебя отличный вкус, графиня Калиостро, ты сделала правильный выбор. Два первоклассных мастера интриги разгромлены в пух и прах простым школяром! Как тебе это нравится, Жозина? — Он на секунду остановился. — Ты сердишься на меня?
— Нет-нет, — ответила она с улыбкой.
— Разве ты не в восторге от всей этой истории?
— Ах, не спрашивай меня! Не надо лишний раз уязвлять мою гордость. Но на тебя невозможно сердиться, в тебе есть нечто обезоруживающее.
— Жозина, я охвачен страстью к приключениям, ко всему необычайному, диковинному… Мы победим, можешь мне поверить!
Они переехали на другую сторону Сены.
— Все козыри у меня на руках, — продолжил свой монолог Рауль. — Через несколько часов я прибуду в Лильбонн, найду вдову Русслен и осмотрю ларец, на дне которого хранится ключ к тайне. И тогда сам черт не помешает мне найти клад!
Жозина посмеивалась над его восторженностью. А он и в самом деле был на седьмом небе. Рассказал ей о своей схватке с Боманьяном, обнимал ее, кричал кучеру, что их экипаж ползет, как улитка.
— Пусти своих кляч галопом, старина! Ты везешь в своей колеснице бога удачи и богиню любви!
Экипаж миновал авеню Опера, улицы Пти-Шан, Комартен…
— Без четверти пять, превосходно, мы успеваем на поезд, — воскликнул Рауль. — Ты, конечно, поедешь со мной?
— Какой смысл? Разве ты один не справишься?
— Слава Богу, ты доверяешь мне, — промолвил Рауль. — А я никогда не предам тебя. Мы связаны накрепко, и победа одного из нас будет и победой другого.
Они свернули на улицу Обер, и тут экипаж на всем ходу въехал в какой-то двор. Трое молодчиков ворвались в карету, грубо схватили Рауля и выволокли его. Он не успел даже оказать сопротивление. Последнее, что он услышал, был голос Жозефины Бальзамо, оставшейся в экипаже: «На вокзал Сен-Лазар, живо, кучер!»
Неизвестные втащили его в дом, бросили на пол какой-то комнаты. Массивные двери с грохотом захлопнулись.
Веселье, переполнявшее его, ушло не сразу. Он все еще смеялся и шутил, но постепенно его сердце охватила ярость:
— Наступил мой черед угодить в ловушку! Браво, Жозефина! Вот это удар! Мастерски сделано, я и подумать не мог, что ты на такое способна.
Он осмотрел дверь, попытался допрыгнуть до оконца, проливавшего скупой свет в его темницу. Никакой надежды! Что ж, оставалось одно — заснуть. А на свежую голову обдумать свое незавидное положение, суть которого можно было выразить одной фразой: Жозефина Бальзамо решила пожать плоды его победы в одиночку. Он не сомневался, что Леонар со своими людьми сначала проследил за ним до дома Боманьяна, а потом вернулся на улицу Комартен и все приготовил к его встрече. Что он мог предпринять против таких врагов? С одной стороны, Боманьян, с другой — шайка Жозефины Бальзамо…
«Горе тому, кто действует в одиночку. Но если у тебя, Жозефина, есть верные люди, то у меня — верные мысли. Посмотрим, за кем в конце концов будет победа. Право же, грешно оставлять бедняжку Рауля валяться на соломе, когда ты запустишь свою прелестную ручку в ларец с драгоценностями…»
На него напало какое-то оцепенение, потянуло ко сну. В то же время к горлу подступила тошнота, появились рези в желудке. Чтобы избавиться от слабости, от дурноты, он принялся расхаживать по комнате, но это не помогло. Ему становилось все хуже. Он бросился ничком на матрац, и тут его прожгло воспоминание… В экипаже Жозефина Бальзамо вынимала из бонбоньерки драже, отправляя себе в рот по две-три горошинки, она небрежно предложила Раулю отведать конфетку, и он так же машинально взял несколько штук…
«Вот в чем дело, — Рауль покрылся потом. — Она отравила меня, в драже был яд!»
Какой-то вихрь подхватил его, повлек в темную бездну, помутил сознание… Ему показалось, что он уже умер и душа его перенеслась в иной мир. Он глубоко вздохнул, ущипнул себя, громко заговорил. Нет, он жив, жив! Доносившиеся с улицы звуки окончательно привели его в себя.
«Ну, конечно, я не умер. Хорошенького же я мнения о любимой женщине. Она всего-навсего прописала мне снотворные пилюли, а я сразу посчитал ее отравительницей. Ах, что сказал бы по этому поводу Боманьян?»
…Едва ли он сам мог бы сказать, сколько времени длилось его забытье. День, два, может быть, больше? Голова была тяжелой, мысли медленно ворочались в мозгу, тело затекло.
У стены стояла корзинка с едой. Рауль почувствовал, что страшно проголодался. Возможно, еда отравлена? Велика важность! Сейчас ему было все равно, временным или вечным будет его сон. Он поел и вновь забылся…
Его сон был неспокоен и полон видений. Вначале Раулю пригрезилась пещера, вход в которую еле освещали лучи заходящего солнца. Сладостное чувство овладело всем его существом. Перед его глазами проплыли холмы, поля, деревни с колокольнями. Все было залито необыкновенным светом. Вдруг видение исчезло, оставив лишь ощущение солнечной теплоты, от которой заиграла кровь. Теперь он оказался в маленькой комнатке, он помнил, что когда-то уже находился здесь, но когда? С ним были его книги, картины, дорогие сердцу вещи. Лестница, круто поднимающаяся вверх, и он идет по ней. Его голова уперлась в крышку люка — он отодвигает препятствие. Он посредине реки. Это палуба яхты «Беспечная». Шаг вперед — и перед ним Жозина, сидящая в плетеном кресле.
Враг? Преступница? Может быть… Но для него она прекрасная женщина, и только. Возлюбленная…
Она одета очень просто и необыкновенно похожа на Пресвятую Деву кисти Бернардино Луини. Шея обнажена, руки покоятся на коленях. Она смотрит на крутой берег Сены. Рауль незаметно подходит к ней и касается ее. Она краснеет, опускает веки. Ни одна юная девушка не выказывала большей стыдливости и испуга, очарования и кокетства. Рауль до крайности взволнован. Как ему поступить — оскорбить ее, ударить? Или же скорее бежать прочь, как подсказывает разум?
Сейчас уже ничто не связывает их. Ну же, Рауль, решайся!
И он падает перед нею на колени.