Соединенные Штаты от Уотергейта до Буша против Гора - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Unknown Author (ч. 9)

Алан Крюгер и Дайана Уитмор, "Поможет ли уменьшение классов сократить разрыв в успеваемости?" в Chubb and Loveless, Bridging the Achievement Gap, 11.

Дженнифер Хохшильд, "Перед лицом американской мечты" (Jennifer Hochschild, Facing Up to the American Dream): Race, Class, and the Soul of the Nation (Princeton, 1995), 56-57; Paul Sniderman and Thomas Piazza, Black Pride and Black Prejudice (Princeton, 2002), 110-12; David Whitman, The Optimism Gap: The I'm OK-They're Not Syndrome and the Myth of American Decline (New York, 1998), 102.

Hochschild, Facing Up to the American Dream, 214.

10.

Политические войны начала правления Клинтона

Уильям Джефферсон Клинтон, поклонник Рузвельта и Кеннеди, часто задумывался о своем месте в американской истории. Удивительно самолюбивый, он жаждал, чтобы его запомнили как великого президента. На протяжении всего своего часто беспокойного пребывания на посту он продолжал надеяться, что сможет переломить антиправительственную волну, с которой его предшественники-республиканцы пришли к власти. В своей первой инаугурационной речи он провозгласил: "Давайте примем решение сделать наше правительство местом для того, что Франклин Рузвельт называл "смелыми, настойчивыми экспериментами", правительством нашего завтрашнего, а не вчерашнего дня. Давайте вернем этот капитал людям, которым он принадлежит "1.

Прежде всего его волновала внутренняя политика. Занимаясь этими вопросами на протяжении двенадцати лет в качестве губернатора Арканзаса, он был осведомлен даже о мельчайших деталях многих из них. Он обладал быстрым умом и емкой памятью. О чем бы ни шла речь - о социальном обеспечении, здравоохранении, минимальной заработной плате, налогах, торговле, социальном обеспечении, образовании, неясных социальных программах, - Клинтон, казалось, владел информацией с потрясающим мастерством. Он любил поговорить, иногда на напоминающих колледж занятиях с сотрудниками, которые затягивались до ночи, о тонкостях государственной политики и о том, как правительство - его правительство - может улучшить положение нуждающихся американцев.

Новый президент обладал необыкновенными политическими навыками. Где бы он ни появлялся, он выглядел совершенно непринужденно, стремясь пожать руку и обменяться парой слов с любым человеком, оказавшимся в пределах досягаемости. Выросший в окружении чернокожих

i. Нью-Йорк Таймс, 21 января 1993 г. 318

В Арканзасе он чувствовал себя особенно комфортно среди афроамериканцев. Писательница Тони Моррисон, находясь под впечатлением, сказала, что он был первым чернокожим президентом страны. Как и Кеннеди, его кумир, он излучал личный магнетизм, который притягивал к нему людей, и обладал физическим присутствием, которое позволяло ему доминировать почти в любом помещении, куда он входил. Клинтон также обладал, казалось, неиссякаемой энергией. Он постоянно находился в движении и произносил сотни речей. Хотя он мог быть многословным, обычно он был внятным и убедительным оратором. Как и Рейган, он излучал огромный энтузиазм и оптимизм. Как подчеркнул один проницательный биограф, Клинтон как участник кампании и политик был "природой".1

Клинтон почти отчаянно стремился угодить. В манере многих соотечественников-бумеров, которым было свойственно открытое проявление эмоций, он стремился прикоснуться, обнять и успокоить своих соотечественников. "Я чувствую вашу боль", - говорил он страдающим людям. Его стремление нравиться некоторым современным наблюдателям показалось невротическим - настолько сильным, что заставляло его говорить почти все всем людям и медлить перед принятием решений, которые могли бы кого-то обидеть. Клинтон нервничал по поводу мелких и крупных вопросов, на затянувшихся совещаниях он вполголоса перечислял все "за" и "против", а иногда и вовсе менял свое мнение. Отчасти по этим причинам он постоянно опаздывал на встречи и был небрежным администратором, что очень огорчало его помощников. Как отметила в 1998 году Мичико Какутани из New York Times, Клинтон был "эмоционально нуждающимся, нерешительным и недисциплинированным".2 Однако его потребность угождать со временем превратилась в политический актив. Медленно, но все больше и больше миллионы американцев отождествляли себя с ним, считая его - бородавки и все остальное - необычайно заботливым и отзывчивым человеком. Как писал Какутани в 2001 году, Клинтон был "первым дружелюбным президентом Америки". ...Президент как соседский парень - гость Опры, который чувствует нашу боль, потому что он, как и все мы, борется со своим весом, браком и игрой в гольф". Она добавила: "В своем подростковом стремлении нравиться... и в непристойном зрелище своих бабских похождений мистер Клинтон подарил нам президентство, которое не сходило со страниц новостей и колонок бульварных сплетен".3

Хотя многие из этих качеств помогали ему в политике, они не вызывали симпатии у людей, которым приходилось работать под его началом. Помощники, восхищавшиеся политическим мастерством Клинтона или одобрявшие его политику, тем не менее возмущались не только его нерешительностью и неряшливостью, но и его непредсказуемостью и вспыльчивостью. Они пришли к мнению, что он был необычайно самовлюбленным, невнимательным, жалеющим себя и самовлюбленным. Если это соответствовало его целям, он мог солгать им. Если что-то шло не так, он мог впасть в истерику и обвинить во всем многострадальных окружающих.4 Хотя он умел "чувствовать боль" избирателей, он часто был плохим слушателем и доминировал в разговоре. По мнению помощников, для Клинтона важнее всего было продвижение собственного политического положения.

Как и Никсон, который в большинстве случаев был совсем другим человеком, Клинтон был постоянным участником избирательной кампании, не переставая думать о переизбрании и об опросах. Особенно после 1994 года он в значительной степени полагался на советы Дика Морриса, политически оппортунистического гуру и изучателя опросов, который периодически помогал ему переделывать свои идеи, чтобы двигаться в соответствии с постоянно меняющимися течениями народного мнения.5 Президент уделял много времени сбору средств, в чем он проявлял выдающиеся способности, и пытался манипулировать репортерами, освещавшими его деятельность. "Слик Вилли", как называли его многие, был мастером "вращения" - искусства, которым владели и предыдущие президенты, но которое он часто поднимал на новую высоту. Большинство репортеров понимали, что Клинтон, даже больше, чем большинство политиков, использует их, и они никогда не потеплели к нему. Члены Конгресса тоже возмущались его политическим самопоглощением. Помощник лидера демократов Ричарда Гепхардта заметил, не раскрывая своего имени, что "Дика [Гепхардта] совершенно сводит с ума то, что каждый раз, когда они разговаривают, Клинтон тратит все свое время на разговоры о цифрах опросов".6

Хотя репортеры обнажили личные недостатки Клинтона, они не разрушили ту политическую хватку, которую он сумел завоевать у избирателей с течением времени. Это было исключительно личное влияние: Клинтону не удалось укрепить свою партию. В 1990-х годах демократы уступили место гоп-группе. Пробираясь по опасным партийным минным полям, он, тем не менее, пережил множество промахов и покинул Белый дом в январе 2001 года с необычайно благоприятными оценками эффективности работы. После его ухода из Белого дома многие американцы говорили, что скучают по его красочному и очень увлекательному присутствию.7

Когда Клинтон вступил в должность в январе 1993 года, у него были основания надеяться, что он сможет расширить либеральную социальную политику. Чтобы помочь ему в этом, он мог обратиться за помощью к множеству помощников: Благодаря росту правительства с 1960-х годов штаты президента и вице-президента насчитывали более 800 человек.8 Клинтон также мог рассчитывать на достаточно дружеские отношения с Конгрессом, где большинство демократов составляло 258 против 176 в Палате представителей и 57 против 43 в Сенате, что казалось надежным.

Президент признал, что большинство американцев, несмотря на свое недовольство политиками, продолжают ожидать, что Вашингтон все сделает за них. Со временем правительство, несмотря на сопротивление консерваторов, постепенно отреагировало на это. В 1970 году недискреционные выплаты различного рода (в первую очередь самые крупные - Social Security, Medicare и Medicaid) составляли 30 % федерального бюджета, а к 1995 году - 60 %.9 Хотя сокращение расходов на оборону после окончания холодной войны способствовало увеличению доли, выделяемой на внутренние программы, такие как эти, основным источником изменений стало медленное, но реальное увеличение расходов на социальные цели. Общая сумма, потраченная (в постоянных долларах 1999 года) на наиболее важные программы, такие как Social Security и Medicare, выросла в три раза с 1970 по 1999 год.10 Стоимость пособий, определяемых по доходам (в постоянных долларах 2000 года), за эти годы почти удвоилась.11

Клинтон имел основания рассчитывать на поддержку населения в расширении таких программ. Как и в 1977 году, когда либералы радовались окончанию восьмилетнего правления республиканцев в Белом доме, они возлагали большие надежды на то, что новая администрация сможет обратить вспять консервативные инициативы, выдвинутые за двенадцать предыдущих лет правления республиканцев. В частности, они надеялись остановить волну неравенства доходов, которая росла с 1970-х годов. Важной причиной этого неравенства было увеличение числа иммигрантов, но либералы справедливо утверждали, что часть неравенства проистекает из других источников, в частности из снижения налогов Рейганом.

У либералов были и другие ожидания от новой администрации. Жалобы населения на огромные зарплаты в корпорациях, беды "ржавого пояса", запустение инфраструктуры и распространение низкооплачиваемых, "тупиковых" рабочих мест в сфере обслуживания побуждали реформаторов утверждать, что более щедрая социальная политика, в частности некая форма национального медицинского страхования, обеспечит значительную поддержку населения.12 В основе этих привычных аргументов и предположений лежали два широко распространенных убеждения. Одна из них заключалась в убеждении, что федеральное правительство обязано продвигать права и льготы достойных людей. Другой - убежденность в том, что у правительства есть для этого возможности.

Клинтон был слишком проницательным политическим штурманом, чтобы думать, что его ждет чистое плавание. В конце концов, получив всего 43 % голосов в 1992 году, он не имел народного мандата, чтобы наметить новый смелый курс, и на его пути вырисовывалось множество препятствий - тех самых, которые часто разочаровывали либералов с конца i96-х годов. Хотя некогда мощная демократическая избирательная коалиция, созданная Рузвельтом, все еще подавала некоторые признаки жизни, особенно в городских районах, где проживает значительная часть профсоюзных работников, меньшинств и людей с низкими доходами, ряд экономических и демографических тенденций продолжал благоприятствовать республиканцам и консервативным демократам. К началу 1990-х годов большинство американцев проживало в пригородных районах - более чем вдвое больше, чем в начале 1950-х годов. Все большее число людей, в том числе множество белых семей с маленькими детьми, переезжали в пригороды - некогда сельские районы, которые бульдозерами превращались в площадки для торговых центров и застроек. Вырвавшись из городов, жители пригородов с большей вероятностью идентифицировали себя с имущими, чем с неимущими. Многие из них, выражая веру в самодостаточность, выступали против расширения социальных программ, основанных на принципе нуждаемости.13

Также было сомнительно, что классовое недовольство, способствовавшее созданию коалиции "Нового курса", было столь же острым, как в прошлом. Хотя большинство лидеров профсоюзов продолжали поддерживать либеральные программы, их влияние ослабевало с 1950-х годов. К 2001 году только 13,5 % американских рабочих (и лишь 9 % работников частного сектора) состояли в профсоюзах.14 Кроме того, уровень личного и семейного дохода в Америке уже не был столь надежным предиктором партийных предпочтений, как раньше. Еще в конце 1960-х годов, когда Никсон выдвинул на первый план социальные и культурные проблемы - многие из них касались расы, - все большее число белых представителей рабочего класса стало обращаться к ГОП. В 1980-х годах многие из них с гордостью называли себя демократами Рейгана. Напротив, все большее число профессионалов из среднего и высшего среднего класса - преподаватели, профессора права, гуманитарных и социальных наук, люди, занимающиеся творчеством, журналисты, адвокаты, защищающие общественные интересы и интересы пострадавших от личных конфликтов, - стали отдавать предпочтение либеральной политике и голосовать на национальных выборах за демократов. В 1996 году Клинтон победил в тринадцати из семнадцати самых богатых округов конгресса Америки.15

Региональная вражда, упорно сохраняющаяся на фоне якобы всецентрализующих тенденций современной жизни, еще больше угрожала устремлениям либералов-демократов. Прогрессивные демократы были сильны в городских районах Северо-Востока и Тихоокеанского побережья, а также во многих промышленных регионах Среднего Запада, но они становились все более уязвимыми в большинстве районов все еще быстро растущего и более политически консервативного Солнечного пояса, где республиканцы продолжали набирать силу во время пребывания Клинтона в Белом доме. Большинство американцев, живущих в равнинных штатах и на Горном Западе, хотя и пользовались целым рядом государственных программ - в частности, ирригационными и энергетическими проектами и субсидиями для фермеров, - продолжали жаловаться на влияние, по их мнению, "элитарных" восточных либералов, защитников окружающей среды и регулирующих бюрократов, которые указывали им, как управлять своей жизнью. Многие другие жители Запада горячо выступали против резкого роста нелегальной иммиграции из Мексики. В Колорадо некоторые автомобилисты с гордостью демонстрировали наклейки на бамперах: Don't Californicate Colorado.

Партизанская война, и без того интенсивная во время культурных войн конца 1980-х и начала 1990-х годов, часто казалась вышедшей из-под контроля в годы правления Клинтона. Как и раньше, эти партизанские баталии не были настолько глубоко укоренены в народных чувствах, как предполагали средства массовой информации, постоянно освещавшие конфликты, скандалы и споры. Напротив, основные партии со временем ослабли, став жертвами роста независимого голосования и голосования по раздельным билетам, а также предпринимательского, ориентированного на кандидатов и управляемого телевидением стиля политики, который стал развиваться с 1960-х годов. Это "расслоение" партий, как склонны называть его политологи, показало, что американский народ менее пристрастен, чем большинство его избранных представителей.

Тем не менее не приходится сомневаться в том, что межпартийная вражда омрачила политическую сцену. Многие консерваторы питали особую ненависть к Клинтону - и к его жене Хиллари, либеральному юристу и карьеристке, ставшей весьма заметным советником. Они негодовали по поводу близости Клинтона - потворствующей близости, по их мнению, - к голливудским глиттерам, многие из которых делали щедрые взносы в Демократическую партию и с большим энтузиазмом поддерживали левые цели. Среди этих разгневанных консерваторов были ведущие ток-шоу на радио, число слушателей которых исчислялось миллионами. Самым известным из них был Раш Лимбо, который к середине 1990-х годов привлек к себе внимание 20 миллионов человек. Лимбо упивался тем, что высмеивал "феминази" и "сумасбродов-экологов".16

Многие либералы также сокрушались по поводу пагубных, по их мнению, последствий отмены в 1987 году так называемой "Доктрины справедливости" Федеральной комиссией по связи, в которой в то время доминировали гопы. Согласно этой доктрине, радиостанции и эфирные телеканалы должны были предоставлять "разумную возможность" в эфире "для обсуждения противоречивых мнений по вопросам, имеющим общественное значение". После того как FCC отменила эту доктрину, по обвинению либералов, консервативные дикторы радио и телевидения почувствовали себя еще более свободными в пособничестве тому, что Хиллари Клинтон позже назвала "обширным правым заговором" в Америке.

Либералы особенно не любили республиканского хлыста Ньюта Гингрича из Джорджии, заядлого партизана, который возглавил атаку на Клинтона с Капитолийского холма. Гингрич был гиперэнергичным, неудержимым фанатиком, который кипел идеями и не был заинтересован в компромиссе с либералами. В отличие от Роберта Доула из Канзаса, лидера GOP в Сенате, он был идеологом и воином, а не сторонником сделок. Чтобы продемонстрировать свою жесткость, Гингрич украсил свой кабинет черепом тираннозавра рекса. В своей риторике он заявлял, что либералы "жалкие", "больные", "продажные", "левые элитисты" и "контркультурные Макговерники". Опираясь на корпус республиканцев с Юга, таких как Том ДеЛей из Техаса, Гингрич привнес новый уровень интенсивности в партийные баталии в Палате представителей. Эти идеологические войны, в свою очередь, отвратили многих американцев от политики в целом.17

Хотя Клинтон иногда шел на компромиссы, он часто давал столько же, сколько получал, тем самым еще больше разъяряя консерваторов на Капитолийском холме. Не удовлетворившись блокированием президентских инициатив, они продолжили проводить политику "R.I.P.". - Разоблачение, расследование, обвинение.18 В течение следующих нескольких лет они особо использовали Закон об этике в правительстве 1978 года, который разрешил назначать независимых советников.19 Пять из них расследовали деятельность членов кабинета Клинтона, двое из которых были вынуждены уйти в отставку. Шестой независимый советник, Кеннет Старр, посвятил расследованию в отношении Клинтона более четырех лет и в итоге добился импичмента президента.20

Две дополнительные особенности американской политики, обе хорошо знакомые, еще больше повлияли на некоторые усилия Клинтона в 1990-х годах. Первая - это предсказуемо весомое влияние групп интересов. Некоторые из этих групп - например, представляющие интересы пожилых людей - помогли ему в 1990-е годы отразить угрозы консерваторов в отношении таких политически мощных пособий, как Social Security и Medicare. Лобби "общественных интересов", такие как Common Cause, еще больше подкрепили усилия либералов. Однако, как выяснил Клинтон, интересы консерваторов были достаточно сильны, чтобы вести войну с новыми социальными программами, например, с его стремлением к всеобщему медицинскому страхованию.21 Противники федерального контроля над оружием, возглавляемые Национальной стрелковой ассоциацией, имели значительное влияние на Капитолийском холме.

Вторая особенность была столь же знакома и относилась к концу 1960-х годов: широко распространенное недовольство политиками.22 Это не означает, что большинство людей жаждало переделать свою политическую систему. Опросы показывали, что американцы по-прежнему безмерно гордятся своими демократическими институтами, которые остаются одними из самых стабильных в мире. Даже ворча по поводу бремени налогов, большинство людей старались их платить. Способные и идеалистически настроенные граждане продолжали поступать на государственную службу.23 Но многие народные чувства, которые были сильны с 1970-х годов - сопротивление федеральному регулированию, недоверие к власти, обида на особые интересы и подозрение в заговорах, особенно правительственных, - сохранились и в 1990-е годы. Поразительно сильные результаты Г. Росса Перо на выборах 1992 года, основанные на осуждении лидеров обеих основных партий, убедительно продемонстрировали силу таких настроений.

Кроме того, средства массовой информации продолжали нагнетать партийные разногласия и идеологические противостояния, еще больше нагнетая шум и ярость, что отбивало у граждан желание принимать активное участие в политической жизни.24 В течение следующих нескольких лет двадцать пять штатов утвердили ограничения срока полномочий для отдельных должностных лиц. В 1990-е годы, как и в 1970-е и 1980-е, недоверие к политикам мешало людям с большими амбициями совершать великие дела.

Клинтон был именно таким политиком. Начиная свой срок, он был полон решимости преодолеть эти и другие препятствия - в том числе постоянные разногласия внутри собственной партии - и занять выдающееся место в истории Соединенных Штатов.

В начале своего правления Клинтону удалось одержать несколько незначительных побед. Порадовав сторонников либеральной политики в области абортов, он отменил "правило кляпа", которое его предшественники ввели в отношении консультаций по абортам в клиниках, финансируемых из федерального бюджета, и издал указ, разрешающий использовать фетальные ткани для медицинских исследований. Когда Конгресс принял Закон о семейном и медицинском отпуске, который гарантировал многим работникам до 12 недель в год неоплачиваемого отпуска по медицинским показаниям - мера, на которую Буш дважды накладывал вето, - он поспешил подписать его.25

Однако, как и Джимми Картер, Клинтон быстро обнаружил, насколько суровой может быть политическая среда Вашингтона. Медленно сориентировавшись, часто нерешительный, он и его советники - некоторые из них были старыми друзьями из Арканзаса - часто казались не в своей тарелке. Провозгласив, что его кабинет министров будет "похож на Америку", он твердо решил назначить генеральным прокурором женщину. Его первая кандидатура на этот пост, Зои Бэрд, была вынуждена отозвать свое имя, когда выяснилось, что она наняла нелегальную иммигрантку в качестве няни для своих детей и не заплатила налоги социального страхования, связанные с ее работой. Вторая кандидатура, также женщина, оказалась неприемлемой по аналогичным причинам. Только в начале марта Джанет Рино, прокурор из Флориды, была утверждена на этой должности. Она стала первой в Америке женщиной-генеральным прокурором. "Нянькагейт", как назвали это грязное дело СМИ, свидетельствовал о повышенном рвении средств массовой информации к расследованиям, когда речь шла о назначениях в правительстве высокого уровня. Это также заставило людей задаться вопросом, знали ли Клинтон и его сотрудники, что они делают.

Рино едва успела обосноваться на своем посту, как ей пришлось иметь дело с Дэвидом Корешем, главой секты адвентистов седьмого дня под названием "Бранч Давидианы", который подозревался в незаконном накоплении автоматического оружия в своем комплексе в Вако, штат Техас. После перестрелки 28 февраля с агентами Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия, в которой погибли четыре агента и два члена культа, Кореш и многие его хорошо вооруженные последователи затаились в своем комплексе. Агенты ФБР под руководством Рино держали его в осаде в течение семи недель. 19 апреля - в День патриотов, в годовщину битвы при Лексингтоне и Конкорде в 1775 году, - агенты обстреляли стены лагеря из танков и пустили внутрь слезоточивый газ, после чего Кореш приказал своим последователям облить лагерь бензином и сжечь его дотла.

В результате вспыхнувшего пожара погибло более семидесяти членов культа, включая Кореша и двадцать одного ребенка, нескольких из которых он зачал от своих многочисленных жен. Выжили только девять последователей. Рино оправдала нападение, объяснив, что получила сообщения об избиении детей внутри комплекса, и Клинтон поддержал ее. Однако многие американцы задавались вопросом, насколько внимательно сам Клинтон следил за ситуацией и не действовал ли он - или это была Рино - поспешно.26

Тем временем Клинтон оказался втянут в затяжную борьбу за свое заявление - первый акт его администрации - о том, что он отменит запрет на службу гомосексуалистов в армии. С самого начала широкий круг оппонентов, включая генерала Колина Пауэлла, председателя Объединенного комитета начальников штабов, выразил несогласие. После затянувшейся борьбы, которая затянулась до июля, противникам перемен удалось заставить Клинтона согласиться на компромисс: военнослужащие не должны были раскрывать свои сексуальные предпочтения, а их начальники не должны были спрашивать их об этом. "Не спрашивай, не говори", как называли эту политику, никого не устраивало. В течение следующих десяти лет она привела к увольнению около 10 000 военнослужащих, раскрывших свои гомосексуальные предпочтения.27

Клинтон снова допустил ошибку, когда попытался уволить сотрудников туристического отдела Белого дома. Их должны были заменить политические сторонники и друзья его жены. Хотя президент утверждал, что сотрудники не справлялись со своими задачами, стало ясно, что это объяснение было прикрытием для партийной чистки опытных работников, служивших его предшественникам. Когда критики предприняли ответную атаку, Клинтон счел себя обязанным восстановить большинство уволенных. "Трэвелгейт", как назвали этот инцидент СМИ, еще больше продемонстрировал его политическую неуклюжесть в первые месяцы 1993 года.

К тому времени многие обозреватели высмеивали президента, чьи показатели неуклонно падали. Карикатурист Гарри Трюдо изобразил его в виде вафли. В статье на обложке Time он был назван архитектором "Невероятно уменьшающегося президентства". Биограф Джо Кляйн позже назвал выступление Клинтона в эти первые месяцы "любительской игрой".28

Хотя Клинтон был потрясен этими противоречиями, он утешал себя надеждой, что ему удастся достичь своей главной цели 1993 года: добиться принятия закона, реформирующего американскую систему медицинского страхования, построенную на скорую руку. "Если я не получу медицинское обслуживание", - сказал он, - "я пожалею, что не баллотировался в президенты". Как он подчеркивал, призывая к реформе, частные расходы на здравоохранение продолжают стремительно расти - с 246 миллиардов долларов в 1980 году до 880 миллиардов долларов в 1993 году.29 При этом более 35 миллионов американцев - около 14 процентов населения - не имели медицинской страховки, ни частной, ни государственной, а еще 20 миллионов, как утверждалось, не имели адекватного покрытия. Большинство из этих людей были бедными или безработными. Их бедственное положение наглядно демонстрирует сохранение бедности и неравенства в самой богатой стране мира.

Выбрав реформу медицинского страхования в качестве своей главной цели, Клинтон удивил многих солонтистов на холме, которые ожидали, что вместо этого он займется реформированием системы социального обеспечения. В конце концов, во время предвыборной кампании он обещал реформировать систему социального обеспечения, а в феврале 1993 года заявил, что Америка должна "покончить с социальным обеспечением в том виде, в котором мы его знаем", чтобы оно "перестало быть образом жизни". Сенатор от Нью-Йорка Дэниел Мойнихан, либерал, охотно взялся за пересмотр системы социального обеспечения и отрицал, что страна столкнулась с "кризисом здравоохранения". По его словам, большинство американцев имеют вполне приличную страховку. Президент проигнорировал призывы Мойнихэна. Выбрав вопрос здравоохранения, Клинтон пошел более либеральным курсом, чем это казалось в 1992 году, когда он вел кампанию как центристский "новый демократ".30 Кроме того, реформа системы медицинского страхования представляла собой сложный проект, который не удавался предыдущим президентам, начиная с Гарри Трумэна. Тем не менее, он продолжал действовать, поручив разработку плана команде, возглавляемой его женой и старым другом Айрой Магазинером.

К несчастью для сторонников реформ, Магазинер и миссис Клинтон окутали свою деятельность тайной. Они практически игнорировали Конгресс, включая умеренных республиканцев, а также Министерство здравоохранения и социальных служб, где в противном случае подобное предложение могло бы получить поддержку. Вместо этого они прислушивались к мнению множества ученых и других "экспертов", иногда на собраниях по 100 и более человек, которые спорили до самой ночи. Когда в сентябре в результате этого трудоемкого процесса был наконец разработан план, он оказался до невозможности громоздким - 1342 страницы.31 Либералы были расстроены тем, что Клинтон, возможно, опасаясь политических последствий в 1996 году, если он призовет к повышению налогов для поддержки плана, финансируемого государством, не рекомендовал "единую систему", подобную той, что существует в Канаде. Скорее, план требовал, чтобы большинство работодателей оплачивали 80 процентов медицинских услуг своих работников. Ключевым элементом этой системы должны были стать региональные страховые альянсы, которые должны были способствовать "управляемой конкуренции" между частными медицинскими страховщиками, снижая тем самым страховые взносы. Правительство должно было платить за незастрахованных, обеспечивая всеобщий охват.32

Большинство либералов согласились с тем, что план, хотя и сложный, обещал уменьшить экономическое неравенство в Соединенных Штатах. Некоторые крупные работодатели также поддержали его, надеясь, что он позволит снизить стоимость медицинских услуг для их работников. Однако с самого начала предложение столкнулось с резкой оппозицией со стороны заинтересованных групп, в частности, мелких страховщиков, опасавшихся, что крупные компании вытеснят их из игры, и многих мелких работодателей, которых коробило, что им придется оплачивать 80 процентов медицинских страховых взносов своих работников. Возбужденные, они потратили миллионы долларов на телевизионную рекламу, осуждающую этот план. На Капитолийском холме Гингрич поднял свои силы на борьбу с этим планом. По его словам, Клинтоны "идут против всего хода западной истории". Я имею в виду, что централизованные, командные бюрократии умирают. Это конец той эпохи, а не ее начало".33

Такие противники серьезно подорвали шансы на реформу, как и Клинтон, когда он отказался рассматривать компромиссные варианты, которые позволили бы добиться меньшего, чем всеобщий охват. В 1994 году, когда комитеты Конгресса начали рассматривать его планы, противоборствующие группы интересов эффективно мобилизовались. Как и предупреждал Мойнихан, к планам Клинтона охладели не только "эгоистичные группы интересов": Большинство американцев (тех, у кого есть медицинская страховка), казалось, были довольны своей системой платных услуг и не оказывали особого давления на создание новой и сложной системы. Так что самая амбициозная мечта Клинтона даже не дошла до голосования в демократическом Конгрессе. Окончательно она рухнула в августе 1994 года. Потерпев поражение, президент был вынужден отказаться от этой идеи, оставив миллионы американцев без страховки и миллионы людей, еще больше зависящих от желания или способности работодателей обеспечить их.

На фоне подобных разочарований Клинтону все же удалось добиться некоторых из своих менее значимых целей в 1993-94 годах. Отчасти благодаря демократическому большинству Конгресс одобрил две его кандидатуры на должности в Верховном суде - Рут Бейдер Гинзбург в 1993 году и Стивена Брейера в 1994 году. Поскольку эти новые судьи заменили либерала (Гарри Блэкмуна) и умеренного (Байрона Уайта), назначения Клинтона не сильно изменили идеологический баланс в Суде: Консерваторы по-прежнему сохраняли непрочное большинство во многих горячо оспариваемых делах, которые возникали в течение следующих десяти лет, и за это время состав Суда не изменился. Но присутствие Гинзбург и Брейера, казалось, обеспечило про-хоккейное большинство в Суде, тем самым умерив культурную войну за аборты, которая в предыдущие годы вызывала массовые митинги в Вашингтоне. В течение следующего десятилетия политические конфликты вокруг абортов немного утихли.34

В первые два года своего правления президент одержал победу еще в нескольких схватках. В 1994 году он подписал закон, запрещающий продажу девятнадцати видов полуавтоматического штурмового оружия. Законодатели одобрили закон о "моторных избирателях", позволяющий гражданам регистрироваться для голосования при получении водительских прав; скромно финансируемую программу национальной службы, которая предлагала федеральную помощь на оплату колледжа молодым людям, выполняющим общественные работы; закон об образовании под названием "Цели 2000", который выделял 2 миллиарда долларов на помощь штатам в продвижении образовательных стандартов; и закон о свободе доступа к входам в клиники.

За исключением Закона о входах в клиники, согласно которому воспрепятствование работе клиник или мест отправления культа стало федеральным преступлением, эти меры не привели к значительным результатам. Огромные лазейки ограничивали сферу действия мер по контролю за оружием, которые в любом случае не затрагивали около 25 миллионов единиц оружия, включая примерно 1,5 миллиона полуавтоматических штурмовых ружей, уже находившихся в частных руках. После принятия закона в 1994 году производители оружия, слегка модернизировав штурмовое оружие, продолжали выпускать и продавать его.35 Регистрация избирателей на автотранспорте не способствовала повышению активности избирателей. Скромно финансируемая программа "Цели 2000" побудила чиновников от образования разработать тесты успеваемости на уровне штата, но не оказала существенного влияния на школьную практику, которая (как и всегда в истории американского образования) по-прежнему диктовалась местными властями.36 Тем не менее, эти законы раскрыли важный аспект деятельности Клинтона на посту президента: Несмотря на то, что ему не удалось достичь такой важной цели, как реформа здравоохранения, он оставался настойчивым сторонником федеральных социальных программ. Готовясь применить право вето, он противостоял попыткам консерваторов сократить государство всеобщего благосостояния.

Задолго до этих незначительных побед Клинтон пришел к выводу, что ему необходимо укрепить свои позиции как умеренного. В противном случае, по его мнению, ему грозило поражение в 1996 году. По этой причине, а также потому, что он был благоразумным фискальным менеджером, он решил в начале своего срока сосредоточиться на сокращении ежегодного федерального дефицита, который, хотя в 1993 финансовом году, наконец, показал скромное снижение, все еще составлял 255 миллиардов долларов.37 При этом он особенно внимательно следил за советами министра финансов Ллойда Бентсена и председателя Федеральной резервной системы Алана Гринспена, который стал широко известным и ярым сторонником сокращения дефицита. Если бы этого удалось добиться, сказал ему Гринспен, основные игроки на важном "рынке облигаций" - банкиры, кредиторы, управляющие денежными рынками, другие инвесторы - были бы успокоены, что побудило бы ФРС призвать к снижению долгосрочных процентных ставок. Это, в свою очередь, будет способствовать увеличению инвестиций и экономическому росту.38

Встав на сторону Гринспена, Клинтон столкнулся с разгневанными либералами среди своих собственных советников и среди сторонников увеличения государственных расходов на инфраструктуру и социальные программы в Конгрессе. Позиционируя себя как нового демократа, выступающего против либералов-"налоговиков и транжир", он с горечью признал, что обращается скорее к лидерам бизнеса и консерваторам, чем к традиционной базе своей собственной партии. "Надеюсь, вы все знаете, что мы - республиканцы Эйзенхауэра", - саркастически заметил он своим советникам. "Мы выступаем за снижение дефицита, свободную торговлю и рынок облигаций. Разве это не здорово?" Тем не менее, он чувствовал, что ему необходимо снизить дефицит. Отсутствие фискальной дисциплины в правительстве, по его словам, было "как кость в горле".39

Клинтон, проявив непривычную для себя решительность, в 1993 году приложил все усилия, чтобы добиться принятия бюджетного пакета, который позволил бы сократить федеральный долг на 500 миллиардов долларов в течение следующих пяти лет. При этом он отказался от своего обещания, данного во время предвыборной кампании, добиваться снижения налогов для среднего класса. Консерваторы в Конгрессе, тем временем, отклонили его предложение о принятии экстренного пакета мер по стимулированию экономики, который бы позволил выделить 16 миллиардов долларов на создание рабочих мест летом 1993 года. Либералы, по-прежнему требующие высоких уровней социальных расходов, были в ярости от такого хода событий.

Последовавшая за этим партийная борьба напоминала битву, с которой столкнулся Буш, когда он тоже пытался ограничить дефицит, нарушив тем самым свое знаменитое обещание: "Читайте мои губы: Никаких новых налогов". В 1993 году, как и в 1990-м, большинство республиканцев-консерваторов, которые говорили, что верят в сбалансированный бюджет, горячо возражали против попыток повысить налоги, особенно на богатых, даже если такое повышение, предположительно, привело бы к снижению дефицита. Но Клинтон не отступал от намеченного курса, надеясь, что большинство демократов поддержат его. Когда в августе 1993 года борьба закончилась, он добился многого из того, что просил, включая повышение на 1 % самой высокой ставки корпоративного налога и более высокий (39,6 %) предельный налог на доходы в 250 000 долларов и выше. Повышение налогов сопровождалось умеренным сокращением расходов, частично на оборону и разведку за рубежом, частично на социальные программы. Пакет также санкционировал расширение программы Earned Income Tax Credit для малообеспеченных работающих семей с детьми. Это стало мало обсуждаемой, но важной социальной льготой в течение десятилетия. Ожидалось, что пакет позволит президенту достичь цели - сократить дефицит бюджета почти на 500 миллиардов долларов в течение пяти лет. Клинтон победил, не получив ни одного голоса республиканцев в Палате представителей. Его перевес составил 218 голосов против 216. Вице-президенту Гору пришлось преодолевать ничью пятьдесят на пятьдесят в Сенате.40

Принятие бюджетного пакета изменило ситуацию с течением времени. В течение следующих шести лет федеральные расходы в текущих долларах - многие из них на пособия, частично связанные с ростом стоимости жизни - продолжали расти: с 1,41 триллиона долларов в 1993 году до 1,65 триллиона долларов в 1998 году. Однако в процентном отношении к ВВП они снизились - с 21,5 в 1993 году до 19,1 в 1998 году. Это самый низкий показатель с конца 1960-х годов. Поступления в бюджет за тот же период выросли с 1,15 триллиона долларов в 1993 году до 1,72 триллиона долларов в 1998 году. В том финансовом году федеральный бюджет показал профицит в размере почти 70 миллиардов долларов - первый с 1969 финансового года. В последующие годы профицит был еще выше, составляя в среднем 156 миллиардов долларов в год в период с 1999 по 2001 финансовый год.41

Главной причиной такого поразительного поворота стали высокие показатели экономики, особенно после 1995 года, которые привели к росту налоговых поступлений. Снижение процентных ставок, которому Гринспен способствовал после 1994 года, еще больше способствовало этому всплеску. Клинтону посчастливилось стать президентом в то время, когда подобные изменения смягчили воспоминания о рецессии начала 1990-х годов. Тем не менее, принятие бюджетного пакета 1993 года многие считают вкладом в поворот. Он дал понять осторожным американским инвесторам, что федеральное правительство наконец-то всерьез намерено реформировать свои бюджетные дела. Одно из самых впечатляющих достижений Клинтона за время его президентства, бюджетное соглашение 1993 года укрепило его репутацию как экономического менеджера.

Добившись принятия бюджетного пакета, Клинтон сосредоточился на другой внутренней цели, которую он поддерживал по достоинству и которая, как он надеялся, еще больше утвердит его репутацию умеренного. Речь шла об одобрении конгрессом Североамериканского соглашения о свободной торговле, которое Буш заключил с Канадой и Мексикой в декабре 1992 года. Соглашение предполагало создание зоны свободной рыночной торговли с участием трех стран. Клинтон, убежденный сторонник более открытой торговли, заключил союз с ведущими корпоративными деятелями и республиканцами в Конгрессе, включая Гингрича.

При этом он столкнулся с острой оппозицией со стороны лидеров профсоюзов и многих демократов, включая лидера большинства в Палате представителей Гепхардта, которые опасались, что американские корпорации перенесут свои предприятия в Мексику с дешевой рабочей силой и тем самым нанесут ущерб американским рабочим. Противники NAFTA также требовали усилить гарантии против загрязнения окружающей среды, которое, по их мнению, будет распространяться в Мексике и через ее границу в Соединенные Штаты. Однако Клинтон отказался идти на компромисс, и НАФТА, одобренная в конце 1993 года, вступила в силу в январе 1994 года.

Как оказалось, НАФТА не принесла большой пользы Мексике, которая, как и раньше, страдала от повсеместной бедности и безработицы. Разорились крестьяне, выращивающие кукурузу, которые пострадали от конкуренции со стороны Соединенных Штатов. Эти и другие отчаянно бедные люди продолжали стекаться в Соединенные Штаты, провоцируя рост напряженности во многих районах Юго-Запада. Тем временем загрязнение почвы и воздуха, и без того сильное во многих районах Мексики, усилилось. Вопрос о том, хорошо или плохо НАФТА для экономики Соединенных Штатов, продолжал горячо обсуждаться в 1990-е годы и позднее.42 Клинтон и многие экономисты утверждали, что устранение торговых барьеров заставляет американских экспортеров становиться более эффективными, что повышает их конкурентоспособность и увеличивает долю рынка. Таким образом, американские рабочие выиграют, по крайней мере в долгосрочной перспективе. Более того, отток американских рабочих мест в Мексику оказался меньше, чем предсказывали многие противники НАФТА, а благодаря сильной экономике Америки в конце 1990-х годов большинство людей, которые были вынуждены покинуть свои рабочие места в США, нашли другую работу. Уровень безработицы в Америке снизился с 6,1 % в 1994 году до минимального значения в 4 % в 2000 году.43

Однако некоторые корпорации все же перенесли свои производства в Мексику, и загрязнение окружающей среды стало проблемой для некоторых районов вблизи мексикано-американской границы. Лидеры профсоюзов, жалуясь на продолжающуюся стагнацию заработной платы в обрабатывающей промышленности США, продолжали обвинять американские корпорации в том, что они не только "выводят" рабочие места в Мексику (и в другие страны с дешевой рабочей силой), но и угрожая переездом, снижают уровень заработной платы. Когда в 2001 году американская экономика пошла на спад, противники НАФТА активизировали свою оппозицию.

Клинтон никогда не утверждал, что его глубоко волнует международная политика. "Внешняя политика - это не то, чем я пришел сюда заниматься", - недовольно восклицал он, когда оказывался втянутым в нее.44

Как следует из его комментария, множество проблем преследовало его советников по внешней политике - первую команду демократов, которой предстояло разобраться с новой и неизведанной эпохой международных отношений, наступившей после окончания холодной войны. Возглавлял эту команду Уоррен Кристофер, трудолюбивый, осторожный и недемонстративный адвокат, которого Клинтон назначила госсекретарем. Кристофер был заместителем госсекретаря Сайруса Вэнса в годы правления Картера. Скучный и не вызывающий, он показался некоторым наблюдателям "Дином Раском без харизмы". Ни Кристофер, ни другие высшие советники Клинтон, такие как министр обороны Лес Аспин, бывший конгрессмен-демократ из Висконсина, не сформулировали грандиозных стратегических идей.46 Непринужденный и неструктурированный стиль Аспина сделал его непопулярным среди многих сотрудников Министерства обороны и разочаровал генерала Пауэлла, администратора, который оставался на посту председателя Объединенного комитета начальников штабов в течение части первого года правления Клинтон.47

В 1993 году также не было убедительных причин, по которым Клинтон должен был пересмотреть военную и внешнюю политику страны. После окончания холодной войны, казалось, не было никакой всеобъемлющей угрозы, которая могла бы поставить под угрозу Соединенные Штаты или мир во всем мире. Клинтон, избавленный от беспокойства о Советах, стал энергичным и последовательным сторонником экономической глобализации - открытия рынков через НАФТА и другие соглашения - до такой степени, что некоторые люди считали, что дела Международного валютного фонда и Министерства финансов, которые активно содействовали международной финансовой стабильности, имели для него большее значение, чем Совет национальной безопасности48.

Тем не менее, Клинтон, как и его предшественники, стремился сохранить превосходство Америки в мире. Он также прилагал особые усилия для улучшения отношений между Израилем, который в то время возглавлял премьер-министр Ицхак Рабин, и Организацией освобождения Палестины, возглавляемой Ясиром Арафатом. В сентябре 1993 года, после секретных переговоров, проведенных при содействии правительства Норвегии, Рабин и Арафат пожали друг другу руки в ходе широко разрекламированной демонстрации согласия, организованной Клинтоном на лужайке Белого дома. Некогда злейшие враги также подписали так называемые соглашения в Осло, которые временно положили конец палестинской интифаде, или вооруженному восстанию, вспыхнувшему в 1987 году. Соглашения включали в себя Декларацию принципов, которая предусматривала переход под контроль Палестинской автономии частей

46. Halberstam, War in a Time of Peace, 190-91, 244-47.

47. Джеймс Манн, Восхождение вулканцев: The History of Bush's War Cabinet (New York,

2004), 178.

48. Там же, xvi.

Западный берег реки Иордан и сектор Газа. ООП признала право государства Израиль на существование, отказалась от терроризма и согласилась на создание временного правительства в этих районах.

Однако после убийства Рабина разъяренным евреем соглашения в Осло стали жертвой ненависти, которая долгое время разделяла этих непримиримых врагов на Ближнем Востоке. К 1996 году стало ясно, что усилия Клинтона по установлению прочного мира провалились. Более того, как и большинство американцев в 1990-е годы, президент не собирался использовать потрясающее военное превосходство страны для того, чтобы добиться серьезных изменений в международных отношениях, как на Ближнем Востоке, так и в других частях света. Его более благоразумная внешняя политика была направлена на то, чтобы реагировать на проблемы и кризисы по мере их развития.

Все большую озабоченность администрации, хотя и не новую, вызывал терроризм, инспирированный иностранцами, который унес жизни пятидесяти четырех американцев в период с 1993 по конец 1997 года. Еще тридцать шесть человек были убиты в период с 1998 по конец 2000 года.45 В феврале 1993 года мусульманские террористы взорвали бомбу во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке, убив шесть человек, ранив тысячу и заставив 5000 человек эвакуироваться из здания. После того как ЦРУ пришло к выводу, что экстремисты, связанные с Саддамом Хусейном, пытались убить бывшего президента Буша в Кувейте в начале 1993 года, Клинтон приказал нанести удар крылатыми ракетами по Багдаду в июне. В результате был уничтожен штаб разведки Саддама Хусейна. Президенту также пришлось беспокоиться о распространении ядерного оружия. В 1993 году ядерным оружием обладали восемь стран, включая Соединенные Штаты, и другие, в том числе деспотические правительства Ирана и Северной Кореи, явно стремились присоединиться к этому клубу.46 Россия, страдающая от внутренней нестабильности, все еще обладала большими запасами ядерного оружия, хранившегося небрежно.

Осторожно двигаясь в этом неопределенном мире после окончания холодной войны, президент продолжил экономические санкции, инспекции оружия ООН и бесполетные зоны, которые были введены против Ирака после войны в Персидском заливе. Он разрешил производство бомбардировщиков B-2 (Stealth) и лишь незначительно сократил расходы на оборону, в которой по-прежнему было занято около двух миллионов американцев. В 1997 году Соединенные Штаты потратили на оборону 271 миллиард долларов, что лишь немногим меньше 290 миллиардов долларов, потраченных в 1993 году.

Подобные суммы почти в 100 раз превышали сумму, выделенную на "Цели 2000", образовательную инициативу Клинтона.47

Придерживаясь этой политики, администрация Клинтона неизбежно должна была беспокоиться о множестве бед по всему миру. Гражданские войны и сепаратистские движения в 1993 году продолжали проливать кровь во многих регионах, в том числе на Балканах, в Индонезии, Шри-Ланке и Испании. Хотя в начале 1994 года Южная Африка окончательно покончила с апартеидом, гражданские войны и СПИД по-прежнему опустошали многие другие африканские страны. Религиозные столкновения - мусульмане против евреев, сунниты против шиитов, радикальные исламисты против умеренных - угрожали хаосом в некоторых частях Ближнего Востока и Центральной Азии. Многие миллионы обнищавших и угнетенных людей в мире продолжали бушевать против экономической и военной политики гораздо более богатых стран Запада и особенно против политики Соединенных Штатов, чьи соблазнительные потребительские товары и телевизионные программы проникли практически во все культуры мира. В недоумении некоторые американцы, казалось, почти ностальгировали по эпохе холодной войны, когда перед ними стоял более простой биполярный мир.

Как Соединенные Штаты, доминирующая держава в мире, должны реагировать на эти вопросы? Должна ли Америка участвовать в деятельности, в том числе в "государственном строительстве", направленной на установление демократии и экономического развития в других странах? И тогда, и позже широкий круг американцев яростно спорил по этим сложным вопросам. "Реалисты", многие из которых придерживались консервативных взглядов, настаивали на том, что Соединенные Штаты не должны серьезно вовлекаться в иностранные конфликты, если на карту не поставлены важные интересы безопасности страны. Ряд либералов, помня ужасы Вьетнама, соглашались с ними. Преобладание подобных осторожных взглядов указывало на то, что Буш мог ошибаться, заявляя после войны в Персидском заливе, что Соединенные Штаты "раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом". Другие американцы, однако, были готовы проводить более активную внешнюю политику. Среди них были консерваторы, выступавшие за наращивание оборонного потенциала с целью устрашения потенциальных нарушителей спокойствия, евангелисты, надеявшиеся на спасение душ, и либералы, считавшие, что тщательно продуманные американские интервенции могут способствовать продвижению прав человека.

До октября 1993 года ни один кризис не заставлял Клинтона уделять большое внимание международным делам. Однако то, что произошло в Сомали, заставило его действовать и имело долгосрочные последствия для внешней политики Соединенных Штатов. Около 440 элитных американских войск в этой нищей, политически хаотичной стране, направленных самим Клинтоном в августе, стремились захватить влиятельного военачальника - одного из многих в Сомали, - который в июне убил и изувечил двадцать четыре пакистанских миротворца ООН. В октябре повстанцам с помощью ручных гранатометов удалось сбить два вертолета Black Hawk с американскими солдатами. В ходе ожесточенных боев, которые продолжались семнадцать часов, сомалийцы убили восемнадцать и ранили восемьдесят четыре американца, все они были сбиты в столице Могадишо.48

Американцы в конечном итоге "выиграли" это сражение, убив сотни сомалийцев, в том числе множество мирных жителей, и ранив еще сотни. Тем временем телезрители в Соединенных Штатах и других странах пришли в ужас от кадров, на которых было видно, как ликующие сомалийцы тащат по улицам Могадишо мертвого американского солдата. Многие возмущенные американцы, в которых ожили мучительные воспоминания о Вьетнаме, потребовали объяснить, что Соединенные Штаты делают в таком забытом Богом месте, как Сомали, и почему Клинтон позволил "ползучей миссии" поставить под угрозу жизни американцев. Другие критики осуждали администрацию за то, что она, по всей видимости, не смогла обеспечить достаточное военное прикрытие для войск.

Клинтон, яростно обличая помощников в невнимании к Сомали, прислал подкрепление, но при этом объявил, что американские войска в конечном итоге будут выведены. Министр обороны Аспин, который в конце сентября отказался предоставить бронетанковое подкрепление, был обвинен в американских потерях и заменен. Когда в марте 1994 года сомалийские группировки подписали шаткое мирное соглашение, президент с явным облегчением вывел из страны американские боевые силы. Миротворцы ООН, включая некоторых американцев, остались. Но в Сомали продолжала царить анархия, и образы мертвого американского солдата, которого тащат по улицам, оставались сильными, способствуя развитию в Соединенных Штатах того, что некоторые наблюдатели назвали новым синдромом - "Вьетмалии". Яркий фильм "Черный ястреб" (Black Hawk Down, 2001) впоследствии воскресил эти ужасные воспоминания.49

Спустя всего десять дней после кровопролития в Могадишо события на Гаити, казалось, еще больше унизили самую могущественную страну мира. Около 100 вооруженных и разъяренных гаитян с криками "Сомали, Сомали" заблокировали высадку в Порт-о-Пренсе 200 американских солдат, которые были направлены для обучения гаитянской полиции в рамках миссии "государственного строительства". Ожидалось, что эти усилия позволят вернуть на пост президента законно избранного Жана-Бертрана Аристида, священника-радикала, который был изгнан в результате переворота в 1991 году. Корабль, перевозивший солдат, "Харлан Каунти", был вынужден отвернуть от берега, что заставило президента разразиться очередной тирадой в адрес своих помощников. Как он признал, это событие обнажило очевидный факт: у него не было запасного плана, чтобы справиться с сопротивлением.

Дефолты Могадишо и Порт-о-Пренса, как их видели многие американцы, явно нервировали Клинтона и его советников, которые надеялись продвигать порядок и демократию за рубежом, но при этом сильно опасались подвергать опасности жизни американских солдат. Почти завораживающая сила воспоминаний о Могадишо стала особенно очевидной во время одного из величайших ужасов современности: геноцида в Руанде, разразившегося в апреле 1994 года и продолжавшегося 100 дней. Когда жестокие, зачастую рукопашные схватки и резня с участием хуту и тутси наконец утихли, погибло не менее 800 000 человек, большинство из которых были тутси и умеренные хуту, зарубленные экстремистски настроенными хуту с мачете. Тутси, составляющие меньшинство в Руанде, потеряли, по оценкам, 70 % своего народа. (Позже, установив в стране деспотическое правительство, они отомстили, убив несметные тысячи хуту как в Руанде, так и в соседнем Конго).50 Что должны были сделать ООН или Соединенные Штаты, чтобы предотвратить или существенно ограничить эту бойню, в 1994 году было неясно. Что Америка сделала после того, как в апреле были убиты десять миротворцев ООН, так это взяла на себя инициативу по отказу от западного вмешательства и призвала к выводу миротворцев из Руанды, тем самым дав убийцам карт-бланш. У Соединенных Штатов, как и у других западных стран, не было важных экономических или стратегических интересов в Руанде, и они не проявляли особого желания защищать чернокожее население региона. Когда большинство миротворцев ООН покинули Руанду, Америка стояла в стороне, наблюдая за тем, как нарастает кровавая бойня.

В течение первых двух лет пребывания Клинтона на посту президента у него, казалось, не было хороших ответов на вопрос о том, как успокоить усиливающуюся дикость, которая уничтожала братоубийственных соперников - хорватов, сербов и мусульман - в Хорватии и Боснии.

С апреля 1992 года по октябрь 1995 года в этих регионах было убито более 200 000 человек, большинство из которых составляли мусульмане, уничтоженные боснийскими сербами, которых изначально подстрекал националистический лидер Сербии Слободан Милошевич.55 Большинство погибших были гражданскими лицами, убитыми в ходе хирургических операций по "этнической чистке", в ходе которых были изнасилованы тысячи женщин и массы людей изгнаны из своих домов. Во время предвыборной кампании 1992 года Клинтон критиковал Буша за то, что тот оставался в стороне, когда происходила такая бойня, но и он воздержался от смелых шагов, которые могли бы привести к гибели американских солдат. Сохраняя эмбарго на поставки оружия, которое продолжало наносить ущерб недостаточно оснащенным мусульманам, ни США, ни НАТО не вмешивались. Около 6000 перегруженных миротворцев ООН, размещенных в Боснии с ноября 1992 года, оказались фактически заложниками кровожадных соперников на местах.56

В конце 1994 года Клинтон несколько ужесточил позицию Америки в отношении проблемных точек мира. В сентябре, пригрозив вооруженным вторжением на Гаити, он добился восстановления власти Аристида и направил войска для обучения местного полицейского констебля. В октябре он заключил "согласованные рамки" с Северной Кореей, лидеры которой пообещали заморозить ядерную программу страны и открыть свои границы для международной инспекции. Взамен Соединенные Штаты обязались поставлять в Северную Корею, где, как считалось, миллионы людей голодают, продовольствие, медикаменты и тяжелый мазут. Но американцы все еще не проявляли особого энтузиазма в отношении долгосрочного государственного строительства на Гаити, откуда Клинтон вывел американские войска в течение двух лет. Затем Аристид призвал полицию в свою личную армию. Насилие и политическая коррупция вскоре вернулись в страну, где царили беспорядки.57 События в Северной Корее были не менее обескураживающими. Критики Клинтона утверждали, что скрытное северокорейское правительство, обманув Соединенные Штаты, откажется от своего соглашения.58

55. Нью-Йорк Таймс, 9 ноября 2004 года. Еще 20 000 человек пропали без вести и считаются погибшими.

56. О Клинтоне и Балканах см. Halberstam, War in a Time of Peace, 195-204, 283351; и William Hitchcock, The Struggle for Europe: The Turbulent History of a Divided Continent, 1945-2000 (New York, 2003), 390-403.

57. Джеймс Трауб, "Придавая смысл миссии", New York Times Magazine, 11 апреля 2004 г., 32. Аристид, вернувшийся к власти в качестве президента в 2001 году после спорных выборов 2000 года, столкнулся с насильственными беспорядками в начале 2004 года, и тогда американские и французские войска прибыли в страну, чтобы восстановить порядок. Аристид бежал из страны, обвинив Соединенные Штаты в том, что они похитили и изгнали его. С июня 2004 года миротворцы ООН осуществляют контроль над страной, которая все еще находится в бедственном положении.

58. Позднее, в 2002 году, появились сведения о том, что Северная Корея приступила к реализации тайной программы обогащения урана, и некоторые аналитики предположили, что эти критики могли быть правы. В начале 2005 года Северная Корея объявила, что обладает ядерным оружием. Нью-Йорк Таймс, 11 февраля 2005 г.

Учитывая эти разочарования, неудивительно, что Клинтон сетовал на вторжение внешней политики в его планы внутренних реформ. Отчасти в этом был виноват он сам, поскольку в 1993-94 годах он уделял относительно мало времени международным вопросам. Кроме того, Аспин оказался неспособным разрабатывать оборонную политику. Президент особенно не уделял внимания вопросам разведки, практически игнорируя своего шефа ЦРУ Джеймса Вулси. Когда в 1993 году невменяемый пилот врезался на самолете в Белый дом, ходила шутка, что этим пилотом был Вулси, отчаянно пытавшийся привлечь внимание Клинтона.51

В ретроспективе становится очевидным, что ни у кого из западных лидеров в то время не было уверенных решений, как справиться с незнакомой международной обстановкой, которая так быстро пришла на смену биполярному миру времен холодной войны. Не было очевидных ответов - только трудный выбор. Должен ли был Клинтон направить американские войска в Сомали в 1993 году или оставить их там после битвы за Могадишо? Должен ли он был быстрее или решительнее вмешаться в ситуацию на Гаити? Мог ли он найти способ сдержать удаленных и явно фанатичных лидеров Северной Кореи? Вовремя мобилизовать Запад, чтобы остановить геноцид в Руанде? Послать американские войска, чтобы остановить этнические чистки на Балканах? Рассматривая эти проблемы, Клинтон прекрасно понимал, что опросы, проведенные в 199394 годах, показали, что американский народ с опаской относится к подобным шагам.

Тем не менее, немногие американцы в конце 1994 года давали Клинтону высокие оценки за внешнюю политику. Как в работе с международной ареной, так и в проведении реформы здравоохранения он все еще чувствовал себя в своей тарелке.

Клинтон постоянно учитывал политические соображения и в 1993-94 годах редко переставал думать о предстоящих внеочередных выборах или о своей собственной кампании по переизбранию в 1996 году. Особенно беспокоясь о силе консервативных избирателей, в середине и конце 1994 года он стремился дистанцироваться от либералов в Демократической партии. Так, он поддержал законопроект о социальном обеспечении, который должен был сократить срок пребывания людей в списках нуждающихся. Как и ожидал Клинтон, законопроект, который он представил в конце сессии Конгресса, не прошел, но он дал понять консервативным избирателям, что все еще думает о реформе социального обеспечения. В сентябре 1994 года ему удалось добиться большего успеха в Конгрессе, когда он добился принятия законопроекта о борьбе с преступностью на сумму 30 миллиардов долларов. Украв у консерваторов гром, закон выделил деньги на 100 000 новых полицейских в общинах по всей стране и на строительство тюрем. Он также предусматривал наказание за федеральные преступления по принципу "три удара - и ты вне игры".52

Не впечатленные движением Клинтона к центру, партийные противники президента обрушились на его либеральные инициативы 1993-94 годов: реформу здравоохранения, допуск геев в армию, контроль над оружием. Особенно они ухватились за сообщения СМИ, которые, как оказалось, уличали Клинтонов в финансовых и политических нарушениях, связанных с предыдущими сделками по освоению земли вдоль реки Уайтуотер в Арканзасе. Поддавшись политическому давлению, Клинтон в 1993 году согласился на назначение независимого адвоката для расследования этих и других финансовых и юридических деяний своей жены и его самого. Генеральный прокурор Джанет Рино, курировавшая этот вопрос в то время, когда закон 1978 года, устанавливающий механизмы назначения таких советников, временно утратил силу, выбрала для проведения расследования Роберта Фиска, бывшего федерального прокурора (и республиканца).

Однако летом 1994 года Конгресс продлил действие этого закона, после чего в дело вмешалась коллегия федеральных судей из трех человек, на которых законом возложены полномочия по назначению такого адвоката. Коллегия, назначенная председателем Верховного суда Ренквистом, решила, что независимый прокурор (то есть Фиске) не должен назначаться должностным лицом исполнительной власти, таким как Рино, ставленник президента. Судьи заменили Фиске Кеннетом Старром, который был генеральным солиситором США во время правления Буша.

Это стало важным шагом на пути к расширению расследования деятельности Клинтонов. Фиск провел беспристрастное расследование и не обнаружил улик, инкриминирующих Клинтонам. Однако Старр оказался ревностным и пристрастным прокурором. Получив со временем более широкие полномочия, он стал расследовать участие Клинтонов в запутанном деле Уайтуотера, которое началось еще в 1970-х годах, и вскоре расширил круг вопросов, касающихся поведения президента в "Трэвелгейте", когда в начале 1993 года он уволил сотрудников бюро путешествий Белого дома, и в "Файлгейте", споре, возникшем в декабре 1993 года из-за таинственного исчезновения из Белого дома файлов, касающихся Уайтуотера и других дел.

К моменту назначения Старра президент уже столкнулся с обвинениями в сексуальных домогательствах, выдвинутыми против него Полой Корбин Джонс, бывшей служащей штата Арканзас, которая утверждала, что Клинтон, будучи губернатором (а значит, и ее начальником), обнажился перед ней в номере отеля в Литл-Роке в 1991 году. Поскольку Джонс назвала имя полицейского штата, которого она обвинила в том, что он привел ее в гостиничный номер для сексуальной связи с Клинтоном, СМИ назвали эту историю тоже "гейтом" - на этот раз "Troopergate". В мае 1994 года она подала иск в федеральный суд Арканзаса, требуя возмещения ущерба в размере 700 000 долларов.53

Занимаясь частной практикой с мая по август 1994 года, Старр служил советником в юридической команде Джонса. Когда его имя всплыло в качестве возможного преемника Фиска, критики гневно, но безрезультатно кричали, что у него конфликт интересов и он не должен соглашаться на такое назначение. Позже, когда расследование Старра расширилось и стало касаться сексуальной деятельности президента, яростные защитники президента, в частности миссис Клинтон, настаивали на том, что его назначение было предвзятым шагом, положившим начало обширному правому заговору.

Эти судебные баталии получили необычайно широкое освещение в СМИ. За одну неделю в середине марта, когда иск Джонса был на первой полосе, три телевизионные сети показали 126 сюжетов о предполагаемом участии Клинтона в Уайтуотере и других делах, по сравнению с 107 сюжетами за первые три месяца 1994 года о кровопролитии в Боснии, 56 - о напряженности на Ближнем Востоке и 42 - о продолжающейся борьбе за реформу здравоохранения.54 На фоне подобных сенсаций неудивительно, что многие американцы задались вопросом, не виновен ли "Слик Вилли", уже известный как бабник, в предъявлении обвинений. Джей Лено, ведущий программы The Tonight Show, пошутил, что Клинтон жаловался на "могущественные силы, угрожающие развалить его администрацию". Я думаю, что они называются гормонами".55

Затем Гингрич предпринял смелые действия, чтобы обеспечить успех партии на выборах 1994 года. В качестве беспрецедентного шага он составил так называемый "Контракт с Америкой" и в конце сентября добился того, что 367 кандидатов в Палату представителей от республиканцев поддержали его. В его преамбуле провозглашалось, что выборы "дают шанс после четырех десятилетий однопартийного контроля привести в Палату представителей новое большинство, которое изменит работу Конгресса". Это историческое изменение положит конец слишком большому, слишком навязчивому и слишком легкому обращению с общественными деньгами правительству. Это может стать началом Конгресса, который уважает ценности и разделяет веру американской семьи".56

В "Контракте" разумно обойдены такие вызывающие разногласия вопросы культуры, как аборты или школьная молитва. В остальном, однако, он представлял собой сжатое изложение давних консервативных позиций в отношении экономической, внешней и военной политики. В начале документа содержался призыв к принятию ряда мер, которые обещали реформировать процедуры в Палате представителей, включая установление ограничений на срок полномочий председателей комитетов. Затем в нем были обозначены десять более широких целей. Среди них - одобрение конституционной "поправки о сбалансированном бюджете/ограничении налогов" и "законодательного вето по пунктам"; ужесточение мер против программ социального обеспечения и преступности, включая "эффективные положения о смертной казни"; "налоговые стимулы для частного страхования долгосрочного ухода, чтобы позволить пожилым американцам сохранять больше того, что они заработали за годы жизни"; "Закон о правовой реформе здравого смысла", который установит "разумные ограничения на штрафные санкции и реформирует законы об ответственности за качество продукции, чтобы остановить бесконечный поток судебных разбирательств"; сокращение налогов на прирост капитала; налоговый кредит в размере 500 долларов на каждого ребенка; запрет на передачу американских войск под командование ООН; усиление оборонных усилий.Запрет на передачу американских войск под командование ООН; усиление оборонных мер, которые "поддержат наш авторитет во всем мире"; и "первое в истории голосование по ограничению срока полномочий, чтобы заменить карьерных политиков на гражданских законодателей".

Сместившись к центру в 1994 году, Клинтон уже пытался сократить дистанцию между своей собственной политикой и консервативными целями, подобными этим. Уравновешивая бюджет, занимаясь свободной торговлей, выступая за реформу социального обеспечения и, по собственному признанию, борясь с преступностью, он отнюдь не был ярым либералом, каким его изображал Гингрич. Поэтому трудно сказать, сильно ли повлиял "Контракт" на избирателей, большинство из которых имели лишь смутное представление о том, что в нем написано. Но по мере приближения межгодичных выборов становилось очевидным, что республиканцам, при поддержке религиозных избирателей, мобилизовавших свои силы на поддержку Христианской коалиции, удалось превратить предстоящие выборы в референдум по самому Клинтону. Особенно активно осуждали администрацию хорошо организованные противники контроля над оружием, возглавляемые Национальной стрелковой ассоциацией. Все эти группы делали все возможное, чтобы изобразить президента коленопреклоненным либералом. Более того, опросы показывали, что избиратели были невысокого мнения о нем. Многие кандидаты в конгресс от демократов избегали тесных связей с ним.

Результаты выборов в ноябре были катастрофическими для демократов. Республиканцы добились самого впечатляющего возвращения в межгодие за всю современную историю, добавив девять членов в Сенат, где они вернули себе большинство (52 против 48) впервые с 1986 года. Они получили пятьдесят четыре места в Палате представителей, впервые с 1954 года получив большинство 230 против 204. В 1995 году в Палату представителей вошли семьдесят три республиканца-новичка, многие из которых были южанами, идеологически находившимися правее Гингрича. Харви

Мэнсфилд, консервативный профессор государственного управления в Гарварде, заявил, что выборы означают "конец Нового курса" и "завершение того, что начал Рональд Рейган".57

В какой-то степени это было выдачей желаемого за действительное. Основные программы "Нового курса" и "Великого общества" выжили. Тем не менее после 1994 года стало очевидно, что правые политики высоко сидят в седле и что привычный феномен разделенного правительства - Конгресс против Белого дома - вернулся с местью. Завоевав контроль над Палатой представителей, GOP сохранила его на следующее десятилетие и более. В течение оставшегося времени пребывания Клинтона в Белом доме она делала все возможное, чтобы развеять его большие надежды на то, что его запомнят как великого американского президента.

О стиле и политике Клинтона см. Joe Klein, The Natural: The Misunderstood Presidency of Bill Clinton (New York, 2002), 194-95; Fred Greenstein, The Presidential Difference: Leadership Style from FDR to Clinton (New York, 2000), 195-98; Lewis Gould, The Modern American Presidency (Lawrence, Kans., 2003), 218; и William Berman, From the Center to the Edge: The Politics and Policies of the Clinton Presidency (Lanham, Md., 2001), 5-17.

Нью-Йорк Таймс, 13 сентября 1998 года.

Там же, 19 января 2001 года. См. также Klein, The Natural, 206.

Пример жалости к себе и вспыльчивости Клинтона см. в David Halberstam, War in a Time of Peace: Bush, Clinton, and the Generals (New York, 2001), 316-17.

После 1996 года, когда пресса разоблачила его связь с проституткой, Моррис оставался в тени. В новостях говорилось, что она была с Моррисом в тот момент, когда он разговаривал по телефону с Клинтоном.

Нью-Йорк Таймс, 27 сентября 1998 г.

Хейнс Джонсон, Лучшие времена: Америка в годы Клинтона (Нью-Йорк, 2001), 451.

Gould, The Modern American Presidency, 218.

R. Шеп Мельник, "Управлять больше, а наслаждаться меньше", в книге Мортона Келлера и Мельника, изд-во "Подводя итоги: American Government in the Twentieth Century (New York, 1999), 280-306; Joseph Nye, "The Decline of Confidence in Government", in Nye et al., Why People Don't Trust Government (Cambridge, Mass., 1997), 6.

Джон Шольц и Кара Левин, "Эволюция политики поддержки доходов в последние десятилетия", Институт исследований бедности, Фокус 21, № 2 (осень 2000 г.), 9-16. См. также Stat. Abst., 2002, 340-47.

Стат. Abst., 2002, 343.

Джеффри Мэдрик, Конец изобилия: Причины и последствия экономического упадка Америки (Нью-Йорк, 1995); Эдвард Люттвак, "Американская мечта под угрозой: как остановить превращение США в страну третьего мира и как победить в геоэкономической борьбе за промышленное превосходство" (Нью-Йорк, 1993).

Обобщения в этом и последующих абзацах сделаны на основе следующих книг с показательными названиями об американской политике 1980-х и 1990-х годов. Джонатан Раух, Демосклероз: The Silent Killer of American Government (New York, 1994); Matthew Crenson and Benjamin Ginsberg, Downsizing Democracy: How America Sidelined Its Citizens and Privatized Its Public (Baltimore, 2002); Byron Shafer, The Two Majorities and the Puzzle of Modern American Politics (Lawrence, Kans., 2003); и Benjamin Ginsberg and Martin Shefter, Politics by Other Means: Политики, прокуроры и пресса от Уотергейта до Уайтуотера (Нью-Йорк, 2002).

Стат. Abst., 2002, 412. По сравнению с примерно 35 процентами всех рабочих в середине 1950-х годов и 20 процентами в 1983 году. Однако профсоюзные лидеры продолжали эффективно приводить людей на избирательные участки. На президентских выборах 2000 года, по оценкам, 26 % всех голосов было отдано членами профсоюзов, 63 % из которых достались кандидату от демократов Элу Гору. Нью-Йорк Таймс, 11 марта 2004 года.

Дэвид Брукс, Бобосы в раю: The New Upper Class and How They Got There (New York, 2000), 258-59.

Gould, The Modern American Presidency, 216-17.

О Гингриче: Джонатан Франзен, "Слушатель", New Yorker, 6 октября 2003 г., 85-99; Джон Тейлор, "Думая о НЭВТе", Esquire, ноябрь 1995 г., 64-79; Джо Клейн, "Утраченный либерализм?". Time, 21 ноября 1994 г., 56. О наследии таких идеологов, как Гингрич, см. Peter Keating, "Wake-up Call", AARP: The Magazine, Sept./Oct. 2004, 55.

Акроним, используемый Гинзбергом и Шефтером в книге "Политика другими средствами", 37-45.

Об этом законе и другой информации о политике в 1970-е годы, когда партийная принадлежность была особенно разрушительной, см. главу 3.

См. следующую главу.

Тед Халстед и Майкл Линд, Радикальный центр: The Future of American Politics (New York, 2001), 15; Crenson and Ginsberg, Downsizing Democracy, 16-19; Rauch, Demosclerosis. О влиянии корпоративных интересов см. Kevin Phillips, Arrogant Capital: Washington, Wall Street, and the Frustration of American Politics (Boston, 1994).

E. J. Dionne, Why Americans Hate Politics (New York, 1991); Alan Wolfe, One Nation, After All: What Middle-Class Americans Really Think About God, Country, Family, Racism, Welfare, Immigration, Homosexсуальность, Work, the Right, the Left, and Each Other (New York, 1998), 286-93.

Най, "Упадок доверия к правительству", 1-18.

Теда Скочпол, Уменьшение демократии: От членства к управлению в американской гражданской жизни (Norman, Okla., 2003), 232-36.

Эта мера не распространяется на работодателей с числом работников менее пятидесяти.

Два года спустя, 19 апреля 1995 года, два фанатика-антиправительственника, Тимоти Маквей и Терри Николс, отомстили за гибель людей в Уэйко, взорвав федеральное здание в Оклахома-Сити. В результате взрыва погибли 168 человек. Многие конспирологически настроенные американцы считали, что Маквей и Николс были частью более широкого заговора, в котором участвовали группы белых супремасистов, но к середине 2005 года так и не было найдено ни одного дымящегося пистолета, устанавливающего такую связь.

Нью-Йорк Таймс, 25 марта 2004 г.

Джулс Витковер, Партия народа: A History of the Democrats (New York, 2003), 666-72; Greenstein, Presidential Difference, 178-82; Klein, The Natural, 44.

Стат. Abst., 2002, 91.

Shafer, The Two Majorities, 39-41.

Skocpol, Diminished Democracy, 242-44.

Klein, The Natural, 118-25.

Джеймс Паттерсон, Америка с 1941 года: A History (Fort Worth, 2000), 265-67; Berman, From the Center to the Edge, 26-28.

Уайт, ставленник Кеннеди, выразил несогласие (как и Ренквист) с решением по делу Роу против Уэйда в 1973 году. Блэкмун, назначенный Никсоном, написал решение большинства по этому делу и присоединялся к либералам в Суде во многих последующих делах. Решения суда в 1995 году см. в главе 11.

Нью-Йорк Таймс, 24 апреля 2005 г. В 2004 году Конгресс отказался продлить действие закона о контроле над оружием, против чего решительно выступила Национальная стрелковая ассоциация.

Роберт Шварц и Марион Робинсон, "Цели 2000 и движение за стандарты", Brookings Papers on Education Policy 7 (2000), 173-214; и Джон Дженнингс, Why National Standards and Tests? Политика и стремление к лучшим школам (Thousand Oaks, Calif., 1998).

В период между 1987 и 1992 финансовыми годами ежегодный дефицит федерального бюджета вырос (в текущих долларах) со 150 миллиардов долларов до 290 миллиардов долларов, что стало рекордным показателем за всю историю. Бюджетный дефицит в размере 255 миллиардов долларов в 1993 финансовом году, хотя и был большим, стал первым значительным снижением дефицита за многие годы и был частично объяснен отсроченным эффектом бюджетного соглашения, которое Буш и Конгресс заключили в 1990 году. Стат. Abst., 2002, 305. Финансовые годы заканчиваются в указанном году.

Хальберстам, Война в мирное время, 212-13.

Роберт Коллинз, "Больше: The Politics of Economic Growth in Postwar America (New York, 2000), 217-19.

Берман, От центра к краю, 23-26.

Стат. Abst., 2002, 305.

Альфред Экес-младший и Томас Зейлер, Глобализация и американское столетие (New

York, 2003), 252-53.

Стат. Abst., 2002, 562.

Берман, От центра к краю, 35.

Мелвин Леффлер, "11 сентября, прошлое и будущее американской внешней политики", International Affairs 79 (Oct. 2003), 1045-63.

Этими восемью странами были Соединенные Штаты, Великобритания, Россия, Франция, Китай, Индия, Израиль и (по общему мнению) Пакистан.

По оценкам, в середине и конце 1980-х годов на оборонных работах было занято 3,6 миллиона американцев. В период с 1975 по 1990 год расходы на оборону составляли от 23 до 27 процентов федеральных расходов, достигнув пика в середине 1980-х годов, а затем медленно снизившись до 21-22 процентов в период с 1991 по 1993 год. После 1993 года этот процент снизился еще больше, составив 16-18 процентов в период с 1994 по 2001 год. Суммы на оборону в середине 1990-х годов также снизились в процентном отношении к ВВП - с 4,4 в 1993 году до 3,1 в 1998 году. Стат. Abst., 2002, 326. См. также William Greider, Fortress America: The American Military and the Consequences of Peace (New York, 1998); и Элиот Коэн, "Calling Mr. X", New Republic, Jan. 19, 1999, 17-19.

О Клинтоне и Сомали см. Halberstam, War in a Time of Peace, 248-66.

Основано на широко читаемой книге Марка Боудена "Black Hawk Down: A Story of Modern War" (New York, 1999). См. также Джеймс Чейз, "Война без риска", New York Review of Books, 28 марта 2003 г., 31-33.

Филип Гуревич, Мы хотим сообщить вам, что нас убьют вместе с нашими семьями: Истории из Руанды (Нью-Йорк, 1998), 219; Нью-Йорк Таймс, 10 июля 2004.

Хальберстам, Война в мирное время, 244.

Берман, От центра к краю, 38-40.

О результатах рассмотрения этих юридических вопросов см. главу 12.

Джонсон, "Лучшие времена", 227-39; Джозеф Леливельд, "В суде Клинтона", New York Review of Books, 29 мая 2003 г., 11-15.

Берман, От центра к краю, 40.

Текст договора см. в "Нью-Йорк Таймс", 28 сентября 1994 г.

Берман, От центра к краю, 42.

11.

Процветание, Партизанство, Терроризм

Из множества событий последних лет двадцатого века в Соединенных Штатах выделяются два. Первое - это экономический подъем. Рост благосостояния способствовал росту хороших чувств и стимулировал еще более высокие ожидания, которые, в свою очередь, продолжали порождать многие из тех тревог, которые беспокоили американцев с 1960-х годов. Второй причиной стало обострение межпартийной войны, которая уже была характерна для первых двух лет президентства Клинтона. Усилившись до беспрецедентного уровня, эта война поляризовала политику его второго срока, отодвинув на второй план даже опасения по поводу терроризма.

В 1993-94 годах, когда Соединенные Штаты все еще оправлялись от рецессии, некоторые аналитики экономических тенденций продолжали подчеркивать тему упадка. Один историк отметил широко распространенное мнение о том, что "американская экономика слаба и терпит крах, ей суждено стать участником второго эшелона в новом мировом экономическом порядке XXI века". Другой писатель, Эдвард Люттвак, сетует на "растраченную силу кальвинизма" в Соединенных Штатах и жалуется, что американцы, отказываясь экономить и инвестировать в инфраструктуру, накапливают огромные суммы личных долгов. Главный вопрос, который необходимо задать экономике, - заключил он, - не в том, станут ли Соединенные Штаты "страной третьего мира", а в том, когда. Он предположил, что "дата может быть уже близка к 2020 году". В заключение он сказал: "Если нынешние тенденции сохранятся, все американцы, за исключением небольшого меньшинства, очень скоро обнищают, и им останется лишь безнадежно тосковать по последнему золотому веку американского процветания".1

Подобные сторонники упадка привели ряд знакомых тенденций, чтобы подкрепить свои доводы. Экономический рост, говорили они, остается вялым; производительность труда, хотя и демонстрирует признаки возрождения, все еще меньше, чем в 1960-х годах; неравенство богатства и доходов, растущее с 1970-х годов, становится все более резким; от бедности (в 1994 году) по-прежнему страдают 14.5 процентов населения, или 38 миллионов человек, включая 21 процент детей в возрасте до 18 лет; государственные школы, особенно во внутренних городах, продолжали давать сбои; центральные районы многих крупных городов, хотя и выглядели кое-где более блестяще, все еще находились в упадке; рабочие места все еще исчезали в Ржавом поясе и других центрах американского производства; и Соединенные Штаты, сталкиваясь с сильной конкуренцией из-за рубежа, наращивали большой дефицит торгового и платежного баланса. Знающие наблюдатели писали, что американская экономика становится опасно зависимой от зарубежных инвесторов, в частности от центральных банков, которые покупают казначейские ценные бумаги.

Причитания продолжались: Реальная заработная плата производственных и неконтролирующих работников в обрабатывающей промышленности, медленно снижавшаяся с 1970-х годов, не подавала признаков улучшения; "аутсорсинг" рабочих мест в страны с дешевой рабочей силой лишал работы американцев, включая белых воротничков; очевидно, ненасытное потребительство увеличивало задолженность по кредитным картам и отвлекало деньги от продуктивных инвестиций; Все большая централизация корпораций увеличивает зарплаты и привилегии руководителей компаний и поглощает малый бизнес; рост огромных, антипрофсоюзных розничных сетей, таких как Wal-Mart, ускоряет рост низкооплачиваемой работы в сфере услуг; "сокращение штатов" угрожает менеджерам среднего звена, а также рабочим "синим воротничкам", тем самым способствуя тому, что некоторые пессимисты называют "демократизацией неуверенности"."2

Современные критики особенно сожалели о сохранении социальных и экологических проблем, вызванных, по их мнению, скандально чрезмерной расточительностью и материализмом жизни в Соединенных Штатах, ведущем "обществе выброшенных вещей" в мире. Старая поговорка "Не трать, не желай", - жаловались они, - канула в Лету. Вторя более ранним пессимистам, они осуждали политическое влияние девелоперов, стремящихся к росту любой ценой, и стремительное расширение "загородной зоны", где офисные парки, торговые центры, точки быстрого питания и "тики-такие" поселения, как утверждалось, разрушают сельскую местность.3

В своих привычно мрачных описаниях пригородной и загородной жизни как "культурных пустошей" многие из этих критиков продолжали оставаться элитарными и покровительственными: Вопреки мнению таких фильмов, как "Красота по-американски" (1999), большинство жителей пригородов, конечно же, не скучны, безвкусны или невротичны. Большинство американцев, живущих в городах и переехавших в пригороды, которые значительно различались по размеру и уровню доходов, надеялись найти лучшие школы и более безопасные районы. Они жаждали большего пространства. Те, кто поселился в "тики-таких" жилых кварталах, не были безвкусными; они были относительно бедны. Пытаясь вырваться вперед, они переезжали в места, которые могли себе позволить. Они делали покупки в таких магазинах, как Wal-Mart, потому что там товары стоили дешевле всего. Тем не менее, критики продолжали сетовать на нравы и вкусы жителей пригородов и пригородов: Как и слишком многие другие американцы, утверждали они, многие жители пригородов были бездумными, жадными до наживы потребителями.

Критики американского общества 1990-х годов утверждали, что одержимость нации автомобилями вышла из-под контроля, создавая огромные пробки и делая страну все более зависимой от иностранного производства нефти. По их мнению, увеличение количества газовых внедорожников, пикапов и других мощных автомобилей подвергает опасности людей и загрязняет воздух, который и так уже загрязнен выбросами от небрежно регулируемых электростанций, нефтеперерабатывающих заводов и обрабатывающей промышленности.4 Многие из этих объектов нависают над районами с низким уровнем доходов и преобладанием меньшинств, подвергая детей в таких районах приступам астмы и повышая риск хронического бронхита среди взрослых. Парниковые газы, утверждали защитники окружающей среды, серьезно усугубляют глобальное потепление. В 1992 году Эл Гор заявил, что деградация окружающей среды угрожает "самому выживанию цивилизованного мира".5

Другие комментаторы мрачно говорили о напряженной культуре труда в Соединенных Штатах. Американцы, отмечали они, работают гораздо больше часов в неделю, чем жители большинства других промышленно развитых стран. У работников, испытывающих стресс, остается мало времени на общение с семьей или добровольную общественную деятельность. Заработная плата, хотя и выросла для большинства работников в конце 1990-х годов, никогда не казалась достаточной. Один несчастный житель Чикаго, управляющий директор одной из компаний, в 1997 году с отчаянием говорил: "Я зарабатываю за месяц больше, чем мой отец за год, но чувствую, что моя жизнь стала труднее". Он добавил: "Я не играю в азартные игры, у меня нет сезонных абонементов на "Буллз". Как я могу зарабатывать так много, но при этом ничего не иметь в запасе?"6

Некоторые из этих многочисленных жалоб на экономические, экологические и социальные условия в Америке в середине и конце 1990-х годов попали в цель. До самого конца десятилетия бедность оставалась упрямой, отражая не только большое количество малообеспеченных семей, возглавляемых женщинами, и расовое неравенство, но и сохраняющиеся дыры в национальной системе социальной защиты, которая все еще была более пористой, чем в большинстве промышленно развитых стран. Благодаря бедности, злоупотреблению наркотиками и отсутствию адекватных дородовых услуг во многих районах с низким уровнем доходов младенческая смертность в США, хотя и была примерно вдвое ниже, чем в 1970-х годах, по-прежнему была выше, чем в двадцати пяти других промышленно развитых странах.7 "Низшие слои населения" в городских гетто, коренные американцы в резервациях, рабочие-мигранты и другие малообеспеченные люди в депрессивных сельских районах по-прежнему боролись за существование. Как и в 1970-е и 1980-е годы, долгосрочные структурные тенденции, способствующие распространению относительно низкооплачиваемого труда в сфере услуг, а также конкуренция из-за рубежа угрожали американским рабочим местам в обрабатывающей промышленности.8 Заработная плата производственных и неконтролирующих работников продолжала стагнировать. Хотя в 1996 году Конгресс повысил минимальную зарплату (с 4,25 до 5,15 доллара в час), ее реальная покупательная способность, упавшая с 1970-х годов, продолжала снижаться.9

Американцы с полной занятостью (как и раньше, сорок часов в неделю) в среднем работали значительно больше - возможно, на 350-400 часов в год больше, чем жители Западной Европы, у которых рабочий день был короче и больше праздников.10 Многие европейцы (жившие в колыбели кальвинизма) были ошеломлены силой трудовой этики в Соединенных Штатах и сожалели о стрессе, который, по их словам, она создавала. Критики также были правы, отмечая, что американское энергопотребление остается огромным: при населении около 6 % от мирового, Соединенные Штаты в конце 1990-х годов ежегодно отвечали за четверть общего потребления энергии на планете и выбрасывали четверть мировых парниковых газов. К 2002 году Соединенным Штатам приходилось импортировать 54 % сырой нефти, в то время как во время пугающих энергетических кризисов конца 1970-х годов этот показатель составлял менее 40 %.11

Правда и то, что американские потребители и инвесторы продолжали накапливать личные долги, которые были гораздо выше, чем в других странах. Люди также играли в азартные игры больше, чем когда-либо, и охотно спекулировали на фондовом рынке, иногда в качестве дневных трейдеров и членов разрастающихся инвестиционных клубов. Учитывая котировки акций, такая активность была неудивительна: В период с января 1991 года, когда промышленный индекс Доу-Джонса достиг минимума в 2 588, по январь 2000 года, когда он взлетел до максимума в 11 722, цены на акции выросли более чем в четыре раза.12 В том же 2000 году звездные (хотя, как выяснилось позже, сильно размытые) видения будущего привели к тому, что AOL приобрела компанию Time Warner за 180 миллиардов долларов в виде акций и долговых обязательств. Это крупнейшее корпоративное слияние в истории Соединенных Штатов было лишь самым ярким примером мании слияний, которая превзошла манию слияний в годы правления Рейгана. Успешные инвесторы, такие как Уоррен Баффет ("оракул из Омахи") из Berkshire Hathaway и Питер Линч, управлявший фондом Magellan Fund компании Fidelity Investments, пользовались восхищенным вниманием СМИ в культуре, которая, казалось, как никогда была заворожена мечтами о денежном обогащении. К 2001 году 51 процент американских семей имели некоторые инвестиции в акции, по сравнению с 32 процентами в 1989 году и 13 процентами в 1980 году.13

Впереди ждали неприятности, особенно для одержимых технологиями покупателей, которые вкладывали свои деньги во все более переоцененные акции "доткомов". Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен, который все время твердил, что Соединенные Штаты вступают в экономику "новой эры" с огромным потенциалом, в декабре 1996 года сделал паузу, чтобы предостеречь Америку от "иррационального изобилия".14 Однако Гринспен не захотел втыкать булавку в пузырь, и цены на акции продолжали сильно расти до начала 2000 года. К тому времени восторженные наблюдатели заявляли, что Соединенные Штаты стали "нацией акционеров". Бум на рынке акций, ставший частью более масштабного роста благосостояния в конце 1990-х годов, во многом способствовал тому, что американцы - и без того хорошо себя чувствовавшие после окончания холодной войны - ощутили триумфальное, но иллюзорное чувство собственного превосходства.15

Большинство экономистов сошлись во мнении, что неравенство доходов, измеряемое долей национального дохода, приходящегося на различные уровни пирамиды доходов, не только продолжает расти в Соединенных Штатах, но и является более резким, чем в других индустриальных странах. Доля совокупного дохода, приходящаяся на одну пятую часть беднейших американских домохозяйств, сократилась с 4,4 процента от общего дохода в 1975 году до 3,7 процента в 1995 году, то есть почти на одну шестую часть. Доля богатейшей пятой части населения за те же годы увеличилась с 43,2 до 48,7 процента, то есть более чем на 12 процентов. В 1999 году Налоговое управление сообщило, что 205 000 американских домохозяйств имеют доход более 1 миллиона долларов.16 Очень богатые люди, включая многих руководителей компаний, получали беспрецедентные по своим масштабам зарплаты, привилегии и комфорт. К 1998 году средний доход 13 000 самых богатых семей в США в 300 раз превышал доход средних семей. Эти семьи зарабатывали столько же, сколько 20 миллионов самых бедных семей.17

Вопрос о том, почему это неравенство продолжает расти, остается спорным. Некоторые авторы подчеркивали, что топ-менеджеры корпораций стали более жадными и менее патерналистскими и что в этом виновато снижение налогов в пользу очень богатых.18 Другие подчеркивали, что расовая дискриминация все еще играет ключевую роль, и что семьи, возглавляемые женщинами, в которых непропорционально много афроамериканцев, и неуклонно растущее число относительно бедных иммигрантов утяжеляют нижнюю часть пирамиды доходов. Рост иммиграции, безусловно, был важным источником растущего неравенства. Практически все аналитики сходились во мнении, что еще одной важной причиной неравенства является отсутствие роста относительно высокооплачиваемой занятости в обрабатывающей промышленности и постоянный рост числа низкооплачиваемых рабочих мест в сфере услуг. Многие из этих вакансий были заняты по необходимости женщинами, недавними иммигрантами и другими людьми с низким уровнем образования и квалификации.

Все эти факторы способствовали усилению экономического неравенства. Этому способствовали и действия некоторых крупных корпораций. Раздутое чувство денежного превосходства, выражаемое многими руководителями корпораций - "мы получили большую прибыль для компании, и мы заслуживаем большого вознаграждения", - настаивали они, - особенно грубо и в увеличенном виде продемонстрировало менталитет превосходства, присущий большей части культуры в целом.19 Некоторые крупные корпорации, стремясь уменьшить огромные обязательства, начали сокращать или прекращать давно обещанные пенсионные и медицинские планы с установленными выплатами. Многие работодатели продолжали занимать жесткую позицию по отношению к профсоюзам, потеря членов которых сильно подорвала переговорную силу организованного труда.20 Эффективно лоббируя в Вашингтоне и столицах штатов, представители крупного бизнеса, в том числе титаны агробизнеса, требовали - и часто получали - от законодателей щедрые субсидии, защиту и налоговые льготы. Не без оснований либералы (и другие) пришли к выводу, что жесткий подход многих лидеров американского бизнеса в 1990-х годах, основанный на принципе "собачьей еды", породил новую, зачастую более жестокую "корпоративную культуру".

Тенденции в сфере образования еще больше поставили под угрозу равенство возможностей в Америке. В условиях глобализации и компьютеризации "экономики знаний", распространившихся в 1990-е годы, специализированные знания стали особенно важны в профессиях, науке и деловом мире, однако стоимость обучения и плата за обучение в большинстве колледжей и университетов росли гораздо быстрее, чем зарплаты. Хотя несколько богатых частных университетов смогли предложить студентам значительную финансовую помощь, лишь немногие могли позволить себе создать программы приема "без учета потребностей" или выделить крупные суммы, необходимые для поддержки аспирантов. Сыновья и дочери состоятельных родителей, имея возможность посещать дорогие частные школы и элитные университеты, получали все более завидное преимущество перед своими экономически менее удачливыми конкурентами. К 2000 году многие критики, в том числе президенты университетов, опасались, что формируется образовательная элита разных поколений, которая в будущем опасно расширит власть классовых привилегий в Соединенных Штатах.

Несмотря на возможные последствия этих тревожных долгосрочных тенденций, большинство американцев среднего класса в середине и конце 1990-х годов, похоже, не испытывали особых опасений. Как и раньше, их не слишком беспокоило неравенство: Как и в большинстве случаев в истории Соединенных Штатов, классовое недовольство оставалось относительно приглушенным. Вместо этого большинство людей сосредоточились на своем собственном положении, а также на положении своих друзей и семей. При этом у них были причины быть довольными многими событиями того времени. Взять, к примеру, экологию. Серьезные проблемы, конечно, сохранялись. Всплеск иммиграции, который, как никакое другое событие, привел к росту населения Америки (с 203,3 миллиона в 1970 году до 281,4 миллиона в 2000 году, или на 38 процентов), продолжал тревожить ряд защитников окружающей среды, которые сетовали на воздействие роста населения на ресурсы и на качество американской жизни.21 Отчасти благодаря росту населения, битвы за доступ к воде и земле по-прежнему вызывали ожесточенные споры на Западе. Борьба за коммерческую и жилую застройку поляризует общины по всей стране. Большинство ученых согласились с тем, что глобальное потепление создает серьезные проблемы. Химические стоки от сельскохозяйственных удобрений и пестицидов загрязняют ряд озер, рек и заливов, таких как Чесапикский залив.22 Сотни токсичных мест еще предстоит очистить. Миллионы американцев жили в районах, где копоть и смог угрожали стандартам воздуха, установленным Агентством по охране окружающей среды.23

Однако во многих отношениях экологическое движение, вырвавшееся вперед в 1970-х годах, к 1990-м превратилось в мейнстрим.24 К тому времени давление активистов, в том числе "экофеминисток", привело к росту осведомленности общественности об опасностях, связанных с токсичными химикатами и отравлением свинцом. Другие активисты остановили выдачу разрешений на строительство экологически опасных плотин.25 Переработка отходов стала нормой в большинстве сообществ. За период с 1970 по 2000 год количество кислотных дождей сократилось наполовину.26 Развитие высокоурожайного сельского хозяйства привело к восстановлению лесов на значительной части некогда возделываемых земель. Хотя стоки сельскохозяйственных химикатов наносили вред, ужесточение контроля за сбросом сточных вод и промышленных отходов позволило восстановить многие ручьи и озера, включая озеро Эри, загрязнение которого было почти катастрофическим.

Ограничение выбросов от автомобилей и дымовых труб помогло очистить воздух. Несмотря на рост населения и удвоение пробега автомобилей в период с 1970 по 2000 год, за эти тридцать лет количество смога сократилось на треть. Распространение энергоэффективных бытовых приборов, значительное с 1970-х годов, замедлило рост потребления электроэнергии. Не считая внедорожников, большинство автомобилей стали более экономичными по сравнению с 1970-ми годами. Благодаря подобным улучшениям, а также снижению цен на нефть, стоимость энергии, достигшая 13 процентов ВВП во время нефтяного кризиса 1979 года, снизилась до 6-7 процентов в период с 1995 по 1999 год.27 Потребление энергии на душу населения в Америке, хотя и росло с середины 1980-х годов, увеличивалось более постепенно, чем численность населения или экономический объем производства на душу населения. Очень плохие старые времена 1970-х годов, когда чрезвычайно расточительное использование энергии способствовало возникновению национальных кризисов, к 2000 году, похоже, закончились.28

В других отношениях качество жизни в конце 1990-х годов для большинства людей было лучше, чем в 1970-х и 1980-х. Одно из таких изменений связано с питанием. Хотя массовое потребление нездоровой пищи (и малоподвижный образ жизни, связанный с ездой в машинах и просмотром телевизора) способствовало росту ожирения, большинство американцев также получили значительно больший выбор в выборе того, что и где есть.29 В супермаркетах, а также в городских и пригородных ресторанах, которых в конце 1990-х годов стало очень много, стало доступным широкое разнообразие свежих, местных и сезонных продуктов, а также этнических и органических продуктов. Телевизионные повара - Джулия Чайлд была пионером в этой области - завоевывали все большую аудиторию. Состоятельные посетители ресторанов в крупных городах, таких как Нью-Йорк, могли отведать всевозможные фантазийные закуски, салаты, блюда и десерты. Потребление изысканных вин выросло до огромных размеров. Больше нельзя было пренебрежительно сказать, как это часто бывало, что большинство американцев придерживаются безвкусной и лишенной воображения гастрономической культуры запеканок, индейки с начинкой и (для тех, кто мог себе это позволить) воскресных ужинов с ростбифом, картофелем и яблочным пирогом.

Другим улучшением для большинства людей было более существенное: улучшение здоровья. Хотя на рубеже веков 14 % американцев - около 40 миллионов - все еще страдали от отсутствия медицинской страховки, множество технологических достижений в области медицины продолжали улучшать качество жизни большинства людей, имеющих адекватную страховку.30 Появление более эффективных антиретровирусных препаратов наконец-то сдержало эпидемию СПИДа в Соединенных Штатах. Профилактические меры становились эффективными для улучшения личного здоровья: Курение на душу населения продолжало снижаться, уменьшая смертность от табака, а запреты на курение стали очищать воздух в общественных местах.31 Постепенно снижались показатели младенческой смертности. Благодаря, в частности, улучшениям в борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями, средняя продолжительность жизни при рождении, составлявшая в 1970 году 70,8 года, к 2000 году выросла до 76,9 года.32 Улучшение дорог (а также законы о ремнях безопасности и ужесточение наказаний за вождение в нетрезвом виде) сделало вождение более безопасным: Хотя количество пройденных километров значительно увеличилось, смертность в результате автомобильных аварий абсолютно снизилась - с 51 090 в 1980 году до 41 820 в 2000 году.33

В том, что касается домашнего имущества, у американцев никогда не было так хорошо. В 2001 году рекордно высокий процент домов - 68 процентов - принадлежал владельцам, по сравнению с 64 процентами в 1990 году.34 Жилые помещения, построенные в 1990-х годах, были в среднем даже больше, чем раньше (а домохозяйства - меньше по размеру), что обеспечивало больше личного комфорта и уединения и позволяло разместить широкий спектр товаров и гаджетов. Многие другие товары, например автомобили, были более высокого качества, чем в прежние годы, и стоили меньше в долларах с поправкой на инфляцию. Веб-сайт eBay стал необычайно популярным местом для охотников за выгодными покупками. Wal-Mart стал особым благом для покупателей с низким и средним уровнем дохода. По оценкам, продажи в магазинах Wal-Mart помогли снизить уровень инфляции в стране на 1 % в год.35

На рубеже веков Соединенные Штаты были настоящей утопией потребительских товаров, удобств и личного комфорта. Из 107 миллионов домохозяйств в стране в 2001 году 106 миллионов имели цветное телевидение (76 миллионов - два и более телевизора); 96 миллионов - видеомагнитофоны и/или DVD-плееры; 92 миллиона - микроволновые печи; 84 миллиона - электрические стиральные машины; 82 миллиона - кабельное телевидение; 81 миллион - комнатные или центральные кондиционеры; 79 миллионов - электрические или газовые сушилки для белья; 60 миллионов - персональные компьютеры; 51 миллион - доступ в Интернет. Более 85 миллионов домохозяйств имели один или несколько легковых или грузовых автомобилей.36 Американцы имели возможность наслаждаться путешествиями как никогда раньше - в 2000 году они проехали в общей сложности 1 602 миллиарда миль по сравнению с 1 418 миллиардами миль в 1990 году и 1 126 миллиардами миль в 1980 году.37 Потребительский выбор стал еще более ослепительным, чем раньше, и покупатели стали жаловаться на "беспокойство, вызванное каталогом". Удобства и имущество, о которых раньше можно было только мечтать, - два или три автомобиля, парусные и моторные лодки, частые и дальние путешествия, вторые дома - становились доступными для все большего числа людей, поднявшихся до уровня верхнего среднего и высшего классов.

Ключевой движущей силой этих событий стало стремительное развитие экономики в конце 1990-х годов, что позволило Соединенным Штатам выйти из этого десятилетия в число самых богатых стран в истории мира. В 2001 году Соединенные Штаты производили 22 % мировой продукции, что значительно выше, чем у Великобритании (8 %) на пике ее империи в 1913 году.38 В период с 1996 по 2000 год ВВП Америки на душу населения в постоянных долларах увеличивался в среднем более чем на 3 % в год.39 К 2000 году благотворительность (через частных лиц, завещания, фонды и корпорации) достигла исторического максимума в процентах от ВВП - 2,3 %.40 Уровень безработицы снизился и в 2000 году составил 4 %, что является самым низким показателем за многие годы. Несмотря на жалобы на аутсорсинг, уровень безработицы в Соединенных Штатах был значительно ниже, чем в более проблемных экономиках большинства других западных стран того времени.41 Защитники аутсорсинга утверждали - вероятно, точно, - что эта практика, хотя и губительна для уволенных, повышает конкурентоспособность многих американских производителей в долгосрочной перспективе, тем самым защищая или повышая занятость с течением времени. Стоимость жизни в Соединенных Штатах, тем временем, выросла лишь незначительно в эти изобильные годы.

Хотя наибольшую выгоду от этих изменений получили очень богатые люди, большинство остальных американцев в 2000 году имели больше возможностей тратить в реальных долларах, чем в середине 1990-х годов. Большая часть роста неравенства доходов в 1990-е годы, по-видимому, отражала очень большие выгоды, которыми пользовалось относительно небольшое число сверхбогатых людей на вершине пирамиды доходов; доля совокупного дохода изменилась незначительно в гораздо более густонаселенных средних и низших слоях населения.42 Располагаемый доход на душу населения (в постоянных долларах 1996 года), который в период с 1991 по 1995 год рос очень медленно, увеличился с 20 795 долларов в 1995 году до 23 687 долларов в 2001 году.43 Медианный денежный доход домохозяйства (в постоянных долларах 2000 года) вырос с 38 262 долларов в 1995 году до 42 151 доллара в 2000 году.44 Как и в предыдущие десятилетия, в экономическом плане особенно хорошо себя чувствовали домохозяйства с двумя доходами.45

В 2000 году уровень бедности начал снижаться - до 11,3 % населения. Это означало, что 31,1 миллиона человек, на 7 миллионов меньше, чем в 1994 году, жили в семьях за официальной чертой бедности.46 Реальный доход на душу населения коренных американцев, хотя в 2000 году он все еще составлял лишь половину от среднего по стране, за десятилетие увеличился примерно на треть.47 Американцы по-прежнему имели самый высокий доход на душу населения в пересчете на реальную покупательную способность среди всех людей на планете.48 Современники удивлялись тому, что в Америке сосуществуют низкая инфляция и низкий уровень безработицы. Это была "экономика Златовласки" - достаточно горячая, чтобы способствовать процветанию, но достаточно холодная, чтобы предотвратить инфляцию.

Проамериканские наблюдатели из Европы раздували хор осанн экономической жизни Соединенных Штатов в конце 1990-х годов, подчеркивая то, что они правильно воспринимали как позитивную открытость, креативность и рискованный динамизм американской культуры. Неудивительно, говорили они, что миллионы людей по всему миру продолжают стекаться в страну возможностей Нового Света. В Соединенных Штатах, подчеркивали они, изобилие ресурсов стимулировало широкое видение возможностей: У людей, которые занимались скаредностью и азартными играми, оставались хорошие шансы продвинуться в жизни. Йозеф Йоффе, консервативный немецкий обозреватель, заметил об американской сцене в 1997 году: "Традиции рушатся направо и налево. Тенденция направлена на индивидуализацию, неиерархическое сотрудничество и неистощимые инновации. Творчество, а не порядок". Эти ценности всегда определяли американскую культуру, но сегодня они волей-неволей формируют Европу и Азию, потому что иначе им не угнаться". Джонатан Фридланд, британский писатель, добавил в 1998 году: "В плохой день Британия может настолько закрепиться в прошлом, что перемены кажутся практически невозможными". Он добавил: "Грубо говоря, амбициозный британец надеется найти свое место в системе, которая уже существует и, кажется, существовала вечно, а амбициозный американец надеется изменить ее - или даже построить.

новый. 49

Почему в конце 1990-х годов Соединенные Штаты так процветали? Ответы на этот вопрос указывают прежде всего на ряд исторически важных сил, в частности на огромный внутренний рынок Америки, ее огромные природные ресурсы, сильную трудовую этику ее народа, оживляющий приток энергичных иммигрантов и открытость ее демократической и предпринимательской культуры. Сокращение штатов в 1980-х годах, по словам лидера бизнеса, помогло упорядочить работу крупных корпораций, чтобы они могли конкурировать на международных рынках. Другие благоприятные факторы были более характерны для 1990-х годов: вновь обретенная фискальная дисциплина правительства, которая положила конец бюджетному дефициту; низкие процентные ставки, которые Федеральная резервная система поддерживала после середины 1995 года; высокая потребительская уверенность и расходы; низкие цены на нефть; и более слабый доллар (которому Клинтон и его советники позволили упасть по отношению к другим валютам), что принесло пользу ряду американских экспортеров.50

Многие аналитики экономических тенденций также подчеркивали достоинства американской политики свободной торговли, которая, по их мнению, способствовала созданию более открытого и взаимосвязанного мира международной торговли и финансов.51 Вряд ли это было совершенно новым подходом: Особенно после Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты взяли на себя инициативу по созданию Международного валютного фонда и Всемирного банка, американские деловые и политические лидеры активно проводили политику, направленную на снижение торговых барьеров.52 Эти усилия значительно помогли американским производителям получить доступ к зарубежным рынкам и укрепили и без того гигантскую экономическую мощь Соединенных Штатов. С окончанием холодной войны цель расширения международной экономической мощи Америки еще больше выдвинулась на первый план во внешней политике, и к концу 1990-х годов "глобализация" стала нарицательным словом для многих политиков и бизнесменов в США. В эти годы увеличился объем американского экспорта и импорта в процентах от ВНП - с 17 процентов в 1978 году до 25 к 2000 году53.

Американские поборники глобализации - то есть дружественного рынку расширения свободных и легких потоков денег, товаров, коммуникаций и людей через международные границы - превозносили ее как благо для экспортеров и потребителей и как развитие "экономики знаний". Они утверждали, что от этого выиграли и жители бедных стран: миллионы крестьян вырвались из нищеты, получив возможность перейти в лучший мир наемного труда. В 1990-е годы в разных частях света, особенно в быстро развивающихся районах Индии и Китая, происходили перемены такого рода. Президент Клинтон, ярый сторонник такой более свободной торговли, призвал американцев принять "конечную логику глобализации, согласно которой все, от прочности нашей экономики до здоровья наших людей, зависит от событий, происходящих не только в пределах наших границ, но и в полумире от нас "54.

По мнению многих аналитиков, одним из источников экономического прогресса Америки в конце 1990-х годов была компьютеризация, которая значительно расширила

51. Например, Томас Фридман, "Лексус и оливковое дерево" (Нью-Йорк, 1999).

52. Дэвид Кеннеди, Американский народ во Второй мировой войне (Нью-Йорк, 1999), 430.

53. McCraw, American Business, 160-61; Time, выпуск от 29 декабря 1997 г. - 5 января 1998 г., 91; Stat. Abst., 2002, 417, 793.