Абдулхамид Джамалов родился в 1924 году в кишлаке Дамкуль Ферганской области. До войны закончил семилетку. До армии вступил в комсомол, работал в колхозе учетчиком.
В августе 1942 года добровольно ушел на фронт. Воевал на Третьем Украинском и Первом Белорусском фронтах. Дважды ранен. В 1944 году на фронте вступил в ряды КПСС.
За боевые подвиги в войне с немецко-фашистскими захватчиками награжден тремя орденами Славы и шестью медалями.
Демобилизовался из рядов Советской Армии в 1947 году. В настоящее время работает в колхозе «Победа» Ферганского района.
Робким, застенчивым пареньком пришел Абдулхамид Джамалов в 86-й отдельный истребительный противотанковый дивизион. Стрелковая дивизия, в которую входил дивизион, находилась далеко от линии фронта. Шло обучение прибывшего пополнения, доукомплектование подразделений, понесших урон в жестоких боях.
Уже на третий день после прибытия новичков все стало на свои места. Был зачитан боевой расчет. Абдулхамид назначен наводчиком орудия. Свою военную специальность он не представлял, пушки видел только из экранах кинотеатра, но весь горел желанием научиться бить фашистов, чтоб выполнить наказ односельчан.
Дни летели быстро. Фронту требовались резервы. Командиры стремились как можно быстрее обучить молодых бойцов науке побеждать.
В расчете дела шли хорошо. Джамалов со своими боевыми товарищами сдружился. Расчет стал единой дружной семьей. Номера расчета — замковый, ящиковый, наводчик, шофер тягача, подносчик снарядов, командир расчета — все они ухаживали за орудием, как за малым ребенком. Научились понимать друг друга с полуслова. Боевые стрельбы на полигоне, тактические учения в поле расчет проводил на хорошо и отлично.
Весна шагала по Сибири. От легкого утреннего морозца и следа не оставалось солнечным днем; в лесу еще лежал снег, а на проталинах уже пробивалась трава. Шло великое обновление природы. И вот в такой весенний день дивизия получила приказ: на фронт! Солдат охватила радость: идем в бой! Джамалов, выбрав свободную минуту от сборов и погрузки боевой техники в эшелон, присел в теплушке на нарах. Надо послать весточку домой: он едет на фронт.
«Настал час, — писал он, — когда я иду на фронт. Горжусь, что мне доверили грозное оружие — пушку. Из нее буду громить фашистскую нечисть. Обо мне не волнуйтесь: здоров, настроение боевое, товарищи хорошие, командиры храбрые».
Письмо закончил словами: «Кланяюсь всем в кишлаке». Сложил треугольником исписанный лист бумаги. Спрыгнул с нар и удивился: повсюду на нарах сидят солдаты, тоже пишут письма. Когда вошли в теплушку? Не заметил.
Каждый занят большим человеческим делом: перед отправкой эшелона на фронт — разговаривает с домом. Возможно, последний раз, в последнем письме живой солдат говорит с родными. Война без потерь не бывает…
Спрыгнул на землю, рысью помчался к зданию вокзала, и в это время послышалась протяжная команда: «По вагонам!»
«Ох, беда, не успел. Ну, ладно, по пути опущу письма».
А через пять минут эшелон уже набирал скорость, оставляя позади станционные здания. Провожающие кричали вслед эшелону:
— До свидания! Бейте Гитлера! Приезжайте домой!
Колеса теплушки выстукивают: «На фронт… На фронт… На фронт…»
Город растаял вдалеке. Солдаты от двери расселись на нарах. Пошел солдатский разговор, и сводился он к двум главным темам: как разбить фашистов, освободить родную землю, свой советский народ? Второе — о доме. Что сейчас там делают, как живут? Побывать хотя бы минутку там.
Эшелон отмеривал версты. Солдаты ехали на фронт.
Много дней прошло с того памятного апрельского утра, когда солдатский эшелон взял курс на Запад. Много тысяч километров прошел по фронтовым дорогам боец.
Дивизия продолжала преследовать отступающего врага. «Перешагнули» Днепр. Расчет противотанкового орудия не отставал от пехоты. Шел в первых рядах атакующих. С каждым боем наводчик Джамалов проникался все большим уважением к своей пушке: хорошо берет любую броню, шрапнелью тоже прекрасно косит гитлеровских молодчиков.
День только начался, а уже отбита не одна контратака фашистов. Танки, самоходки, резервные пехотные части бросает в бой фашистское командование, не считаясь с потерями. И гитлеровцы идут на явную смерть. Что это, патриотизм? Верность фюреру? Нет! Дело не в этом. Пленные показывают, что есть приказ Гитлера: за отступление расстреливать на месте.
И сзади контратакующих цепей стоят войска СС, расстреливая всех, кто отступает без приказа. Так какая разница, кто убьет: солдат Советской Армии или молодчик из войск СС? Погибнуть в бою еще лучше — семью не будут преследовать.
После очередной отбитой контратаки наступил желанный перекур. Можно и раны перевязать, а то в тыл отправят.
И тут же крик: «Танки, танки»!
— Расчет, к бою! — послышалась команда.
Артиллеристы мигом заняли свои места, работали слаженно, уверенно.
Джамалов, пересчитав танки, повернулся к друзьям.
— Ничего, справимся, трудновато будет, но справимся. — И подмигнул: — Не аллах — так комбат поможет. Глядишь, сделаем фрицам капут.
Танки фашистов на большой скорости, с ходу ведя огонь, надвигаются на позиции артиллерийского расчета. Замолчало соседнее орудие.
— Погибли, братишки… — с надрывом выкрикнул кто-то. Кругом рвутся снаряды, мины, столбы земли рванулись к небу. Джамалов весь в прицеле. Жизнь свелась к прицелу и вражеским танкам…
Рука не дрогнет, движения — решительные и твердые. Он не спешил, бил наверняка. Уже полыхают два танка, вспыхнул третий. В цепи пехотинцев деловито ухают противотанковые ружья. Еще два костра «украсили» поле боя.
Кровь хлещет из руки, нога стала чужой. А на лине Абдулхамида — радостная улыбка.
Какая это великая радость — радость победы!
Молча, нахмурив черные брови, шагал командир артиллерийского расчета противотанковой пушки. Рядом шагали его боевые друзья, усталые, с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Бесконечные бои, а тут еще осень досаждает! Снег, холодный дождь, ветер безжалостно хлестают солдат, густая грязь цепко хватает за сапоги. Дороги не успевали пропускать наступающие советские части. Поэтому прямо по целине двигались войска, надрывно ревя и буксуя медленно пробирались машины.
Привал сделали на опушке небольшого леска. И на ночевку остались там же. Утром снова нет команды к походу. Солдатская мысль не знает застоя: «Значит, пополнимся и бросят в прорыв».
Дивизия была брошена в прорыв. Прорвать оборону, преследовать отступающего противника, не дать ему закрепиться на промежуточных рубежах — такова задача.
Мороз еще не успел сковать реки, трудно форсировать их. Пехота еще может пройти по тонкому льду, а пушки? Пока наведут переправу, танки и тяжелая артиллерия отстанут. Только легкие противотанковые орудия могли спасти положение, поддержать пехоту. Артиллерийский расчет Джамалова форсирует уже третью речку по тонкому льду, так что опыт уже приобрел. «Главное — двигаться без остановок, — предупреждал он солдат. — Остановка — смерть, провалимся. Толкать ее, матушку, изо всех сил».
Сняв пушку с крюка, боевой расчет скатил ее к реке.
— Вперед! — скомандовал Джамалов.
Медлить нельзя. Гитлеровцы ведут артиллерийский огонь, вот-вот разобьют лед. Да и от авиации врага тоже с минуты на минуту ожидай удара.
Пушка выкатилась на матовое стекло льда, быстро покатилась. Колеса не крутились, а скользили, проступила вода. Солдаты перехватывали руками мокрую холодную резину колес, изо всех сил толкая пушку. Но вот пушка развернулась, пошла боком. Того и гляди остановится. Настал критический момент. Джамалов уперся грудью в пушку, слыша, как хрустит, оседает под ногами лед. Когда прокатили пушку еще несколько метров, Абдулхамид оглянулся. На том месте, где произошла заминка, уже зияла темная полынья. Какие-то доли секунды отделяли пушку и расчет от гибели. Пот катился из-под шапок горячими едкими ручейками. Солдаты тащили пушку на берег, где уже шел бой. Прямо с ходу — на открытую позицию. Командир стрелковой роты, увидев пушку, — быстро к ней.
— Голубчики, танков пока нет, дайте огоньку по гитлеровской пехоте, измотали они нас!
— К бою! — скомандовал Джамалов. — Шрапнелью — огонь! — Командир расчета видел: первый снаряд — перелет. Поправка в прицеле — и столб огня взметнулся прямо в самой вражеской цепи.
— Отлично, Абдулхамид, — раздался голос командира батареи. Он хорошо видел и переправу через реку, и точное попадание со второго снаряда.
— Танки! Танки! — послышались крики.
Джамалов снова прильнул к прицелу. Из-за горящего «фердинанда» высунулся тупорылый танк. Мелькнула вспышка. Вражеский снаряд угодил в кручу берега метров в двадцати от пушки. Столб земли поднялся вверх, накрыл расчет. Когда рассеялся дым, Джамалов увидел еще три танка, мчавшихся прямо на его пушку. Ее выстрел он слышал, видел споткнувшийся на полном ходу вражеский танк, слышал нарастающее мощное раскатистое «Ура! Ура!» И он знал, что это значит: наши атакуют. Хотя и не видел неудержимую лавину советских солдат.
Железный организм выдержал. Джамалов остался в строю. Но двое из его расчета остались там, на берегу речки, еще не скованной льдом…
— Нас теперь трое, — сказал Абдулхамид, — каждый должен, драться за двоих. Мы должны сделать то, чего не успели погибшие товарищи. Будем драться за себя и за них.
Вражеская оборона трещала. Гитлеровцы катили к Берлину. И последнее крупное сражение, в котором пришлось участвовать Абдулхамиду Джамалову, были бои в столице поверженной фашистской Германии.