Родился Бахрам Равшанов в 1922 году в кишлака Бохчикалон Самаркандской области. В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. В Великую Отечественную войну воевал на Волховском, Ленинградском, Первом Белорусском фронтах. Он был разведчиком. Трижды ранен. За подвиги в боях награжден тремя орденами Славы, медалью «За отвагу» и другими медалями. В 1945 году демобилизовался из рядов Советской Армии, В настоящее время работает слесарем-монтажником в тресте «Югпроммонтаж» в городе юности — Навои.
«Как все же не похожа военная жизнь на гражданскую. Здесь все интереснее! Как только раньше он мог быть гражданским?»
Командиры заприметили прилежность, усердие молодого красноармейца.
Однажды, когда закончился трудовой воинский день, в казарму зашел командир роты. Красноармейцы сразу же обступили его, стали задавать вопросы, шутить. Раскатистый смех пошел по казарме. По разговору, улыбкам бойцов было видно, как любят они своего командира.
После вечерней поверки командир роты подозвал к себе красноармейца Равшанова, зашел с ним в канцелярию роты. Беседа длилась долго. Командир по-отцовски интересовался жизнью и учебой, делами дома. Часто ли Бахрам получает письма, что пишут? А потом разговор перешел в другое русло.
— Знаете, Бахрам, — сказал комроты, — из вас хороший командир получится. Есть возможность поехать учиться в военное училище. Как?
Равшанов не ожидал такого оборота беседы. «Как комроты узнал, что ему очень хотелось учиться и быть командиром? Ведь эту мечту он хранил в тайне!»
И тут же ответил: «Согласен!»
— Садись, не спеши. Этот вопрос так не решают, да и ответа сейчас, немедленно, не надо давать. Подумай, посоветуйся с родными. Если есть любимая, и с ней тоже. Сам хорошенько прикинь. Ведь жизнь командирская — сложная штука. Она всегда на виду у всех. Доверие большое, но и спрос не мал…
Через четыре месяца красноармеец Равшанов был зачислен курсантом Харьковского военного училища. Это было в январе 1941 года.
Не долго длилась мирная жизнь молодого курсанта. Училище эвакуировалось в Наманган, и командованию посыпались рапорты курсантов с просьбой отправить их на фронт. Равшанов писал: «Товарищ командир, отправьте меня на фронт, не могу ехать в Узбекистан. Сижу в вагоне и не выхожу из него. Все едут на фронт, мои земляки кричат мне из окон вагонов: «Эй, ты куда? Домой? Ранен?» — Что сказать им? Там кровь наших людей льется. Враг наступает, а мы, здоровые, молодые, уезжаем. Кто же Родину защищать будет?»
Но приказ был неумолим: фронту нужны командиры. Только политрук роты однажды утешил: «Не горюй, скоро и мы будем воевать».
Сводки Совинформбюро просто убивали: враг продолжал продвигаться к жизненным центрам страны. Сбылись слова политрука. Многие курсанты, в том числе и Бахрам Равшанов, были зачислены в строевые части.
…Вот они тяжелые, но долгожданные солдатские будни! Частые тревоги, рытье траншей, маскировка, марш-броски, ночные поиски, стрельбы днем и ночью. Иногда проскальзывала мысль: «Зачем все это? Давайте быстрее на фронт, там доучимся!»
Знал по газетам о зверстве гитлеровцев на советской земле. Прочитанное, услышанное по радио, из уст командиров, политработников острой болью пронизывало сердце, звало в бой.
Командиры говорили: «Тяжело в ученье, легко в бою». Не представлял Бахрам, как это легко будет в бою.
Познания пришли позже, когда полк прибыл на Волховский фронт. Здесь он испытал горечь отступления, видел слезы женщин и детей, скорбно глядевших вслед отходившим войскам, видел смерть; по болотам, берегам озер и рек лежали трупы, видел, как редели ряды полка, видел, как почтальон уносил обратно с передовой целую сумку треугольных конвертов: адресат выбыл…
Под Синявином ранило Бахрама. Пришла пора, и своей кровью полил он землю-мать. Ненависть к захватчикам, извергам, злодеям переполнила душу и сердце красноармейца. Нет, не знают в Самарканде, что такое фашисты, только здесь их можно познать в полной мере! И еще он понял, что такое «тяжело в ученье, легко в бою». Опыт пришел к нему через кровь, через смерть товарищей, через тяжкий солдатский труд.
Окреп Бахрам, в плечах раздался, руки — железо, легче стал переносить холод, глаз метче стал. Главное, в эти опасные, трудные дни с ним рядом боевые товарищи, а на войне друг — это брат. Хлеб делят пополам, сон тоже пополам, письма читают вместе, в атаку ходят вместе, кровь проливают вместе, живут и погибают тоже вместе…
Вторую ночь не удается поиск — бесшумная разведка с целью захвата пленного — «языка».
Дивизионные разведчики наткнулись на минное поле, обнаружили себя. Фашисты утроили бдительность. Но командир дивизии приказал взять «языка» именно на этом участке фронта — около местечка Красный бор, под Ленинградом.
Разведчики, сгрудившись вокруг командира роты, вот уже больше часа по карте изучают местность у села. Особенно вглядываются они в подходы с юга к поселку, где перелесок, большой овраг, где за траншеями и колючей проволокой гитлеровцев обозначены огневые точки.
…Пятьсот метров заснеженного поля отделяют траншеи наших войск от врага. За «ничейной» полосой, на подступах к обороне гитлеровцев минное поле, дальше — лес. Что там в лесу? Какая система огня? Где артиллерийские и минометные батареи? Каково моральное состояние врага? Прибыли ли подкрепления?
Чтобы получить полные ответы на эти вопросы, нужны «языки». Но опять, какие они будут? Вопросы немалые, тут хорош был бы и один «язык» — штабной офицер чином повыше. Но где и как его взять?
Взвесив все «за» и «против» было решено — разведка боем. Бой начать внезапно, дерзко, с артиллерийской подготовкой, ошеломить противника, вынудить его раскрыть систему огня, уточнить резервы и «под шумок» прихватить «языка». Выполнить эту задачу поручили роте разведчиков Бахрама Равшанова.
Еще ранее было установлено, что с наступлением темноты гитлеровцы проводят смену нарядов, ужинают, не ожидая активных действий со стороны наших войск. Именно это время и было определено для внезапного нападения. Разведрота четыре дня тренировалась во взаимодействии с частями обеспечения. Наконец, командир роты отобрал сорок человек для ночной атаки. Сильных из сильных, смелых из смелых, расчетливых из расчетливых разведчиков…
Операция готовилась в глубокой тайне. Старшина роты, доложив о боевой готовности бойцов, хотел еще что-то сказать, потом замялся. Командир разведроты подбодрил его: «Говори, говори».
— Пошлите меня с группой захвата, — просяще проговорил старшина Стрельников. — Она действует в центре, выполняет глазную задачу — врывается в расположение противника и в рукопашной захватывает «языков». Вот эту задачу поручите мне. Сам подберу ребят, заместителем возьму Равшанова. Парень смекалистый, смелый, решительный… Еще возьму ребят-комсомольцев с хорошей хваткой разведчиков — «языки» будут на подбор!
Командир роты задумался: возглавить группу захвата он уже поручил командиру взвода — младшему лейтенанту, только прибывшему из училища. Помолчал, помолчал и неожиданно произнес: — Быть по-твоему, старшина, уговорил! Собирай группу!
Довольный, старшина пулей вылетел из землянки командира.
— Борис! — крикнул он, увидя в ходе сообщения Равшанова (Бахрама фронтовые товарищи звали Борисом). — Борис! Поздравляю!
— С чем?
— С хорошей работенкой!
— А с кем иду?
— Со мной.
— Согласен!
— Тогда поговори со своими земляками!
В разведроте было еще три бойца из Коканда. Выпадет минутка свободная, сядут земляки по-восточному, дом далекий вспоминают, обсуждают последнюю вылазку…
— А я уже говорил с ними, — ухмыльнулся Бахрам.
— Говорил?
— Говорил!
— Все в порядке? Задачу разъяснил?
— А как же! Заверили, действовать будем так, чтобы боевая слава наша дошла до Ферганы, чтобы там сказала: «Молодцы джигиты наши!»
Последний отдых перед боем… Стемнело. Сорок разведчиков в белых халатах, соблюдая осторожность, мелкими группами миновали по проходам свое минное поле, перешли небольшую балку с низким кустарником, заняли намеченный рубеж для атаки. Теперь оставалось одно: ждать сигнала.
Затаившуюся тишину взорвал артиллерийский залп: начался мощный артналет. Огненные смерчи взрывов выросли у вражеских траншей. Со всех сторон заговорили пулеметы. Ракеты рассекали небо, вырывая из темноты ночи кустарник, лес, поле, покрытое снегом, овраг… Враг основной огонь сосредоточил по правому флангу: этот участок закрыла дымовая завеса, и фашисты, видно, решили, что главная опасность грозит оттуда.
Подан сигнал к атаке, бойцы рванулись вперед. Артиллерия сопровождает разведчиков, огненный вал идет впереди их. Такое содружество пехоты и артиллерии сложилось еще в период Сталинградской битвы.
Именно там солдаты подружились, «сблизились» с артогнем.
Вот и сейчас артиллерия бьет по траншеям, и следом разведчики врываются туда. Артиллеристы переносят огонь, их корректировщики здесь, в первой группе атакующих.
Вражеские солдаты, укрывшиеся от разрывов снарядов, не успели вылезти из укрытия: группа захвата старшины Стрельникова забросала траншею гранатами.
Недалеко от Равшанова застучал пулемет противника. Борис прикинул — граната достанет. Метнул. Взрыв был глухой, значит попал в окоп, да и стрельба прекратилась. Оглушенный взрывом, гитлеровец стоял на четвереньках, пытаясь подняться со дна окопа. Равшанов, как тигр, прыгнул к нему, удар прикладом — и враг лежит. Еще доля минуты — и тяжело дышащий гитлеровец уже был «в пути»: его тащили солдаты прикрытия.
«…А где же старшина? В рукопашной да еще ночью, найти друга — дело трудное. Старшина с бойцами пробивался к блиндажу… Даешь туда!»
Как ночное приведение появился Бахрам у входа в блиндаж. Оттуда выскочил немец, держа две гранаты в руках. Равшанов прыгнул ему на спину. Завязалась борьба. Гитлеровец что-то кричал, звал на помощь. Но «на помощь» пришел старшина Стрельников. Его удар прикладом по голове «уговорил» немца.
Ударом ноги Равшанов распахнул дверь блиндажа и дал на русском языке команду: — Гады, вылезайте! — А потом для прочности добавил: — Драй гот мутер! Хенде хох!
С поднятыми руками из блиндажа вылезли два немца. Старшина приказал Равшанову с двумя бойцами доставить пленных на свои позиции. Медлить было нельзя. Бахрам знал, что пока они не доставят немцев в штаб, не будет команды на отход…
Шальной осколок задел ногу, стало труднее ползти… Да еще эти живые тяжелые «мешки». Последним усилием воли Бахрам открыл глаза и увидел, как впились в небо три желтые ракеты. Отход!
Когда старшина Стрельников, перевалившись через бруствер, упал в свою траншею, первым его вопросом был: — Борис жив?
— Равшанов?
— Да, да!
— Жив, только одну латку придется ему поставить.
— Нога цела?
— Цела! Дойдет на ней солдат до Берлина!
На другой день всем участникам ночного боя были вручены правительственные награды.
Разведывательный дозор скрытно подошел к Одеру. По реке спокойно плыли гитлеровцы на баржах. Пять мин, выпущенных по «плывущим целям», похоронили их в холодных водах. Река — широкая, метров двести, а то и больше, на первый взгляд. По реке плыли льдины, трупы, ящики… Противоположный берег был крутой. Оттуда гитлеровцы открыли сильный огонь.
А нужно на тот берег. Нужен язык. Значит, надо форсировать Одер.
Быстро «сбита» поисковая группа, командиром назначен сержант Равшанов. Запаслись патронами, гранатами, надели маскировочные халаты, раздобыли две лодки, условились о порядке действий и — в путь!
На том берегу бушевала огненная вьюга: это артиллеристы прикрывали группу. А сам Равшанов с боевыми друзьями уже плыли в лодках. Осветительные ракеты помогли фашистам обнаружить смельчаков. Вторая лодка стала тонуть на середине реки. Положение еще более осложнилось. Причалили к берегу. Тьма-тьмущая, сигналов — никаких. Из потопленной лодки никто не выплыл. А надо действовать: скоро рассвет. Равшанов принял дерзкое решение — атаковать огневые позиции гитлеровцев. Взобравшись по крутому берегу наверх, Бахрам с двумя друзьями поползли к фашистскому доту. Вот он уже совсем рядом. Три гранаты взорвались почти одновременно…
Гитлеровцы лежали кто как, пулемет цел. Равшанов дал сигнал на левый берег: «Захвачен плацдарм».
В это время рядовой Есянов доложил:
— Один жив.
— Хорошо, к берегу его и — в лодку.
Сам повторил сигнал: «Есть пленный».
Пулемет повернут в сторону врага. Пятерка смельчаков продолжала удерживать захваченный плацдарм, пока переправлялись роты первого батальона 340 стрелкового полка.
Орден Славы первой степени украсил грудь сержанта Бахрама Равшанова.
Здесь описана только малая частичка боевых подвигов комсомольца — полного кавалера ордена Славы Бахрама Равшанова.
Отгремели огненные годы войны, прибыл сержант домой, к родному очагу, победителем. Жители кишлака, родные, близкие низко кланялись Бахраму за то, «что Родину не дал шайтанам на поруганье, за то, что жизнь сохранил детям…»
У самого Бахрама Равшанова их трое.
Сын — крановщик, две дочери учатся и работают. И сам отец тоже работает. Солдат всегда остается в строю…