Солдатская доблесть

ОН ШТУРМОВАЛ РЕЙХСТАГ

Каримджан Исаков родился в 1922 году в городе Оше. До войны закончил среднюю школу, вступил в комсомол. С 1941 года — в рядах Красной Армии. На фронте в 1943 году ступил в ряды КПСС.

Воевал на Северо-Западном, Втором Прибалтийском и Первом Белорусском фронтах.

На груди К. Исакова нет трех орденов Славы, Но все-таки он заслуживает того, чтобы о кем знала молодежь. И вот почему…

Нарождающимся июньским утром, когда природа во всей своей девичьей красе готовилась к встрече с солнцем, тишину взорвали раскаты залпов на Немане и Буге. Зловещие трассы перечеркнули мирное «вчера», остались суровые, военные «сегодня», «завтра», протянувшиеся на четыре долгих года.

В тяжелых неравных боях люди, присягнувшие на верность коммунизму, не пали на колени перед врагом. Уже тогда, в первые дни и часы войны, в блиндажах Брестской крепости родилось солдатское бессмертие.

22 июня 1941 года Геббельс собрал в своей берлинской резиденции корреспондентов, чтобы заявить им тоном, не допускающим сомнений: «Через восемь недель кампания на Востоке будет победоносно завершена». Ему вторил Хэнсон Болдуин в газете «Нью-Йорк Таймс», что «русские не способны противостоять врагу», что до их «неизбежного поражения» остались считанные недели.

Уинстон Черчиль в своих воспоминаниях — «Вторая мировая война» писал:

Да! Нам тогда было очень тяжело! Сколько тревог, переживаний за судьбу Родины выпало на долю каждого советского человека! Красная Армия героически сражалась с численно превосходящим противником, отступая в глубь страны. Многие получали известия о гибели в бою близких.

Народ жил верой и надеждой: «Враг должен быть остановлен и разбит! Все для фронта, все для победы!»

Отцы писали детям письма с фронта: «Помните, если погибнем мы, вы, дети наши, должны водрузить Красное знамя нашей победы над Берлином».

Враг под Ленинградом, Москвой, Сталинградом, Грозным… Смотрит красноармеец на карту: «Далека ты, Германия, но мы до тебя дойдем!»

Звуки радио доносят клятву воинов Сталинградского фронта: «Родина, мы будем стоять насмерть. Враг будет разбит, клянемся тебе в этом!»

— Слушайте! Слушайте! Говорит Ленинград! — твердо и торжественно раздается в динамиках. — Мы, воины Ленинградского фронта и все ленинградцы клянемся: враг в город Ленина не пройдет!

Армия и народ дали клятву Родине, Коммунистической партии — обстоять честь, свободу и независимость советских людей, добить фашистского зверя в его собственной берлоге. Клятву свою народ-богатырь выполнил. Фашистская Германия 9 мая 1945 года капитулировала. Огонь, смерть, муки, страдания — все перенес советский солдат, чтоб добыть победу своему народу.

Идет время, давно закончились бои, но в памяти народной навеки сохранится великий подвиг сыновей и дочерей Советской Отчизны. От Курильской гряды до предгорья Карпат, от Крайнего Севера до Черного моря земля советская хранит прах верных своих сынов, отдавших жизнь во имя нашей победы. Оставшиеся в живых передали дело защиты Родины детям, внукам. Часто можно видеть человека с боевыми орденами на груди, с серебром в волосах, заработанным на фронте, беседующего с молодежью о днях боевых, о долге перед Родиной, о беспримерном мужестве советского солдата, о скрепленной кровью фронтовой дружбе.

И об этом же в полный голос говорят самые беспристрастные свидетели тех незабываемых дней и ночей — документы. Заглянем в них. Перелистаем пожелтевшие от времени бумаги. А вместе с ними перевернем в памяти страницы величайшей эпопеи, имя которой — Великая Отечественная война советского народа против фашистских захватчиков. Название и этого документа довольно прозаическое: «Аттестационный лист на парторга 1-го стрелкового батальона 674 стрелкового полка старшего лейтенанта Исакова Каримджана». И язык этого документа довольно сухой, и краски скуповатые. Но стоит только вчитаться в эти строчки повнимательнее, чтобы увидеть за внешней сухостью и скупостью удивительно яркую картину мужества, отваги, героизма!

Другой документ получил более широкую известность. Это — хорошо принятая миллионами читателей книга Василия Субботина «Как кончаются войны». Сразу же бросается в глаза автограф:

Еще один красноречивый документ. Это «специальный листок политотдела 3-й Ударной армии», датированный апрелем 1945 года. Озаглавлен он так: «Наш герой лейтенант Каримджан Исаков».

А вот полный текст листка.

В боях за Берлин Каримджан Исаков вновь показал себя мужественным бойцом, свято выполняющим свой Солдатский долг. За смелость и отвагу, за подвиги в бою любили его солдаты батальона. Разве не об этом говорит стихотворение, написанное солдатами и посвященное парторгу, опубликованное в армейской газете.

…Гитлер тщательно готовил Берлин к обороне. Город был превращен в настоящую крепость с тремя рубежами обороны. Сама столица фашистской Германии была разделена на девять секторов обороны, и в девятом сектора находились здания государственных учреждений. В Берлине насчитывалось более 400 дотов и железобетонных бункеров с мощной огневой системой.

Некоторые из них имели до шести этажей. И каждый из этажей — это минометы, пулеметы, гранаты, фауст-патроны, автоматы. Это пристрелянный и простреливаемый каждый метр подходов. А гарнизон таких бункеров достигал тысячи человек. В городе насчитывалось более двухсот тысяч отборных, фанатически преданных Гитлеру войск. Это помимо фольксштурмовских формирований «гитлерюгенда».

Фашистское командование требовало от войск — Берлина не сдавать. Всем красноармейцам и офицерам было ясно, что бои предстоят ожесточенные, но настроение у всех было приподнятое, больше того, праздничное! «Ведь, подумать только, дошли! Как ни было трудно, а дошли до тебя, фашистский Берлин».

— Да! Очень трудная задача стояла перед советскими бойцами. И, тем не менее, они с честью выполнили ее, покрыв свои боевые знамена неувядаемой славой!

О боях в Берлине, о штурме фашистской цитадели — рейхстага рассказывает герой этих боев — Каримджан Исаков.

В ночь на 16 апреля 1945 года в Берлине стояла необычная тишина. Даже воздушных тревог не было. Но в три часа ночи земля вдруг задрожала от страшного нарастающего гула, идущего с востока. Началась новая, крупнейшая во второй мировой войне операция Советской Армии — Берлинская операция. Бойцы ликовали! Бывалые фронтовики улыбались в усы, пытаясь держаться солидно. А молодежь не скрывала своего восторга, всюду слышен один разговор: «Даешь Берлин!»

Подошел ко мне молодой солдат — лицо румяное, нос курносый, глаза голубые, на щеках, когда смеется, появляются ямочки и задает вопрос: «Правда, что Гитлер хочет сдать Берлин американцам?»

Посмотрел я на него внимательнее — на лице этакая стариковская озабоченность.

— Что, боишься, тебе не достанется воевать в Берлине?

— Нет, — серьезно ответил он, — отец мой погиб, защищая Москву. Перед боем писал мне в письме: «Миша, если я не дойду до Берлина, ты, сынок, постарайся дойти и фамилию нашу — Иванов — на рейхстаге напиши». Дома я поклялся завет отца выполнить, от Днепра с боями иду, а под конец такое дело, солдаты говорят!

— Ничего, Миша, не унывай. Наше командование знает, что делать. Возьмем Берлин, рейхстаг тоже возьмем и фамилию вашу на самом видном месте напишем.

Солдат улыбнулся.

— Спасибо, товарищ парторг. Успокоили вы меня.

Да, фашистское командование готовилось сдать Берлин американо-английским войскам. Оно, по сути дели, совершенно обнажило свой Западный фронт, перебросил основные силы против нас. Возвели на пути наступающих советских войск мощные рубежи обороны. Общая ее глубина, включая и укрепления Берлина, достигала 100 километров. Здесь была сосредоточена миллионная армия с тысячами орудий, танков, самолетов. Думали, что Советская Армия не преодолеет весь этот заслон. Куда там!

Наступление наших войск открыли мощные залпы артиллерии, бомбовые удары авиации. За огневым валом устремились пехота и танки. Свет 140 прожекторов ослеплял вражеских солдат. Командование трех наших фронтов, штурмующих Берлин, бросило в бой 41 тысячу стволов орудий и минометов, более 6 тысяч танков, 8 тысяч самолетов. Земля фашистская гудела и стонала от нашего огня и стали. Солдат Страны Советов вел последний бой с фашистскими бандами.

Нашему батальону и соседнему (им командовал капитан Неустроев) дали Красные знамена: кто быстрее водрузит знамя Победы над рейхстагом. По взводам раздали красные флажки — отмечать последние рубежи, где наши воины ведут бои.

Перед штурмом мы заняли здание Министерства внутренних дел. До рейхстага оставалось метров триста. Но эти триста метров открытой площади представляли собой поле огня и смерти. Пули, мины, снаряды падали на каждый ее сантиметр. Казалось, мышь и та не пробежит, не то, что человек.

Рейхстаг опоясан рвом, залитым водой, целой системой траншей, вокруг — сплошное минное поле.

Готовимся в штурму. Комбат Василий Давыдов говорит мне: «Каримджан, скажи солдатам пару слов, ведь идем для многих в последний, смертельный бой».

А что сказать? Все как будто сказано. В большой подвальной комнате собралось много солдат, все чего-то ожидают, хотя все известно, как таблица умножения. Только давай сигнал атаки.

— Друзья, боевые товарищи, — начал я. — Завтра 1-ое Мая. Дома мы шли бы под Красным знаменем по улицам городов и сел. Но не добили еще врага. Вот оно, наше Красное знамя, и мы его должны водрузить на рейхстаге. Тогда будет большой праздник для всей нашей Родины.

После меня выступили бойцы Кирилл Середа, Петр Агарков, Сергей Токнов — мой хороший друг, командир роты Греченков.

— Даешь рейхстаг! — и весь разговор.

За час до штурма прошла партийная комиссия, приняли в партию отличившихся бойцов — Ивана Клименко, Василия Киву. А первым принимали командира взвода лейтенанта Рахимжана Кошкарбаева. Этот отважный воин писал в своем заявлении: «Прошу принять меня в члены партии. Желаю штурмовать рейхстаг коммунистом. Высокое звание коммуниста оправдаю с честью».

Стрелки часов бегут. Вот-вот будет сигнал штурма! Волнение охватывает всех нас. Кто про себя, кто с товарищами обмениваются краткими фразами, глядя на здание рейхстага.

— Хорош орешек! Сам Суворов и тот подумал бы, как его раскусить.

И тут же в ответ.

— Ерунда, разобьем!

Фашисты словно почувствовали начало штурма, открыли массированный огонь из всех видов оружия. Даже зенитные орудия и те били по зданию, где мы сосредоточились для атаки.

«Добрались все-таки до этого места, где закрылся шайтан-Гитлер, — подумал я. — Теперь нас отсюда ничем не выкуришь. А мы доберемся до тебя, фашистская собака!»

Греченков шепчет мне: «Счастливые! Первыми штурмуем рейхстаг…»

Мне хотелось крикнуть так, чтоб было слышно в Андижане: «Сейчас мы идем на штурм змеиного гитлеровского гнезда! И ваш Каримджан тоже идет!» У меня в то время было такое чувство, будто все узбеки смотрят на меня: не подведу ли я?

Подошел капитан Давыдов. Внимательно посмотрел на меня, будто ощупал глазами:

— Я надеюсь на тебя…

— В чем вопрос? Смерть или победа! Только так! — ответил я ему.

Еще и еще раз всматриваюсь в здание рейхстага, во все то, что на пути к нему: трансформаторная будка, низкорослые дома, рекламная тумба…

Подозвал солдат.

— Смотрите на рейхстаг, через это окно. Приглядывайтесь внимательно. Каждый камушек, каждую ямку на дороге запоминайте, пригодится!

За окном творилось что-то невообразимое… Высунуться из окна подвала казалось невозможным. А нам предстояло пройти через эту площадь, взять рейхстаг, который изрыгал огонь и смерть.

А у бойцов все это вызывало не страх, а злость и ненависть к подыхающему зверю. Они наперебой просили разрешить первыми выскочить из окна в начале штурма.

Разве можно забыть эти минуты перед штурмом! Я смотрю на своих бойцов-товарищей, прислушиваюсь к их разговорам — и ни малейшего сомнения в успехе штурма! Принесли бревна, кирпичи. Сделали подмостки к окнам, чтобы легче было выбираться. Притащили несколько ящиков с гранатами, все мы наполнили ими свои карманы. Диски автоматов были полны, пулеметы снаряжены. А на площади бой не умолкал. Слева рухнуло какое-то здание, другое вспыхнуло свечой, по площади расстилался черный дым. Эх, хорошо бы сейчас ринуться в атаку, дым был бы прикрытием!

Тут же голос Давыдова:

— Исаков, сейчас начнется артподготовка. С первыми выстрелами — вперед!

Он предупредил нас с Греченковым, что за нами будут тянуть телефонный провод. И еще условились, если провод порвется, а мы ворвемся в рейхстаг, дадим сразу красную ракету.

Воздух наполнен страшным гулом — наша артиллерия бьет по площади, по рейхстагу.

Вот он, долгожданный миг!

Я подал команду:

— Братья, за мной! — сам прыгнул в окно, мгновение — и площадь, словно ковер, лежит передо мной. Где-то там впереди в пыли, в дыму, в пламени — здание рейхстага. Осколки впиваются в тело. Но разве сейчас до них?

За мной короткими перебежками двигаются солдаты, ведя огонь на ходу. Падают, встают, опять падают, но двигаются вперед. У всех одно стремление — рейхстаг! Там победа и жизнь, на площади — только смерть.

Рота Сьянова из батальона Неустроева первой форсировала ров. Смотрим, красные флажки на ступеньках парадного входа в здание. Давыдов кричит: «Смотрите, наши у стен рейхстага!»

Мы с командиром роты Греченковым подняли роту и во весь рост бросились к рейхстагу. И первыми из батальона ворвались в парламентский вход здания. Прорваться в коридор и комнаты было невозможно. Пулям тесно в воздухе — такой огонь ведут фашисты. Статуи и те стреляют. А коридор длинный. Казалось, что все здание шевелится. Где-то гулко слышны шаги, где-то громко кричат по-немецки, сразу разобраться в обстановке трудно. Да что разбираться. Нам надо вперед. Коридор забаррикадирован, дым, темнота, бешеный огонь. Мы обнаружили вход в подвал. Греченков приказал блокировать его. Закрепившись в коридоре и трех комнатах, начали разведку второго этажа. Кто-то дал красную ракету, но вряд ли наши могли ее заметить, все было окутано дымом и пламенем, телефонной связи не было. Вокруг меня — несколько коммунистов, сразу же им поручение:

— Мамедов, с двумя солдатами взять вот эту правую комнату! Тебе, Кошкарбаев, с Булатовым очистить правую сторону коридора на первом этаже.

Грохот, пыль, свист пуль, разрывы снарядов, стоны раненых — все смешалось в этом аду. Враг со второго этажа забрасывает нас гранатами. Ночью отвоевали три комнаты на втором этаже. Гитлеровцы утром подожгли здание, стремясь нас дымом выкурить из рейхстага.

Связной передал: Неустроев со своими ротами ведет бой на втором и третьем этажах. Снимаю шинель, начинаю сбивать пламя. Солдаты делают вслед за мной то же самое. Команду подавать голосом бесполезно — никто не услышит, а личный пример сам в глаза бросается. Первого мая ведем бой с огнем и гитлеровцами в здании рейхстага. Вот это праздник! На века запомнится. Прервалась связь, не вижу Давыдова, нет связного от него. Добровольцы Алтунин и Борков под огнем бросились на площадь, восстанавливают связь. Есть связь, зуммер телефона дает о себе знать! Вот ребята, так ребята, с того света связь нам дали с землей! Командир роты кричит в трубку, улыбаясь, смотрит на измазанного в саже Давыдова.

— Будут боеприпасы! Сам «батя» сказал.

Все поняли, что он говорил с командиром полка.

Вскоре пятеро солдат в вещевых мешках донесли гранаты и патроны. Каждый коммунист выполнил свое партийное задание: кто с боя захватил комнату, кто угол, кто коридор, кто лестницу. Мы продолжали пробиваться наверх. К концу дня Первого мая солдаты и офицеры, дравшиеся на втором этаже, увидели: гитлеровцы выбросили белый флаг. Надо парламентера для переговоров.

Тут закричали: — Исаков! Исаков!

Принял это, как боевой приказ, взял двух автоматчиков, пошел. Гитлеровцы просили дать гарантию сохранения жизни, ставили другие условия. В голове молнией — мысль: «Вот гады. Даже перед полным разгромом хорохорятся».

— Нет! Никаких условий! Наш народ еще в 1941 году поставил условие: безоговорочная капитуляция!

Через тридцать минут мы начали штурм казематов, откуда был выброшен белый флаг, а через час фашисты сдались. На этот раз без всяких условий.

Я предложил солдатам выбить на сцене рейхстага имена храбрых из храбрейших, штурмовавших логово зверя. Хохлов быстро это сделал, штыком выбил на стене фамилии пулеметчиков Петра Агаркова и Ивана Ермакова. Это была первая надпись, высеченная на стенах рейхстага.

Второго мая берлинское утро поразило нас необычной тишиной. Моросил мелкий дождь. Косматые тучи плыли над самыми крышами домов. Не было слышно не только грома пушек, но даже пулеметной и автоматной стрельбы. Невольно вспомнился рапорт генерала Чернышева в дни семилетней войны. Он писал: «Берлин сдался. День был дождливый».

И сегодня день дождливый, и сегодня офицеры, которых я первыми встретил на улицах Берлина, здороваясь, поздравляли меня с победой.

Много лет спустя командир дивизии генерал-лейтенант Шатилов на память о штурме рейхстага подарил мне книгу «Знамя над рейхстагом». Открывая первую страницу, прочел:

1 Мая 1945 года в приказе Верховного Главнокомандующего говорилось:

Перелистывая личное дело подполковника Исакова я прочел представление его к высшей награде Родины — званию Героя Советского Союза. Вот его подлинный текст: