Фамилии — это имена собственные, а это значит, что они не имеют непосредственной связи с теми словами, от которых они в свое время произошли. Имена собственные живут в языке своей особой жизнью, независимо от экономического развития страны или от смены исторических формаций. Они очень легко вбирают в себя слова, актуальные для отдельных эпох, но развиваются по законам языка и с общественной жизнью связаны опосредствованно, через язык.
Деление слов любого языка на имена собственные и нарицательные — одно из основных подразделений его лексики. У тех и у других имен свое особое назначение, свои задачи и функции. Имена нарицательные (дерево, машина) даются целому классу предметов, обладающих своими характеристиками, на основе которых, например, все крупные растения, имеющие ствол, корни, ветви, относятся к деревьям. Имена нарицательные помогают нам познавать мир, объединяя окружающие нас объекты в классы однородных. Имена собственные присваиваются в индивидуальном порядке каждому предмету, имеющему свое имя нарицательное: человеку, городу, реке, животному, птице, игрушкам, а иной раз и отдельно стоящему дереву или особо любимому цветку, камню и т. д. В комедии Н. В. Гоголя «Игроки» даже колода карт имеет персональное имя — Аделаида Ивановна.
Предмет, обозначенный именем нарицательным, неопределенен и неограничен. Предмет, именуемый собственным именем, всегда определенен и строго отграничен от других: это — Нюра, наша племянница, это — Нюра из соседней деревни, а это «Нюра» — дача в Крыму, где бывал А. М. Горький. Даже повторяющиеся, широко распространенные собственные имена, служащие для именования многих людей, употребляются каждый раз индивидуально, не образуя классов Марий, Иванов, Петровых. Эта индивидуальность употребления имени и четкая определенность именуемого лица способствует обособлению собственных имен от прочих слов и объединению их в свои типы и классы.
В результате ослабевает связь собственных имен с теми словами, от которых они в свое время произошли, благодаря чему становится возможной иная группировка слов. Например, произнося фамилию Пушкин, мы не думаем об артиллерийских орудиях: ближайшими ассоциациями будут Лермонтов, Некрасов. Произнося фамилию Репин, мы даже забываем, что она произошла от репы. Мы думаем о гениальных полотнах этого художника, вспоминаем их названия и фамилии его друзей и соратников. Иной раз яркое значение фамильных основ может послужить писателю поводом для интересного юмористического эпизода, может стать источником дополнительной характеристики персонажа, но все это в особых условиях и все это не основные черты имени собственного. Даже такие яркие прозвищные имена, как Паук, Канарейка, Лошадь, Соломина, становясь обозначениями людей, уходят из привычного окружения. Как обозначение худого тонкого слабого человека прозвище Соломина теперь встает в один ряд с Жердь, Лапша, Макаронина, Ниточка — словами совершенно иной соотнесенности, имеющими лишь одну характерную черту, связывающую их все воедино, ту самую, которую стремится подчеркнуть прозвище. Прозвище Паук, данное жадному стяжателю, встанет в один ряд с прозвищем Жмот, Жадина, прозвище болтливой женщины Канарейка окажется в одном ряду с Пустельга, Пустышка, Трещотка, а как прозвище человека в желтом Канарейка попадет в один ряд с Желтопузик, Желток, Яичница.
Следовательно, каждое прозвище, как и любое другое собственное имя, теряет все характеристики, свойственные имени нарицательному, кроме одной, которая становится ведущей для данного конкретного акта именования. При этом прозвище Лошадь человек может получить и за соответствующий профиль (прямой крупный нос, напоминающий морду лошади), и за крупный рост, и за то, что работает, как лошадь, т. е. каждый раз ведущая черта может быть иной. Все это способствует обособлению имен собственных от нарицательных, формированию ими своих особых систем, что находит соответствующее отражение в их словообразовании, склонении, ударении, употреблении в речи.
Размежевание имен собственных и нарицательных в устной речи осуществляется наглядно, когда мы в той или иной ситуации называем кошку Мушкой, лошадь — Гравюрой, бородатого мужчину — Бородой. Собственные имена стоят в позиции существительного, сопровождаются глаголами и другими частями речи, характеризующими деятельность или состояния, типичные для именуемых предметов, например: Весёлый кусается; Весёлое находится на границе Краснодарского края и Грузии. Очевидно, что в первом случае слово Весёлый — кличка собаки, а во втором весёлое — название селения.
В письменной речи дополнительными средствами выделения имен собственных служат прописные буквы, а также апострофы, кавычки, дефисы, ср. генерал Френч и френч — одежда военных, сильный мороз и Дед-Мороз, орловский рысак и доктор Рысак, Иван родства не помнящий и Иван Петрович Непомнящий, ср. предложение Попробуй-ка, догони ветер! и кличку лошади Догони-Ветер. Кавычки свидетельствуют о непрямом, необычном употреблении слова. Поэтому имя девочки Нюры мы пишем без кавычек (это первое и основное значение слова Нюра), а название дачи «Нюра» — в кавычках. Апострофы, почти не свойственные орфографии русских слов, встречаются в таких иноязычных фамилиях, как Д’Аламбер, О’Нил.
Термин имя собственное не случайно включает в свой состав слово имя. Ведь даже такой глагол, как догоняй, становясь кличкой собаки, превращается в имя и начинает склоняться: покорми Догоняя. А вот собственных глаголов нет. Даже если глаголы образованы от собственных имен, они не остаются собственными, ср. бойкотировать (от фамилии английского управляющего Бойкот, работать на которого в 1880 г. отказались ирландские арендаторы), пастеризовать (от фамилии французского ученого прошлого века Луи Пастер, который изобрел способ нагревания органических жидкостей, при котором микроорганизмы теряют свое вредоносное действие, а питательная ценность продуктов сохраняется). Происходит это потому, что глаголы как части речи более тесно связаны с понятиями, а также с серией повторяющихся и типизованных действий. Имена существительные могут даваться индивидуальным предметам в порядке единичных актов номинации. Но даже если мы назовем каким-нибудь собственным именем одну-единственную машину, произведенный от этого имени глагол, обозначающий вид работы, выполняемой данной машиной, не будет собственным.
Становясь собственным именем, любая часть речи превращается полностью или частично в имя существительное (субстантивируется), что меняет ее синтаксические возможности. Так, например, неименные части речи и даже целые фразы ведут себя как существительные, обретая не свойственную им ранее и остающуюся не свойственной в обычном употребления способность иметь при себе определение: расшалившийся Удивительный (кличка лошади).
Нарицательное значение основы имени собственного, как правило, не участвует в смысловых отношениях предложения. Как отметил один чешский ученый, в настоящее время легче встретить мельника с любой самой фантастической фамилией, чем мельника по фамилии Мельник. Такие случаи, как музыкант по фамилии Скрипкин или Смычков, маляр Краскин или Кисточкин, лесоруб Топор или Топоров, — скорее курьезы, чем закономерности. Тем не менее в наших материалах есть несколько реальных примеров подобных совпадений: Скотникова — доярка совхоза, Птичникова — птицевод бройлерной птицефабрики, Скакун — акробат, Постовая — лейтенант милиции, Дежурин — дежурный электромонтажник завода, Армеев — солдат-снайпер, Похлёбкин — автор кулинарных книг, Секретарь — секретарь ЖЭКа, Умов и Разумов — ученые, Кривдин — мошенник, о котором писала «Литературная газета» (1978, №37). Но это большая редкость, а не общее правило.
Насколько на каждом шагу игнорируется содержание основ фамилий, можно судить по такому телефонному разговору:
— Алло, это товарищ Мышкин? Говорит Котов. Где Вас можно поймать? — звонил инженер в министерство, по серьезному делу, отнюдь не желая быть оригинальным.
Даже самые необычные фамилии, поражая нас в первый момент, вскоре превращаются для нас в знаки, служащие для обозначения того или иного лица и абсолютно не связанные с содержанием нашей речи. В одном учреждении до сих пор вспоминают казус, происшедший с их новым сотрудником, которого поразила необычность одной фамилии, к звучанию которой остальные давно привыкли. В первый день своей работы, подскочив к телефону, он услышал странный приказ: «Хватай муху!». Он обиделся и ответил: «Сами хватайте, да не в рабочее время!». Как вскоре выяснилось, Хватаймуха была фамилия его начальника.
Лишь внутри искусственно выделяемых исследователем систем, реально не ощущаемых в обычных речевых ситуациях, можно говорить об особом значении основ собственных имен, например об отношениях параллельности и контраста, ср. фамилии Воробьев, Синицын, Сорокин, Дроздов; Азов, Букин, Ведин, Глаголев, Добров; Большов — Малов, Белов — Чернов. Но отношения контраста (Мокров — Сухов) внутри собственных имен, а тем более фамилий в их повседневном употреблении не реализуются, поскольку все они существуют как равноценные обозначения равноправных членов коллектива и противопоставление (большой — малый, сухой — мокрый) для них несущественно.
Фамилии наряду с именами личными, отчествами, прозвищами и псевдонимами относятся к большой группе собственных имен — антропонимам. Антропоним (от греч. антропос ‘человек’ + оним ‘имя’) — любое собственное имя, которое может иметь человек. Изучением антропонимов занимается антропонимика — отрасль ономастики (науки о собственных именах). Чем отличаются упомянутые антропонимические категории, показано нами в заключительной главе. Это не всегда достаточно очевидно, и мы постепенно подойдем к изложению данной проблемы.
Заканчивая главу, упомянем о словаре ономастических терминов[5]. Мы отсылаем к нему всех, интересующихся данной проблемой, хотя по ходу изложения постараемся по возможности пояснять все новые и непонятные слова.