Современные русские фамилии

Из истории русских фамилий

Вдумаемся в сочетание русская фамилия. Не покажется ли оно нам странным? Ведь само слово фамилия — нерусское. «Слово familia первоначально означает не идеал современного филистера… у римлян оно первоначально даже не относится к супругам и их детям, а только к рабам. Famulus значит домашний раб, а familia — это совокупность принадлежащих одному человеку рабов»[6]. Тем не менее латинское слово familia распространилось по всей Европе именно в значении ‘семья’, ‘семейство’, ‘супруги’, т. е. в качестве обозначения минимальной ячейки общества. Известно оно в этом значении и в русском языке. Иногда говорят: «Как приятно видеть всех членов вашей фамилий в сборе». Употребляют и прилагательное фамильный: фамильные традиции, реликвии или, шутливо, фамильный нос, фамильный хохолок на макушке, если какая-либо типичная черта повторяется у нескольких поколений одной семьи.

Но основное, чисто русское значение слова фамилия ‘семейное имя’, передающееся от старшего поколения к младшему. В Европе в этом смысле говорят: «фамильное имя», ср. у немцев: Familienname, у болгар: фамилно име. Для русских это двусловное сочетание излишне, достаточно одного слова фамилия. Слово фамилия в русском языке не старше петровской эпохи, когда оно проникло в официальное делопроизводство. В департаментах, коллегиях и прочих государственных учреждениях стали именовать людей по фамилии, имени и отчеству. В допетровскую эпоху, когда необходимо было провести перепись населения, требовали, чтобы всех записали по именам «с отцы и прозвищи».

Слово прозвище в старые времена было в известном смысле равнозначно современному слову фамилия. В украинском языке слово прізвище до сих пор употребляется вместо слова фамилия, которое не вошло в украинский литературный язык. Однако современные русские фамилии существенным образом отличаются от фамилий-прозвищ допетровской эпохи. Мы имеем в виду их морфологическую оформленность: Дрозд‑ов, Кушак‑ов. Русские фамилии сделали как бы шаг вперед по сравнению с прозвищами (Дрозд, Кушак). То обстоятельство, что украинские фамилии в значительно большей степени, чем русские, сохранили свою прозвищную форму (Плющ, Казак), сближает их в языковом плане с русскими прозвищами. Но в юридическом отношении украинские прозвищные фамилии соотносятся с русскими фамилиями (Плющев, Казаков), а не с русскими прозвищами, не имеющими юридической силы.

Фамилии в нашем современном понимании этого слова складываются из потребности в добавочном именовании человека, из необходимости дать ему четкие координаты в обществе, более надежные и постоянные, чем дает прозвище. Такая потребность возникает при массовых передвижениях людей, при скоплении их в одном месте. Наиболее типичных ситуаций, когда необходимо различать и идентифицировать большое число людей, — две. Первая — это города, куда стекается масса народа из всех мест, вторая — армия. Рост городов и делопроизводства оказались теми внешними причинами, которые способствовали ускорению развития новой языковой категории — фамилий.

Современной деловой документации предшествовали различные переписи населения, в процессе которых складывались типы официального именования людей.

Частичные переписи населения практиковались на Руси с древних времен. Русские князья содержали при себе писцов, которые учитывали поступление доходов в княжескую казну, — об этом упоминается в памятниках XIV—XV вв. В XVI в. составляются писцовые книги, содержавшие описания городов, сел, поместий, вотчин и выполняемых крестьянами повинностей. В XVII—XVIII вв. существовали переписные книги — документы делопроизводства в русском государстве. С 1718 по 1887 г. учет лиц, подлежавших обложению податями, осуществлялся с помощью ревизских сказок — материалов ревизий. В ревизских сказках учитывались крестьяне, посадские люди, однодворцы, ямщики, работные люди, бродячее духовенство и так называемые гулящие, т. е. вольные люди. В ревизские сказки не включались дворяне, духовенство, чиновники как сословия, не подлежавшие обложению налогами.

Широкая всеобщая перепись населения была проведена лишь в 1897 г. Предыдущие переписи составлялись в разных частях страны по различным поводам и для лиц отдельных сословий в равное время.

Лица, проводившие перепись, пользовались присланными из столицы циркулярами, предусматривавшими образцы, в соответствии с которыми рекомендовалось заполнять переписные листы. Переписчики обычно четко владели формулой русского официального трехчленного именования и в процессе записи придавали разнородный индивидуальным именованиям стереотипный облик.

В процессе неоднократных переписей населения отрабатывался наиболее привычный, «стандартизированный» вид русских фамилий. В результате этого фамилии отмежевались от прозвищ, как от слов, не только соответствовавших нормам и требованиям предыдущей эпохи, но и как от слов иного ранга.

Благодаря тому, что ведение делопроизводства в русском государстве возникло рано, мы можем сейчас узнать, как звались наши предки. Вот некоторые образцы официальных именований предыдущих эпох: Фёдор Колесница, новгородец, 1328 г.; Сенка Грех, крестьянин Боровицкого погоста, 1406 г.; Ионка Лисица, ивангородский торговый человек, 1498 г.; Демешко Бойко, ладожский посадский, 1500 г.; Клён Прокофьев сын, рязанский помещик, 1616 г.; Баженко Фёдоров, служилый человек в Сибири, 1658 г.

В большинстве случаев перед нами имя и прозвище, иногда — имя и указание, чей это сын. А вот запись из Переписной книги города Ростова Великого за 1678 г.: «Во дворе Родионко, прозвище Богдашко, Фадеев сын Третьяков, у нево дети: Ивашко, Петрушка, Гаранька, у Ивашки сын Максимка 4 лет, да внук Богдашков Федотка Иванов сын Лапшин».

В записях такого рода не всегда нужны фамилии, потому что указание на улицу или переулок, на дом и двор, в котором живут эти люди, дает достаточную информацию о том, какой это Иван или Родион. Но если Иван покидал родные края, то в документах, которые он получал, его характеризовали уже по-иному, привлекая добавочные именования, близкие к нашим современным фамилиям.

Иногда думают, что сначала люди звались одним именем, потом у них появилось двухкомпонентное именование, затем трехкомпонентное и т. д. Это не совсем так.

В России XVII в. в состав именования свободно перемещающегося мужского населения входило пять более или менее регулярно повторяющихся компонентов: 1) указание на происхождение из какой-либо местности или принадлежность к какому-либо народу; 2) указание на должность, занятие, профессию; 3) личное имя; 4) указание на имя, прозвище или профессию отца (патронимическая группа); 5) индивидуальное прозвище. Но не все эти компоненты реализовались при именовании одного лица: Москвитин Истомка Феофанов сын прозвище Лабза; Трубник Микита Григорьев сын Новосильцев; Матюшка прозвище Баженко Никитин сын Дягилева; Исай Осифов судописец; десятник Микифор Сапожник. Женщины именовались по отцу, мужу, брату: столоначальника Ивановская жена Федорова сына Поливанова вдова Ульяна Петрова дочь; Марфа Петрова дочь княж Сергеевская жена княж Григорьева сына Долгорукова; старица Пелегея Иванова дочь; Яневая именем Марья (Яневая, т. е. принадлежащая Яну — ласкательная народная форма имени Иван).

Примеры показывают, что даже в XVII в. на Руси еще не было единого официального именования человека. Обращение к различным компонентам, которые могли бы дать достаточно четкую характеристику личности, свидетельствует о поисках оптимальной системы. Лишь в XVIII в. наименее типичные части именования отсекаются, а наиболее частотные делаются обязательными даже там, где без них раньше можно было обойтись. Утверждается определенная последовательность именных компонентов, а вместе с ними и формула официального именования: имя, отчество, фамилия.

Интересно и то, что все компоненты, входившие в состав именования русских людей в XIV—XVII вв., нашли свое место в фамилиях. Среди наших современных фамилий встречаются образованные от названий местностей (Калугин), от названий народов (Гречанинов), от обозначений профессий, должностей и т. п. (Столяров), от имен личных и индивидуальных прозвищ (Иванов, Худоножкин).

В течение многих веков слова всех перечисленных типов группируются вокруг именования людей, приобретают наиболее подходящие для этого формы. Иногда такие слова, как номенклатура родства, номенклатура профессий, обозначение жителя по местности или обозначение человека по его национальной принадлежности, титулатура и прочее, называют околоономастической лексикой. Такие слова постоянно сопровождают имена личные и с особой легкостью переходят из разряда нарицательных имен в разряд собственных, ср. прозвищные имена Внук, Солдат, Маляр и образованные от них в дальнейшем фамилии Внуков, Солдатов, Маляров.

Исходя из того, что первыми на Руси получили фамилии представители высших классов, некоторые думают, что иметь фамилию — это какая-то особая привилегия. Они едва ли правы. Престижно было принадлежать к привилегированному классу, а иметь фамилию — было лишь следствием социально-классовой принадлежности человека. Родовое имя князей и близких к ним лиц передавалось по наследству. Они же первыми усваивают систему личного именования, на котором настаивала церковь (их дохристианские имена не переживают XIV в., в то время как у простых людей имена типа Путислав, Радослав на правах вторых и менее официальных сохраняются до XVII в.). То же касается и фамилий: у представителей средних и низших слоев населения они появляются по мере их участия в общественной жизни, когда эти люди выступают как юридически ответственные лица, выезжают из своих родных мест, где для идентификации личности было много других способов, помимо фамилий.

В складывании фамилий отмечаются две противоположно направленные тенденции: филиационная (от лат. filius ‘сын’, фр. filiation ‘родословие’, ‘происхождение’) и патронимическая (от греч. патер ‘отец’ + онима ‘имя’, патронимос ‘имеющий имя отца’). И филиационные и патронимические фамилии характеризуют человека по принадлежности к определенному роду и дому, что было очень важно, когда люди жили большими хозяйствами. При этом носитель филиационной фамилии не обязательно был сыном или внуком хозяина дома. Он просто принадлежал к числу лиц, обитающих в доме и ведущих совместное хозяйство. Патронимические фамилии по своему назначению строже. Они относятся лишь к прямым потомкам определенного лица. Однако по своему внешнему оформлению они совпадают с филиационными, и в настоящее время их практически невозможно отличить. Основные источники патронимических фамилий — имя и прозвище отца или более далекого предка.

Первоначальные патронимы (особый тип именования по отцу) не вполне соответствовали нашему отчеству или фамилии в современном юридическом понимании, а были своеобразной категорией, совмещавшей и то и другое. Русские патронимы отвечали на вопрос «чей?» и образовывались с суффиксом ‑ов​(‑ев) от основ, оканчивавшихся на согласные: Иван — Иванов, Чулок — Чулков, Андрей — Андреев, Яков — Яковлев (после губного в добавлялся согласный л), с суффиксом ‑ин, если основа оканчивалась на ‑а​(‑я); Фома — Фомин, Илья — Ильин, Квашня — Квашнин, а также с особым очень древним «йотовым» суффиксом: Ярославль, Ростиславль, Всеволожь. Патронимы образовывались не только от имени отца, но и от имен более отдаленных предков: князь Владимер Святославичь, внук Всеволожь, правнук Олгов, праправнук Святославль, препраправнук Ярославль, пращур великого Владимера (1176 г.)[7]. Патронимы — это очень древние слова. Они встречаются даже в списке русских послов 945 г., включенном в Лаврентьевскую летопись.

Но вопрос «чей?» был не единственным при идентификации личности. Помимо него, немаловажны были и вопросы «кто?» (на него обычно давало ответ личное имя или индивидуальное прозвище) и «какой?». В период феодализма, когда основным средством производства была земля, представлявшая собой наследуемую недвижимую собственность, ответить на вопрос «какой?» помогали географические названия: Тверской, Мещерский, Звенигородский, Вяземский, Коломенский. Эти и подобные княжеские прозвания по названию их вотчин, известные уже в XIV в., со временем превратились в фамилии: Барятинские, Волконские, Воротынские, Милославские, Одоевские, Пожарские, Прозоровские, Пронские, Ромадановские, Трубецкие, Хованские, Черкасские и др.

На Руси, помимо вотчинного землевладения, было и дворянское. Первоначально дворяне получали земельные наделы в качестве платы за службу царю. Дворяне были, как правило, потомственными военными. Они старались сохранить поместье в руках своего рода. Если дворянин умирал или погибал на войне и не имел сына, который мог бы заступить на его место, или дочери, которую выдавали замуж за дворянина же, поместье отходило к государству. Вследствие такой «текучести» помещичьего землевладения названия поместий, как правило, не становились источником дворянских фамилий. У дворян преобладали патронимические фамилии, отвечающие на вопрос «чей?» (Салтыков, Тургенев, Куракин). При Петре I (1714 г.) поместья закрепляются по наследству и уравниваются с вотчинами. Позже отменяется и обязательная военная служба помещиков. Но к этому времени у помещиков уже были наследственные фамилии, обычно патронимического типа. Поэтому русские фамилии дворян формально не выражают сословности, как, например, на Западе фамилии от названий местностей, свидетельствующие о происхождении феодала из рода, владевшего этой местностью: франц. De la Molle, голл. van der Waals, нем. zur Kappellen, von Osthoff, швед. af Rosensköld.

К XV в. на Руси складывается институт, получивший название местничество. Согласно традициям, право человека занимать тот или иной пост определялось не его личными способностями, не происхождением семьи, а послужным списком его предков и родственников. Так, например, любой военнообязанный мог отказаться служить под командованием человека, чей дед занимал равное положение с его дедом. Это приводило к неверному использованию и расстановке сил, к растрате попусту творческих способностей. Местничество было уничтожено в 1682 г. Но отголоски его надолго сохранились, отразившись и на составе фамилий верхушки общества.

Князья и дворяне кичились древностью своих родов. Им нужны были документы, подтверждающие их наследственные права. С этой целью русские генеалоги выбирали из древних текстов имена, подходящие для фамильных генеалогий. В 1555 г. на основе отдельных частных генеалогий была составлена официальная правительственная генеалогия под названием «Государев родословец». После официальной отмены местничества в Разрядном приказе продолжали собирать частные дворянские генеалогии, которые, пройдя необходимую проверку, принимали силу официальных документов. В конце XVIII в. они были опубликованы Н. И. Новиковым под названием «Бархатная книга». Дворяне всегда обращались к ней, доказывая свои привилегии[8].

Мода и традиции требовали того, чтобы дворянский род начинался от предка, выехавшего из чужой страны на службу к русскому государю. Нередко этот предок оказывался мнимым, а имя действительного родоначальника переиначивалось до неузнаваемости. Так, например, Колычев, первый герольдмейстер Петра I, сетовал на нерадивость древних писцов, записавших его предка именем Кобыла, когда тот на самом деле звался Кампила. Бестужевы выводили свой род от англичанина по имени Габриэль Бест, что в переводе с английского значит ‘лучший’. Такая английская фамилия нам неизвестна. Откуда появился в фамилии компонент ‑уж‑, они не объясняли. По мнению Б.‑О. Унбегауна, эта фамилия происходит от русского слова бестужий, т. е. ‘бесстыжий’. Словарем В. Даля его предположение подтверждается[9]. Однако есть и особое значение этого слова в северных говорах русского языка: безстужий в работе ‘усердный’, ‘ревностный’, ‘неутомимый’, он безстуж робить ‘он работящ’, не исключено также образование этой фамилии от туга ‘забота’, ‘печаль’; бестужий ‘без туги’, ср. фамилию Нетужилин. В 1624 г. Князь Василий Борятинский при местническом столкновений с Наумовым бил челом, что «Наумовым менши их Борятинских быти мочно по многим случаем да потому что Наумовы неродословные и худые люди и истари живали на пашне, а велися они на Резани»[10], т. е. упрекнул их в том, что они русского происхождения (из Рязани). В ответ Наумовы тут же заявили, что их предок выехал из Германии.

Реальных предков, происходивших из других стран, в действительности не так много. Это предок М. Ю. Лермонтова — шотландец Лермонт, служивший в польской армии, взятый русскими в плен в 1613 г. и перешедший на службу к русскому царю[11], англичанин Гамильтон, фамилия которого русифицировалась, превратившись сначала в Гаментов, а затем — в Хомутов, после чего она перестала, отличаться от аналогичной русской фамилии, и др.

Фамилию Козодавлев ее носители выводили от якобы ливонского предка по фамилии Кос фон Дален. Незначительный дворянский род Нарышкиных, не нуждавшийся ранее в иностранном происхождении (нарышка ‘плохой запах изо рта’. — Даль), после того как царь Алексей Михайлович женился на Наталье Нарышкиной (1671 г.), стал выводить свое имя от германского племени наристи, упомянутого Тацитом (Германия, XIII). Но если кто из дворян и допускал свое русское происхождение, этимология их фамилий оказывалась самой неожиданной, противоречащей всем законам языкознания, например Татищев — не от татище (тать ‘вор’, т. е. ‘ворище’), а от приказа «тать ищи!» т. е. «ищи вора!», который их предок губернатор якобы получил от царя.

Даже род Пушкиных генеалоги прошлого выводили из чужих краев: «Пушкины, дворянский род, ведущий свое происхождение с XIII в. от прусского выходца Радши. Во 2‑й половине XIV в. его представитель, Григорий Александрович, получил прозвище Пушка, и от этого родоначальника произошла фамилия Пушкиных»[12]. Большие и интересные исследования о роде Пушкиных имеются у советского историка С. Б. Веселовского, во многом меняющие традиционные положения старых генеалогий[13].

Еще одна категория дворянских фамилий образована от слов-характеристик, имеющих нередко достаточно неблаговидный смысл: Дурново, Хитрово, Мертваго, Чернаго. Чтобы отмежеваться от значения нарицательных, в них изменено ударение: Недоброво́, Плохово́, Сухово́, Благово́, Парена́го, Бура́го, Рыжа́го. Это также «принадлежностный» тип фамилий, отвечающих на вопросы «чей?», «какого?». К концу XVII — началу XVIII в. знатные роды в связи с реформами Петра теряют свои привилегии и постепенно распадаются, что сказывается и на их фамилиях.

К этому же времени относится интенсивное образование фамилий у городского населения ввиду значительного развития торговли и ремесел. Для торговых и служилых людей были типичны фамилии Астраханцев, Брянцев, Ростовцев, Туляков, Рязанцев, Веневитинов, Вологжанинов, Москвитинов, Смолянинов и т. п., совмещавшие в себе принадлежность и отношение к определенному месту (XVII—XIX вв.).

В XVIII—XIX вв. складываются фамилии русского духовенства (Успенский, Богоявленский). В связи с уходом в города на строительные работы закрепляются фамилии у значительного числа крестьян, пополняющих ряды городских рабочих, и огромного контингента обслуживающего люда. Но у крестьян, остававшихся в деревнях (а они составляли в прошлом веке до 80% населения страны, а в 30‑е годы XX в. — 67%), официально закрепленных фамилий вплоть до конца XIX в. не было, а некоторые получили официальные фамилии лишь во время паспортизации, проводившейся у нас в стране в 30‑е годы нашего века[14]. Подробнее об этом будет рассказано в следующих главах.

Бегло обозначив хронологию появления русских фамилий у отдельных социальных групп, обратимся к формам фамилий. Поскольку большинство русских фамилий по своему происхождению патронимические, образованные от календарного или прозвищного имени отца (и реже — более далекого предка) именуемого лица, необходимо проследить путь от патронима к фамилии. Очевидно, отличие патронима от отчества и фамилий было не вполне ясно для наших предков, как не всегда очевидно оно и для современного исследователя. Например, в сочетании Мордас сын Киселев первый компонент прозвищное имя, а сын Киселев — патроним (такая именная формула преобладала до XV в.). Это уже не Мордас Кисель, но еще и не Мордас Киселев. Если имя, от которого образован патроним, было по своему происхождению и форме существительным, слово сын (а также дочь, дети) согласовывалось с именительным падежом патронима: Алекса сын Лазорев (здесь и имя личное, и патроним восходят к календарным именам Алексей и Лазарь), Варлам Михалёв сын (такая формула типична после XV в.). Если имя, от которого образован патроним, по своему происхождению прилагательное, слово сын (дочь, дети) согласовывалось с родительным падежом патронима: Ширшик Первово сын. При этом формы типа Первово, Хитрово не были застывшими. В разговорной речи они нередко заменялись на Первов, Первовы, Хитров, Хитровы.

В конце именной группы компонент сын (дочь, дети) легко терялся, что знаменовало формальное превращение патронима в фамилию.

Древние именования достаточно полно зафиксированы в ономастиконах М. Н. Тупикова и С. Б. Веселовского[15]. Однако по приведенным в них письменным формам трудно реконструировать употребление имен в живой разговорной речи. Как выглядели подобные именования в документальных записях, показано, например, у С. Б. Веселовского: Дуда Василий Родионович Квашнин (первая половина XV в.), Мясоед Шумов Елдегин, митрополичий слуга (1526 г.), Каша Васильевич Огарков (1536 г.), Китай Иванович Епишев (Тверь, 1540 г.), кн. Василий Иванович Ворона Сугорский (середина XVI в.), Постник Дурнягин, крестьянин (Владимир, 1585 г.). Наши современные фамилия Дудин, Мясоедов, Кашин, Воронин, Постников, Китаев и другие являются прямыми потомками перечисленных у С. Б. Веселовского древнерусских некалендарных имен.

Интересно отметить, что в отдельных семьях существовали традиции называть всех членов семьи однотипными именами. Так, у некоего Василия Яковлевича Бессоньева сыновья были названы Суета, Суторма (‘суета’, ‘беспорядок’) и Булгак (булга ‘склока’, ‘тревога’, ‘суета’, ‘беспорядок’). Все они — землевладельцы середины XVI в. — жили в Переяславле, по отчеству звались Васильевичами и по семейному прозванию — Бессоньевыми. В семье новгородца Тыртова (первая половина XVI в.) сыновья были названы: Зук Семенович Тыртов, помещик (1558 г.) (зук — зык ‘звук’), Гам Семенович Тыртов (первая половина XVI в.), Шум Семенович Тыртов (1539 г.). У Гама родился сын, которого назвали Мир. Он значился в документах Мир Гамов сын Тыртов, помещик (Новгород, 1575 г.). В основе фамилии Тыртов лежит, очевидно, звукоподражательное слово тырта со значением ‘пустобай’, ‘сварливый спорщик’ (Даль). «Ботанические» имена были у трех братьев Галицких (вторая половина XV в.): Береза Дмитрий Борисович Галицкий, Ива Иван Борисович Галицкий, Осина Семен Борисович Галицкий. У Ивана Григорьевича Осоки Травина (конец XV в.) сыновья звались: Иван Отава Осокин сын Травин, Василий Вязель Иванович Осокин, Семен Дятелина Иванович Осокин сын Травин, Григорий Пырей Осокин сын Травин. Во всех именах отразились названия различных трав: отава ‘трава, выросшая после покоса’, вязель ‘полевой горох, мышиный горошек’, дятелина ‘разновидность клевера’, пырей ‘дикорастущий злак’. В семье Семичевых были сыновья: Редька Андреевич Семичев (1564 г.), Капуста Андреевич Семичев (Новгород, 1582 г.), Горох Андреевич Семичев (Новгород, 1582 г.). У новгородского помещика Ивана Линя, жившего в середине XV в., сыновья звались: Андрей Иванович Сом Линев (1478 г.), Окунь Иванович Линев (1495 г.). Характерно и такое именование, где все компоненты (имя, отчество, семейное прозвание); одного порядка: Ягныш Баранов сын Овцын, холоп Тучка Морозова (вторая половина XV в.); в другой записи — Михаил Ягныш Баранов сын Овцын (Новгород, 1500 г.); Григорий Дмитриевич Мочало Лыков (1474—1492 гг.); Скворец Ильич Соловьев сын Борщов (Ярославль, 1569 г.), ср. также Пирог Оладьин (Белоозеро, начало XVI в.).

Таких примеров ранней систематизации древнерусских имен внутри отдельных родов немало. Иной раз у братьев отмечаются имена, образованные от слов с противоположным значением: Сусло и Кисляй Федоровичи Ольговы (Кострома, 1569 г.), Добыча и Неудача Ивановичи Алымовы (1595—1597 гг.), Черница и Беляница Александровичи Безобразовы (1495 — начало XVI в.).

Заметим, что мужской род нарицательных, от которых образуется именование мужчины, отнюдь не обязателен. Прозвища, соответствующие нарицательным женского рода, очень часты у мужчин: Попадья Василий Петрович Квашнин (вторая половина XV в.) (от него пошли Попадьины-Квашнины); Кукла Григорий, крестьянин (Новгород, 1545 г.), ср. современную фамилию Кукли́н. Также обычно не совпадают звания и профессии именуемого с его подлинным социальным положением: Царь Емельян, крестьянин (Новгород, 1495 г.), Король Антип, крестьянин (Новгород, 1495 г.), Купец, крестьянин (Новгород, 1545 г.), Андрей Батрак Иванов сын Вельминов, московский дворянин (1577 г.).

Интересно отметить особую консервативность слов, непосредственно окружающих имена собственные и легко к ним подключающихся, а также некоторых общесемейных именований, перешедших в разряд фамилий. Чтобы узнать об интенсивности изменения русского антропонимикона за последние 400—500 лет, мы сделали выборку из «Ономастикона» С. Б. Веселовского (44 именования от слова Горчак до Греховод) и сопоставили их с нашими материалами по современному функционированию русских фамилий. Оказалось, что 23 из них сохранились в тех же формах: Горчак и Горчаков, Горшков, Горюн, Горюшкин, Горюшин, Горяинов, Горячий, Горячкин, Горяшко, Гостёнков, Готовцев, Грабежев, Грамотин, Грач, Гребенка, Гребень и Гребнев, Гребуша, Грезин, Греков, Гренков, Грах. 12 именований образовали современные полные фамилии при помощи суффиксов: Горюнов (от Горюн), Горячев (от Горячий), Горяшин (от Горяша), Гостев, Гостьев и Гостин (от Гость и Гостья), Гостюнин (от Гостюня), Грачков (от Грачко), Гребенкин (от Гребенка), Гребушин (от Гребуша), Грезнев (от Грезнь), Грахов (от Грах), Греховодов (от Греховод). В составе современных фамилий нами не обнаружены следующие 21 именование: Горшок, Горышкин (есть Горышник), Горяин, Горяй, Горяша (есть Горяшко), Гостена, Гостенок, Гостихин, Гость, Гостюня, Готков, Гошкуй, Грабленый, Граворонов, Граченков, Грачко, Греза, Грезнь, Грема, Грематинский, Греховод (есть Греховодов).

Основной вопрос, который в течение многих веков задавался на Руси при встрече с новым человеком: «Ты чей?». Естественно, что ответ на него имел форму притяжательного прилагательного: Сидоров, Ильин, Кольцов, Блохин; реже — относительного прилагательного, скорее согласовывавшегося с вопросом: «А ты какой?» — Серый, Босой, Луговой, Московский, Ивановский или с вопросом: «А ты чьих?» — Ивановых, Московских, Босых, Долгих. Изредка на вопрос: «Ты чей?» отвечали: Пьяново, Хитрово, Бураго, Мертваго. Так выработался круг стандартизированных русских фамилий, среди которых первое место занимают фамилии с суффиксом ‑ов. В Области Войска Донского из всех суффиксов только он один и признавался, в результате чего многие фамилии там подвергались вторичной стандартизации: Фомин — Фоминов, Донской — Донсков.

Однако не все русские фамилии прошли стандартизацию. И сейчас еще у русского населения бытуют фамилии, совпадающие по форме с личными именами: Антон, Иван, Аннушка, Зоя, Дуня, с различного рода прозвищами: Бессмертный, Сторублёвый, Клеймёный, Мурованный, Семивзор, Картошка, Боровик, с отчествами: Петрович, Акулиныч, Фомич.

Можно ли сказать, что среди перечисленных были личные имена, отчества и прозвища в роли фамилий? Нет, нельзя. Став фамилиями, все перечисленные единицы стали словами иного ранга, вовлеченными в иную систему. Можно говорить лишь о том, что они внешне совпадают с именами, отчествами, прозвищами, будучи совершенно самостоятельными словами, употребляющимися в иной сфере. Если имена личные Антоша, Антошка, Антонка считаются производными от имени Антон, то фамилии Антонов, Антошин, Антонкин, Антошкин, а также нестандартные фамилии (не имена!) Антон, Антоша, Антонка, Антошка не выводятся одна из другой. Это юридически значимые, стилистически нейтральные слова особого назначения, и никакие искажения их недопустимы. Если мы обратимся к личным именам, все перечисленные слова из застывших и юридически закрепленных за членами разных семей как бы «потянутся» друг к другу и смогут участвовать в именовании одного и того же лица: Антон, Антоша, Антошка. Так же и в случае отчества, совпадающего по форме с фамилией. В русском языке во многих (но не во всех) случаях на помощь приходит и ударение: отчество Анто́нович, фамилия Антоно́вич, отчество Кузьми́ч, фамилии Ку́зьмич. Ударение помогает подчеркнуть различие этих слов и отнесенность их к разным ономастическим рангам.

Чтобы показать глубокую древность и значительную устойчивость нестандартных русских фамилий, мы сличили 190 имен и прозвищ из словаря М. Н. Тупикова с зафиксированными у современного русского населения нестандартными фамилиями. Оказалось, что 114 из них, т. е. больше половины, продолжают употребляться в качестве официальных, юридически значимых именований. В приведенном ниже списке они выделены курсивом. Обычным шрифтом даны несохранившиеся именования: Барыш, Гроза, День, Дорого́й, Дума, Истома, Крик, Мороз, Музыка, Наука, Правда, Сказка, Слово, Совет, Шум; Барышник, Атаман, Воин, Внук, Гость, Деспот, Друг, Князь, Кузнец, Король, Попадья, Невежда, Солдат, Сосед, Староста, Товарищ, Царь, Царевич, Шах, Щёголь, Береза, Гриб, Горох, Дуб, Капуста, Клен, Клюква, Колос, Крапива, Луковица, Репа, Редька, Свекла, Слива, Ягода; Брага, Блин, Борщ, Ботвинья, Кисель, Каша, Коровай, Крупа, Мука, Сало, Сахар, Телятина, Щи; Баран, Бобр, Белка, Бык, Волк, Горностай, Заяц, Кобель, Козел, Кот, Кошка, Крот, Корова, Конь, Крыса, Лиса, Мышь, Медведь, Собака, Свинья, Шакал, Соболь; Баклан, Воробей, Ворона, Голубь, Гусь, Дрозд, Лебедь, Сова, Сорока, Соловей; Ёрш, Кит, Севрюга, Щука; Блоха, Комар, Клещ, Слизень, Жук; Жаба; Барабан, Барак, Бархат, Башмак, Бритва, Бубен, Веревка, Голенище, Дёготь, Деньга, Доска, Дорога, Дорожка, Дуло, Иголка, Камень, Копоть, Копыто, Колпак, Колоша, Корабль, Кора, Колокол, Кий, Клей, Коробка, Корень, Корман, Костёр, Свечка, Сажа, Смола, Соха, Телега, Шило, Шишка, Шихта, Шуба, Чулок, Щит, Лапоть, Ложка, Лопата, Мыло, Ярлык, Чулан, Кошель; Беззуб, Безнос, Бессон, Волосатый, Косой, Кривой, Неклюд, Некрас, Неждан, Нечай, Богатой, Большой, Босой, Беспалой, Беспятый, Бобыль, Борец, Бобоед; Казак, Калмык, Киргиз, Латыш, Мордвин, Татарин, Чех, Китаец, Француз; Байкал, Бухара, Вологда, Вятка, Дон, Калуга, Китай, Лихвин, Тверь, Тула, Язык.

Не сохранившиеся в чистом, бессуффиксном виде древние именования не ушли из нашего языка вообще. Они просто перестали употребляться на правах нестандартных фамилий, пройдя обычную для фамилий стандартизацию: Тулин, Языков, Калугин. Лишь незначительное число перечисленных имен не смогло по чисто языковым причинам получить необходимые суффиксы: День — Днёв, Щи — Щёв, Тверь — Тверин (?), но и они входят в состав русских фамилий в осложненном виде, ср. Обыденнов, Тверитинов, Щецко, Щевьев, Деньков.

Заканчивая краткий обзор истории складывания русских фамилий, мы отсылаем читателя к главам «Модель» и «Основы русских фамилий», где более подробно освещается техника образования русских фамилий и их мотивировка.