Современные русские фамилии

Истоки патронимических фамилий

В предыдущей главе мы показали путь от патронима к фамилии. Языковые закономерности складывались так, что на протяжении XV в. были отработаны формы именования, соответствующие нашим современным фамилиям (хотя само это слово тогда еще не употреблялось), был выработан механизм образования фамилий как слов особого рода. Это не значит, что в XV в. появились фамилии у представителей всех слоев русского общества. У некоторых они закрепились только в XX в. Это значит лишь то, что в русском языке после XV в. появились языковые формы, соответствующие фамилиям в современном понимании этого слова.

Понадобился еще длительный период, в течение которого шлифовалась формула русского официального именования. Наряду с владельческими фамилиями типа Мещерский (мы их пока оставляем в стороне) развиваются фамилии патронимические (Иванов, Киселев). Вот об этих-то патронимических фамилиях и пойдет речь в данной главе.

Основная масса патронимических фамилий восходит к личным календарным именам (Иван, Петр), а также к личным некалендарным именам (Бажен, Миляй) и прозвищам (Курятник, Запруда, Круподёр, Семижен). С течением веков, когда механизм построения фамилий хорошо освоился, стали возможными образования Винтовкин, Самоходкин и даже Патефонов — от понравившихся слов, без того, чтобы кто-то из предков именовался Самоходка или Патефон. Это дальнейшее развитие патронимических фамилий в период, когда сами патронимы уже забылись. Здесь же мы остановимся на истоках патронимической лексики.

Несмотря на то что в условиях феодального общества, когда складывались русские фамилии, один из ведущих способов определения места личности в обществе был по отцу (патронимический), были семьи, где мужчина отсутствовал или болел и не мог вести хозяйства. Главой таких семей оказывалась женщина. Это влияло на именование ее детей — наряду с патронимами были и матронимы и соответственно матронимические фамилии: Тихон Аннушкин, Беспута да Дмитрей Оленины (т. е. Еленины) дети. Патронимическая (матронимическая) стадия была обязательной в развитии русской именной системы, указывая на отношение именуемого к главе семьи.

В истории русских имен личных наблюдаются две генеральные линии: общеславянская и связанная с христианской религией. Обе достаточно интенсивные, в течение многих веков конкурировавшие друг с другом. Многие древние общеславянские имена были двухосновными, образованными по древним индоевропейским именным моделям: Ратибор, Судимир, Ярослав, Вячеслав и т. п. Соответствия этим именам находим не только в других славянских языках, но и в языках германских, иранских, романских, греческом. Например, славянское имя Владислав, состоящее из основ со значением ‘владеть’ и ‘слава’, представляет собой точную копию германского имени Вальдемар с тем же значением основ, а имя Владимир очень близко к нему по звучанию. Германское имя Милард близко по звучанию к славянскому Милорад, древнегерманское Гудлейфр, из которого путем заимствования получилось русское имя Глеб, по значению основ (‘бог’ + ‘даровать’) совпадает с греческим Феодот и славянским Богдан, а более новое германское имя Готтлиб совпадает по значению основ с русским Боголюб и греческим Феофил.

Это говорит о глубокой древности указанного принципа создания имен. Менялись религии и политические ориентации, менялись основы имен, а способ их организации внутри имени сохранялся.

Древнерусские имена во многом продолжали тип и принцип создания общеславянских и общеиндоевропейских имен: Держикрай, Пирогость, Славонег, Милонег, Мутижир, Гостомысл, Толигнев, Брячислав и др. Однако в древнейший период истории Руси известны и обсервационно-прозвищные имена типа Мал, Малуша, Зай, Зуй, Бобр и др. Возможно, подобные имена существовали и в период общеславянской общности, но исторические источники почти не донесли их до нас. Многие древнерусские одноосновные имена были сокращениями двухосновных: Путило, Путята от Путислав или Путимир, Ярко или Ярило от Ярослав, Дедило от Дедослав и т. д.

Традиция создания двухосновных имен продолжается и в относительно новых сложениях типа Беловод, Вездегляд, Безбород, Козопас, Вышеслав, Сновид, Семижен, Всеслав, Данслав, Тихомир, Молибог, Богуслав, Богухвал. На последние оказала влияние христианская религия.

К более новым относятся сохранившиеся в современных фамилиях двухосновные имена типа Варивода, Белоус, Мокроус, Худоног, Толстопят, Кривошея, Новокрещен, Двоекрещен, Двоежен и т. д.

Параллельное употребление (начиная с X в.) христианских и древнерусских имен ведет к взаимному влиянию их друг на друга. Среди заимствованных из Византии вместе с крещением Руси особых христианских имен было немало двухосновных, иной раз представлявших собой довольно точное подобие древнеславянских двухосновных имен, но составленных из слов другого языка, например греч. Александр из основ слов со значением ‘помогать’, ‘избавлять’ и ‘муж’, ‘мужчина’; Николай — из основ со значением ‘побеждать’ + ‘народ’ и т. д. В порядке освоения церковных имен русским языком некоторые из них были переведены в русскую словесную форму, например имя Феодот заменено на Богдан с тем же значением основных компонентов (такой способ заимствования называется калька), Феопрепий — на Боголеп, Элпи́с — на Надежда, Пи́стис — на Вера, Агапе́ — на Любовь при сохранении мужских Пист и Агапий в первоначальной греческой форме.

Взаимное влияние и взаимное приспособление обоих именников, церковного и древнерусского народного, проявилось в общих принципах создания сокращенных форм имен от имен длинных и неудобных для повседневного употребления. Был период (XIII—XV вв.), когда хорошо освоенные церковные имена с традиционными древнерусскими составляли единый целостный фонд и, видимо, даже для лиц, хорошо знавших состав имен и проводивших их регистрацию, граница церковных и древнерусских имен не всегда была достаточно очевидной. Ригористические церковные реформы, запрещавшие крестить младенцев именами, не значившимися в богослужебных книгах, а также реформирование самих этих книг, сопровождавшееся изменением написания и произношении церковных имен, внесли раскол в этот единый именной фонд, оторвав народные формы имен типа Иван, Фёдор, Самсон, Нестер от их обновленных церковных форм Иоанн, Феодор, Сампсон, Нестор и низведя традиционные русские имена Дружина, Воин, Держава, Дорога, Гром, Грош, Неделя, Забота и т. п., а также почти все двухосновные имена типа Милонег, Брячислав на положение «языческих», неправильных, вредных, запрещенных[16].

Тем не менее многие древнерусские имена еще долгое время давались в качестве вторых, домашних или уличных имен, постепенно переходя на положение прозвищ. А прозвища и сейчас широко распространены.

Исторические памятники сохранили для нас и древние сложные прозвищные имена. Например, князь Ярослав (XV в.) звался Свистун Неблагословенный, ср. также прозвища XV—XVII вв.: Бородатый Дурак, Дрозжая Бабка, Кот Мышелов, Лубяная Сабля, Мясная Голова, Песья Старость, Слепые Зубы, Сухие Калиты, Сухое Голенище, Тихое Лето, Толстые Пальцы, Волкохищная Собака, Умойся Грязью.

Это, безусловно, сугубо индивидуальные прозвища. Однако многие прозвища, данные в индивидуальном порядке, могли затем превратиться в традиционные, а иные были повторены и неоднократно в связи с аналогичными ситуациями: Прожгибок, Пожрикобыла, Пролейпиво, Челомбей и др.

В настоящее время нам порой бывает очень трудно отличить древнерусское традиционное, повторенное во многих семьях имя от прозвища, данного для того, чтобы досадить какому-либо человеку, чтобы отметить его какую-либо забавную или неприятную черту, подобно тому как художник-карикатурист утрирует какую-либо особенность изображаемого им человека так, что из едва заметной она становится общеобозримой.

Обратим, однако, внимание на тот факт, что прозвища редко носят хвалебный характер. Иной раз даже за, казалось бы, положительной внешней формой кроется злое содержание. Прозвища стремятся развенчать все неуклюжее, нехорошее. Они могут быть связаны с национальными или социальными предрассудками. «Огрубляющие», «ухудшающие» изменения смысла в прозвищах распространены значительно шире, чем «улучшающие», «возвышающие». Тем не менее среди таких типовых прозвищ, как Ряб, Щерб, Невер, Захворай, Беляй, Поздей, Милуй, Лобан, Рыкун, Чехань, Гулень, Первуня, Лысак, Воронок, Паршук, Гусенок, Зубец, Тупица, Поспел, Прыгало, Мякота, Малюта, Мордас, Бобрус, Зубаха, Говоруха, Карташ, Беляш, Новиша и подобные, вероятно, было немало традиционных, дававшихся на нравах личных имен.

Мы не знакомы с психологией и идеологией ранних славян, творцов древнейших славянских личных имен. Однако на основе различных сравнений и сопоставлений можем предполагать, что в древности имя давалось не только для того, чтобы легализовать личность в коллективе, но и для того, чтобы дать новорожденному определенное пожелание, напутствие, предохранить его от воздействия злых сил. Анализируя древние имена с точки зрения нашей современной цивилизации, мы высказываем предположение, что, например, имена типа Мороз, Гроза, Буран могли быть даны по природным явлениям, сопровождавшим появление младенца на свет. Болгарские исследователи (а у болгар были те же древние имена, что и у русских, но они не подвергались столь строгому церковному запрету) считают, что подобного рода имена давались как охранные, чтобы ребенок не погиб от названных стихий. По их мнению, имена типа Волк, Медведь давались при рождении также как охранные, чтобы ребенок не погиб при встрече с этими животными. Мы сегодня предположили бы, что это прозвища, данные взрослому человеку по сходству с повадками или внешностью этих зверей. Старались охранить детей и от нечистой силы. В «Ономастиконе» С. Б. Веселовского упоминаются именования Обернибесов и Ожгибесов, которые сохранились до наших дней на правах фамилий. В русской армии в XVIII в. был полковник Обернибесов.

Очевидно, в разные эпохи одни и те же имена (позже прозвища) давались по разным мотивам. Поражает живучесть этих слов как своеобразных именных компонентов, их преемственность, их организованность в своеобразную систему, а также параллельность употребления именно таких и им подобных слов для именования отдельных людей у многих народов, порой не связанных друг с другом ни исторически, ни территориально.

Состав древнерусских бытовых (т. е. нехристианских) личных имен дохристианского и раннехристианского периодов был в свое время представлен в виде «Словаря древнерусских личных собственных имен» Н. М. Тупиковым. В нем дается более 5000 именований, собранных из различных древних исторических, юридических и литературных источников[17]. Это в основном имена мужчин, так как женщины (жены) и дети в те времена не считались самостоятельными, т. е. юридически ответственными, а числились при мужьях и отцах и только изредка оговаривались в документах. Именно поэтому анализ источников, осуществленный Н. М. Тупиковым, не дал ему возможности выявить полноту именований, относящихся к женщинам и детям, хотя изредка таковые им упоминаются. Вот примеры некоторых именований детей: Некраско и Тиханко Софоновы дети, Юрьи да Замятня Петровы дети Степановы, Губа да Василий Клементьевы дети, Ждан да Фёдор Воронцовы дети Туровы.

В принципе состав имен словаря Тупикова дает достаточно ясное представление о способах именования, которыми пользовались наши предки, поэтому на основе анализа мужских имен нетрудно представить себе те имена детей и женщин, которые употреблялись у русского народа в семейном кругу. Основанием этому могут служить также русские фамилии, образовавшиеся от личных прозвищных имен. Они могут дать довольно большой дополнительный материал о древних личных именах, не зафиксированных в документах того времени.

Наблюдения над составом именований, лежащих в основах современных русских фамилий, позволяют не только свободно реконструировать древние имена путем отделения от них различных суффиксов, но и выделить среди них две основные группы: внутрисемейные и общественно-бытовые прозвания. Это тем более оправданно, что во многих случаях наравне с суффиксальными фамилиями в нашем языке сохранились их бессуффиксные предшественники и что основы тех и других с несомненностью доказывают их единство, ср. современные фамилии: Белан и Беланов, Ждан и Жданов, Забава и Забавин, Комарок и Комарков, Малец и Мальцев, Милаш и Милашёв, Поздний и Позднев, Первуля и Первулин и т. д. Логика развития антропонимии говорит о том, что внутрисемейные имена более древние, что первичны именно они. Когда общество находилось на ранней стадии своего развития и для каждого взрослого человека не требовалось больше одного имени, в ходу были внутрисемейные прозвания. Относительно неширокая номенклатура внутрисемейных именований все же давала возможность различать людей по этим именам в небольшом сообществе.

Позже, с развитием общества, расширением контактов, обогащался язык, потребовались дополнительные различительные именования, которые черпались из того же современного той эпохе языка. Личные имена, данные в семье, стали дополняться прозваниями или прозвищами, полученными в коллективе. В качестве примера приведем именования мастеров различных областей, упоминаемых в книге В. В. Данилевского «Русская техника»: Ждан Абрамов — техник-строитель, Девятко Агафонов — медник, Вихорко Иванов — железных дел мастер, Пятой Богданов — пушкарь, Некрас Михайлов, Третьяк Астафьев, Булгак Лисицын — серебряных дел мастера, Невежа Псковитин — гидротехник.

Внутрисемейные личные имена, которые мы имеем возможность восстановить по современному составу фамилий, присваивались детям и употреблялись в семейном кругу. Для именования детей не требовалось большого количества прозвищ, отражающих особые признаки новорожденных или определяющих их место в обществе. Все это черты прозвищ, приобретаемых человеком с годами и необходимых для взрослых. В семье важно было различать детей одного от другого, обычно в пределах от одного до десяти. Тут маловероятны профессиональные термины, названия предметов, не связанных с домом, обозначения черт характера и особенностей поведения, свойственных взрослому человеку. В противовес общественно-бытовым именам, в которых неограниченно использовалась вся общеупотребительная лексика, состав слов, применявшийся для именования детей, был значительно у́же. Это были русские слова, обозначающие предметы и явления окружающей среды, но они отличались своей спецификой, которая заключалась в том, что сами слова, взятые для именования, были связаны с появлением ребенка в семье, с его поведением и внешностью в раннем возрасте, с отношением к нему взрослых.

Если ребенка ждали и хотели, его называли — Хотен, Ждан, Чаян, если, наоборот, не хотели — Неждан, Нечай, Лишний, Засуха, Забота. Для именования использовались названия самых общих внешних признаков ребенка, отличительных особенностей новорожденного — Голован, Губа, Толстой, Сухой, Кучерявый. Называли по особенностям поведения: Горлан, Молчан, Жмура, Лепетуха, Улыба, Несмеяна. Были приняты имена, связанные с порядком появления ребенка в семье — Первой, Вторак, Осьмак, Девятка. Основанием для выбора имени могли служить названия времен года, дней недели, явлений природы, сопутствовавших рождению ребенка, — Вешняк, Зима, Суббота, Сумарок, Вечер, Мясоед, Посник[18]. В именах, дававшихся детям, часто наблюдается положительная эмоциональная настроенность: Басюра, Бажера, Красава, Лапушка, Душенька, Вихорко, Белуша, Ненагляда, Голуба, Милован, Хорошуха.

Кроме прямого использования бытующей лексики, путем различных преобразований создавались особые слова, более пригодные для именования. Эти специальные образования следует считать полноценными русскими личными именами прошлого: Нелюба, Томило, Истома, Будило, Бессон, Очан, Зор, Поздей, Черней, Кудрявен и др. То, что это специфические личные имена, а не прозвища, полученные взрослыми людьми, подтверждается еще и тем, что перечисленные и им подобные слова не употребляются в нашем языке как имена нарицательные, хотя основы их нам понятны.

Ограниченность лексики, употреблявшейся для именования детей, значительно компенсировалась за счет большого количества различных словообразующих суффиксов, Так, счетные прилагательные первой и семой (седьмой) дали имена Перва, Первак, Первуля, Семак, Семаня, Семаша, Семуха, Семик, Семава, Семиха. От слова мал​(ая/ый) пошли имена Малюк, Малюта, Малюня, Малуша, Малява и др. Благодаря обилию суффиксов, приданных различным определениям, образовались формы мужских и женских имен: Большак и Большуха, Говорун и Говоруха, Журавок и Журавка, Семак и Семака. Впрочем, формы, оканчивающиеся на ‑а, не всегда были женскими. Прозвищные имена Лепетуха, Говоруха и т. п. могли получать и мальчики. В современных фамилиях Милашев и Милашин, Найденов и Найдин, Ненашев и Ненашин, Первов и Первин прослеживаются следующие парные имена — Милаш и Милаша, Найден и Найда, Ненаш и Ненаша, Первой и Перва. Благодаря обилию суффиксов насчитываются десятки именований с основами бел, мал и др.: Бела, Белава, Белана, Белаша, Белка, Белоня, Белоха, Белуха, Белушка, Беля, Беляна, Белок, которые нами реконструированы из фамилий Белин, Белавин, Беланин, Белашин, Белкин, Белонин, Белухин, Белохин, Белушкин, Белянин, Белков. Наличие таких и подобных имен в документах взрослых говорит о том, что многие внутрисемейные имена сохранялись на всю жизнь.

Внутрисемейные имена, как правило, имели форму существительных. Именования в форме прилагательных редки. Это объясняется функциональной особенностью внутрисемейных личных имен: в семье имя служит для называния. Прозвища, образованные от прилагательных, выглядят естественнее, когда о людях говорят в третьем лице. Кроме того, имя у ребенка одно, тогда как у взрослого всегда бывало либо личное прозвище, либо семейное прозвание.

Следует обратить внимание на еще один небезынтересный факт состава имен в словаре Н. М. Тупикова — неравномерность числа носителей отдельных имен. Особенно широко распространенных имен было всего около 70, из них особой популярностью пользовалось пять: Богдан, Истома, Томило, Ждан, Третьяк. Несколько реже употреблялись имена Бессон, Бажен, Воин, Волк, Дружина, Жук, Меньшой, Некрас, Нечай, Первой, Посник, Пятой, Русин, Черной, Шестой. Остальные имена этой группы — Булгак, Бурой, Бык, Беляй, Вешняк, Воробей, Ворона, Второй, Голова, Горяин, Губа, Девятой, Добрыня, Замятня, Заяц, Злоба, Козёл, Козарин, Кривой, Курбат, Лобан, Малыш, Молчан, Мороз, Неклюд, Немир, Неустрой, Нехороший, Онтоман, Поспел, Путило, Смирной, Субота, Сухой, Толстой, Угрим, Ушак, Чудин, Шарап, Шишка — повторялись еще реже, но были достаточно популярны.

Есть основания предполагать, что все перечисленные имена были внутрисемейными, несмотря на то что они очень разные по характеру. Не исключено, что среди них были имена, якобы предохранявшие человека от действия злых сил, например Злоба, Немир, Нехороший. Имена Шишка, Кривой, Неклюд, Неустрой давались, возможно, как охраняющие от увечий, ушибов, жизненных неудач и нужды.

Как видим, номенклатура внутрисемейных имен не очень широка по сравнению с именами общественно-бытовыми, зато они были весьма популярны и повторялись во многих семьях. Именно этим можно объяснить их широкую распространенность. Так как семья была относительно замкнутой социальной ячейкой, одинаковые имена никому не мешали, они не несли широкой различительной функции, хотя в личной жизни каждого члена семьи они были первичными и основными. У этих имен были свои уменьшительные и ласкательные формы вроде Бычок, Волчонок, Козуля и др., которыми и пользовались внутри семьи. Когда человек вырастал и выходил за пределы семьи, он начинал пользоваться полным именем. Однако одного внутрисемейного имени ему было уже недостаточно, и он стихийно становился обладателем второго имени-прозвания, которое не было чем-либо обязательным, но оно почти всегда сопровождало основное имя в различных ситуациях: Шумило Швец, холоп (1609 г.), Пятой Моромец, стрелец (1607 г.), Первуша Черепан, крестьянин (1629 г.); черепан — житель Череповца.

В документах, относящихся к древней истории нашей страны, встречается также множество лиц с одним-единственным именем: общеизвестны, например, выдающиеся градостроители и зодчие древности — мастера Миронег и Ждан (XI в.), мастер Милонег (XIII в.), зодчий Барма (XVI в.) и др. Словарь Н. М. Тупикова также включает ряд однословных имен: Бортень, холоп (1462 г.), Драка, литовский крестьянин (1456 г.). Не исключено, однако, что это были не единственные их имена и что история просто не донесла до нас их полного именования.

С введением христианства внутрисемейные имена стали активно вытесняться церковью. Именно их, а не общественно-бытовые прозвания церковь старалась заменить новыми, иноязычными именами. Известно, однако, что в течение долгого времени древнерусские личные имена не выходили из употребления, а сосуществовали вместе с христианскими вплоть до XVIII в. Н. М. Тупиков приводит примеры из документов Северо-Западной Руси XVII—XVIII вв.: Алмаз Иванов, Важен Микитин. Он указывает на употребление таких имен даже у высших классов: князь Воин Михайлович Кропотин, дворяне Беспута Сабуров, Второй Буйков, Дивей Уколов, боярские дети Дорога Сумароков, Мясоед Левонов, Нелюб Оксенов, Нечай Петров и др.

Насколько сложны были именования на рубеже XVI—XVII вв., может показать следующая запись: Иван Котунин, а прозвище Смиряй (1584 г.); он же упоминается далее как Смиряй Гордеев с[ын] Котунин. Здесь совместились у одного лица два имени: русское бытовое Смиряй и христианское Иван; Котунин — патроним от прозвища отца, оно же семейно-бытовое прозвание, Гордеев — семейное прозвание от христианского имени Гордей.

Общественно-бытовые прозвища отчасти напоминают внутрисемейные личные имена наших древних россиян. Разница в том, что одни давались при рождении, другие — уже взрослым людям. Если человек, вырастая, сохранял свое внутрисемейное имя, он неизменно начинал пользоваться и другим именем, которым называлась вся семья, либо прозвищем, которое он получал вдобавок к внутрисемейному. Пользоваться одним именем, да к тому же таким, которое постоянно повторялось у других, было неудобно. Отсюда и выросла эта необходимость иметь два имени. Общественно-бытовые прозвания присваивались взрослым людям преимущественно в трудовом коллективе. Естественно, что в разных частях страны такие прозвания были связаны с различными говорами, наиболее типичными местными условиями, историческими событиями, отражали специфику местных народных промыслов и т. д., они включали огромное число названий предметов и явлений окружающей среды, а также определений, связанных с профессиональной деятельностью и социальным положением именуемых. Общественно-бытовые имена-прозвища предназначались для широкого круга людей. Они должны были выполнять различительную функцию, и это предъявляло к ним особые требования. Они должны были быть оригинальными, не повторяющимися в любой обстановке, куда человек в течение своей жизни мог попасть.

С увеличением населения и ростом производительных сил менялись отношения между людьми, менялся язык и с ним общественно-бытовые именования, которые из него черпались.

Основная масса общественно-бытовых имен была нейтральна по своему настрою, что подтверждается всем составом словаря Н. М. Тупикова. Не следует удивляться тому, что в далекие от нас времена люди носили подобные именования. Менялись времена, менялись слова. Однако до нас дошли свидетельства прошлого в виде основ современных фамилий, в которых сохранились те же названия зверей и птиц, обозначения явлений природы, моральных категорий и иных черт человека. Подробнее об этом говорится в главе «Лексическое поле».

Прозвища — вечно живая языковая категория. Они постоянно возникают в любом коллективе. Даже в случайно собравшейся группе людей (в магазине, на вокзале) кто-либо из присутствующих легко может получить прозвище, выделяясь из общей массы своей внешностью, бросающимся в глаза поведением, назойливостью, подвижностью и т. д. Такие прозвища долго не живут: люди расходятся и прозвище забывается. Но там, где люди постоянно общаются друг с другом, прозвища могут быть устойчивыми. Устойчивы прозвища у некоторых людей с характерной внешностью или манерами.

Об этом хорошо сказал Н. В. Гоголь: «Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света, и как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое поприще, — ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица» (Мертвые души, т. I, гл. V).

В отличие от прозвищ фамилии — это официально закрепленные, юридически значимые именования. Они не возникают и не исчезают по чьему-либо капризу, не меняются в связи с изменением нашего отношения к именуемому человеку или в связи с изменением его внешности. Нам известны ослепительно яркие блондины по фамилии Чернышов или Чернухин и жгучие брюнеты с фамилиями Белов, Рыжов, Белых, Белыщенко, Беленький. Фамилии стилистически нейтральны, даже если в состав их входят суффиксы субъективной оценки, сообщающие личным именам и прозвищам разнообразнейшие оттенки отношения именующих к именуемому. Сравните личное имя Антон (официальная паспортная форма) и Антоша, Антошка, Антошечка, Антонка, Антонушка, Антошенька…

Таким образом, история русских фамилий тесно связана с историей личных и прозвищных имен, из которых образовались специальные именования по отцу — патронимы, давшие в своем дальнейшем развитии современные фамилии.