Среди кочевников Северной Австралии

ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ОБРЯД

Погребальный обряд одинаков почти по всему Арнхемленду. Покойников раскрашивают и наряжают, а потом хоронят в земле или кладут на особые подмостки, или привязывают к деревьям. Через некоторое время родственники умерших собирают их кости и хранят до тех пор, пока не сочтут возможным поместить их в украшенные орнаментами могильные столбы. В одном районе Арнхемленда кости покойников извлекают из тела, а мясо съедают, чтобы не утратить духовной связи с умершим. Подобный ритуальный каннибализм встречается всего лишь у трех или четырех племен. Однако все племена Арнхемленда так или иначе стремятся сохранить связь с умершими и обращаются к ним за помощью.

Малолетний сын Мау упал с дерева в реку и разбил себе голову о лодку. Никто не видел, как это случилось, и его не хватились до тех пор, пока течением тело не прибило к берегу недалеко от стойбища. Двое юношей принесли труп в лагерь, и, так как они прикасались к умершему, его дух вселился в них. Теперь, прежде чем дотронуться до еды, они должны были освободиться от малы покойного, выкрасив руки красной охрой.

В ту ночь несколько орд, связанных узами родства, собрались в стойбище, чтобы принять участие в обряде, проводимом дедом мальчика. Старик то выл, то умолял духа своего умершего брата, старейшины племени, к которому принадлежал мальчик, прийти и взять молодую душу в царство духов Буралъкор. После этого присутствующие стали бить себя горячими ветками, что символизировало изгнание малы из стойбища.

На следующий день дед разрисовывал труп тотемическими эмблемами, а женщины, состоящие в родстве с. покойником, наносили себе порезы на голове. Примерно в миле от стойбища внуки по племени устроили подмостки — очень простое сооружение, состоящее из рогатин высотой пять футов, к которым была привязана доска. Под ними выкопали яму, чтобы впоследствии в нее можно было зарыть все, что останется от разлагающегося трупа.

К концу дня все собрались вокруг этих подмостков. Родственники плясали; женщины выли и ритмично раскачивались, переступая с ноги на ногу. Один из внуков племени взобрался на подмостки, уложил на них мертвое тело и прикрыл его листьями, ветками и корой, чтобы птицы не клевали труп. Когда обряд закончился, дед вновь затянул заунывную погребальную песню, призывающую духов отца и брата прийти и взять мальчика к себе. Отец и дядья ребенка плясали у подмостков, стараясь заставить молодой дух покинуть тело и улететь в Буралъкор.

На четвертые сутки рано утром мы снова пришли к подмосткам посмотреть, как будут собирать кости. Мужчины уселись отдельно от женщин на вершине песчаного холма. Перед ними простирались джунгли, уходящие к свинцовому, подернутому туманной дымкой морю. Под звуки печального пения подмостки опустили. Несколько человек смели в кучу рассыпавшиеся эвкалиптовые листья, и женщины подожгли их факелами. Острый запах горящих листьев был очень кстати, так как труп начал разлагаться. Внуки по племени стали довольно бесцеремонно расчленять скелет; кости колотили палками, пока они не распались на куски, которые можно было завернуть в кору. Ветки, куски коры и все то, что осталось от трупа, свалили в яму; тяжелые рогатины вытащили и бросили сверху, чтобы в яме не рылись голодные динго.

Тем временем дед пел обрядовые песни, посвященные уходящему духу. Наиболее важной была песня зуйка. Зуек, по верованиям юленгоров, был дух Буралъкора, который принял образ птицы, чтобы смертные могли его видеть. Этот дух сопровождает человеческие души в Буралъкор. Юленгоры почитают также гусей, диких птиц и попугаев, хотя и охотно употребляют их в пищу, так как считают этих птиц реальными существами, а не видимыми духами, как зуйков. Птицы обладают сверхъестественной способностью видеть духов и помогать им.

Когда дед пел песни, его сыновья постукивали ему в лад особыми дощечками, а женщины исполняли танцы птиц. Изображая зуйка, они поднимали руки к плечам и сгибали пальцы, как когти; это движение на языке жестов обычно означает смерть, труп или блуждающий дух. Чтобы изобразить птиц, танцовщицы подражали их крику, а короткие палочки в их руках символизировали насест. Когда женщины размахивали руками, было ясно, что они подражают длиннокрылым птицам.

В конце церемонии мать по племени унесла кости в свое стойбище и спрятала их в ветвях дерева; такие связки костей можно часто увидеть на деревьях или деревянных рогатинах в лесных стойбищах. Черепа же раскрашивают и хранят до десяти лет.

Трупы младенцев обычно оставляют на воздухе, а трупы детей старшего возраста и взрослых закапывают. Однако в том и в другом случае после захоронения собирают кости. Труп кладут в неглубокую могилу лицом вниз, так как отделение костей от плоти начинают с позвоночника. Кости извлекают через четыре или пять дней, через неделю и даже через несколько месяцев после похорон в зависимости от степени уважения, которым пользовался покойный. Я узнал, что у вымирающих племен, а также в случае смерти старых и нежеланных жен, покойников оставляют в земле и не стремятся сохранить их кости.

Пока кости не собраны и мать умершего не «очищена», она живет изолированно от племени и не имеет права смыть с себя рисунок, нанесенный красной охрой. Родственники сами кормят и поят ее, чтобы она не осквернила пищу или воду, так как дух ребенка витает вокруг нее и может пристать ко всему, до чего она дотронется. Родственника, расчленявшего труп, тоже изолируют, ему запрещается пить воду из родников и самому добывать себе пищу. Члены семьи покойного должны заботиться о нем и даже дарить ему подарки за оказанные им услуги, ведь он убирал покойника с риском стать пристанищем для духа. Разумеется, найти внуков, которые пошли бы на такой риск, не составляет труда. Отцу покойного зачастую даже приходится отказываться от нескольких предложений и ограничиваться двумя или тремя добровольцами.

Церемония «очищения» напоминает мумбакуту. Поминальную пищу для изолированных от племени близкие родственники достают из тотемных ям, в которые она была заблаговременно закопана. В эти же ямы складывают отбросы, которые потом сжигают, чтобы их не растаскали динго.

Затем родственники бьют себя горячими зелеными ветками, после чего табу наконец снимают, и дух считается изгнанным. В других случаях «нечистых» ставят в тотемную яму, льют на них воду или сыплют песок и раскрашивают красной охрой.

К любой смерти здесь относятся подозрительно, а смерть павшего в сражении воина всегда объясняется колдовскими чарами. Труп убитого оставляют в земле на очень короткое время и затем отделяют кости от плоти. Мелкие кости отдают родственникам, которые клянутся отомстить за смерть своего родича. Кости также могут играть роль охотничьих талисманов. По местным верованиям, дух мертвого следует за костью и помогает юленгору охотиться. Духи скелетов вселяются во все, с чем они соприкасаются, поэтому юленгоры очень тщательно оберегают от них свое имущество.

Табу снимают после того, как изгонят дух дымящимися ветками. Это обычная церемония мунча, совершаемая сразу же, как только до стойбища дойдет известие о смерти, независимо от того, когда она произошла. Иначе странствующий злой дух будет преследовать «нечистых» без конца. Особенно усердствуют в изгнании духа мужчины, ведь Мали будет преследовать их на охоте и отпугивать дичь, так как птицы могут видеть духов.

Известие о смерти сообщается в первую очередь по секрету двум-трем старикам, и часто этот секрет открывают всему племени лишь через десять-двенадцать часов. Я видел однажды, как один человек знаками поведал печальную новость нескольким старикам, которые согласились хранить тайну до тех пор, пока не будет совершена церемония и задобрен дух. Юленгоры узнали о случившемся только тогда, когда посвященные в тайну начали пение, предшествующее обряду мунча. Все бросились выяснять подробности смерти и поспешили принять участие в изгнании духа. Старики были очень довольны тем, что для остальных эта новость оказалась неожиданностью.

Имена умерших не произносят; говоря о них, пользуются языком жестов или обозначают их терминами родства. Если беспокойный дух услышит свое имя, он может поселиться в стойбище или в теле того, кто произнесет его. Человек, которого зовут так же, как и покойного, меняет свое имя, или его начинают звать по брачному классу. Маленькую девочку, у которой было красивое имя Милли-Милли, стали называть Аррунг-Гидди-Нидди после смерти старшей Милли-Милли. Девочка поняла значение этой перемены, и, когда я, забыв новое имя, назвал ее по-старому, она не ответила мне и отозвалась лишь тогда, когда я исправил свою ошибку. Блуждающим духам даются различные имена; особенно распространены мали, моркуой и варру. Эти слова обозначают также отражения в воде, зеркале или любую тень либо призрак (варру). Духи бродят везде, где хотят. Они охотятся, ловят рыбу, собирают ямс и жарят его; странные случаи, необъяснимые пожары, упавшее дерево, непонятные следы — все приписывается Мали. Иногда малы умершего ребенка покидает скелет и витает вокруг жилища матери, и, если у нее пропадает пища, она радуется тому, что к ней приходил проголодавшийся призрак ее ребенка.

Бирримбирр — еще один дух, обитающий, по поверью, в теле каждого человека. Духи бирримбирр приходят из царства Буралъкора, и, когда кто-нибудь умирает, родственники стараются заставить этот дух вернуться обратно в свою обитель. Независимо от того, какой образ жизни люди вели на земле, духи бирримбирр должны возвратиться в Буралькор, где они — добрые и злые — живут ордами, как и люди на земле.

Буралькор находится, по преданию, за горизонтом, откуда восходит солнце. Там обитает великий Дух, создавший первых предков. Солнце выходит из царства духов и каждый вечер возвращается туда кормить своего младенца. На своем пути в Буралькор бирримбирр встречает поднимающееся из моря облако, которое превращается в густые джунгли, где на каждом листке дрожит сверкающая росинка. Между деревьями бирримбирр видит просвет, и зуек указывает ему путь к обители духов его племени. Там его радостно принимают, и он начинает счастливую жизнь охотника. Духи бирримбирр могут видеть, что происходит на земле, и иногда слышат, как их земные родственники взывают о помощи и просят ниспослать им кого-нибудь из духов.

Когда оба духа мали и бирримбирр, по мнению юленгоров, покинут тело, кости покойника окрашивают красной краской, а на черепах рисуют тотемические символы. Часто кости годами носят в длинных мешках из коры, и женщины плачут над ними днем и ночью. Обычно погребальная церемония заканчивается захоронением костей в могильных столбах. В один столб складывают иногда несколько скелетов. Такие столбы делают из полых стволов камедных деревьев, тщательно выскобленных и разрисованных тотемическими эмблемами. Похоронные церемонии проводятся каждую ночь до тех пор, пока все кости не будут аккуратно уложены внутри столба; крупные кости и черепа раскалывают, чтобы сэкономить место. Как-то во время похоронной церемонии я не мог понять, почему члены одной орды разрисовали только череп, а члены другой — возились с костями. Мне разъяснили, что кости принадлежали покойнику из первой орды, а череп — умершему из второй. Череп следовало похоронить в столбе десять лет назад вместе со скелетом, но женщины не захотели тогда расстаться с ним.

Погребальный столб

Наполнив костями могильный столб, мужчины с криками тащат его к небольшой яме в песке и укрепляют там вертикально; высота столба обычно достигает двенадцати футов. Затем поощряемые громким воем женщин мужчины в крайнем возбуждении танцуют вокруг столба, последний раз прощаясь с покойным Внезапно вождь произносит: «Закончено», и танец прекращается, наступает неестественная тишина. После этого никто больше не интересуется костями, даже если столб упадет и они рассыплются по песку.

На островах Уэссела и Вуда скелеты хоронят в пещерах. Как-то я вошел в такую пещеру на острове Вуда. Множество летучих мышей, хлопая крыльями, вылетели на солнечный свет. Повсюду валялись черепа, а пол почти на два фута был покрыт слоем костной трухи. Когда-то здесь жило большое племя, сейчас же остров безлюден; лишь изредка сюда приезжают с материка за черепашьими яйцами.

Я знал племена, живущие за Букаут-Беем, у которых до сих пор сохранился обычай каннибализма. Туземцы объясняют этот обычай старинным преданием. Давным-давно родоначальница этих племен, предысторическая великанша, пришла с запада и стала жить в Букаут-Бее. Там она создала равнину и болота, где было много съедобных растений и рыбы. От детей богини и произошли местные племена. Когда она после долгих лет жизни умерла, все задумались: что делать с телом умершей. Племена глубоко чтили богиню, которая вдохнула в них силу, и решили сохранить эту силу, съев ее тело. На этом предании и основан обычай съедать умерших родственников и врагов, убитых в бою. Волосы покойника соскабливают и сжигают, кишки закапывают, голову отделяют от тела. Тем временем родственники готовят печь: вырывают канаву, обкладывают ее камнями и разжигают на них костер. Обряд сопровождается пением и плясками. Когда они достигают апогея, покойнику пробивают череп, вынимают мозги и. завернув их в кору, отдают матери убитого. Череп вываривают на огне, разрисовывают и хранят. Кости извлекают осторожно, чтобы не повредить руки и ноги. Это длительная процедура. Затем кости раскладывают на ветвях дерева и держат там, пока они не побелеют. Потом их разрисовывают, прячут и, когда наконец найдут нужным, хоронят в могильном столбе.

Как только камни в печи раскалятся, уголь сгребают; один из родственников берет за руки бескостное и обезглавленное тело, взваливает на плечи и танцует с ним. Затем тело опускают в канаву-печь, покрывают корой и песком и поджаривают, а сами в это время поют и пляшут. Большая часть песен обращена к уходящему духу. Поющие просят, чтобы сила умершего человека вселилась в тела тех, кто съел его мясо.

Жители из Букаут-Бея охотно подтверждают свою любовь к таким пиршествам, но добавляют при этом, что никогда не едят умерших, если те были старыми, искалеченными или больными. Они только ослабят, а не укрепят силы тех, кто участвует в обряде.