Среди кочевников Северной Австралии

ЗАКОНЫ И ОБЫЧАИ

Наш дом приютился у самого устья чудесного кристально-чистого ручья. Как-то я спросил, что означает название Йирркала, и мне ответили: «Вода, у которой расположен лагерь». Этот участок берега был излюбленным местом стоянок юленгоров, и многие уже пробовали воду из этого ручья. Белый человек пьет из лесного ручья пригоршнями или ртом, предварительно подув на воду и отогнав с ее поверхности плавающий мусор. А юленгоры пьют по-другому, переливая воду в рот. Однажды, пробираясь сквозь чащу, измученные жарой и жаждой, мы вышли к небольшому роднику. Мужчины-юленгоры смастерили из кусков коры и больших зеленых листьев чашечки для питья. Множество уже использованных чашечек валялось вокруг родника. У каждого способа питья свое название. Так, слово wiaktun, обозначающее «вычерпывать воду из лодки раковинами или пригоршнями», означает в то же время «лить воду в рот». Образное выражение dthurara-luptun переводится «пить воду из ручья ртом»; dthurara буквально значит «дверь», «устье» или «рот», a luptun представляет собой настоящее время глагола «мыть».

Несмотря на то что юленгоры в совершенстве владеют копьем, несчастные случаи все-таки бывают. Один раз Марджирри, мальчик лет шестнадцати, пошел на охоту. Подкравшись к кенгуру, он метнул копье, но лишь ранил животное. Раненый кенгуру бросился в кусты. Мальчику удалось догнать его, но в завязавшейся борьбе Марджирри случайно распорол себе копьем бедро. Кенгуру он все же убил, поджарил немного мяса и отправился домой, спрятав остальную часть добычи в ветвях дерева. Когда он добрался, хромая, до стоянки, друзья увидели кровь на его ноге и опросили, что с ним случилось. Несколько человек пошли в лес за оставшимся мясом, но родственники мальчика заявили с характерной для аборигенов прямотой: «Мы не станем есть это мясо: ведь на нем кровь Марджирри». Это был явный случай мумбакуты — пролитую кровь полагалось торжественно смыть и очистить тело мальчика, искупав его в тотемном источнике. Отец Марджирри начал обряд словами: «Никому нельзя есть этого мяса, кроме жены и детей моего сына: оно — мумбакута». Он выкопал в песке яму, по форме похожую на тотемный источник их группы. Как только принесли остальную часть туши кенгуру, ближайшие родственники съели мясо, закопали кости и шкуру в «источник» и разожгли над ними костер, чтобы динго, живущие в лагере, их не выкопали.

К концу следующей недели, когда Марджирри стало легче, отец приказал ему «искупаться» и объявил, что устроит ему кута-кута, т. е. совершит над ним обряд очищения в тотемном источнике. Все уселись вокруг «источника», где были зарыты кости и шкура кенгуру. После обрядовых песен и танцев Марджирри встал на «источник», а вождь запел благодарственную песнь группы духам-предкам, вернувшим мальчику здоровье. Марджирри осыпали песком, он смыл воображаемую кровь со своего тела и натерся красной охрой. Но обряд закончился только после того как Марджирри отправился на охоту и принес свой первый трофей отцу, который объявил, что это мясо могут есть все. Когда люди приступили к еде, отец поблагодарил их за соблюдение табу.

Не соблюсти табу и съесть пищу, принесенную раненым, или воспользоваться его утварью — значит нарушить этикет, надругаться над святыней и обесчестить пострадавшего. Нарушителя табу подстерегает болезнь, а отец пострадавшего может поразить обидчика копьем.

Иногда юленгоры объявляют новые копья, ножи, топоры и лодки священными и подлежащими табу. Согласно обычаю, этими вещами пользуются на межплеменных сборах. Их специально подготовляют и изображают на них тотем данной группы. Наньян, юноша из группы Геррки, проводил большую часть времени в Иирркала, и я был свидетелем того, как он сделал копье и объявил его табу. Чтобы табу было полноценным, Наньян должен был убить этим копьем животное. Но мясо убитого им кенгуру тоже стало табу для всех, кроме мужчин его группы. Когда мясо съели, самый старый из присутствовавших завершил обряд, нарисовав тотемные символы на копье Наньяна. Он похвалил копье и некоторое время сам пользовался им на охоте. После того как копье, согласно обычаю, было раскрашено, табу сняли, а женщинам и детям орды позволили есть дичь, убитую этим копьем. Однако к ней не должны были притрагиваться женщины из других орд. Потом Наньян отдал свое копье человеку из орды Кумите, которая не имела ни тотемической, ни брачной связи с Геррки. «Чужой» не отказался от такой любезности и стал пользоваться копьем. Но добытую пищу могли есть только мужчины, прошедшие обряд посвящения, женщинам и детям есть мясо не полагалось, потому что их орда не имела отношения к тотему копья. Наконец, копье было торжественно возвращено Наньяну, и он начал ходить с ним на охоту.

Однажды я посетил юленгоров, расположившихся неподалеку от Каледон-Бея. Вечером на стоянку возвратились мужчины в лодке, нагруженной рыбой. Пока рыбу выгружали, женщины и дети держались в стороне, как будто не замечая богатого улова. Мне пояснили, что два дня назад юленгоры привезли на этой лодке скелет покойника. С тех пор лодка и все привезенное на ней стало табу для женщин и детей. Это был другой случай мумбакуты.

Юленгоры в лодке

Сыновья и зятья покойного перенесли рыбу на берег и съели ее, усевшись вокруг вырытого в песке «тотемного источника». Отбросы аккуратно закопали в яму и развели над ней традиционный костер. Потом они разожгли костер на берегу около лодки и дымящимися зелеными ветками стали колотить лодку, чтобы выгнать оттуда дух, т. е. малы, покойника. Теперь, когда влияние мертвеца уничтожено, можно было безопасно пользоваться лодкой и есть доставленную на ней пищу.

Скелеты обычно перевозят в особых коробах, сделанных из коры. Влияние малы, всегда сопровождающих кости, распространяется на очень большие расстояния, и духи обязательно должны быть задобрены. Я выменял у Ямы такой цилиндрический гроб вместе со скелетом его отца. Короб был разрисован тотемными символами. Мне хотелось послать его в Сиднейский музей. В этом коробе обитали две не известные мне могущественные силы. Одна из них исходила от костей: ведь кости распространяли табу на все, чего они касались; другая — от тотемных символов, изображенных на коре. Среди пещей, которые я отдал при обмене, был топор, и мы договорились, что ради соблюдения обычая табу с костей скелета и короба должно перейти на топор. С этого времени топором могли пользоваться только самые близкие родственники Ямы. Чтобы снять с топора табу скелета, Яма срубил им дерево, в дупле которого находилось пчелиное гнездо. Мед разрешалось есть только мужчинам, которые полностью прошли обряд посвящения. Затем топор разрисовали. Но сила, исходившая от тотема, изображенного на цилиндрическом коробе, все еще оставалась в топоре. Чтобы освободить топор от действия и этой силы, Яма соорудил этим топором лодку. Оставалось лишь изгнать дух покойника из лодки, на которую и перешла теперь сила тотема. Рыбу, пойманную с лодки, торжественно съели, а лодку освободили от табу ударами дымящихся веток.

Охотники часто просят духов помочь им в поисках пищи. Как правило, юленгоры убеждены, что дух покойника гонит рыбу, птиц или животных навстречу охотнику. Духи затуманивают глаза животного, ослабляют слух, лишают его обоняния, и оно перестает замечать охотника.

Чтобы заручиться помощью мали, охотник должен носить с собой маивола (или мейябала) — кусочек кости, пучок волос, клочок кожи или сгусток крови покойника, завернутый в кору. Такие охотничьи талисманы, взятые во время обычной похоронной церемонии при расчленении трупа, носят на шее. Если охотник имеет талисман, он может заставить духа выполнять его волю. Когда юленгор идет на охоту, мали следует за талисманом. Бывает так, что у нескольких охотников окажутся талисманы от одного и того же трупа, а охотятся они в различных частях страны, тогда дух сначала «обслужит» одного, а потом поспешит на помощь другому. Поэтому талисманы не всегда успевают помочь. Если охотник возвращается домой с пустыми руками, это значит, мали был занят в другом месте или скрывался там, где похоронен покойник. Обычно скелет покойника, завернутый в кору, носит с собой мать по племени.

Любое непонятное явление объясняется действием витающих вокруг невидимых духов. Они часто появляются там, где когда-то умер человек. О присутствии духов легко догадаться по их проделкам. В течение длительного времени нашим переводчиком был Буррамура. Однажды он пошел прогуляться, а дух спрятал его обед. В другой раз он набрел на гнездо с черепашьими яйцами и засыпал его песком, а сам пошел искать устриц. Когда же он вернулся, то увидел, что часть яиц исчезла. Не обнаружив на песке человеческих следов, Буррамура, естественно, обвинил в краже мали. Через дне недели он узнал о смерти одного из своих родственников и решил, что яйца взял мали этого покойника, тем самым дав знать Буррамуре, что он теперь не живой человек, а бесплотный дух.

Джирринг был самым стройным, красивым и сильным воином, которого мне случалось когда-либо видеть. Но однажды он прибежал ночью в мой лагерь и, с трудом сдерживая волнение, произнес: «Пожалуйста, дайте мне фонарь». На мой вопрос, зачем ему нужен фонарь, он ответил: «По моей груди пробежал мали и разбудил меня». Джирринг уверял, что это был дух его отца, который ушел в гости в другую орду. Я видел отца Джирринга всего лишь несколько дней назад и пытался объяснить Джиррингу, что это, должно быть, ему приснилось. Но юноша был глубоко убежден в смерти отца и в том, что его дух приходил сообщить ему об этом. Переубедить Джирринга было невозможно до тех пор, пока не вернулся отец и он не увидел его собственными глазами.

Вот еще один случай. Я и несколько аборигенов возвращались в Йирркала. Дело было за полночь. Мы шли гуськом по тропе и вдруг увидели огни на склоне холма. Это были следы недавнего лесного пожара, но такое простое объяснение не могло прийти в голову юленгорам. Шепотом они спрашивали друг друга: «Мали? Main?» Придя на стойбище, мы обнаружили здесь что-то неладное: до нас доносилось пение и причитания. Окапывается, в ста милях отсюда произошла стычка, в которой, как они думали, были убиты двое из Йирркаха. Мои попутчики поспешили подтвердить этот рассказ сообщением об огнях на склоне холма — их, видимо, зажгли духи убитых, прилетавшие издалека, чтобы рассказать о случившемся.

Если вдали, на необычном месте покажется дымок, это значит, на стоянке малы горит костер. Вынесенная на берег приливом или найденная на каком-нибудь острове лодка считается принадлежащей люди, которые охотятся на ней или ловят рыбу. Бессознательно юленгоры сами себе противоречат: они утверждают, что мали — бесплотные духи, и в то же время находят их следы и приписывают им действия, присущие человеку.

Очень любопытен один обряд, совершаемый женщинами, обряд, связанный с первой менструацией. Молодая жена, заметив новое явление, сообщает об этом матери, которая запрещает ей выходить из шалаша. Еду и поду затворнице приносят. Завернувшись в конусообразную циновку нганмурра, она ожидает выздоровления. Ниже плеч ей рисуют две белы? полосы, а между ними красные, желтые и белые вертикальные линии. При повторных менструациях женщины натираются охрой и очень строго воздерживаются от пищи мужчин. Мужской пищей считается дюгонь, черепахи, рыба и птицы, т. е. все, что добывается мужчинами. Женщины же довольствуются ямсом, кореньями и разными моллюсками. С нескрываемым огорчением сидит спиной к семейному костру вымазанная красной охрой женщина, находящаяся в этом временном карантине. Рядом ее муж и его другие жены с аппетитом уписывают черен пашье мясо, кенгурятину или рыбу, а ей приходится жевать ямс да улиток.

Если женщина в такой период украдкой раздобудет мужскую пищу, она навлечет беду и на себя и на своих родственников. Кроме того, животное, которое она убила, перестанет водиться в этих местах. Когда мужчина возвращается с охоты с пустыми руками, он говорит: «Должно быть, чья-то жена ела тут нашу пищу». И в течение нескольких часов каждая женщина группы должна доказать свое алиби, иначе жизнь ее мужа окажется под угрозой, и рано или поздно его постигнет несчастье. Выражая соболезнование пострадавшему, сочувствующие не откажут себе в удовольствии заметить, что раз нет явной причины его недуга, одна из его жен, наверное, съела запретную пищу.

Во время стоянок у мужчины бывает много свободного времени, и, если он от нечего делать забредет к своему другу в соседнюю группу, там его всегда ожидает самый радушный прием. Наловил хозяин рыбы — он поделится ею со своим гостем, даже позабыв уделить часть женщинам и детям. Считается, что, если гость останется и поест рыбы, в следующий раз улов будет обильнее. Когда гость уходит домой, хозяин заставляет его взять с собой самую крупную, самую хорошую рыбу, а иногда даже подарит копье, а то и копьеметалку. Как-то я спросил, почему делаются такие щедрые подарки, и мне объяснили, что таков обычай. Мужчина, скучающий у своего костра в обществе одних лишь женщин и детей, бывает необычайно рад, если к нему зайдет друг, и подарками старается выразить ему свое расположение и дружеские чувства.

Интересно, что аборигены не тратят времени на прощания. Когда юленгор уходит из гостей или надолго покидает свое стойбище, мужчины продолжают беседовать как ни в чем не бывало. Уходя, гость спокойно бросает: «Все. Я ухожу». Ни остающиеся, ни уходящие ничего больше не говорят и расстаются.

«Честное слово, Наратьин, у тебя прекрасный малыш. У него твоя голова и на носу такая же горбинка, как у тебя. Я никогда раньше не замечал, что он так на тебя похож, особенно когда он идет, размахивая руками. Замечательный парень!»

Наратьин играл с маленьким сынишкой в тени своего шалаша, а Маулин, человек из другой орды, говорил ему эти слова, стоя на пороге. Юленгоры очень любят слушать похвалы и буквально тают от того, что мы называем лестью. Слова гостя привели Наратьина в восторг, и он начал готовить для льстеца традиционный подарок — еду. Затем он разрисовал своего сына цветной глиной, надел на него браслеты и ожерелье из птичьих перьев и отправился с ним к Маулину. Увидев ребенка во всей его красе, льстец сначала выразил восхищение и лишь потом любезно принял из рук ребенка подарок. Сначала я думал, что льстец таким путем напрашивается на подарки, но потом убедился, что эта несколько необычная форма похвалы вполне искренна; ее произносят без стеснения, открыто, и, если поблизости бывают другие юленгоры, они почтительно понижают голоса.

Распределение пищи происходит по строго заведенному порядку. Самые отборные куски дичи — задние ноги, окорока — получают старики. Оставшееся мясо делят между остальными в соответствии с возрастом и положением каждого. Обычно трапезы протекают мирно. Охотники стараются принять свою долю нарочито равнодушно, хотя и с большим уважением относятся к хорошей еде.

Все же из-за несправедливого дележа иногда вспыхивают ссоры. Однажды Джауа принес мясо кенгуру и хотел разделить его между своими братьями и стариком из группы Нгаймил. Старик быстро произнес над тушей какое-то заклинание и объявил, что она стала священной собственностью его тотема. Теперь старик мог есть кенгуру, а юноша, убивший его, и его братья не имели права к нему притронуться. Всю ночь они неистово ругались, и, хотя братья грозили старику копьеметалками, он громко объявил табу, и юноши так и не отважились приблизиться к мясу.

Половой акт считается естественной функцией. Присутствие членов своей семьи, расположившиеся в нескольких футах соседи и даже неподобающее любопытство еще неженатых юношей мало смущают супругов. Даже в Восточном Арнхемленде, где внешне поддерживается строгая мораль, отношения между мужчинами и женщинами носят довольно свободный характер, и нет ничего удивительного в том, что большинство юношей со смехом признаются в своих «амурных делах», а первый шаг часто делают женщины, хотя тайком, — из страха перед своими мужьями.

Женатые мужчины стараются воспрепятствовать подобным связям. Холостяков и одиноких мужчин поселяют изолированно, на отдельной стоянке, в стороне от семейных очагов. Женщине не разрешается есть пищу, принесенную мужу кем-либо из молодых людей, иначе гость будет считать ее обязанной ему. Если же юноша хочет поделиться едой со своим женатым братом, он не должен приближаться к его костру, а может лишь отозвать брата и передать ему его долю.

Во многих случаях мужчине и женщине не позволяется приветствовать друг друга, и, когда я спрашивал чье-нибудь имя, от меня часто уходили или просто не отвечали потому, что никому из присутствовавших не разрешалось произносить имя того или иного человека. Братья и сестры могли беседовать, лишь отвернувшись один от другого. Мужчина имеет право беспрепятственно разговаривать со своей женой, матерью, дочерью, внучкой и племянницей. Но обращаясь к другим родственницам, он обычно отворачивается и не называет их по имени, а, чтобы привлечь внимание, произносит, например: «Я хочу говорить с матерью того-то». Он также может обойти запрещение, употребив термин, обозначающий степень родства, или обратиться к третьему лицу.

У юленгоров нет слов, соответствующих нашим формам вежливости, например «пожалуйста» или «спасибо». Вместо них они пользуются широко развитой системой выражения похвалы. Они излагают свою просьбу, прибегая к вежливой лести. Например, юленгор, имеющий несколько хороших наконечников копий, возможно, не горит желанием подарить их кому-нибудь. Но если сказать ему: «Дай мне, твое лицо смеется, оно приятно и красиво», — то наверняка получишь то, что просишь. Или, протягивая к родичу руку за какой-нибудь редкой едой, обычно говорят: «Дай. твоя рука добра и щедра».

Близкие родственники чаще употребляют другие выражения вежливости. Например, ребенок говорит матери: «Дай мне, твое лицо похоже на лицо моего дедушки». Родные и двоюродные братья и сестры скажут друг другу: «Дай, ты лицом — вылитый отец». Иногда они пользуются и иносказательными оборотами: «Те!» лом и плотью похож на своего отца». Хотя чаще с такими словами обращаются к покойнику во время погребального обряда.

Несколько лет я не мог понять, почему при моем появлении смеющиеся юленгоры вдруг прерывают разговор и бросают мне вслед: «Бедный парень-наш отец». Когда я спросил однажды, что это значит, они смутились, а я почувствовал себя еще более неловко. Аборигены никогда не будут смеяться, даже над шуткой, если мимо них проходит старый или вообще уважаемый человек. Если во время беседы или веселья к ним приближается старик, они повернутся в его сторону и скажут: «Куммадтаррк». Этим они выражают ему свои наилучшие пожелания, расположение, сочувствие, высказывают свое хорошее мнение о нем и дают понять, что смеются не над ним. В подобных же случаях женщине говорят: «Плечи у тебя широкие, и грудь твоя упитанная».

Если юленгор нечаянно причинит боль другому, зацепив или ударив того копьем или веслом, он испуганно просит прощения, уверяет пострадавшего в своей доброжелательности, раскаивается в том, что причинил боль, и, если пострадавший не его брат или близкий родственник, непременно дарит ему что-нибудь, как бы стремясь возместить нанесенный ущерб.