Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Глава 29. Снова Нюрнберг

Как мы уже знаем, Гесса не дали «по потрошить» на предмет, что он делал в Англии накануне агрессии Германии против Советского Союза и как планировался разгром Красной Армии за несколько недель?

Но ведь можно, же было допросить еще и других лиц, представленных суду и которые вполне могли рассказать много «интересного» о нападении на Советский Союз. Вот, например, в Нюрнберг был доставлен свидетель Ф.Паулюс, который являлся одним из активных участников разработки плана «Барбароссы. Но снова произошло очередное «торможение» свидетеля, дабы избежать утечки нежелательной для кого-то информации. Допрос должен был вести советский обвинитель Н.Д.Зоря. С ним на процессе через три месяца, после этого события, произойдет «несчастный случай», в результате которого его жена, вдруг, станет — вдовой. Вот как происходило это дело в рассказе его сына Юрия, которым он поделился, в свое время, с польской журналисткой Кристиной Курчаб-Редлих (Журнал "Новая Польша". № 9 за 2000 г.):

«28 декабря 1945 г. в новой форме советника юстиции III класса он (Н.Д.Зоря — В.М.) вылетел в Германию. "Это был последний раз, когда я видел отца", — говорит Юрий Зоря».

Далее, польская журналистка приводит описание событий на процессе, в которых принял участие Юрин отец:

«Во время Нюрнбергского процесса Зоря совершил три ошибки. 11 февраля 1946 г. он допрашивал фельдмаршала Фридриха фон Паулюса. Цель — доказать, что Германия напала на СССР внезапно. Допрос он вел блестяще (на следующий день о нем писали все газеты) вплоть до того момента, когда заявил, что теперь будут "представлены материалы и показания людей, располагающих достоверными сведениями о том, как на самом деле проходила подготовка нападения на Советский Союз". Тут речь Н.Зори оборвали на полуслове. Кабины советских переводчиков были отключены. Сталин приказал(?), чтобы дальше фон Паулюса допрашивал главный советский обвинитель Роман Руденко. О том, что на самом деле происходило перед 22 июня 1941 г., мир не должен был узнать никогда!»

Вот на такой высокой пафосной ноте, но, все же прервем на время, журнальную статью, и дадим некоторое пояснение. Автор из журнала «Новая Польша» и сын покойного — Юрий Николаевич Зоря, сблизились на общей неприязни к Сталину и она, красной нитью проходит через всю публикацию. Об ошибочности версии, т. е. причастности Сталина к убийству, говорил при встрече сыну Н.Д.Зори, другой Юрий, известный публицист-историк Мухин. Но, по словам последнего, у сына — Юрия Николаевича, была «клиника» на почве «демократии» и, ни какие доводы не могли его переубедить, что следы преступления надо искать в другом направлении. Прежде, чем продолжить данное повествование, хотелось бы уточнить о первой ошибке Н.Д.Зори, которую он, якобы, совершил, по мысли польской журналистки. Но она по-женски, так не конкретна, что пришлось самому искать в вышеприведенном отрывке, где же «собака зарыта?» Видимо, первая ошибка Н.Зори состоит в том, что он не нашел веских доказательств того, что Германия напала на СССР внезапно. Предлагаю читателю еще раз перечитать приведенный отрывок с целью убедиться в правоте моих слов. Но, можно также предположить (в качестве шутки) и самое невероятное: неужели Н.Зоре, поставили в вину отключение микрофонов в кабинах наших переводчиков?

Читаем далее. «Ошибка неизбежная: проигрыш в интриге вокруг Риббентропа (Это надо, видимо, понимать — как, вторая ошибка Н.Зори. — В.М.). Зоря получил приказ не допустить показаний Риббентропа о существовании секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении. Но и Риббентроп, и его заместитель Вайцзеккер под присягой раскрыли его содержание. Это произошло 22 мая 1946 года. На следующий день Зорю нашли мертвым».

Трудно понять, что больше всего привлекает польскую журналистку? Выступление Риббентропа, коли, дана дата его выступление или загадочная гибель советского обвинителя, о дате которой она говорит без конкретики — «на следующий день»?

«Смерть члена советской делегации в центре внимания всего мира — это не сталинский стиль. Сталин вызвал бы жертву в Москву и там с ней расправился. Значит, Зоря совершил что-то неслыханное, потребовавшее немедленной реакции. Он совершил ошибку непростительную: попросил своего непосредственного начальника, генерального прокурора СССР Горшенина, немедленно отправить его в Москву для доклада Вышинскому о документах по Катыни, ибо после их изучения у него появились сомнения, сможет ли он с ними завтра выступить перед трибуналом (Это, видимо, третья ошибка Н.Зори, по мысли автора статьи. — В.М.). Горшенин отказал. Сомнения в сталинской правде о Катыни — это смертный приговор не только сомневающемуся (что многократно подтвердилось позднее), но и его окружению. Зоря, скорее всего, этого не учел».

Как видите, уважаемый читатель, человек, который вел обвинение от лица нашей страны и приблизился к какой-то тайне, был убит во время Нюрнбергского процесса. Что ж, давайте рассмотрим, якобы, эти три «ошибки» Н.Д.Зори, которые привели его к гибели. Но надо сделать вкратце, некоторое пояснение, относительно советских обвинителей. Еще на предварительных согласительных комиссиях до начала суда, примерно в середине лета 1945 года, была разработана методика ведения процесса. Общие требования к обвиняемым были сформулированы в виде определенных разделов. По каждому разделу на суде выступал свой обвинитель.

Государственный советник юстиции 3-го класса (генерал-майор) Н. Д. Зоря, представлял советское обвинение по разделам «Агрессия против СССР» и «Принудительный труд и насильственный угон в немецкое рабство». Он и должен был допрашивать — и Ф.Паулюса, и Риббентропа с Вайцзеккером, и других обвиняемых с немецкой стороны, в том числе и по делу о Катыни.

Начнем сразу с Катынского дела. Не думаю, что расстрел несколько тысяч польских офицеров попавших к нам в плен в результате событий осени 1939 года, якобы, совершенный советскими работниками наркомата внутренних дел под руководством Л.Берии, послужил причиной убийства советского обвинителя Н.Д.Зори. На Нюрнбергском процессе столько было сказано и показано о жертвах нацистской Германии за годы нахождения их у власти, что те, несколько тысяч польских офицеров, убийство которых советское обвинение предъявило немецкой стороне, вряд ли могло перевесить на весах истории те миллионы жертв, о которых там шла речь.

Разумеется, только руководствуясь политической конъюнктурой Международный военный трибунал (МВТ) отклонил большинством голосов наши требования признать за это преступление виновным нацистский режим, который и совершил его осенью 1941 года. Подлость такого решения была в том, что еще не устоялись нормальные отношения между новым правительством Польши и Советским Союзом, и вбить клин, в добросердечные отношения между нашими народами, представлялось удачной попыткой, тем более Фултонская речь У.Черчилля прямо призывала к новому крестовому походу против большевизма, т. е. против нашей страны. Понятно, желание польской журналистки Кристины, видеть себя сильно обиженной нашей Родиной. Но лучше бы она, и ей подобные, изучали историю наших не простых отношений на государственном уровне за многие столетия и не подливали бы масла в огонь. Можно, также, порекомендовать ей почитать публицистику по данной теме, того же Ю.Мухина, и бывшего редактора ВИЖ В.Филатова.

Якобы, Н.Зорю убили сразу после его изучения материалов по Катыни? Это могло быть случайным совпадением, — раз. В конце концов, преступники могли направить следствие по ложному пути, — два. И не является ли данная статья очередной попыткой запутать дело Н.Д.Зори, — три?

Кроме того, госпожа Кристина сама себе противоречит, зачисляя в преступники, товарища Сталина:

«Смерть члена советской делегации в центре внимания всего мира — это не сталинский стиль. Сталин вызвал бы жертву в Москву и там с ней расправился».

Теперь по делу Риббентропа и Вайцзеккера, из-за показаний, которых о «секретных протоколах» на суде, якобы, по совокупности и был убит Н.Зоря. А причем здесь протоколы соглашений Молотова-Риббентропа от 1939 года? Они касались советско-германских отношений и по их результатам были осуществлены многие международные правовые акты, которые были признаны во всем мире. Здесь, думается, польская журналистка несколько сгустила краски, так как она считает, что в этих «секретных протоколах» было осуществлено определенное расчленение Польши существовавшей в границах 1939 года.

Риббентропу вменили вину не за так называемые «секретные протоколы» с Советским Союзом, а за развязывание агрессии против Польши, т. е. за начало второй мировой войны. Хотя и это, не совсем, соответствует истине, так как шла сложная закулисная возня и Англия, как я уже отмечал выше, в лице Черчилля, сама стремилась быть вовлеченной в войну. Упрощенно говоря, Германию подставили ее союзники по Мюнхенскому соглашению. И в своем заключительном слове на суде Риббентроп с иронией заявил:

«Что же на данном процессе говорилось о преступном характере немецкой внешней политике и что было доказано? Из предъявленных защитой документов 150 были отвергнуты (судом — В.М.) без всякого обоснования. Архивы других стран и даже Германии были недоступны для защиты, заявление о дружественных заверениях, которые дал мне Черчилль, и о том, что слишком сильная Германия будет уничтожена, на основе чего можно было бы дать оценку мотивов немецкой внешней политики, было признано на данном форуме не относящемся к делу…».

Как вам нравится «заявление о дружественных заверениях», которое дал Черчилль Риббентропу, читай Гитлеру, но которое так и не было зафиксировано в наших документах Нюрнбергского процесса.

Так что, польская журналистка, немного передергивает факты, когда пытается привлечь внимание к этим, уже порядком набившим оскомину, «секретным протоколам» 1939 года. Не о расчленении Польши, шла речь в договоре Молотова и Риббентропа. Мы вернули свою территорию, по праву принадлежащую еще Российской империи. Кроме того, хотелось бы заметить, что граница по «линии Керзона» проходила западнее тех рубежей, на которых остановилась Красная Армия осенью 1939 года. И не Красная армия напала на Польшу в 1920 году, а именно, в результате агрессии самой «Речи Посполиты» были захвачены наши западные земли — Белоруссии и Украины. Советское государство никогда не посягало на права молодого Польского государства. Ведь, именно в результате сотен тысяч жертв советских солдат освобождавших Польшу от фашистского порабощения, она, после войны сохранила свой суверенитет и даже расширила свои границы, как на западе, так и на востоке, получив новые земли. Мы, ей (Польше), кстати, вернули Белостокскую область, которая по пакту Молотова-Риббентропа 1939 года отошла к нам. И если бы не советские солдаты, и стоявший во главе их Сталин, то оставаться бы «Речи Посполиты» — генерал-губернаторством под руководством очередного немецкого гаулейтера и молчать бы себе в тряпочку, вместо международных отношений. Вот такие дела, госпожа Кристина! Почитайте-ка, лучше речь Гитлера от 21 июня, он там всю правду вам рассказал.

Кроме того на Нюрнбергском процессе существовала договоренность стран-победительниц не предъявлять определенные претензии друг другу, дабы не запутать судебный процесс. Мы не стали «тыкать носом» англичан в Мюнхенское соглашение 1938 года, а они нас в договор Молотова — Риббентропа 1939 года. Решили эти вопросы, как говорят, «полюбовно».

Если, же обращать внимание на показания господ Риббентропа и Вайцзеккера, то более интересными для читателя, представились бы их пояснения, относительно разрыва дипломатических отношений Германии и Советского Союза. Как же была осуществлена агрессия против нашей страны? И в какое конкретное время она началась? Но, в материалах Нюрнбергского процесса в советских изданиях об этом моменте, практически ничего нет.

И последнее. Вернемся к допросу Ф.Паулюса, немецкого фельдмаршала плененного в 1943 году в Сталинградской битве.

Тот факт, что были отключены микрофоны и был сменен обвинитель, по приведенным выше данным польской журналистки, особого сомнения не вызывает. У нас много чего по Нюрнбергу не приведено, видимо, есть что скрывать? Советская цезура при Хрущеве, да и после, сильно постаралась — «Не пущать!». Во всяком случае, многие советские журналисты и писатели, которые были на Нюрнбергском процессе, крайне однообразно описывали происходящие там события и не выходили далеко за рамки дозволенного. Поэтому никаких материалов об убийстве Н.Д.Зори, а тем более об инциденте с микрофонами при допросе с Паулюсом, мне, во всяком случае, нигде не приходилось встречать.

Но есть один очевидец, который раскрывает «кухню» появления в Нюрнберге немецкого фельдмаршала Паулюса, что тоже немало значит в нашем исследовании. Слово представляется И.Ф.Филяеву старшему лейтенанту в отставке (ВИЖ № 5 за 1990 год):

«…Из числа сотрудников Главного управления по военнопленным и интернированным Министерства внутренних дел СССР в начале 1946 года были отобраны 5 человек, в том числе и я. Группу возглавил генерал-майор Павлов. Вскоре с генералами Паулюсом и Бушенгагеном мы специальным самолетом вылетели в Берлин. Оттуда направились в Потсдам к Маршалу Советского Союза Г.К.Жукову, который приказал разместить нас в той вилле, где останавливался И.В.Сталин во время Потсдамской конференции. Через несколько дней прибыл Р.А.Руденко — главный обвинитель от Советского Союза на Нюрнбергском процессе. С ним мы согласовывали сроки нашего прибытия в Нюрнберг, обсудили детали выступлений Паулюса и Бушенгагена на процессе. Вначале нам предстояло переехать поближе к границе американской зоны оккупации — в город Плауэн, недалеко от Нюрнберга. По распоряжению Маршала Советского Союза Г.К.Жукова нам выделили для этого пять легковых автомобилей, а для охраны — 10 младших офицеров. Так мы оказались в Плауэне.

Р.А.Руденко трижды приезжал туда из Нюрнберга, информировал о ходе судебного процесса, а 9 февраля привез нам пропуска на право проезда через границу американской зоны оккупации. Они были оформлены на вымышленные фамилии,кроме тех, которые предназначались для сопровождавших офицеров. Это вызывалось необходимостью отвлечь от нас внимание. По таким же фамилиям и фотокарточкам были оформлены пропуска для прохода в здание, где проходил Нюрнбергский процесс. На следующий день, 10 февраля, мы прибыли в Нюрнберг. Там нас разместили в полуразрушенном здании — весь город был в развалинах, — и только единственное здание, где заседал Международный военный трибунал, сохранилось в хорошем состоянии.

Утром, 11 февраля нам принесли пропуска для прохода в здание, где заседал Международный военный трибунал, охранявшееся американскими военнослужащими. В это же время Р.А.Руденко начал свою обвинительную речь, в которой упоминалось о письменном заявлении генерал-фельдмаршала Ф.Паулюса Советскому правительству. Зачитав письмо Паулюса, он просил суд приобщить его к материалам суда, как существенное доказательство вины подсудимых. Председательствующий английский юрист Лоуренс начал согласовывать вопрос с членами суда и обвинителями. Большинство высказалось против, мотивируя тем, что Паулюса, дескать, нет уже и в живых, а документ от его имени можно изготовить за десятками подписей и печатей. Р.А.Руденко, продолжая обвинительную речь, настаивал на согласии суда на приглашение Паулюса для личного его допроса. Посовещавшись с судьями, Лоуренс заявил: «Такую просьбу удовлетворить не можем, потому что Советскому представительству понадобиться много времени, чтобы доставить Паулюса, а мы не можем задерживать процесс». Тут же последовало заявление Р.А.Руденко: «Для того чтобы доставить свидетеля на процесс, Советскому представительству понадобиться всего пять минут. Свидетель Паулюс находится в здании трибунала».

Заявление Руденко прозвучало для присутствующих словно взрыв бомбы. Среди подсудимых и их защитников возникли смятение, растерянность. Начался грохот стульев, с которых буквально сорвались представители прессы, защитники начали беспорядочные выкрики. Лоуренс с трудом восстановил порядок в зале и, посовещавшись с судьями, объявил перерыв, после которого распорядился ввести свидетеля».

Прервем на время воспоминания старшего лейтенанта И.Ф.Филяева. Согласитесь, что данный материал дает много пищи для размышления. Зачем нужно было так «секретить» свидетеля Ф.Паулюса с доставкой на процесс? Ведь, кажется, все, что мог сказать суду Ф.Паулюс, он сказал, и на все вопросы, которые ему были заданы — ответил. В чем же заключалась интрига этого дела? Ну, то что «Сталин приказал» Р.Руденко провести допрос Ф.Паулюса, по версии польской журналистки мы отметаем из-за глупости: слишком мелкая была в то время фигура Р.Руденко, чтобы вращаться в орбите Сталинского окружения. К тому же, процесс курировал по заданию Политбюро Вышинский. Здесь, что-то другое. Вызывает определенное подозрение тот факт, что Паулюс, доставленный сначала в Берлин, а затем в Потсдам попал именно к Жукову. Сюда же зачастил и Руденко: «трижды приезжал … из Нюрнберга, информировал о ходе судебного процесса, а 9 февраля привез … пропуска на право проезда через границу американской зоны оккупации». В начальных главах мы только обозначили контуры Жукова, как заговорщика, на ранней стадии войны и подробнее о нем будет сказано ниже, а вот фигура Р.Руденко, как креатура Н.С.Хрущева всплывет значительно позднее, только в 1953 году, сразу после убийства Л.П.Берии. Но это ничего не значит. Думаю, что он, и в 46-ом понимал, какому хозяину служит. Тесное сотрудничество этих людей в таком «щекотливом» деле, каким мы его видим, должно нас насторожить. Далее, обратите внимание вот на что: Они (пропуска — В.М.) были оформлены на вымышленные фамилии, кроме тех, которые предназначались для сопровождавших офицеров. Это вызывалось необходимостью отвлечь от нас внимание(?). По таким же фамилиям и фотокарточкам были оформлены пропуска для прохода в здание, где проходил Нюрнбергский процесс.

Значит, вышесказанное надо понимать так, что если бы с Ф.Паулюсом что-нибудь случилось бы по дороге в Нюрнберг (не дай бог, летальный исход), то тело бы идентифицировали бы, как человека по тем документам, которые при нем и находились бы? Занятненькое дельце получается? Вместо Ф.Паулюса мировой общественности был бы представлен кто? А почему, собственно, именно ей? Просто в местной печати в разделе криминальной хроники появилось бы сообщение, что обнаружен труп мужчины, а при нем были бы найдены документы, например, на имя Peter, по фамилии Unbekanntemann (Неизвестный человек) или что-то в этом роде, как например, скульптор Эрнст Неизвестный. А как прикажите понимать весь этот рассказ? Да на Нюрнбергский суд вызывались сотни свидетелей и, я не думаю, что их доставляли к зданию суда по подложным документам. Кстати, по каким документам он был представлен членам МВТ? Неужели он находился в зале суда, как человек без паспорта или с теми подложными документами? Разумеется, нет. Тогда зачем вся эта замысловатая игра с документами? Думается, вопрос вот в чем? В кадрах кинохроники о Нюрнбергском процессе, фильм немецких документалистов (сокращенная версия фильма на сайте http://rutube.ru/tracks/1253250.html) запечатлен Ф.Паулюс, дающий показания, а голос диктора (переводчика) говорит о Паулюсе, называя его предателем. В чем же, по мнению немецкой стороны, создателей фильма, состояло предательство Ф.Паулюса? Видимо, наши заставили его дать ложные показания, иного объяснения слову предатель я, лично, дать не могу. Но не за капитуляцию же, обреченной армии, благодаря которой, хоть и 90 тысяч, но все же, были вырваны из жерновов войны. Значит, Ф.Паулюс лжесвидетельствовал на процессе? Снова вопрос: зачем и в чем? Ну, это мы немного забегаем вперед.

«Все присутствующие в зале ожидали, что войдет немецкий генерал-фельдмаршал в истрепанной военной форме с сорванными погонами. Но Паулюс появился в черном костюме при белой рубашке с бабочкой, в лакированных туфлях. Подойдя к трибуне, поклялся на Библии говорить правду, и только правду. Лоуренс обратился к нему с вопросом: «Не угодно ли свидетелю присесть?» Комендант, подставил стул, усадил Паулюса и опустил пониже микрофон. Случай, пожалуй, единственный в практике международной юриспруденции, когда свидетель давал показания сидя».

Действительно, просматривая документальный фильм немецких документалистов, при внимательном рассмотрении допроса Ф.Паулюса заметно, что когда он собирается давать показания, есть определенный разрыв во времени и мелькание человека в форме и с повязкой на рукаве. Видимо, это и есть комендант, который дважды поправляет Паулюсу микрофон, что, надо полагать, должно подтвердить сказанное о том случае на процессе в статье Кристины Курчаб-Редлих.

«Начался допрос. Р.А.Руденко задавал вопросы по содержанию письменного заявления Паулюса Советскому правительству. В своих ответах Паулюс конкретно называл фамилии подсудимых, указывая меру виновности каждого в преступлениях. Затем Лоуренс обратился к судьям, обвинителям, адвокатам и подсудимым с просьбой задавать вопросы свидетелю. Желающих не оказалось, кроме защитника генерального штаба сухопутных войск немецкой армии, который внес новое предложение: «Свидетель Паулюс появился настолько неожиданно, что на нас подействовал ошеломляюще. Если уважаемый суд сможет допрос свидетеля перенести на завтра, то мы сможем подготовиться и произвести перекрестный допрос». Просьба защитника была удовлетворена. На следующий день, то есть 12 февраля, защитники провели перекрестный допрос. На все их вопросы Паулюс дал исчерпывающие ответы, охарактеризовав замысел о подготовке второй мировой войны, и в частности войны против Советского Союза, как преступный. Говоря о ходе боевых действий и роли в них фашистских организаций, отрицательно отозвался об СС, СД, которые допускали зверства и злодеяния над военнопленными и лицами, находившимися в концентрационных лагерях, жителями оккупированных территорий, а также преследование лиц еврейской национальности.

После допроса Паулюса мы собрались в кабинете Р.А.Руденко, куда нам подали обед. Паулюс налил в стакан водку и произнес на ломаном русском языке: «Теперь можно выпить и русский водка». До этого он почти ничего не ел из-за сильных переживаний. После обеда пригласили в качестве свидетеля генерала Бушенгагена, но ему никто вопросов не задавал. В Нюрнберге мы задержались на сутки, надеясь на свидание Паулюса с женой и дочерью, находившимися в английской зоне оккупации, но командование английских войск такой возможности ему не представило. 14 февраля мы отбыли в том составе в Плауэн, где несколько дней ожидали разрешение английской администрации на свидание Паулюса с семьей. 21 февраля последовало распоряжение из Москвы о нашем переезде в Дрезден, куда через четверо суток должен был прибыть за нами самолет, чтобы доставить нас в Москву. Свидание же Паулюса с семьей состоялось только в Москве, откуда его жена и дочь выехали в ГДР».

Как сложилась дальнейшая судьба немецкого фельдмаршала? Сведения коротки, как некролог:

«В 1953 году военнопленного Паулюса репатриировали в Германскую Демократическую Республику, где он погиб в 1957 году при странных обстоятельствах».

Что можно сказать по поводу прочитанного? Полнейший, строго дозированный и как всегда, жестко ограниченный рамками официоза, слегка разбавленный воспоминаниями самого т. Филяева, текст. Чтобы нас заинтересовало в данном отрывке приведенных воспоминаний? Из различной мемуарной литературы известен такой факт, что немецкий защитник обвиняемых д-р Заутер задал Паулюсу «щекотливый» вопрос: «Кого из сидящих здесь подсудимых вы, господин фельдмаршал, назвали бы как главных виновников развязывания войны?» Понятно, что этим вопросом защита хотела поставить Паулюса в неловкое положение перед подсудимыми, с которыми Паулюс общался длительное время, занимая высокий пост в штабе ОКХ. Но Паулюс, не дрогнувшим голосом назвал и Германа Геринга, и Вильгельма Кейтеля, и Альфреда Иодля. В семитомном издании «Нюрнбергский процесс» данный эпизод изложен по-другому. Видимо, составители сборника, таким образом, хотели показать, что защита обвиняемых безмолвствовала, так как всё и всем было понятно, что главари нацистской верхушки виноваты во всех преступлениях, по определению. В сборнике слова д-р Заутера были вложены в уста Романа Андреевича, который, по мысли составителей, дескать, «терзал» свидетеля Ф.Паулюса своими «убийственными» вопросами.

Вызвало ли у читателя удивление, по поводу загадочной смерти Ф.Паулюса? Обратите, к тому же внимание, вот на что. Все фигуранты по этому делу преждевременно уйдут в мир иной и не по своей воле.

А как читатель отнесется к такому вот отрывку из книги Бориса Полевого «В конце концов. Нюрнбергские дневники»?

«…Обрамленная зеленым мрамором дубовая дверь в противоположном конце зала раскрывается. Пристав вводит высокого человека в синем штатском костюме (небольшое расхождение с И.Филяевым в определении цвета костюма — В.П.), который, однако, сидит на нем как-то очень складно, по-военному. Снова немая сцена. Щелкают вспышки аппаратов «спитграфики». Глухо поют кинокамеры. Все с напряжением следят, как Паулюс поднимается на свидетельскую трибуну. Не знаю, что у него на душе, но внешне он абсолютно спокоен… Он появился здесь, точно призрак, вставший из сталинградских руин, принеся сюда горечь и боль трехсоттысячной армии, погибшей и плененной на берегах Волги. С тем же поразительным спокойствием Паулюс кладет руку на библию, подняв два пальца правой руки, твердо произносит:

— Клянусь говорить правду. Только правду. Ничего, кроме правды.

Неторопливо начинает давать показания…

— Свидетель Фридрих Паулюс, благодарю вас за показания. Можете покинуть зал, — объявляет председательствующий.

…Очень хочется пробраться к Паулюсу. Хочется по-человечески, по-репортерски. Я узнал, где он живет, нашел в отеле его номер, но, увы, ни убеждения, ни корреспондентская книжечка «Правды», всегда очень помогавшая мне, ни даже мои погоны на сей раз не подействовали. К Паулюсу, оказывается, приехали на свидание сын и еще какая-то родня, и сопровождающий его советский полковник, очень тактичный и терпеливый, в качестве последнего аргумента произносит:

— Ну, представьте самого себя в подобных обстоятельствах. К вам приезжает сын. Приезжает ненадолго. Вам хотелось бы оставить его даже для интервью корреспонденту «Правды»?

Ну что ж, резонно. Да и в самом деле, о чем бы я стал беседовать с Паулюсом? Ведь самое существенное он сказал на Трибунале, а для остального, видимо, еще не приспело время».

Как видите, Паулюс был все же в определенной «изоляции», так что даже такой известный писатель-журналист Б.Полевой не смог взять у него интервью. Думаю, что Б.Полевой был достаточно информированным человеком, чтобы не понять, что ему «вешают лапшу на уши» по поводу, якобы, приезда к Паулюсу сына и родни. Видите, как тонко он подметил, что «самое существенное он (Паулюс) сказал на Трибунале», а в остальном, сразу понял: Паулюс — закрытая для печати тема.

Тут нам И.Ф. Филяев, в своих воспоминаниях уточняет насчет сына Паулюса:

«Паулюс обратился к руководству лагеря (вероятно, 1943 год — В.М.) с просьбой изолировать его от пленных офицеров, чтобы они не чувствовали себя скованными в поступках, да и самому взвесить все происходящее. Его просьбу удовлетворили. Вместе с сыном он стал жить отдельно от остальных военнопленных и с этого времени на допросах начал подробно рассказывать о своей службе».

Сопоставьте эту информацию с той, о которой нам поведал Б.Полевой. «Вопросы — есть? Вопросов — нет!» — такими словами всегда подводил итог сказанного товарищ Сухов, популярный персонаж из кинофильма «Белое солнце пустыни».

Но они есть у нас, и мы снова возвращаемся к тем поставленным выше вопросам: «О чём и зачем, конкретно, лжесвидетельствовал Ф.Паулюс?». Разумеется, все эти поездки Р.Руденко в Плауэн имели целью подготовки Паулюса к поведению на суде. Видимо, обговаривался круг вопросов и ответов по интересующим обвинение темам. Надеюсь, читатель помнит, что раздел обвинения «Агрессия против СССР» представлял на процессе именно Н.Д.Зоря, но к Паулюсу в Плауэн ездил только Р.Руденко. Именно он подготавливал Паулюса к процессу и поэтому становится понятным, что отключение микрофонов было спланированным, чтобы заменить Н.Зорю на Р.Руденко. Видимо, у обвинителя Зори были другие вопросы, при ознакомлении с которыми Руденко и компания, решили сделать такую вынужденную рокировку. Тут все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Предположим, что советское правительство было заинтересовано, чтобы Ф.Паулюс дал нужные нашему обвинению показания. А причина? Самая, что ни есть банальная. Видимо, Германия напала на нас с соблюдением всех международных норм и требований. Так и хочется воскликнуть, — товарищи дорогие! В руководстве третьего рейха находились политики очень высокого уровня, отнюдь не глупее наших нынешних историков-политологов, которые сегодня заполняют все телевизионные экраны, и в состоянии, говорить только глупости. Та, нацистская верхушка, проводила политику, пусть и преступную с точки зрения общественной морали, но приемлемую по отношению к самой Германии и с точки зрения немецкого обывателя. Поэтому, ни что не мешало министерству иностранных дел под руководством Риббентропа подготовить так нападение на нашу страну, в рамках международного права, что «комар носа не подточит». Да, чтобы еще и прилично выглядеть на международной арене. И ей, Германии это, видимо, сделать удалось, с помощью нашей «пятой колонны». Уж чего-чего, а хитрости и коварства Гитлеровским подручным было не занимать. А что же наши? Неужели, «лопухнулись»? Скорее всего, да. Правильно, между прочим, замечено в русской пословице: «На то в реке и щука, чтоб карась не дремал». И всему, что сказано выше, удивляться не следует. Все, как в шахматах. Белые начинают и получают определенное преимущество. Черные могут сделать ответный ход только после хода белых фигур. А если ход белых очень сильный? Черные получают безвыходную позицию и проигрывают. Так и в нашем случае. Германия в 1941 году все время играла, как бы, белыми фигурами. Советский Союз все время предпринимал лишь ответные шаги. Ну, что делать? Так сложилась международная обстановка, такой был расклад сил. В данном же конкретном случае, надо было представить мировой общественности, а точнее, Международному военному трибуналу убедительные факты, что именно Германия являлась агрессором по отношению к нашей стране, а не наоборот. Как это так, воскликнет читатель, да всё давно ясно, что это Германия напала на нас. Даже известно, что Молотов по радио говорил об этом. Мы уже познакомились с тем, что нам говорил по радио товарищ Молотов, но суд, в данный момент, интересовала не речь нашего министра иностранных дел, а неопровержимые доказательства. Вот с этим-то у нас, видимо, было «туго», если пришлось уламывать строптивого немецкого фельдмаршала на дачу нужных нам показаний. Не надо забывать, что у обвиняемой немецкой стороны, в соответствии с буквой закона, были защитники, — свои юристы международного права, и они представляли суду свои документы. Не просто так, во времена Н.С.Хрущева, когда издавались материалы Нюрнбергского процесса, старались не особенно выпячивать деятельность немецких защитников на суде, о чем я говорил выше, приводя пример с д-ром Заутером.

На беду Н.Зори, желание нашего правительства и цели заговорщиков, в какой-то степени, совпадали. Что случилось 21 и 22 июня, каждая сторона хотела исказить в свою сторону. Правительство мы оставим в стороне, т. к. оно имело благие намерения. Кроме того, не мог же Молотов во всеуслышание заявить, что, дескать, наша «пятая колонна», нам палки в колеса вставляла.

Речь, в данный момент, идет о заговорщиках. Им то, как раз хотелось представить факты таким образом, чтобы на них не падала тень подозрений. Поэтому-то они, в лице того же Жукова, с помощью Руденко, и могли оказывать давление на Паулюса координируя его поведение на суде в нужном для них русле не вызывая особых подозрений. А как же Паулюс? Неужели он согласился участвовать в афере? Во-первых, он думал о семье. Во-вторых, о себе. Не настолько же он был глуп, чтобы не понимать, для чего делаются документы на другую фамилию, когда ты — есть Паулюс? В-третьих, он, думается, понимал вину Германии перед советским народом, а данные «игры», под руководством Жукова и Руденко, воспринимал по-философски: зло есть везде.

Помните, обещал читателю, что вернемся к рассказу бывшего заместителя министра иностранных дел В.С.Семенова по поводу его высказываний о неформальной истории, в смысле противопоставления документам, как историческому факту, а также по поводу «революции»? Милости прошу.

«Я был представителем военной администрации в Германии. Звонок:

— Это Сталин говорит. Передаю трубку Молотову.

— Слушаю, Вячеслав Михайлович.

— Вам поручается поехать в Нюрнберг и посмотреть, как там наша прокуратура работает.

— Будут ли какие установки, Вячеслав Михайлович?

— Установок нет, сами разберитесь.

Я поехал в Нюрнберг, посмотрел: Руденко,Смирнов ведут дело хорошо. Я жил там недели две-три, потом их собрал и сказал: «Вы ведете дело правильно. Я — политический советник маршала Жукова, разрешите, я отбуду к месту назначения и доложу об этом товарищу Сталину».

Отрывок воспоминаний Владимира Семеновича маленький, но комментарий можно давать по каждому слову. Во-первых, опять Сталин в неприглядной роли: работает секретарем-помощником у Молотова. И номерочек наберет и трубочку передаст. Для чего был междугородный звонок по ВЧ из Москвы? Семенову поручили выяснить, как на процессе в Нюрнберге работает прокуратура. Обратите внимание, как хитро, Владимир Семенович пытается выяснить у Москвы, какую позицию он должен занять при проверке? Дальше очередной кроссворд. Человек пробыл в командировке около трех недель, выяснил что «ведете дело правильно», но затем, в соответствии, с его же, выводами, как делается «революция», он должен был испросить разрешения (у кого?) и убыть к месту назначения. А потом доложить «товарищу Сталину», который на момент приказания Семенову, по данному делу, передал трубку Молотову. Разумеется, что по прибытии в Нюрнберг, он представился руководителю делегации советских представителей и объяснил там свое присутствие. Но, чтобы кого-то просить, с целью вернуться к себе на постоянное местопребывание в Германии, — что-то не вяжется по делу? У него же был статус проверяющего от Москвы? Помните, что я, ранее, говорил о неформальном главенстве в тайной иерархии? Да, и сам Владимир Семенович, признавал, что многое зависит, даже от телефонного звонка. Значит, Семенов или знал или догадывался кто в «доме» главный, коли спрашивал разрешение на отъезд? А фраза: «Я — политический советник маршала Жукова»? Это ли не пароль для Р.Руденко — «я свой». Какую же информацию после этого он передал в Москву? Не было ли это связано с делом Н.Зори? Вопрос только, на какой стадии?

Но вернемся к нашему обреченному обвинителю. Немецкая сторона, представляя документы по защите своих клиентов, видимо, натолкнула Н.Д.Зорю на мысль, что тут не все «чисто» у нас, в плане нападения Германии. Не надо забывать, что помимо Германии, нам официально объявили войну Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия. Ведь, с их стороны были же представлены нам определенные аргументы, которые характеризовали нарушение договорных обязательств. Пусть, с нашей точки зрения, они были лживы (и то, как сказать?), но на их основе были прекращены мирные соглашения и вступали в силу ультимативные заявления о начале военных действий против нашей страны.

Надо полагать, что Н.Д.Зоря, наткнувшись на неожиданные для него материалы и вызвавшие у него подозрение, решил поделиться своими сомнениями и тревогой с вышестоящим начальством. Помните, в статье польской журналистки, где она пишет:

«попросил своего непосредственного начальника, генерального прокурора СССР Горшенина, немедленно отправить его в Москву для доклада Вышинскому…».

Трудно сейчас проверить, кого именно он просил об отправке и с кем именно поделился своими соображениями по найденным документам, но то, что он рвался на встречу с Вышинским — это факт, так как именно Андрей Януарьевич курировал деятельность советских государственных обвинителей. А то, что это нарушало планы нашей «пятой колонны» — несомненный факт. Если бы, Н.Д.Зоря, как обвинитель, своими действиями внес бы сбой в работу государственной машины, то его просто бы заменили кем-нибудь другим, более компетентным в данных делах. Вдумайтесь те, кто сомневается в деле убийства Н.Зори? Зачем же Сталинскому руководству затевать «мокрое дело» в Нюрнберге? Правильнее предположить, что его убрали люди, кому могли помешать имевшиеся у Н.Зори документы здесь, в Нюрнберге. Неспроста же тормозился его выезд в Москву к Вышинскому. К тому же в Москве, «убрать» Н.Зорю было бы значительно труднее, а здесь все под рукой и проведение следствия будет сильно затруднено, так как чужое государство.

Так все и случилось. У сына, Юрия Николаевича Зори сохранилось письмо из Германии, которое приводится в данной статье польской журналистки. Конечно, оно представляет определенный интерес, но, как всегда требует пояснений. К тому же не забывайте временной отрезок в сорок лет и фактор человеческой памяти.

«Уважаемый господин Юрий! В мае 1946 года мне позвонили из секретариата Сталина домой, в Лейпциг. Приказали к утру сделать цинковый гроб для транспортировки Вашего отца в Москву. Приказ был выполнен в срок, Вашего отца доставили на аэродром. В это время испортилась погода. Самолет в течение нескольких часов не мог вылететь. Из секретариата Сталина пришел новый приказ: похоронить на месте. Что и было сделано. Перед погребением никакой экспертизы не проводилось. Через год его останки были извлечены и кремированы. Жена, к сожалению, не помнит, на каком кладбище похоронен Ваш отец».

Значит, Москва все же затребовала тело Николая Дмитриевича, если «приказали к утру сделать цинковый гроб для транспортировки…». А почему не отправили? Потому что был явный саботаж с отправкой. Как прикажите понимать такое: «Самолет в течение нескольких часов не мог вылететь». Так, говорят, что погода была нелетная. А откуда узнал об этом немецкий друг Юрия Зори? Он что, был на аэродроме? Или ему было достаточно посмотреть на небо и определить, что погода не летная? Это ему сказали после того, как «заговорщики — убийцы» добились захоронения тела Н.Д.Зори на немецкой земле. Сам же пишет: «пришел новый приказ: похоронить на месте». Немецкий друг Юрия Зори, скорее всего, представлял похоронную контору, если был в курсе всех этих дел. Обратите внимание, с какой тщательностью убийцы заметали следы: «Через год его останки были извлечены и кремированы». Ну, не из секретариата же Сталина, могло последовать такое распоряжение, если ранее требовали доставить тело? Таким образом, были обрублены все концы, чтобы только воспрепятствовать эксгумации тела.

Но в чем виделась опасность для заговорщиков, исходящая от Н.Зори? Видимо, работая с документами, представленными немецкой стороной он мог раскрыть механизм начала Германской агрессии и в дальнейшем выйти на лица, из числа советских высокопоставленных партийных чиновников и военных. Н.Зоря, надо полагать, проводил многочисленные допросы немецких военных чинов, которые в качестве военных консультантов были в странах союзников Германии по агрессии, и «накопал» много «интересных» фактов. К сожалению, во втором томе (раздел «Агрессия против СССР») приведен только допрос генерала Бушенгагена, того самого, которого доставлял в Нюрнберг вместе с Паулюсом старший лейтенант И.Ф.Филяев. А вот интересующие нас материалы по Венгрии, представлены только письменным заявлением венгерского генерал-майора Штефана Уйсаси и генерал-полковника Имре Рюскицай-Рюдигера. Больший интерес для нас представляет заявление первого лица, Штефана Уйсаси, но мы его рассмотрим, ниже, когда будем рассматривать события начала войны.

А сейчас приведем скромные данные об обстоятельствах гибели Н.Д.Зори, приведенные в статье польской журналистки. Официальное заключение гласило: «смерть наступила в результате неосторожного обращения с личным оружием". Почему-то семье Н.Д.Зори сообщили, что произошло самоубийство.

Дело это как видите, «темное» и материалы дела (вещественные доказательства: посмертная записка, документы, гильза и прочее) практически уничтожены. У сына Юрия имелась фотография из дела: на ней, было видно тело «лежащего в постели темноволосого мужчины. На одеяле — старательно уложенный пистолет. С правой стороны на подушке — темное пятно. Мужчина как бы улыбается во сне… Имя Николая Зори убрали из всех материалов о Нюрнбергском процессе, которые вышли в Советском Союзе (Не совсем верно. Данная фамилия — Н.Зоря, встречается в ряде документов. — В.М.). Его фигура исчезла из кинофильмов и с фотографий. И в немногочисленных, кастрированных советских документах, касающихся того процесса, сын Н.Зори не нашел ничего. Когда спустя годы он смог познакомиться с зарубежными изданиями, то понял, что огромное большинство материалов, изданных на Западе совершенно легально, в СССР считаются секретными, хранятся в особых архивах и доступ к ним имеет чрезвычайно узкий круг лиц. Оказалось также, что в СССР опубликовано менее трети материалов, известных за границей. Остальные оставались неизвестными даже историкам».

Не так давно, в 2008 году состоялась премьера двухсерийного документального фильма «Нюрнбергский набат», в основу которого легла одноименная книга Александра Николаевича Звягинцева, заместителя генерального прокурора РФ, писателя и историка. Накануне премьеры «Российская газета» брала у него интервью. Наиболее интересные отрывки я хочу предложить читателю.

Журналист Игорь Елков, представляющий данную газету, задал прокурору-писателю, очень интересный вопрос (за что ему огромное спасибо) о том, что в свое время американская газета "Старс энд страйпс" (примерный аналог нашей «Красной звезды») сообщила о загадочной смерти Николая Зори на Нюрнбергском процессе и что он может сказать по этому поводу.

«Звягинцев: Было объявлено, что Зоря погиб случайно, во время чистки оружия. Руденко подтвердил, что так оно и было. Николай Дмитриевич Зоря, государственный советник 3-го класса, помощником главного обвинителя от СССР назначен в декабре 1945 года. Грамотный юрист и великолепный оратор. Трагедия произошла 22 мая 1946 года. Зоря был найден мертвым в своем номере. По поводу его смерти существует несколько версий. Его сын, Юрий Николаевич Зоря, высказывал мне сомнения по поводу причин кончины отца. Он считал, что в свое время они не были тщательно исследованы. Тем не менее, официальная версия — неосторожное обращение с оружием. И ее пока никто доказательно не опроверг.

Российская Газета (РГ): … речь зашла о слухах и мифах, … прокомментируйте еще один. Существует мнение, что и Андрей Вышинский застрелился из личного браунинга.

Звягинцев: Андрей Януарьевич Вышинский скоропостижно скончался 22 ноября 1954 года. После его смерти в сейфе нашли заряженный браунинг, что и породило слухи о самоубийстве. Ложные!

РГ: А Вышинский посещал Нюрнберг во время процесса? Все ведь ждали, что представлять обвинение от Страны Советов должен именно он. Сталин совершенно неожиданно назначил молодого генпрокурора Украинской ССР Руденко.

Звягинцев: Нюрнбергский процесс прямо связан с именем Вышинского. Он руководил работой советской делегации, с его мнением считались союзники. Сегодня не все помнят, что текст Акта о безоговорочной капитуляции Германии, подписанием которого и ознаменовалось завершение войны, в Берлин привез именно Вышинский, оказавший маршалу Жукову правовую поддержку. Приезды же Андрея Януарьевича в Нюрнберг становились событием для всего трибунала. В его честь устраивали пышные приемы. Ощущая себя представителем Сталина, он чувствовал себя хозяином положения и за столом мог позволить, кроме остроумных и благодушных тостов, тосты нетактичные. Однажды, 1 декабря 1945 года, на банкете в его честь, устроенном англичанами, он поднял бокал "за самых лучших и благородных союзников СССР — англичан и американцев". Оскорбленные французы демонстративно покинули зал… Невозможно себе такое представить. Вышинский не мог допустить подобных промашек. Скорее всего, будучи рупором Сталина, он просто напомнил французам о недовольстве советского руководства слишком быстротечным падением Франции под натиском фашистов».

Небольшой комментарий. Почему расходятся даты смерти Н.Зори в статье К.Курчаб (23мая) и в рассказе А.Н.Звягинцева (22 мая)? Кроме того, по поводу официальной версии смерти государственного обвинителя Н.Зори, особых восторгов не испытываю. С трудом рисуется такая картина: Николай Дмитриевич, лежа на постели в генеральском мундире, увлеченно чистит личное оружие, приставив его к виску. Вдруг, неожиданный стук в дверь, заставляет его вздрогнуть и сделать непроизвольное движение указательным пальцем, лежащим на спусковом крючке. «Передайте Кристине — это четвертая моя ошибка», — прошепчет холодеющими губами Николай Дмитриевич, бережно укладывая пистолет рядом с собой. Слабеющей рукой пишет посмертную записку жене и сыну: «Если уж так получилось, то буду рад, что хоть так не увижу больше гадов-предателей рядом с собой. Юра, сынок — будь умницей. Скажи Кристине, что Сталин не…». Предлагаю читателю закончить записку по-своему усмотрению, — в зависимости от своего отношения к вождю советского государства. Кстати, насчет пистолета «Вальтер», найденного рядом с телом? Это что, было табельное оружие погибшего?

А вывод зампрокурора А.Н.Звягинцева о смерти Н.Зори, просто потрясает своей обескураживающей простотой:

«официальная версия — неосторожное обращение с оружием. И ее пока никто доказательно не опроверг».

Хотелось бы, конечно, узнать авторов «официальной версии» и время, когда она появилась? Кто же, — по мысли, уважаемого Александра Николаевича, мэтра юриспруденции, — должен заниматься расследованием смерти Н.Зори, чтобы попытаться опровергнуть официальную версию? Журналисты, историки или все же работники прокуратуры РФ? Кроме того, на основании какого официального документа следует, что данное происшествие — самоубийство в результате неосторожного обращение с оружием? Что, разве живо уголовное дело в отношении загадочной смерти Н.Д.Зори? Если, как следует из публикации польской журналистки, неизвестный военный прокурор тайно передал сыну Юрию фотографию (надо понимать из данного уголовного дела о смерти его отца), то можно представить, в каком состоянии находятся материалы дела. Если каждый прокурор будет тайно похищать документы из дела Н.Зори, даже руководствуясь благими намерениями, то работникам прокуратуры, в лице самого заместителя генпрокуратуры РФ, ничего не остается, как признать официальную версию (почти полувековой давности), как истиной в последней инстанции.

Кроме того, не смог бы уважаемый юрист-писатель объяснить, неужели, после смерти от «неосторожного обращения с оружием» тело через год должно извлекаться из могилы и подвергаться кремации, а затем снова должно производиться повторное захоронение. При этом кто же должен присутствовать на данной церемонии? Официальные лица, родственники покойного или те и другие одновременно? И это все попадает под определение с красивым названием — «официальная версия».

И еще хотелось бы напомнить. А не забыл ли читатель, кто был куратором Н.Д.Зори? Правильно, А.Я.Вышинский. А к кому он спешил в Москву? Опять же к Вышинскому. Заметьте, что с Вышинским случилось такая же история, как и с Зорей. В Нью-Йорке, вдали от Родины он скоропостижно скончался (Уж не чистил ли случайно, лежа на кровати пистолет?) на посту постоянного представителя СССР в ООН в 1954 году, в разгар Хрущевской вакханалии. И опять в деле присутствовал пистолет. Правда, на сей раз «браунинг». Почему-то, Звягинцев, насчет Нью-Йорка, не обмолвился ни словом.