Сталь и пепел

Глава 29

Возвращение было не триумфальным шествием, а скольжением тени сквозь полуоткрытые ворота на рассвете. Меня пропустили без лишних слов — запыленного, с потухшими глазами и пустой на вид сумкой, я выглядел как любой другой гонец или выбившийся из сил патрульный. Я направился прямиком к нашему бараку, игнорируя редкие утренние взгляды.

Внутри царила привычная полутьма и запах сна, пота и кожи. Коршун уже был на ногах, стоя у стола и что-то ворча себе под нос, разглядывая другую, штабную карту. Он обернулся на скрип двери, и его единственный глаз сузился, мгновенно оценивая мое состояние.

— Лирэн. По часам, — произнес он, не как приветствие, а как констатацию. Его голос был ровным, но в нем висела стальная пружина. — Отчет. Коротко.

Я кивнул, подошел и высыпал содержимое сумки на грубую столешницу рядом с его картой. Нехитрый скарб, пустая фляга, и главное — та самая, чужая карта на коже, карта с печатью волчьей головы и отмеченной точкой, и глиняная табличка с моими пометками. Я начал доклад, голосом бесцветным и монотонным, как зачитывающий протокол.

— Дорога на Старую Мельницу. Движения: один торговец, две стаи бродячих псов. Следов регулярных патрулей нет. — Я сделал паузу, дав ему переварить скучную часть. — На второй день, в точке здесь, — я ткнул пальцем в район в стороне от дороги, — обнаружена поляна с тремя телами. Двое — наемники с печатью. — Я положил на карту печатку. — Один — местный крестьянин. Взаимное уничтожение. При крестьянине найдена расписка управляющего имения барона Хертцена. О том же волке. — Я положил и ее.

Коршун молча взял печать, покрутил в пальцах, взглянул на расписку, хотя читал с трудом. Его лицо оставалось каменным, но в глазе вспыхнул холодный огонь. Он ненавидел внутреннюю грязь почти так же, как внешнего врага.

— Продолжай, — процедил он.

— По карте, найденной у наемников, проверил точку «Клык». Обнаружил заброшенный склад-блиндаж. Пуст. Но вокруг — свежие следы, старая, но настороженная ловушка. Место пахло слежкой. — Я перевел дух. — Ночью на мою позицию наткнулся дозор фалькенхарцев. Трое.

Здесь я сделал намеренную паузу. Коршун замер. Весь барак, казалось, затаил дыхание. Рогар, чистивший алебарду в углу, перестал двигать тряпкой. Сова поднял голову.

— Контакт? — голос Коршуна стал тише, опаснее.

— У них был контакт, — поправил я. — Не со мной. На них из темноты напал крупный хищник. Лесной зверь. Поднялась паника, стреляли впустую. Я воспользовался суматохой, чтобы нейтрализовать одного, потерявшего бдительность. Остальные бежали. Один, возможно, мертв.

Наступила тишина. Потом Коршун медленно, как будто с трудом, поставил кружку на стол.

— Ты… поднял шум, — произнес он, и в его тихом голосе закипела ярость. Не крик, а сдавленное, шипящее бешенство. — Тебя засекли! На тебя вышли дозоры, черт тебя дери! Я посылал тебя как тень, а ты устроил в лесу побоище! Теперь они знают, что мы рыщем в том секторе! Они усилят охрану, перекроют подходы! Ты сжег точку наблюдения!

Его слова висели в воздухе, тяжелые и неоспоримые. По всем канонам разведки я совершил грубейшую ошибку. Привлек внимание. Сжег себя как агента в этом районе. Рогар смотрел на меня с немым вопросом, Сова — с холодной отстраненностью. Я выдержал взгляд Коршуна, не опуская глаз. Внутри все было спокойно, как в центре циклона.

— Да, — согласился я так же тихо. — Шум поднялся. На меня вышли дозоры.

Я сделал шаг вперед и положил палец не на ту точку, где был склад, а на другую, на своей, штабной карте. Примерно в пяти километрах северо-восточнее.

— Их основной наблюдательный пост, по нашим старым данным, был здесь. У Чертова Камня. — Я посмотрел на Сова, тот едва кивнул — подтверждение. — Чтобы так быстро отреагировать на шум у «Клыка», выйти на меня готовым дозором, им нужно было быть уже в этом районе. Значит, они сместились. Или выставили передовой пост.

Я перевел палец обратно, к «Клыку».

— Их дозор пришел сюда. С северо-востока. Быстро и целенаправленно. Это не случайный патруль. Это реакция на угрозу в районе их нового или временного объекта. Они вышли из-за шума… — Я снова поднял взгляд на Коршуна. — …потому что шум был слишком близко к тому, что они сейчас реально охраняют. А их старая, известная нам застава у Чертова Камня… — я отчертил пальцем линию на карте, — …теперь, на следующие сутки-двое, пока они не перегруппируются и не поймут, что это была «всего лишь» атака зверя, — наиболее вероятно, ослаблена. Или пуста. Они стянули людей на новую угрозу. Мою. Вернее, шум, который я спровоцировал.

В бараке воцарилась мертвая тишина. Коршун смотрел то на карту, то на меня. Его ярость не утихла, но в ней появилась трещина, заполняемая холодным, изумленным расчетом. Он видел не провал. Он видел… ход. Грязный, рискованный, не по уставу, но ход.

Рогар первый нарушил тишину. Глубокий, раскатистый хохот вырвался из его груди.

— Хитро, черт возьми! — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Ты не убегал от шума. Ты его использовал как приманку! Нащупал их новую чувствительную точку и дернул за ниточку, чтобы посмотреть, откуда прибегут крысы!

Сова медленно кивнул, его прозрачные глаза блеснули.

— Логично. Шум был локализован. Они отреагировали с определенного направления. Значит, их база — там. А старый пост… да, мог оголиться.

Коршун молчал еще несколько секунд, его мозг, отточенный годами полевой работы, прокручивал схему. Он ненавидел непредсказуемость. Ненавидел самодеятельность. Но он боготворил результат. А результат был перед ним: не просто информация о трупах и печатке (это было ценно), а динамическая картина. Понимание смещения вражеских сил. И главное — выявленная, проверенная брешью в их обороне.

— Риск был запредельным, — наконец выдохнул он, и в его голосе уже не было ярости. Была усталость и смутное, нежеланное уважение. — Один к одному, в лесу, против троих… И эта история со зверем. Слишком много случайностей.

— В разведке случайностей не бывает, сержант, — парировал я спокойно, цитируя, по сути, самого же себя из прошлой жизни. — Бывают непросчитанные переменные. Зверь был переменной. Но его появление создало идеальные условия для проверки моей гипотезы. Я не планировал этого. Я использовал.

Коршун тяжело вздохнул, потер ладонью лицо.

— Ладно. Допустим. — Он ткнул пальцем в карту, в район Чертова Камня. — Ты считаешь, сейчас там слабо?

— На ближайшие двое суток — максимально вероятно. Они перебросили людей на реакцию. Нужно проверять. Быстро и тихо. Пока они не опомнились.

Коршун посмотрел на Сова и Рогара.

— Собирайтесь. Легко. Только разведка. Проверить Камень. Если пусто — отметить. Не вступать. Если слабый — оценить и назад. — Он перевел взгляд на меня. — А ты… иди отдохни. Ты свое отработал. И, Лирэн… — он сделал паузу, — …в следующий раз, если задумаешь еще одну такую… «провокацию», предупреди. Хотя бы мысленно. Мои нервы старые для таких сюрпризов.

В его тоне не было похвалы. Но не было и прежней подозрительной отстраненности. Было признание того, что в его стае появился не просто еще один зубастый зверь, а хищник, который умеет думать на несколько шагов вперед, превращая собственную потенциальную гибель в разведывательный прием.

Я кивнул, собрал вещи и пошел к своему месту. За спиной услышал, как Рогар что-то бормочет Сове: «…а говорил, молчун да тихоня. Глянь-ка, какую кашу заварил, да еще и ложку нам в руки сует…»

Я скинул сапоги и лег, уставившись в потолок. Усталость навалилась тяжелой, но приятной волной. Задание было выполнено. Не так, как ожидалось. Лучше. Я принес не просто данные. Я принес возможность. И что важнее — я окончательно перешел в глазах Коршуна из категории «странный, но полезный новичок» в категорию «опасный, непредсказуемый, но эффективный инструмент». Инструмент, с которым приходится считаться.

И где-то там, в глубине леса, наш немой договор с Тенью, возможно, только что прошел первое боевое крещение. Не планируя того, мы сработали как команда. Он создал хаос. Я его проанализировал и использовал.

Закрывая глаза, я позволил себе слабую, внутреннюю улыбку. Война — это не только сила и скрытность. Это умение превращать любой хаос, даже самый дикий и кровавый, в информацию. И иногда лучшим союзником в этом оказывается не человек с мечом, а лесной зверь с золотыми глазами и своим, нечеловеческим понятием о взаимовыручке.