Информация пришла не с неба, а из грязи и молчания. Крот, три дня проползавший по окраинам фалькенхарского опорного пункта «Крепость», принес не просто наблюдения. Он принес расписание. Как песочные часы, отсчитывающее время между сменой караулов, прибытием обозов и, что было ключевым, визитами офицера связи.
Это был не полевой командир. Капитан Вернер фон Хальтер служил в штабе, был писакой и курьером, отвечал за координацию между «Крепостью» и тыловыми складами. Он ездил на легкой, быстрой коляске, запряженной парой лошадей, в сопровождении всего двух всадников. Ценный «язык» с головой, полной не тактических, а административных секретов: графики поставок, пароли, имена, уровень снабжения и боевого духа гарнизонов. Для командования Хертцена это был бы кладезь.
Приказ Коршуна был лаконичен: взять живым. Тише воды, ниже травы.
Классический вариант — засада на лесной дороге. Выкосить охрану, схватить офицера. Но в этом был ряд изъянов. Шум. Возможность случайного убийства цели в перестрелке. И главное — немедленное понимание врагом, что это диверсия. Офицер связи не пропадает бесследно. Его исчезновение мгновенно поднимет тревогу, заставит менять все коды и маршруты. Нам нужен был не просто пленный. Нам нужна была пауза. Время, пока враг будет ломать голову над несчастным случаем, а не искать виновных.
Именно тогда я изложил план. Не план боя. План инсценировки.
Этап первый. Рекогносцировка и подготовка поля.
Мы выбрали участок дороги в пяти километрах от «Крепости». Не глухой лес, а относительно открытое место, где дорога шла по краю неглубокого оврага. Важно было создать естественную, правдоподобную картину аварии. Сова и Крот провели два дня, изучая грунт, уклон, состояние дорожного полотна. Нужна была точка, где коляска могла бы «естественно» потерять управление.
Я поручил Рогару и двум самым крепким пехотинцам из приданной нам группы «поддержки» (теперь они смотрели на меня без тени насмешки) подготовить «сюрприз». Ночью они аккуратно, не нарушая верхнего слоя, подрыли и ослабили край дороги в выбранном месте. Сверху все выглядело как обычная, слегка размытая дождями колея. Но под весом экипажа край должен был обрушиться, завалив коляску в мелкий, но достаточный для инсценировки овраг. Работали в темноте, руками и короткими лопатами, тщательно маскируя следы.
Этап второй. Приманка и хронометраж.
Мы знали, что фон Хальтер выезжает из «Крепости» каждые четыре дня, после полудня, и следует до перекрестка у Старой Сосны, где его ждал эскорт со складов. Наше «место происшествия» было как раз на этом отрезке. Сова занял позицию на дереве с видом на дорогу из «Крепости». Его задача — дать сигнал о выезде цели. У нас был час, чтобы привести все в готовность.
Ключевым был вопрос изоляции. Два всадника-охранника. Их нельзя было просто убить — лишние трупы, лишние вопросы. Их нужно было отвлечь, увести, создать ситуацию, где они на минуту потеряют офицера из виду.
Для этого у нас была «шумовая диверсия». Крот, мастер лесных поделок, соорудил несколько примитивных, но громких трещоток на основе сухого дерева и натянутой тетивы. Они были замаскированы в кустах метрах в пятидесяти от места будущей «аварии», с противоположной стороны от оврага. Приведение их в действие с помощью длинной, почти невидимой нити из конского волоса должно было создать звук, похожий на треск веток под тяжелым зверем или, что еще лучше, на сдержанный, но подозрительный шум в чаще. Для профессиональных охранников такой звук вблизи дороги был бы поводом для мгновенной реакции.
Этап третий. Спектакль.
Когда Сова дал условный сигнал — три коротких щелчка по стволу дерева, — мы замерли. Адреналин был холодным, как лезвие ножа. Я стоял в кустах прямо напротив подготовленного участка дороги, слившись с тенью. Рогар с двумя бойцами — в овраге, под самым его краем, заваленные маскировочной сетью из веток и папоротника. Их задача — быть «спасателями». Сова, сделав сигнал, бесшумно сменил позицию, чтобы контролировать дорогу с тыла и быть готовым к работе с луком в крайнем случае. Крот сидел у своих трещоток, палец на спусковом кольце.
Мы услышали их раньше, чем увидели. Ритмичный стук копыт, скрип рессор легкой офицерской коляски. Потом они показались из-за поворота. Все как по описанию: капитан фон Хальтер, немолодой, дородный мужчина в синем мундире с серебряными галунами, сидел, развалившись, что-то читая в бумагах. Два всадника — один впереди, один сзади, бдительные, но без признаков особого напряжения. Эта дорога считалась безопасной.
Мое сердце билось ровно и медленно. Контроль. Полный контроль. Я наблюдал, как передние колеса коляски въезжают на подготовленный участок.
Именно в этот момент Крот дернул за нить.
С противоположной стороны дороги, из чащи, раздался резкий, сухой треск, за ним еще один, потом шорох, будто что-то крупное отступало вглубь леса. Эффект был мгновенным. Оба всадника вздрогнули и повернули головы. Тот, что ехал впереди, инстинктивно пришпорил коня, делая шаг в сторону звука. Задний натянул поводья, выхватывая арбалет из седла.
— Что там? — крикнул кучеру офицер, отрываясь от бумаг.
— Не знаю, герр капитан! Похоже на зверя!
В этот момент передние колеса коляски наехали на ослабленный грунт. Раздался негромкий, но отчетливый хруст земли. Кучер вскрикнул, дернув вожжи, но было поздно. Край дороги обвалился под тяжестью экипажа. Коляска накренилась, с грохотом и скрежетом опрокинулась на бок и сползла в овраг, неглубокий, но достаточный, чтобы застрять. Одна из лошадей впряги рванула, запутавшись в упряжи, вторая завизжала от испуга. Фон Хальтер вылетел со своего сиденья и ударился о внутреннюю стенку коляски, издав удушливый стон.
Охранники оказались перед классической дилеммой. Прямая угроза (подозрительный шум в лесу) против непосредственной опасности для начальника. На секунду они замерли в нерешительности.
— К капитану! — скомандовал, наконец, всадник сзади, спрыгивая с коня и бросаясь к краю оврага. Второй, бросив взгляд в чащу, последовал его примеру, но явно нервничая, оглядываясь.
Это было наше окно. Узкое, но идеальное.
Пока оба охранника, скользя по склону, пытались помочь выбитому из колес офицеру и успокоить лошадей, я дал тихий свист. Из-под маскировочной сети в овраге, прямо под ногами у фалькенхарцев, поднялись три фигуры в грязных, рваных плащах — «путники», случайно оказавшиеся под обрывом. Рогар, изображая испуганного крестьянина, завопил:
— Помогите! Ради Бога, там человек! Его давит!
Этот крик окончательно переключил внимание охраны с леса на «аварию». Они, не раздумывая, бросились к перевернутой коляске, где кучер и офицер, оглушенные, пытались выбраться.
Акт второй начался. «Спасатели» (наши ребята) с показной отчаянной решимостью бросились «помогать». В суматохе, толкотне, криках и ржании лошадей было легко совершить нужные действия. Один из наших, изображая попытку поддержать офицера, ловко подсунул ему под нос тряпку, пропитанную сильнодействующим снотворным соком белладонны (дело рук Крота). Фон Хальтер, и так оглушенный падением, лишь судорожно глотнул воздух и обмяк.
— Он без сознания! Травма! — тут же закричал Рогар. — Надо срочно нести! Вон, к нашим повозкам! Мы торговцы, наш лагерь рядом!
Охранники, ошарашенные, видя, что их капитан действительно недвижим и бледен, кивали, не соображая. Один из них полез обратно на дорогу, чтобы привести своих коней и помочь с эвакуацией. Второй остался, помогая нашим «торговцам» аккуратно вытаскивать тело офицера из-под обломков.
И тут случился «несчастный случай номер два». Лошадь офицерской коляски, окончательно перепугавшись, рванула, и один из ящиков, сорвавшись с крепления, с глухим стуком ударил оставшегося охранника по голове. Удар был рассчитан точно — не убить, а оглушить. Солдат рухнул без чувств. В тот же миг Рогар, как бы споткнувшись, тяжело навалился на второго охранника, который как раз спускался обратно в овраг, и «случайно» ударил его рукоятью ножа по затылку. Тот тихо осел рядом со своим товарищем.
Тишина. Только тяжелое дыхание лошадей да шум ветра. Длилось это не более двух минут.
— Чисто, — тихо сказал Рогар, вытирая пот со лба уже без всякой игры.
Сова спустился с дерева.
— По дороге чисто. Никого.
Крот уже был рядом, быстро обыскивая оглушенных охранников, забирая документы, оружие, но оставляя кошельки. Это должно было выглядеть не как ограбление, а как… странное происшествие.
Мы действовали по четкому протоколу. Тело фон Хальтера быстро, но бережно (он был ценным активом) перенесли вглубь оврага, где уже ждали носилки из плащей и жердей. Коляску и ящики аккуратно обыскали, забрав все бумаги и печати, но не трогая личные вещи офицера. Оглушенных охранников оттащили в сторону, усадили в неестественные позы, как будто они пришли в себя после удара и пытаются помочь. Рядом с ними положили несколько выпавших из коляски, но не ценных предметов.
Последний штрих — создание правдоподобной картины для расследования. Мы слегка «помяли» кусты на противоположном склоне оврага, как будто испуганные «торговцы» бежали через них, унося раненого. Бросили на землю обрывок дешевой ткани от нашего плаща. Оставили несколько четких, но запутанных следов, ведущих вглубь леса, а затем тщательно сметенных метелкой из веток — классический прием, чтобы создать видимость попытки замести следы, но оставить намек для опытного следопыта. Пусть думают, что офицера похитили случайные бандиты или дезертиры, увидевшие легкую добычу в результате аварии. Аварии, причиной которой стал размытый дождями край дороги и испуг лошадей от лесного зверя.
Через двадцать минут после падения коляски мы уже были в полукилометре от места, двигаясь по заранее подготовленному и зачищенному маршруту. Фон Хальтер мирно посапывал на носилках. Документы и печати были при мне. Ни капли крови. Ни одного выстрела. Ни одного крика, кроме тех, что были частью спектакля.
Вечером, в нашем бараке, когда ценный «язык» уже находился в подвале штаба под присмотром Ланца и его допросчиков, Коршун молча обходил нас, разливая по кружкам темное, крепкое пиво. Он остановился передо мной, долго смотрел, потом просто кивнул. Ни слова. Но в этом кивке было больше, чем в любой похвале.
Рогар, осушая свою кружку, хрипло рассмеялся:
— Черт возьми. Я двадцать лет воевал. Рубился, стрелял, в засады садился. А чтобы офицера взять, надо было всего лишь… дорогу ему сломать под носом. Просто, как три копейки.
— Не просто, — поправил Сова, его холодные глаза блестели в свете светильника. — Точно. Как часовой механизм. Каждый винтик на своем месте.
— Механизм, — пробормотал Крот, одобрительно ковыряя ножем в столе. — Тихий. Чистый.
Я пил свой эль, чувствуя не триумф, а глубокое, холодное удовлетворение. Это была не победа в бою. Это был акт высшего ремесла. Инженерии ситуации. Мы не победили врага силой. Мы обвели его вокруг пальца, использовали его собственные процедуры и инстинкты против него самого. Мы создали реальность, в которой наше вмешательство было невидимым, а результат выглядел как игра слепого случая.
Операция «Серый Волк» завершилась успешно. Но в тишине барака, под одобрительное ворчание товарищей, я уже думал о следующем шаге. Теперь, когда у нас есть доступ к тыловой информации врага, можно задуматься о чем-то большем. Не просто о захвате. О влиянии. О том, чтобы заставить всю машину фалькенхарской логистики чихнуть по нашему желанию. И для этого не нужны были полки. Нужны были знание, терпение и умение ударить не по телу, а по нервным узлам. Этот захват был не конечной целью. Он был первым ключом. А у меня всегда была слабость к замкам и механизмам. Особенно к тем, что принадлежали врагу.