Сталь и пепел

Глава 39

Возвращение в лагерь после семи дней в лесу и операции в Штейнхагене напоминало въезд в иной мир. Частокол, вонь нечистот, рев голосов, привычная грязь — все это обрушилось на наши обострившиеся за дни тишины чувства с оглушительной силой. Мы шли не строем, а плотной, уставшей группой, ведя за собой трех связанных пленных — двух солдат с мельницы и одного, самого смышленого на вид, из дома в деревне.

Лагерь гудел своей жизнью, но наше появление быстро привлекло внимание. Сначала любопытные взгляды, потом — возбужденные крики, узнавание форм фалькенхарцев. По сторонам начали собираться кучки солдат. В их глазах читалось не праздное любопытство, а нечто более темное: ненависть, горечь и жажда мести. У многих в этом лагере были счеты к Фалькенхару — погибшие друзья, сожженные дома, унижения.

Коршун шел впереди, его единственный глаз зорко следил за толпой, но даже он, казалось, недооценил градус накала. Мы уже миновали ворота и двигались к штабному шатру, когда путь нам преградили двое.

Это были не ополченцы. Это были «волки» — бойцы из ударного отряда барона, знаменитые своей жестокостью и недисциплинированностью. Два здоровенных детины, обвешанных трофейными безделушками и засохшими ушами (подобная «мода» была распространена среди самых отмороженных). Один, с перебитым носом и безумными голубыми глазами, держал в руках тяжелый пехотный топор. Второй, поменьше, но жилистый и быстрый, крутил в пальцах боевой нож.

— Ну что это у нас? — сиплым голосом произнес первый, широко ухмыляясь и преграждая дорогу Коршуну. — Коршун-крот принес крысенков? Давайте-ка сюда, мы их быстренько почистим. За братву, что эти ублюдки закопали у Рытвины.

В воздухе повисло тяжелое молчание. Толпа вокруг замерла, ожидая зрелища. Никто не двинулся с места, чтобы вмешаться. Даже сержанты из других подразделений смотрели в сторону. Сводить счеты с «волками» было себе дороже. Коршун нахмурился, его рука легла на рукоять меча, но он колебался. Прямой конфликт с этими отбросами мог перерасти в настоящую поножовщину, а у нас на руках были ценные пленные, которых мы не могли потерять.

— Пленные — собственность генерала, — отрезал Коршун, но в его голосе не было привычной стальной убедительности. «Волки» слышали подобное тысячу раз.

— Генерал подождет, — огрызнулся второй, его глаза уже скользили по нашим пленным, выбирая жертву. — Одну минуточку. Для справедливости.

И он двинулся. Не к Коршуну, а в обход, прямо к молодому фалькенхарскому солдату, которого мы взяли в доме. Тот, бледный как полотно, замер, понимая, что его ждет.

Это был момент выбора. Логика солдата диктовала: не вмешиваться. Это не твоя война. Рисковать собой ради врага? Безумие. Но была и другая логика. Логика человека, давшего слово не становиться частью этой мясорубки бессмысленной жестокости. Эти пленные были ценным активом. И, что важнее, они были под моей ответственностью. Я их взял. Я должен был их доставить.

Я сделал шаг вперед, встал между жилистым «волком» и пленным.

— Отойди, — сказал я тихо. Голос мой звучал странно спокойно даже для меня самого.

«Волк» на секунду остолбенел, затем его лицо исказилось злобной усмешкой.

— Ого! Щенок зарычал! Слушай, мальчик, тебя еще в помине не было, когда мы…

Он не договорил. Его рука с ножом метнулась вперед — не смертельный удар, а скорее отмахнуться, проучить. Но он недооценил скорость и не ожидал реакции. Я не отпрыгнул. Я пошел на сближение, как учили на курсах самбо. Моя левая рука парировала его руку у запястья, не блокируя, а уводя в сторону, одновременно корпус развернулся, и правое колено с силой врезалось ему в солнечное сплетение.

Воздух с шумом вырвался из его легких. Он согнулся пополам, глаза вылезли на лоб от боли и непонимания. Я не стал добивать. Просто выхватил нож из его ослабевшей хватки и отшвырнул в сторону, в грязь.

Тишина стала абсолютной. Потом раздался рев его товарища.

— ТЫ, СОБАЧИЙ СЫН…

Большой «волк» с топором забыл про пленных, про все. Его ярость теперь была направлена на меня. Он ринулся вперед, топор занесен для короткого, рубящего удара. Пространства для маневра не было — сзади толпа, по бокам — свои же. В открытом противостоянии с этой горой мускулов и стали у меня не было шансов.

И тогда случилось то, что никто не мог предвидеть. Даже я.

Из-за моей спины, из самой гущи наших людей, где он шел невидимой тенью, вырвался черный смерч. Тень. Он не рычал. Он просто возник между мной и занесенным топором. Его движение было смазанной полосой, удар — молниеносным и страшным. Он не бросился на солдата. Он подскочил и ударил его лапой, точнее, всей своей массой, в грудь. Это не было когтистой атакой. Это был таран. Сотрясающий удар, как от падающего бревна.

Раздался глухой стук, хруст ломающихся ребер, и огромный детина отлетел на три метра назад, как тряпичная кукла, рухнув в лужу. Топор с лязгом отскочил в сторону.

Тень приземлился передо мной, в низкой, готовой к прыжку стойке. Его черная, переливающаяся шкура вздыбилась, делая его визуально еще больше. Сломанные рога были направлены вперед, как копья. А его пасть была приоткрыта, и оттуда доносилось тихое, вибрирующее шипение — звук раскаленного металла, опускаемого в воду. Но страшнее всего были глаза. Два огромных диска расплавленного золота, полных не звериной ярости, а холодной, разумной, убийственной ярости. Он смотрел на распростертого «волка», и было ясно — один намек на угрозу, и следующее движение будет последним.

В лагере воцарилась мертвая тишина, которую тут же пронзили дикие крики ужаса и изумления:

— Демон! Лесной демон!

— Черный зверь с рогами!

— Это колдовство!

Нас окружили, но никто не смел подойти ближе. Люди пятились, наносили на себя какие-то защитные знаки, хватались за амулеты. Даже наши, из взвода Коршуна, смотрели на Тень с новым, смешанным страхом и благоговением. Они видели его в лесу, но здесь, посреди людского муравейника, его потусторонняя, магическая сущность проявилась во всей своей пугающей мощи.

Именно в этот момент сквозь расступившуюся толпу, сопровождаемый адъютантом и капитаном Ланцем, вышел генерал Вальтер фон Герцог. Его ледяные глаза, не выражая ни страха, ни удивления, скользнули по сцене: по двум хрипящим в грязи «волкам», по мне, стоящему перед магическим зверем, по бледным пленным, по перепуганной толпе. Его взгляд задержался на Тени.

— Прекратить это безобразие, — произнес генерал тихим, но абсолютно внятным в наступившей тишине голосом. — Капитан Ланц, этих двоих (он кивнул на «волков») — в карцер. На хлеб и воду. Офицеру их подразделения — мое неудовольствие. Рядовой Лирэн, сержант Коршун, со своим взводом и… вашим спутником, — он снова посмотрел на Тень, — ко мне в шатер. Немедленно.

Никто не посмел издать ни звука. Генерал развернулся и пошел прочь, даже не проверив, следуем ли мы. Он знал, что последуем.

Штабной шатер на этот раз казался еще более тесным и наполненным властью. Мы стояли перед столом генерала: Коршун, Сова, Рогар, Крот, я. И Тень. Зверь улегся у входа, как черный страж, его золотые глаза полуприкрыты, но ни у кого не было сомнений, что он все видит и все слышит.

Генерал слушал доклад Коршуна, задавая короткие, точные вопросы. Его интересовали не только детали захвата, но и наше восприятие ситуации в Штейнхагене, настроения жителей, поведение караула. Затем он обратился ко мне.

— Рядовой Лирэн. Ваша версия. Особенно относительно методов нейтрализации противника на мельнице и… инцидента у ворот.

Я отчеканил четкий, сухой отчет, опуская лишь самые метафизические детали связи с Тенью, описывая его действия как поведение умного и преданного животного. Генерал слушал, не перебивая, его пальцы сложены домиком перед лицом.

Когда я закончил, в шатре повисла тяжелая пауза. Генерал откинулся в кресле, его взгляд переводился с меня на Тень и обратно.

— Карты, которые меняют восприятие местности. «Тихая Вода», которая калечит дух, не трогая тела. Бесшумный захват деревни и поста без единой потери. И, наконец, магический зверь из легенд, встающий на защиту солдата и дисциплины в моем же лагере, — он говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Вы — аномалия, Лирэн. Опасная, непредсказуемая, но… невероятно эффективная. Война, которую мы ведем — это война глины и крови, тупой силы и старой ненависти. Вы же приносите с собой иной принцип. Принцип острого клинка. Принцип информации как оружия. Принцип… невидимости.

Он встал и прошелся по шатру, остановившись перед картой, висящей на стойке.

— Барон Хертцен воюет за землю. Фалькенхар воюет за власть. Но настоящая война, — он обернулся к нам, и в его ледяных глазах горел странный, холодный огонь, — война за будущее. За то, каким будет этот край после последнего удара меча. И для этой войны нужны не просто солдаты. Нужны… призраки. Тени, способные проникать куда угодно, видеть невидимое, поражать не тело, а самую суть врага. И тихо исчезать, оставляя после себя лишь хаос и непонимание.

Он посмотрел прямо на меня.

— Сержант Коршун. Вы — лучший следопыт, который у меня есть. Ваши люди — первоклассные специалисты. Но я забираю их у вас. И вас тоже. Вместе с рядовым Лирэном вы сформируете новое подразделение. Особого назначения. О его существовании будут знать лишь я и капитан Ланц. Его задачи будут выходить за рамки обычной разведки и диверсий. Вы будете моими глазами, ушами и кинжалом в самой гуще вражеского лагеря, в тылу, в местах, куда армия не дотянется. Вы будете «Призраками».

В шатре воцарилась гробовая тишина. Даже Рогар не нашелся, что сказать. Коршун стоял, выпрямившись, но я видел, как дрогнул мускул на его щеке.

— Рядовой Лирэн назначается командиром. Он будет отвечать за планирование и нестандартные операции, — продолжал генерал. — Сержант Коршун заместитель — за полевую подготовку, выживаемость и дисциплину. Остальных можете оставить, но и подберите себе столько бойцов, сколько сочтете нужным. Вам будут предоставлены дополнительные ресурсы, особое снаряжение, полная автономия в выборе методов. Но и ответственность будет полной. Первый же провал или потеря контроля… будет последней.

Он подошел к столу и взял со столешницы небольшой свинцовый жетон, на одной стороне которого был вытиснен герб Хертцена, а на другой — стилизованное изображение призрака, обвивающего меч.

— Это ваш знак. Знак «Призраков». Его предъявите только мне или моему личному курьеру.

Генерал положил жетон на стол передо мной. Потом его взгляд упал на Тень.

— И вашего… спутника. Он, судя по всему, тоже часть этого. Не спрашиваю, как и почему. Но он под вашей ответственностью. Используйте этот ресурс. Но помните — магия в этом мире имеет свою цену и привлекает свое внимание. Будьте осторожны.

Он дал нам понять, что аудиенция окончена. Мы вышли из шатра в предвечерние сумерки. Лагерь жил своей жизнью, не подозревая, что только что родилось нечто новое. Нечто, что изменит правила игры.

Мы молча шли к нашему бараку. Даже Рогар не шутил. Вес того, что только что произошло, давил на плечи. Мы стали не просто взводом. Мы стали острием, секретным инструментом в руках генерала. У нас была невероятная свобода действий и невероятная ответственность.

У барака я остановился и обернулся. Тень шел за нами, как всегда, бесшумным призраком. Его золотые глаза встретились с моими. В них не было вопроса. Было знание. Он был частью этого с самого начала. С той ямы. С того взгляда. Мы были связаны. И теперь эта связь становилась официальной. Он был «Призраком» номер ноль.

Я посмотрел на своих товарищей — на сурового Коршуна, на хладнокровного Сова, на могучего Рогара, на невидимого Крота. На магического зверя из легенд. Мы были странным, нелепым, пугающим сборищем. Но мы были командой. Командой, которой только что поручили вести свою, тихую войну в самой гуще большой.

— Ну что, — тихо сказал Коршун, ломая молчание. — Ждем приказов нового командира…

Он вошел в барак. Остальные последовали за ним. Я остался снаружи на мгновение, глядя на первые звезды, проступающие в темнеющем небе. Цель оставалась прежней — выжить, выполнить долг перед семьей Лирэна, обрести силу. Но теперь путь к ней приобрел четкие очертания. Я больше не был рядовым, затерявшимся в системе. Я стал капитаном «Призраков». Теневой фигурой на шахматной доске генерала. И с этой позиции можно было сделать очень многое.

Тень ткнулся холодным носом мне в ладонь, напоминая о своем присутствии. О нашей связи. О нашей силе.

— Да, — сказал я ему и самому себе. — Начинаем.

Конец первой кгини.

Уважаемые читатели, не забудьте оставить комментарий и поставить сердечко, если история зашла!