Старуха 3

Глава 11

Весна тридцать пятого в деревнях и селах прошла весело: в феврале заработал еще один тракторный завод – на этот раз в Рубцовске, и новенькие гусеничные трактора с шестидесятисильным дизелем тоже дружно вышли на поля. А с такими тракторами очень неплохо поднималась даже дикая степь, так что совхозы НТК заметно увеличили посевные площади. И главным образом – в Прииртышье, где «лесные полосы» (главным образом, из желтой акации) поднялись уже выше трех, а местами и четырех метров, а так же в Забайкалье, где новенькие совхозы распахали почти половину Тугнуйской долины. Там место для новых совхозов было просто замечательное: огромный химкомбинат, выросший возле угольного карьера, среди прочего всего выпускал довольно много сульфата аммония, и этот «отход коксового производства» обещал более чем заметно повысить урожайность, да и производимая там «попутно» солярка не давала тракторам простаивать без дела. Опять же, электричество в новые села провести проблемой не было – так что перспективы вырисовывались довольно привлекательные и для переезжающих туда крестьян, и для страны.

Но так как химкомбинат выпускал не только «отходы», но и немало иной продукции (и музыкальные инструменты можно было даже не считать), то ближе к концу мая именно в городке при комбинате (получившем, наконец, официальное название Тугнуйск) стала строиться и новенькая фабрика по производству авторучек. Одна из двух таких фабрик, а вторая потихоньку поднималась вообще в Облучье – а столь отдаленные места для них выбрал лично товарищ Тихонов (в рамках программы по освоению Дальнего Востока).

Инициатором этой программы выступил Лаврентий Павлович, причем он и сам искренне верил в то, что именно ему пришла в голову эта светлая мысль. Как говорил когда-то Вере Андреевне Бруно, не нужно говорить человеку, что ему следует делать, нужно ему предоставить информацию, необходимую для того, чтобы человек сам понял, что иначе действовать просто невозможно. А еще лучше –сделать так, чтобы человек сам собрал нужную информацию для принятия необходимого тебе решения…

Программу поддержал товарищ Сталин, а деталями ее реализации занялся Валентин Ильич – и результаты радовали буквально всех. Правда, Иосиф Виссарионович долго не мог принять того, что программа реализовывалась по принципу «чем дальше от столицы – тем у людей лучше условия жизни», но увидев действие этого принципа, с ним согласился, хотя остался недовольным. Ведь рабочий в Москве или Ленинграде, или в Харькове и Минске максимум, на что мог рассчитывать при наличии семьи с двумя детьми – это пару комнат в коммуналке или небольшую однокомнатную квартиру. В маленьком городе где-то в европейской части – уже на приличную «двушку», а в Забайкалье и на Дальнем Востоке – минимум на трехкомнатную квартиру со всеми удобствами, включая горячее водоснабжение и – чаще всего – телефон в этой квартире. Да и обеспечение «отдаленных районов» товарами для дома было куда как лучше: те же стиральные машины и холодильники «в Центре» продавались лишь передовикам производства по специальным ордерам, выдаваемым в профкомах – а начиная с Забайкалья и до Тихого океана они просто стояли в магазинах. Но железная дорога их в багаж просто не принимала…

Правда, иногда программа давала смешные сбои: так, единственный в стране хлебозаводный завод, на котором производилось все необходимое для городских пекарен современное оборудование, был запущен в Чите – и железнодорожники разом вспомнили множество совершенно «морских» выражений, организуя перевозку «в Центр» трехметрового диаметра баков для выстаивания теста и объясняя вечно недовольным грузоотправителям, почему столь нужный всем вагон десять дней везет куда-то все го лишь две железяки общим весом в полтонны. Но все же таких ляпов было не особо и много

Вера же всю весну провела в университете, составляя программу работы кафедры на следующий год. Очень напряженную программу, и, скорее всего, очень недешевую. Профессор Зелинский, с черновиками программы ознакомившийся, даже поинтересовался:

– Вера, а вы другим кафедрам хоть копейку из общего бюджета факультета оставить не могли бы?

– Николай Дмитриевич, вы должны бы уже привыкнуть: я факультетский бюджет не дою, а лишь приумножаю. Вот эта часть, по кислородостойким резинам, уйдет на вашу кафедру, вместе с финансированием от наших авиаторов уйдет, а вы сумму-то видите? Эти разработки без профессора Каблукова не обойдутся, вот эта тема – тут Саше поработать придется, а то, что моя кафедра везде прописана как головная, объясняется лишь тем, что почему-то все хотят именно со мной хоздоговора заключать.

– Ну, если так… Действительно, ты на хоздоговорных работах собаку съела. А сама чем заниматься будешь, если не секрет?

– Не секрет: научной работой. А вот тема этой работы…

– Мы помочь можем?

– Я как раз всю помощь от факультета сейчас и расписываю. Но вот по той тематике, которую мне поручили, университет точно помочь не сможет. Там в основном все с отладкой техпроцессов связано, и поработать придется не факультету, а «Химавтоматике»… но вот вам точно беспокоиться не нужно: некогда будет беспокоиться. Я-то программу вроде и на год расписываю, но на самом деле хорошо если года за три только основные проблемы решить получится. Ну сами смотрите, только по вашей теме: нужна резина для шлангов, по которым будут качать чистый кислород – это для летчиков. Резина эта должна оставаться эластичной при температурах до минут семидесяти… ну, хотя бы до минут пятидесяти, при плюс шестидесяти она не должна ничего выделять вредного и даже вонючего, все же летчик этим дышать будет. А в самолете везде еще масло всякое машинное просачивается, пары бензина…

– Да уж, есть тут над чем подумать. И не уверен я, что получить, что у тебя просят, вообще возможно.

– Вот поэтому я программу и составляю. А конкретно здесь вы попробуйте вот в какую сторону копнуть: если взять резину силиконовую и добавить какие-то пластификаторы, я тут список возможных написала, но их в любом случае проверить надо…

В начале июня Вера закончила принимать экзамены и зачеты (дипломные работы были на ее кафедре еще в мае все защищены), собралась, отдала ключ от квартиры Нино Теймуразовне – и со спокойной совестью убыла заниматься «научной работой». Как раз в Тугнуйск и убыла: там к началу июля должны были запустить новенькую (и очень мощную) установку по производству жидкого топлива с использованием процесса Бергиуса. Вообще-то с нефтепродуктами в СССР все было хорошо, однако возить стоящее копейки дизтопливо или керосин было невыгодно: затраты на перевозку повышали стоимость той же солярки раз в пять, да и Транссиб был загружен до максимального предела. Поэтому в Забайкалье и на Дальнем Востоке синтетическое топливо получалось заметно дешевле нефтяного – вот только делалось его пока очень мало. А с пуском этого завода (и еще одного такого же в Ушумуне) по крайней мере соляркой трактора в деревнях выйдет полностью обеспечить.

Вот только то, что вылезало из реакторов, содержало не одно лишь топливо, там и очень много других «химикатов» получалось – и вот с ними Вера и собиралась плотно поработать. А заодно (и, скорее всего, главным образом) она собиралась обучить работе с этими «химикатами» слушателей «школы КГБ» в Вернеудинске. Которое изначально было обычным армейским училищем по подготовке «младшего командного состава», а теперь, после передачи его под крылышко Лаврентия Павловича, готовила тот же «младший состав», но уже не для Красной армии, а исключительно для войск КГБ. Ну и для дружественной армии монгольской.

Еще одно училище – на этот раз исключительно «для обучения рядового состава» – было открыто в Наушках, и там «молодых бойцов» обучалось уже очень много: товарищ Чойбалсан вероятно проникся наставлениями товарища Сталина и «свободных монгольских парней» в Монголии появился изрядный избыток, который как раз армия и «утилизировала». Чойбалсан, как рассказали Вере, просто собрал настоятелей большинства буддистских монастырей и выдвинул им ультиматум: или они (временно, на десять лет) выкинут из монашеского сословия девяносто процентов монахов, или монастыри будут просто уничтожены. То есть ультиматум этот был обставлен правильными тезисами о том, что «монгольский народ вымирает, а мужчины, вместо того чтобы создавать семьи и детьми обзаводиться, балду пинают и объедают честных кочевников» – но суть от этого не менялась. А после того, как пара монастырей была действительно разогнана, остальные ультиматум приняли. Хитрили, конечно, изрядно, в плане численности «временно отлучаемых» – но в мир таким образом получилось вернуть за год больше сотни тысяч мужчин. И – по договоренности с Берией – двадцать тысяч из них должны были стать солдатами. То есть по крайней мере получить начальную военную подготовку…

Формально товарищ Чойбалсан был всего лишь министром животноводства и земледелия, но фактически руководил монгольской армией. А так как животноводство было основой экономики Монголии, то и этой самой экономикой он тоже управлял. Поэтому в июле, сразу после пуска установки по производству жидкого топлива, Вера полетела в Улан-Батор.

То есть не совсем поэтому и не сразу. Когда заработала установка (представляющая собой практически отдельный – и очень немаленький – завод), на получаемых в ней продуктах заработала и установка по производству гексагена и тола. Которые, в свою очередь, тут же отправлялись на еще один новенький завод, где все это аккуратно распихивалось по снарядам. И вот директор этого «третьего» завода Вере пожаловался:

– Мы сталь из Петровска получаем, взрывчатку тоже на месте производим. А вот завод все равно на две трети простаивает: поставки меди идет со страшными перебоями. А без нее – какие снаряды? Я уже про гильзы не говорю: цех строится, к осени уже оборудованием укомплектован будет – нам бы рабочих заводить в город, а что они делать будут?

– Как это с медью перебои? – удивилась Вера, – завод-то в Джезказгане уже не просто медь выдает, а медь рафинированную, СССР ее вообще закупать прекратил за границей, так как своей хватает…

– Хватает, да не хватает. Ее там, за Уралом, хватает, а сюда возить – так то дорога перегружена, то еще что.

Вера Андреевна помнила, что существует относительно неподалеку удоканское месторождение, которое вообще-то одно из крупнейших в мире – но так же помнила, что без БАМа до него не добраться. БАМ, конечно, строить уже начали – но очень постепенно, и до Удокана дорога пока даже проектироваться не начала… Но были и другие варианты нетаскания меди вокруг Байкала. Причем варианты настолько интересные, что Вера села в самолет и полетела к товарищу Чойбалсану.

Импровизированное совещание в Кремле состоялось сразу после того, как товарищ Чойбалсан позвонил по линии ВЧ товарищу Сталину и задал один вопрос. Товарищ Сталин ответил «да» – но у него самого появилось много вопросов, ответы на которые он очень захотел услышать. Поэтому на ночь глядя в его кабинет вошли Лаврентий Павлович и Валентин Ильич:

– Мне тут позвонил наш монгольский товарищ и попросил подтвердить полномочия нашей Старухи. Я подтвердил, но у меня возникли вопросы. Насколько я понял, она предложила Чойбалсану выстроить в Монголии горно-обогатительный комбинат…

– У Горы сокровищ который? – уточнил товарищ Тихонов. – Если хотя бы на четверть то, что она мне тут понаписала, – он положил на стол толстую папку, – является правдой, то я бы сказал, что ее запросы еще и очень скромные.

– А я вот и хочу узнать, что она… понаписала. Когда понаписала-то? Она же туда всего пару недель как уехала.

– Мне вчера в обед ее писульки прислали, авиапочтой Комитета. В тех краях, по ее информации, должно быть большое месторождение меди и молибдена, а чтобы до него добраться, всего-то и нужно двадцать километров железки прокинуть от дороги на Улан-Батор. В принципе, это даже до осени сделать можно: рельсы Петровский завод наделает, как и все прочее, для прокладки дороги нужное, а из прочего… Она просит для начала поставить три «сельских» электростанции с угольными котлами, десяток экскаваторов и сотню самосвалов карьерных…

– Но ведь в тех краях, насколько мне известно, геологических изысканий не проводилось. Почему она решила, что там это месторождение вообще имеется?

– Тут написано. Она по просьбе какого-то монгола, геолога любителя вроде, провела анализ образцов тамошних минералов. А про минералы… она же у Мирчинка училась, и про самые важные она все знает. Лично у меня сомнений в том, что руда там есть, не имеется – а вот сколько ее там… но она пишет, что камни с таким содержанием полезных металлов на бедных месторождениях нигде не обнаруживались. И опять же: если все подсчитать, что она для этого рудника запрашивает, то мы явно не в убыток себе ей это выделим. А насчет самого строительства, так сейчас в Тугнуйске высвобождается целиком второе Забайкальское стройуправление, его задейстовать в постройке города – вообще не проблема. А вот то, что мы в Монголии города строим, даст, мне кажется, огромный политический эффект.

– Среди семисот тысяч монголов, или даже пятисот, если монахов не считать…

– И среди монахов тоже даст, – тихо заметил Лаврентий Павлович. – Те, которые еще из монашества не вышли, увидят, как хорошо могут жить миряне. И с этим, как его, Гэндэном, у нас появится серьезный довод иначе говорить…

– Это у товарища Чойбалсана появится довод с ним иначе говорить. И, как я понимаю, он и сам это сообразил. А вот сотню карьерных самосвалов… не снимать же их с тугнуйского карьера?

– Сейчас мы делаем таких самосвалов по пятнадцать штук в сутки. То есть в рабочие сутки, а если объявить на заводе специальные коммунистические воскресники в помощь братскому монгольскому народу… с оплатой рабочего времени, конечно, то месяца за два мы такую потерю компенсируем.

– С оплатой за счет Старухи, надеюсь? – усмехнулся Сталин.

– Нет, если пользоваться её счетом, то дороговато нам оно обойдется. У нее же вся эта оплата не деньгами идет, а квартирами, библиотеками, дворцами культуры, прочим всем таким. Деньгами все же дешевле выйдет, раз в десять дешевле.

– Ну, тебе виднее. Когда ей всё это нужно?

– Она тут написала, что хорошо бы в августе уже по крайней мере фундаменты в городе новом все заложить: зима-то там прохладненькая, почти как на Северном полюсе…

– Валентин, ты тогда там по своим каналам нужные распоряжения отдай… если там на самом деле такое месторождение, то лучше, чтобы об этом пока никто не узнал. Японские империалисты с каждым днем все наглее становятся, и подсовывать им новые соблазны, я думаю, рановато.

После визита в Улан-Батор, который занял почти полную неделю, Вера вернулась на химкомбинат. У нее действительно появилось несколько «передовых идей», которые, по ее мнению, было бы неплохо «воплотить», и воплощать она их начала на снарядном заводике. Ничего принципиально нового она даже придумывать не стала, а просто с тремя инженерами с этого завода занялась производством обыкновенных минометных мин. Миномет для проведения испытаний был на том же заводе сделан, причем вообще за один день – благо, с нужным металлом все было просто. А вот с минами было немного посложнее.

Обычная-то минометная мина что из себя представляет? Чугунная чушка с взрывчаткой внутри, сзади в нее воткнута гильза бумажная от охотничьего ружья, которая эту мину выталкивает наружу. Но выталкивает недалеко – а если ее нужно толкнуть подальше, то вокруг хвостовика мины бойцы руками привязывают мешочки шелковые с дополнительным порохом. Однако у мешочков есть один недостаток: они тряпочные, влагу пропускают – и в зависимости от того, как долго и при каких условиях они хранились, порох в них взрывается по-разному и мина летит тоже… примерно куда намечалось. Очень примерно – а хотелось бы точно. Вот Вера и придумала, что порох можно не в шелковые мешочки распихивать, которые еще потом долго ручками к мине привязывать требуется, а в гибкие пластиковые трубочки, которые легко и быстро надеваются на хвостовик мины. И которые влагу не пропускают – зато при выстреле мгновенно сгорают, не мешая заключенному в них пороху правильно (и предсказуемо) взрываться.

Насчет пластика – еще Вера Андреевна знала, какой для подобной цели подходит, а вот какой именно порох в пластиковые спиральки сыпать – это нуждалось в экспериментальном изучении. Порохов-то много разных, и горят они по-разному в зависимости и от состава, и от того, в каком виде он изготовлен: в пластинках, в гранулах или вообще в жгутах…

Пока Вера экспериментировала с порохами, инженеры придумывали оборудование, на которых такие дополнительные заряды можно было делать быстро и качественно. И даже что-то придумали – но вот сами, на своем заводе, такого сделать они не могли. Все же снарядный завод ни с какой стороны на станкостроительный не похож.

– Старуха, у нас есть два варианта действий, – сообщил ей Слава Бачурин после того, как команда принесла ему (как директору всего комбината) свои разработки. – Первый вариант – это отправить всё это в «Химавтоматику» и полгода ждать, полка они что-то для нас сделают. Или не сделают, хотя ты в состоянии их все же допинать – но при этом ты там должна будешь сидеть и следить, чтобы твоя нога постоянно находилась в движении.

– Мне что-то не очень это нравится.

– Но есть и второй вариант, при котором тебе все же пинаться не потребуется. В Комсомольске при авиазаводе очень неплохое станкоремонтное производство имеется, а на нем – небольшое такое комсомольское КБ по станкам. Они там много чего для авиазавода наделали, но если мы – от лица нашей комсомольской организации их попросим о помощи, то они и нам оборудование изготовят. Я точно это знаю, в том КБ двоюродный братец Светки моей трудится. Им главное, чтобы затраты на материалы мы им оплатили, а остальное…

– И остальное оплатим.

– Все же ты совершенно неправильно рассуждаешь. Бюро – комсомольское, там ребята из интереса что-то делают, не за зарплату. То есть если они что-то полезное для завода делают, им, бывает, и премию дают – но чаще или грамоты, или к медалям представляют. Витька уже две медали таким образом заработал! Так что если мы им потом тоже медали организуем…

– Да хоть ордена! Имею, между прочим, право к ордену представить. Хочешь, тебя представлю? Или нет, перебьешься, Светку представлю, за то, что она тебя терпит до сих пор. Кстати, где она?

– В декрете, дома сидит. Значит так, я тебе комсомольскую путевку выпишу…

– Я сама себе выпишу.

– Не выпишешь: с твоей путевкой там с тобой и разговаривать не станут. Ну сама подумай: если их не братья-комсомольцы о помощи попросят, а зампред НТК с заданием не по профилю завода припрется…

– Вот поэтому-то ты и директор комбината, а я всего лишь завкафедрой в длительном отпуске. Пиши бумажку!

– Щяз! Вот прям все брошу и писать побегу! Только ты это… я понимаю, удобства там и все прочее… но людей все же удостоверением своим не пугай. Светка туда к брату летала как-то по поводу клеёв наших разбиралась, говорит, что гостиница при заводе вполне терпимая. Похуже нашей, конечно, но…

– А получше вашей гостиницы я вообще не знаю, где найти можно. Меня, откровенно говоря, удивляет, что ты унитазы из золота там поставить не распорядился.

– Так холодно же на золоте сидеть! А насчет оплаты мне вот какая мысль пришла: там у них еще и самодеятельность разная есть, а вот с инструментами музыкальными… захвати с собой комплект наших черных скрипок, за них они все нам за неделю сделают!

Комсомольская (в любом смысле этого слова) команда конструкторов-любителей Веру приняла хорошо. И гостиница при заводе оказалась не такой страшной, как ее расписывал Слава: все же у себя в городе он умудрился выстроить миниатюрный вариант какого-нибудь импортного Палас-отеля, а здесь здание было попроще. Но только внешне попроще, а внутри – все удобства имелись. Да и столовая в гостинице оказалась выше всяких похвал.

Но Слава не только насчет гостиницы «ошибся»: Комсомольские комсомольцы, оценив сложность работ, сразу предупредили, что сделают просимое «в лучшем случае за месяц», поскольку и основной работы у них хватало. А вот предложение Веры «помочь чем смогу» они приняли с радостью, лишь только узнав, что Вера химиком работает: оказывается, на заводе были серьезные проблемы как раз с применением изготавливаемых в Тугнуйске клеёв. Точнее, не с применением их, а с результатами применения: техконтроль и особенно военная приемка завода почти половину клееных деталей не принимали. Причем парни честно сказали, что они и сами бы такое не приняли: клеёные соединения ползли и слишком уж часто не проходили прочностные испытания – а причин такого поведения клея никто понять не мог. И Света Бачурина сюда, в общем-то, по делу прилетала – но вот разобраться в том, что авиаторы делают не так, не смогла. Вроде все всё делают строго по инструкции…

Вера только на то, чтобы выяснить причину появления плохих клеевых соединений, потратила две месяца: все же завод-то выпускал истребители Сухого, а если в полете отваливается остекление кабины, то хорошим в бою это точно кончиться не может. А потом еще почти столько же времени придумывала технологии неразрушающего контроля качества получившихся деталей. А после работы на заводе еще много времени проводила в «комсомольском КБ», на лету решая возникающие при изготовлении нужного оборудования проблемы: все же авиаинженеры не очень хорошо понимали, что может случиться с легковоспламеняющейся пластмассой при «заварке» трубки, в которой еще и куча пороха насыпана.

А когда работа практически была завершена, Витька – брат Светки Бачуриной – решил уточнить:

– Тебя с работы-то отпустят? Меня-то точно нет.

– Меня – не отпустят, но ты не переживай. Ты же не авиаинженер, а станкостроитель. Станкостроители – они везде нужны. Так что давай, собирайся уже…

– Ты не знаешь нашего директора…

– А ты не знаешь моего начальника. Значит так, раз уж ты теперь человек женатый, то должен слушаться жену. Завтра в одиннадцать мы улетаем, и спорить тут бесполезно. Вопросы есть?

– Начальство меня убьет…

– Сначала им придется убить меня. Но у них это точно не получится…