Старуха 3

Глава 23

В отличие от Маньчжурии в Корее японцы решили уже воевать всерьез, ведь они уже объявили, что Корея – исконно японская территория, неотъемлемая часть Японской империи. И что корейцы – это тоже японцы, правда, пока лишь второго сорта. И даже начали мобилизацию корейцев в свою армию, однако быстро это дело прекратили. Сразу после того прекратили, как «корейский» полк просто вырезал всех японских офицеров и целиком перешел на сторону товарища Кима…

А чуть погодя в армию товарища Кима с освобожденных территорий стали записываться вообще почти все корейцы, включая женщин: видимо, успели они хлебнуть полной ложкой от своих первосортных «соплеменников» и страстно возжелали их за все отблагодарить. Настолько возжелали, что даже в Москве товарищ Ворошилов удивлялся, почему японцы в плен не сдаются. А на Корейском фронте простые советские бойцы такими вопросами не задавались, они просто передавали всех захваченных пленных составленным из корейских стариков и женщин «вспомогательным частям» и дальше их судьбы японцев вообще не беспокоили.

Но пока «освобожденных территорий» было немного: по всему выходило, что японский император объявил тотальную мобилизацию. И в Корею успел перетащить уже чуть больше миллиона солдат. Довольно прилично вооруженных и сильно мотивированных: уж что-что, а пропаганда у японцев была поставлена неплохо. Поэтому в советских штабах было принято решение японскую армию выбивать, пользуясь преимуществами в вооружении, а в атаках своих бойцов терять поменьше – и освобождение Кореи шло хотя и неотвратимо, но не быстро. Но расход боеприпасов был огромный, на Корейский фронт работали чуть ли не две трети заводов, эти боеприпасы производящих.

В Маньчжурии обстановка была все же более «спокойной», там интенсивность боев была поменьше, да и особого фанатизма японские солдаты не проявляли – так что Красная армия (в основном уже именно Красная армия, а не войска КГБ) планомерно наступали – и, по мнению Лаврентия Павловича, к сентябрю начнутся уже бои за Порт-Артур. Но до осени было еще далековато…

Вера, закончив с «Союзмультфильмом», о результатах работы доложила непосредственному начальнику, в своей обычной манере доложила:

– У меня нет, конечно, полной уверенности, но все же мне кажется, что сейчас «Диафильм» детскими материалами будет полностью обеспечен, причем на пару лет работы вперед. Этот Сутеев заказ исполнил за три дня, а получил он гонорар раза в два больше его годовой зарплаты. А художников только на этой студии пруд пруди, желающих хорошо жить среди них даже чуть больше ста процентов…

– Это как это «больше ста процентов»? Ведь сто процентов – это, как я понимаю, просто все до единого? Откуда больше-то возьмется?

– У тех художников, которые на студии работают, есть еще жены, дети… друзья опять же среди художников, фотографов и прочих – и вот если их тоже посчитать…

– Понятно.

– А мне непонятно: какого рожна я должна заниматься этой… мелочевкой? Я все-таки химик, а не…

– Ты у нас сейчас вообще легкотрудница, а эту работу кто-то, да должен был сделать – вот тебя и выбрали.

– И кто же меня выбрал? Тем более, что Женьку я уже не кормлю и про легкотрудницу вы уже наврали.

– Ну, я тебя выбрал. На заседании Комитета, которое ты пропустила. Неважно, важно то, что ты-то хоть что-то, да понимаешь в детских книжках, сама, вон, написала… несколько уже. Товарищ Щербаков, кстати, говорил, что тебя на следующем заседании правления и в Союз писателей примут.

– Там нужно личное заявление, а я его не писала и не собираюсь.

– И не пиши, – усмехнулся Валентин Ильич, – там достаточно, если полномочный представитель писателя заявление напишет. А я, между прочим, имею право полномочно представлять любого сотрудника Комитета, так что не обессудь.

– Вы… вы!

– Не горячись, если бы я не написал, то написал бы уже…

– Ладно, у меня всяких удостоверений уже скоро пара десятков будет: одним больше, одним меньше… но все же я, работая по специальности, могу пользы стране принести куда как больше. Сейчас у нас война, вопросы производства взрывчаток и порохов…

– Вера, у нас этим занимается два института, не говоря уже о химиках с профильных заводов. Причем ты как бы не половину этих химиков и подготовила. Да и других талантов у нас все же немало: вон, тезка твоя из Краснозаводска разработала пороховой заряд для артиллерии какой-то хитрый, что гильзы теперь автоматы снаряжают. Там новую линию поставили, так на ней в час почти восемь тысяч патронов для «Терминаторов» выпускают.

– Маловато… но все равно молодец!

– Не маловато, сейчас только в Краснозаводске еще две таких же линии монтируют, а кроме этого – еще на трех заводах…

– И зачем? Миллион снарядов в сутки – это, мне кажется, перебор. Да в стране столько меди для изготовления гильз не найти!

– Орден Ленина тезка твоя получит как раз за то, что они придумала, как гильзы прямо из пороха и делать, там медь только на капсюли тратится, а донце гильзы из нержавейки штампуют. Но ты не волнуйся, перебора по снарядам не будет: остальные линии под другие калибры делаются: все же этих модифицированных «Бофорсов» у нас не так много. Но это я для примера сказал, так что можешь не волноваться: и без тебя у нас есть кому оборону крепить. С тобой, конечно, получается как-то пошустрее – но теперь я уже не уверен, что и быстрее, и лучше. Неплохо – да, а вот лучше – я не знаю. А насчет легкотрудницы – Лаврентий Павлович тут как-то говорил, что новые твои книжки тоже надо в печать побыстрее отправлять, так что поручаю тебе следующую неделю этому и посвятить. А уже я спрошу: у тебя новые-то книжки когда ожидаются? А то моя после «Неизвестного» каждый вечер новую книжку твою просит…

– Все, закончился у меня декрет, времени на глупости не остается. Пока отдыхала, вроде придумала одну очень интересную штуку под названием «пластификатор для бетона».

– Это чтобы бетон помягче был?

– Это чтобы он был попрочнее. Если в смесь залить меньше воды, то пустот в бетоне после застывания тоже будет меньше, а прочность, соответственно, возрастет. Но перемешать бетонную смесь без воды еще можно, а вот залить ее куда надо – тут без пластификатора никак не обойтись. Я его из нафталина делать буду…

– Ну и нафига? И с водой бетон получается крепким.

– Только два примера: плотины ГЭС и бетонные шпалы.

– Логично. Ты мне бюджет на НИР тогда занеси.

– На ОКР, когда НИР на кафедре проведу.

– Вер, а у меня еще один вопросик есть, не по работе, а из любопытства. Вчера, если ты не слышала, наши авиаторы потопили в порту Нагасаки линкор Муцу. Причем не просто потопили, а, как ты говоришь, с особым цинизмом: сам линкор пополам разорвало, а одно орудие главного калибра, говорят, вообще на два с лишний километра забросило. Почему мы не делаем еще такие бомбы?

– Очень сложно их делать, а еще опасно. Там основной заряд покрывается тонкой оболочкой из октогеновой взрывчатки, а флегматизатор для октогена я придумала… так себе флегматизатор: смесь становится вязкой при примерно сорока восьми градусах, а при шестидесяти она от искры уже взорваться может. А так как эта дрянь – изолятор не хуже эбонита… Мы ту бомбу вдвоем со Славкой Бачуриным делали. Но я больше на такое не соглашусь, а один человек там точно подорвется…

– А зачем так сложно-то?

– Если сложить в кучу тонну тротиловых шашек и одну из них взорвать, то взорвется шашек с полсотни, а остальные просто разлетятся. Если сделать из тола брусок весом в тонну и его взорвать, вставив детонатор с одной стороны, то взорвется уже килограмм семьсот тола, а триста – снова просто разлетятся. Если эту тонну запихнуть в прочный стальной корпус – то весь тол взорвется. А если в прочный стальной корпус запихнуть уже три тонны тола, то взорвутся только две: они успеют и корпус разнести, так что остаткам тогда будет куда лететь. С гексогеном картина несколько хуже: у него бризантность выше и без корпуса разлетится уже две трети. Они тоже скорее всего взорвутся – но в отдалении, взрыв не такой мощный получится. А октоген… надеюсь, вы представляете, что такое свинец? Так вот, октоген взрывается так быстро, что на пробе Гесса свинцовый столбик просто разбивается! Не сминается, а именно разбивается как стеклянный. Так вот, гексоген внутри октогеновой оболочки взрывается не так, как даже в стальной: октоген взрывается на порядок быстрее и окутывает гексоген как бы в корпус из газа очень высокого давления, так что гексогену разлетаться становится некуда. Да и сам он начинает взрываться от поверхности внутрь, так что детонация от такого сверхвысокого давления лишь ускоряется и взрыв получается более мощным. Точнее, более концентрированным – и вот такой взрыв способен и линкор на части порвать, и пушку на много километров закинуть.

– Так это, как я понимаю, хорошо!

– Ага. Но пока я не придумаю нормальный флегматизатор… или пока его еще кто-нибудь не придумает, таких бомб у нас больше не будет.

– Половину из того, что ты сказала, я не понял, но будем считать, что ты меня убедила. Однако про книжки не забудь, только когда с ними закончишь, на кафедру вернешься. И это не я решил, а лично товарищ Сталин, так что выпендриваться не советую. Да, еще вопрос, раз уж про ГЭС упомянули: товарищ Новосёлова говорит, что у нее наблюдается некоторая нехватка церия, а ты говорила, что этого добра в Монголии как… очень много. Ты хоть примерно помнишь, где руду искать-то?

Высококачественный бетон для гидростанций стране очень не помешал бы, но еще больше он не помешал бы для железнодорожных шпал. Как-то в разговоре с соседом Вера упомянула про очень интересное свойство шпал из бетона, на которое обычно никто внимания не обращал: с этими шпалами пути невозможно перешить на другую (например, европейскую) колею. И если враг все же какую-то часть страны оккупирует, то воспользоваться железными дорогами он просто не сможет – ну, если хотя бы локомотивы ему не «подарить». Лаврентий Павлович мыслью этой поделился с товарищем Сталиным – для обдумывания, а затем, когда «обдумывание» закончилось – с Валентином Ильичем, причем с последним в плане «срочно займись и обеспечь».

Конечно, невозможность перешивки дороги была лишь незначительным, хотя и важным, преимуществом бетонной шпалы, и Иосиф Виссарионович проконсультировался со специалистами. Причем не только (и не столько) с железнодорожниками, сколько с госплановцами. Те прикинули, что бетонная шпала – хотя и получается она впятеро дороже деревянной – служит раз в десять дольше, а если использовать «предложенные крепления», (как раз привлеченными железнодорожниками и предложенные), то и расходы на ремонт путей или замену рельсов сократятся чуть ли не втрое. Понятно, что начальные вложения потребуются все же немалые, но…

Первый завод по производству железобетонных шпал заработал в Вольске летом тридцать седьмого, а первой дорогой, на которой уложили эти шпалы, стала дорога из Минска к Москве (пока, правда, реконструированная сильно частично, от Минска она еще даже до Орши не дотянулась). Вторая дорога – на этот раз со шпалами с Михайловского завода – была Ярославская, а третья – ее начали модернизировать железнодорожники Коломны, самостоятельно договорившиеся о выпуске таких шпал на местном цементном заводе. Понятно, что для шпал нужен не только цемент – но раз уж в Коломне уже был выстроен завод по производству арматурной катанки из металлолома, то единственной сложностью оставалось производство анкеров – а их производство наладили на паровозном заводе. Но дальнейшего развития инициатива не получила. То есть пока новые заводы по производству бетонных шпал было решено не строить – просто потому, что очень много цемента уходило на другие, признанные более важными, стройки. В числе которых числились и очень многочисленные ГЭС.

А гидроэлектростанций стало строиться как-то сразу очень уж много, в основном, конечно, небольших. Но, как сказал на каком-то совещании товарищ Кржижановский, «ГЭС – это источник бесплатной электроэнергии», и сельское население очень сильно отреагировало на слово «бесплатной». Особенно сильно оно отреагировало там, где имелись хоть какие-нибудь горы, поэтому в Закавказской республике народ просто бросился строить такие станции. Три четверти таких строек были все же быстро прекращены в силу полной их бессмысленности, но все равно только там полсотни станций были специалистами признаны экономически обоснованными и – после того, как энергетики все же составили приемлемые проекты – эти стройки продолжились. На Урале тоже почти полсотни маленьких ГЭС строилось, Дальний Восток не отставал – а в центральной части России небольшие электростанции строились уже сотнями. И для всех требовались генераторы, которые производились главным образом в Ростове – а так как уже каждый энергетик знал про «полезные свойства церия при производстве электричества», то спрос на этот металл превысил текущие возможности по его выпуску.

На самом-то деле среди специалистов по энергетике дураков почему-то практически не встречалось, там обмотки генераторов из легированной церием меди рассматривались как «приятная, но не обязательная возможность увеличения мощности», а в Ростове уже половину именно небольших (до полутора сотен киловатт) генераторов выпускались вообще с обмотками из алюминия – но всем хотелось лучшего.

Очень хотелось, настолько, что этими хотелками в некоторой степени вдохновился и лично Иосиф Виссарионович, задавший Вере на очередном совещании, состоявшемся в конце августа, простой вопрос:

– Вера Андреевна, на вас тут товарищи жалуются, что вы не хотите рассказать, где находятся столь необходимые нашей стране залежи ценных металлов.

– Пусть жалуются. Раз уж товарищи не понимают элементарных вещей…

– Это каких? Я, похоже, тоже понять не могу.

– Элементарных. Сейчас новые границы Монголии признает только Советский Союз. Вот когда товарищ Мао, причем в роли главы китайского Госсовета, подпишет документ о полном и безоговорочном признании Монгольской республики, то можно будет и нам с товарищей Чойбалсаном договориться о разработке этих месторождений. Но я боюсь, что если китайские товарищи о них узнают раньше, то хрен они Монголию вообще признают: ну кто захочет как бы чужому дяде отдать такие богатства?

– Интересно вы рассуждаете… но, думается, в целом верно. Насчет товарища Мао, причем в любой роли, я не уверен, но вот американцы, узнав о таких богатствах, наверняка увеличат помощь Гоминьдану…

– Вот-вот. А если речь опять про церий идет, то на Урале у нас месторождения монацита имеются, церий и из него вытащить нетрудно. В Хибинах есть богатые месторождения лопарита, его тоже нужно побыстрее начать добывать, так как там не только лантаноиды, но и титан, тантал и, главное, ниобий. А вот ниобия у нас действительно острая нехватка.

– А что с ниобием мы можем получить?

– Я думаю, что на этот вопрос вам лучше товарищ Хлопин ответит…

Товарищ Хлопин был абсолютно готов ответить и про ниобий, и про многое другое. Но во время этого совещания он отвечал на вопросы уже товарища Берии, который специально приехал ради этой беседы в Красноярск. То есть не совсем в Красноярск, а чуть севернее и немного пониже: реакторный зал Горнохимического комбината располагался на отметке почти в пятьсот метров ниже уровня Енисея (и даже на триста пятьдесят метров ниже уровня моря). Лаврентий Павлович с большим интересом этот зал осмотрел, а затем подошел к перегораживающей зал бетонной стене:

– Ну что, идем внутрь?

– Нет, не идем. Когда реактор работает, там людям находиться опасно, – сообщил Виталий Григорьевич, – а сейчас он работает на полную мощность. И еще три недели работать будет, до замены тепловыделяющих элементов.

– То есть эти элементы работают только несколько недель?

– Вера Андреевна очень верно предсказала… то есть рассчитала: нужный изотоп элемента, который она назвала плутонием, максимально нарабатывается за три месяца работы сборки в реакторе, но чтобы минимизировать наработку изотопов вредных, более тяжелых, мы держим сборки в реакторе по два месяца. Первые десятки, даже скорее сотни граммов элемента мы уже получили, сейчас ведется его тщательная химическая очистка…

– То есть вы меня пригласили, чтобы я посмотрел на голую бетонную стену?

– Вовсе нет, просто вы попросили показать вам работающий реактор… на него можно посмотреть и через перископы, с помощью которых операторы производят замену тепловыделяющих сборок, но все равно ничего интересного вы не увидите. Но пригласили мы вас не для этого: у нас уже проведены все испытания другого реактора, энергетического, который Вера Андреевна метко назвала водо-водяным. Честно говоря, я не был полностью уверен, что ее предложение в принципе осуществимо, но она оказалась права. И, если все наши расчеты верны, то у нас будет энергетический комплекс, производящий двадцать два мегаватта электрической энергии, причем с одной заправки он сможет проработать без перерывов лет пять, а то и больше. Но главное даже не в этом! Давайте поднимемся немного, вы сами увидите…

В другом зале, который располагался сотней метров выше, Лаврентию Павловичу показали… опять кучу каких-то металлических изделий, окруженных множеством труб.

– Вот это все – по сути дела электростанция, которая может выдавать двадцать два мегаватта несколько лет без перерывов. Как сами можете заметить, размеры установки довольно скромные… хотя собственно турбогенератор и занимает две трети требуемого пространства. И сейчас я могу с уверенностью повторить слова Веры Андреевны: если мы сможем выстроить подводную лодку тысяч на пять тонн водоизмещением, то такая лодка сможет не всплывая на поверхность ходить по океану годами. И под водой развивать скорость не меньшую, чем надводные крейсера.

– Лодка, говорите… действительно, при такой мощности можно и воду опреснять, и кислород из воды получать…

– Опреснять можно будет и без электричества, даже нужно будет, ведь реактор водой заправляется и турбогенератору пресная вода нужна – но реактор, кроме электричества, еще и тепла втрое больше производит. А уж как применить лодку, которой всплывать не требуется – надеюсь, советские моряки придумают.

– Расходы на реактор? Я имею в виде на постройку, заправку его… Лодку мы начнем проектировать уже через неделю…

– Думаю, что лодку проектировать рановато, нам в любом случае нужно провести еще ряд серьезных исследований этой конструкции, провести по-настоящему длительные испытания под нагрузкой, да много еще чего сделать нужно. То есть мы будем готовы реактор передавать в серию не раньше, чем через год, а скорее даже, года через два.

– Если наши… конструктора смогут придумать проект лодки хотя бы через три года, то я сильно удивлюсь, – хмыкнут Лаврентий Павлович, – так что время у вас есть. А мегаватты эти…

– На время испытаний мы планируем электричество просто передавать в сеть, ведь мимо нас идет линия в Красноярск с Казачинской ГЭС. Комбинат обычно забирал от тридцати пяти до пятидесяти мегаватт, а сейчас будем брать поменьше – так что в Красноярске пусть думают, что у нас энергопотребления вдруг уменьшилось. Или что мы дровяную электростанцию улучшили…

– Совершенно верно вы этот момент учли. Вас я отдельно попрошу составить полный список участников разработки, с указанием доли личного участия каждого. Это не к спеху, отправьте все письмом на мое имя в течение месяца. А когда вы эти испытания собираетесь начинать? Прямо сейчас? Я тогда, пожалуй, посмотрю, как она работать начнет…

К сентябрю железная дорога дотянулась до Нерюнгри и даже уже пересекла речку Чульман. В связи с этим у НТК резко прибавилось забот: количество и качество найденного там угля буквально требовало начать его добычу как можно скорее. В первую очередь потому, что этот уголь не требовалось возить вокруг Байкала по перегруженной разными другими грузами дороге, а если учесть месторождения железной руды на Дальнем Востоке, то с этим углем какой-нибудь Кривой Рог вскоре покажется мелким металлургическим заводишком. Но этот уголь требовалось и добыть, и перевезти – то есть нужны были в первую очередь люди, которые подготовят месторождение к работе и уголь копать будут, затем – тоже люди, которые железную дорогу сделают двухпутной и станут по ней уголь возить куда требуется. В третьих – опять люди, которые спроектируют и выстроят новые металлургические заводы, в четвертых – люди, которые будут обслуживать первые три группы людей. Нужны новые дома, школы, больницы, детские сады, Дворцы культуры и спортивные сооружения…

Нужно было очень много людей – однако почти три миллиона человек вместо того, чтобы работать на улучшение жизни советского народа, воевали и работали на тех, кто воюет, обеспечивая их всем необходимым: оружием, боеприпасами, одеждой и продуктами, еще тысячами разных нужных вещей. В стране напряжение войны все же ощущалось не очень сильно, но большинство населения просто не догадывалось о том, сколько всякого разного оно недополучает из-за войны. Хотя это большинство и тому, что получало, очень радовалось: все были сыты, одеты и обуты, почти у всех была крыша над головой. То есть крыша-то была вообще у всех, просто пока еще очень много людей делили эту крышу с другими людьми, даже не родственниками…

У Валериана Владимировича вопросы обеспечения населения качественным жильем были на особом контроле. С некоторых пор были – с тех самых, когда многие наркомы стали жаловаться на то, что «кадры утекают в НТК». После чего в Госплане был создан специальный отдел, занимающийся исключительно вопросами жилищного строительства – а чтобы этот отдел мог нормально работать, его сотрудникам приходилось очень плотно общаться с химическим управлением НТК. Просто потому, что практически все производство труб из хлорированного полихлорвинила было сосредоточено именно в этом управлении – именно это управление теперь обеспечивало создание необходимых для жилищного строительства коммуникаций. Еще нужно было готовить энергетическую инфраструктуру – но «большая энергетика», контролируемая Госпланом, не могла охватить огромное количество небольших населенных пунктов, которые тоже росли с невероятной скоростью, а «энергетика малая» – она почти полностью зависела от энергетического управления НТК, которое – хотя и неформально – тоже подчинялось Старухе…

А со Старухой рядовые сотрудники напрямую работать все же не могли: не тот уровень ответственности, так что общаться с ней в основном приходилось лично товарищу Куйбышеву. Впрочем, этим «общением» он не тяготился: хотя он и перестал воспринимать ее как «забавную девчонку», для Валериана Владимировича она так и оставалась «восторженной комсомолкой». Которая, даже когда и лезла не в свое дело, могла и народ организовать, и – довольно часто – заранее предупредить о потенциальных проблемах. Но главное, она к любой задаче относилась очень ответственно, а потому ей было не страшно предлагать и «невыполнимые» задачи. Ведь если задача на самом деле оказывалась невыполнимой, то Старуха сразу же об этом говорила – и очень подробно объясняла, почему именно. А если задачу можно было решить – то она ее решала, причем запрашивая минимум необходимой помощи со стороны.

Именно для обсуждения очередной «невыполнимой задачи» Валериан Владимирович пригласил Веру вечером девятнадцатого сентября:

– Старуха, ответь мне как человеку взрослому, но бестолковому: можно ли по твоим ПХВ-трубам газ пускать? Сергей Миронович на мыло исходит, у него рабочие просто не успевают проржавевшие трубы из Сланцев менять – а на носу зима, ему город отапливать надо. Он, конечно, к середине октября трубы поменять успеет, но к следующему лету они опять проржавеют…

– Сергею Мироновичу нужно срочно прекратить херней страдать…

– С эти согласен, а на мой вопрос ответить можешь?

– А я и отвечаю. Какого рожна он в Ленинград людей-то тащит все новых и новых? Вот вы – Госплан, зачем позволяете ему в городе новые завода строить?

– Мы не позволяем, он сам, местными ресурсами… и старые заводы расширяет.

– Ну да. Народу в городе становится больше, им жилье строится черт знает где, коммуникации не успевают, тянут трубы из черного металла, они тут же ржавеют… Трубы менять– опять люди нужны, а людям – новое жилье, получается мартышкин труд и сплошной убыток стране. А пластиковые трубы – он же канализационные имеет в виду – для газовых магистралей использовать нельзя. Нужны специальные трубы, с армированным силиконовым слоем внутри – но такие никто пока не делает.

– А когда… а что тебе нужно, чтобы их начать делать?

– Прежде всего много электричества, куча очень специального оборудования, специалисты подготовленные. Хотите – я вам список всего нужного со сроками, за которое это нужно подготовить можно, к пятнице подготовлю?

– Значит, нельзя… А список – да, готовь, конечно. По прикидкам – за сколько управишься? Я по срокам имею в виду…

Вера задумалась, но ответить не успела: дверь в кабинет открылась и вошедший секретарь сообщил:

– Валериан Владимирович, вас срочно вызывает в Кремль товарищ Сталин: у нас, похоже, еще и с Финляндией война началась. Вера Андреевна, я точно не уверен, но думаю, что это приглашение и вас касается…