Старуха 3

Глава 20

Вера пришла к естественному в данной ситуации выводу: ее «технологическое вмешательство» прилично так «ускорило ход истории», и «все завертелось» гораздо быстрее. То есть к такому выводу она пришла еще в начале монгольской войны – но сейчас она с горечью подумала и о том, что ускорилось развитие не только в СССР. А если даже японцы так успели продвинуться в технике, то как же продвинулись немцы?

А японцы действительно «продвинулись»: проанализировав ход войны в Монголии, принесшей им так много неприятностей и позора, они прилично сократили расходы на создание могучего океанского флота, направив сэкономленные средства на создание новых самолетов – и получили заслуживающие если не уважения, то пристального внимания результаты. В армии Японии появились сразу два скоростных истребителя, полностью цельнометаллических. Алюминий для постройки этих самолетов японцы в больших количествах закупали как в Германии, так и в Америке, а моторы были целиком собственной разработки: на самолете «попроще» мотор был мощностью в тысячу сто сил, а на том, который у них считался «тяжелым истребителем» – уже в полторы тысячи. И оба самолета могли летать на скоростях в районе шестисот километров в час – то есть практически по скоростным параметрам приближались к Су-14. Правда, немного уступали ему в маневренности, поскольку получились более тяжелыми – но этот недостаток в принципе можно было «скомпенсировать» мастерством пилотов...

По бомбардировщикам у них тоже был достигнут серьезный прогресс: исключительно быстро, буквально за год они разработали двухмоторную машину, даже превосходящую по всем параметрам «СБ» Архангельского – и единственным «утешением» для советского руководства было то, что таких самолетов у Японии пока было относительно немного. А вот легких одномоторных бомбардировщиков они успели понаделать уже порядка пятисот штук, и, по некоторым данным, ежесуточно делали еще по три таких машины – и эти странные самолетики по скорости не уступали «СБ».

Странными легкие японские бомбардировщики (с точки зрения советских конструкторов) были потому, что у них даже шасси не убиралось – что, в принципе, радовало, так как такое шасси прилично «сжирало» скорость. А вот зачем на эту легкую (действительно легкую, весом чуть больше двух тонн) машину сажался экипаж из пяти человек, так никто и не понял. Тем не менее, самолетик честно нес полтонны бомб на девятьсот километров. Мог нести, но пока боевые действия разворачивались на гораздо меньшей глубине... к сожалению, советской территории.

В оценке ситуации Веру «подвело» знание «будущей истории». Исходя из того, что бои начались в районе корейской границы, она предположила, что повторяется ситуация на озере Хасан, и поэтому передала Сталину свои «соображения» в случае, если стычки на Хасане все же произойдут. Впрочем, к боевой тактике ее записка отношения вообще не имела – так что Иосиф Виссарионович все же не пришел к выводу, что «Старуха опять лезет не в свое дело». Но он, все же написанное прочитав, решил, что все это не может служить даже основой для каких-то дальнейших планов. За мелкими, впрочем, исключениями…

Дополнительно Веру ввело в заблуждение и то, что перед началом боев – задолго до их начала – ситуация на границе развивалась примерно так же, как и в «прошлой истории»: уже три с лишним года японские солдаты постоянно заходили на советскую территорию, вели разведку и устраивали мелкие провокации. О них, конечно, в центральной прессе ничего не сообщалось – но в НТК поступали и местные газеты, в том числе из Хабаровска и Владивостока, да и сосед время от времени информацией делился. Собственно, саму записку Вера написала сразу после того, как Лаврентий Павлович упомянут о подходе к устью Туманной японских военных кораблей – то есть все «выглядело, как тогда». Но, оказалось, только выглядело, да и то лишь для человека, полной информацией не владеющего.

Но полной информации не было и у руководства СССР, так что когда японские войска действительно пошли в наступление, то даже о том, что это не было очередной (хотя и более крупной, чем раньше) провокацией в Москве узнали лишь к утру двадцать седьмого декабря, когда дошла телеграмма из Владивостока. А раньше она дойти просто не смогла, так как телеграфная линия (и телефонная тоже) была японцами повреждена. А когда к обеду пришла радиограмма из Александровска-Сахалинского, всем уже стало ясно, что началась настоящая война…

А вот у японцев информации, как стало понятно, было гораздо больше: японские самолеты днем двадцать седьмого (по местному времени, конечно) подвергли яростной бомбардировке расположения частей Красной Армии и большинство аэродромов, расположенных поблизости от границы с Маньчжурией – в том числе и аэродромы в Хабаровске и Благовещенске. Правда и они кое-что все же не учли, а не учли они того, что войска КГБ не располагались там же, где и подразделения Красной Армии, а самолеты войск КГБ на армейских и гражданских аэродромах тоже не базировались. Еще японцы все же не учли того, что пограничники теперь входили в структуру КГБ, со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, ситуация была действительно паршивой, ведь японцы бомбами все же смогли повредить два моста на Транссибе, и переброска на Дальний Восток дополнительных армейских сил оказалась под вопросом.

– Сегодня я впервые порадовался, – сообщил Валентин Ильич на вечернем заседании срочно учрежденного Военного Совета, – что мы дали Старухе столько власти.

– Какой власти? – уточнил Иосиф Виссарионович.

– Она же у нас начальник Химического управления НТК, первый мой заместитель. И пока мы в затылке чесали, думая, что же делать в первую очередь, она уже приказала всем химпредприятиям к востоку от Байкала перейти на военный режим работы. И к западу от Байкала тоже, но с некоторыми ограничениями.

– Подробности? Что значит «перейти на военный режим»?

– Оказывается, у нее были давно уже составлены специальные планы работы предприятий на случай войны, и там было очень подробно расписано, что каждое предприятие должно делать. И мощности соответствующие были зарезервированы. И сейчас завод в Ишумуне переключился на производство взрывчатых веществ… разных, включая и отдельные виды порохов. А металлургический завод на Известковой переключился на производство минометных мин и частично снарядов к пушкам. Оказывается, там даже имелись очень большие запасы капсюлей для производства патронов, то есть для артиллерийских гильз. Не огромные, но на пару месяцев производства их хватит. По прикидкам, уже к середине недели производство боеприпасов там сравняется с расходом их на фронте, а через неделю их выпуск еще в несколько раз возрастет: почти все механические заводы НТК переключатся на изготовление корпусов снарядов.

– И это она проделала за день?

– Она это проделала еще прошлой ночью. Лично у меня сложилось впечатление… ведь эти планы были еще год назад составлены, или даже два года… и я думаю, что она вообще все производство там именно под войну и готовила.

– И не только производство, – добавил Лаврентий Павлович. – Мы и Сахалин не потеряли лишь потому, что по ее настоянию для охраны нефтепромыслов в Охе и Ногликах туда были направлены по два полка войск КГБ. По сути, сейчас только они приграничные рубежи и держат.

– И доставить новые части туда сейчас, когда все сковано льдом…

– В авиаотряде Николаевска девять пассажирских самолетов, они уже по три-четыре рейса в день совершают, так что пять сотен бойцов в день на остров доставляют.

– Откуда столько?

– Комсомольский авиаотряд везет их в Николаев. Завтра Комсомольский отряд еще двумя десятками машин пополним, еще пяток тяжелых машин добавятся – и в Николаевский отряд тоже. Со среды сможем до двух тысяч бойцов в сутки туда отправлять.

– Я все же не пойму одного: почему японцы войну начали именно зимой?

– Думаю, как раз в расчете на то, что по замерзшему морю мы ничего доставить на остров не сможем.

– Это на остров, а на корейской границе?

– Вероятно, по той же причине. Автомобили и даже трактора по снегу идти не могут, с гужевой тягой у нас на Дальнем Востоке грустно – а японцы лошадей со всей Кореи туда, похоже, нагнали.

– То есть положение у нас…

– Старуха, как я понимаю после слов Валентина, она действительно все делала именно в рамках подготовки к войне. Эти ее мотоциклы снежные, которые она снегоходами назвала, конечно поменьше грузовика груза перевезти могут – но они же по снежной целине со скоростью больше сорока километров шпарят! А их у нас на Дальнем Востоке уже многие тысячи… на складах прятались.

– Многие?

– Больше шести тысяч. И каждый боец войск КГБ ими управлять обучен. С утра их введем в бой… то есть, наверное, уже ввели, – уточнил Берия, взглянув на часы. – И все японские расчеты они сразу и сломают. Легко не будет, но японцам точно будет гораздо тяжелее… чем нам.

– А флот японский? Нет у них намерения к Владивостоку выдвинуться или к Находке?

– Флот мы потопим, – ответил на вопрос Валентин Ильич. – С воздуха потопим: сейчас у нас есть уже почти полсотни ракет с системой самонаведения на корабли, а фрязинцы с утра… там даже конструкторский отдел в полном составе за паяльники сел системы наведения для этих ракет делать. Так что к концу недели в Лесогорске таких ракет будут по три-четыре штуки в сутки выпускать. А самолетов для них… почти два десятка СБ под них уже доработано, больше пока не надо. То есть надо, конечно, но Архангельский сейчас под эти ракеты специальной новый самолет делает. Ракеты, хотя и летят всего километров на пятнадцать, позволяют самолету под корабельное ПВО не подставляться.

– А почему мы про эти ракеты ничего не знаем? – спросил Климент Ефремович.

– Потому что ракета еще не до конца испытана, флоту не демонстрировалась – чего недоделку-то показывать? И уж на вооружение точно не принималась, у нас все готовые ракеты как раз для испытаний и сделаны были, весенних испытаний. И самолеты для испытаний модернизировались – а Александр Александрович новую машину по собственной инициативе проектировать начал, когда с ним по доработкам этим консультировались. В любом случае управлять этими самолетами и ракеты с них пускать умеет хорошо если человек тридцать из летного состава войск КГБ – и мы даже еще не знаем, насколько хорошо они это делать умеют! Но раз с японским флотом нужно срочно что-то делать, то вот и проведем на них испытания… досрочно.

– Последний вопрос на сегодня: что с мостами?

– Повреждения минимальны, – на этот вопрос ответил товарищ Ворошилов, – на одном просто поменяли рельсошпальную решетку и движение по нему уже восстановлено. На втором… железнодорожники сообщили, что требуется заменить несколько балок, работы ведутся, все обещают починить завтра до обеда в крайнем случае. А, возможно, и раньше – но я думаю, раньше все же не получится: мороз, с железом работать трудно…

У Веры в голове всю ночь и весь день в голове крутилась «Вставай, страна огромная» – но она решила, что не стоит отнимать славу у Александрова и Лебедева-Кумача. Да и война, с ее точки зрения, была не настолько критической: несмотря на то, что с оценкой серьезности конфликта она существенно просчиталась, уровень готовности к ней ей казался вполне достаточным для достижения победы. Причем быстрой победы: не зря же она готовила в том числе и «планы мобилизационного производства» для всех предприятий химпрома и всех смежников. Готовила, несмотря даже на насмешки со стороны «руководства»: с теми же снегоходами ей ведь год не давали налаживать их производство, ссылаясь на совсем уже бредовые причины. И только благодаря соседу, который все же смог оценить полезность таких машин хотя бы для пограничников на отдаленных заставах, их выпуск все же начался. Причем и Берия, и Тихонов называли снегоходы именно Вериным изобретением, хотя она для этой экзотической машины придумала лишь резиновую гусеницу с лавсановым кордом и пластиковую (то есть с покрытием из сверхвысокомолекулярного полиэтилена) переднюю лыжу. Еще она приложила руку (даже не голову, а именно руку, щедро раздававшую подзатылины технологам) к изготовлению прицепных стеклопластиковых нарт.

Но больше всего Веру в плане успеха в войне с японцами радовали радиоконструктора из Фрязино. Сначала они (с Вериной подсказки) разработали крошечные стержневые радиолампы, а потом на них сконструировали систему самонаведения для противокорабельных ракет. Система была довольно простой: магнетрон что-то там излучал высокочастотное, вращающаяся антенна ловила направление на отражающий это излучение объект и корректировала курс ракеты, поворачивая рули. А чтобы эта вся «цветомузыка» работала, на ракету пришлось еще ставит мощный серебряно-цинковый аккумулятор, от которого вся электроника и питалась… примерно одну минуту. Ракета получилась очень дорогая – но в любом случае гораздо дешевле тех кораблей, которые ею собирались топить.

Вере и с ракетой тоже пришлось плотно поработать: собственно ракетную часть обеспечить (придумав подходящий перхлоратный порох и состав, гарантированно запускающий ее двигатель после сброса с самолета). Ну и помещаемую в боеголовку взрывчатку – но тут, собственно, ничего нового и придумывать не пришлось. Но в результате совместных усилий множества людей появилась первая противокорабельная ракета воздушного базирования. Противокорабельная потому, что на земле она вообще поймать цель была не в состоянии, и только в море локатор мог «увидеть» большой металлический корабль. А то, что лететь ракета могла лишь километров на пятнадцать – так это потому, что, по словам фрязинцев, их локатор мог даже громадный линкор «поймать» не далее километров двадцати. Ну а про «базирование» все тем более было понятно: локатор должен был находиться в прямой видимости до цели, а на земле горизонт этому мешает…

Работы в первые два дня войны было очень много у всех, но Вера и о семье не забывала. Точно так же, как и «до войны», по расписанию кормила ребенка, гуляла… то есть два дня с Женей все же Даша гуляла, но лишь первые два дня. А затем жизнь вошла в привычную колею. У Веры вошла, а страна вела войну. Всерьез вела.

Расчет японцев на то, что Красная Армия в снегу воевать всерьез не сможет, не оправдался: и бойцы воевали отчаянно, и снабжение войск оказалось на высоте. В отличие от снабжения в императорской армии: лошадки, конечно, и по снегу идти могут, и даже груза тащить на себе немало в состоянии – но вот те же пушки они передвигают с трудом. А бойцы КГБ пушки вообще не таскали: на нартах, прицепленных к снегоходу, можно перетащить миномет с кучей мин – и устроить японцам небольшой такой апокалипсис: с минами-то проблем у советских бойцов вообще проблем не было. И с патронами не было, и с продуктами, и с одеждой.

В особенности с одеждой: за последние три месяца дмитровская швейная фабрика не столько детские комбинезоны шила, сколько штаны и куртки для армии. Причем это вообще получилось чуть ли не случайно: капроновой ткани в стране производилось довольно много, но вот разноцветной ее выпускалось крайне мало. Потому что красить капроновую ткань пока никто так и не научился, а нитки как раз в основном белые и делались. То есть Вера детально расписала и состав и технологию производства нужных красителей, но химзаводы это самое производство лишь начали осваивать – так что в небольшом количестве в Дмитрове пошили детские комбинезончики белого цвета, особой популярности у молодых родителей не снискавшие, а затем переключились на выпуск «комбинезончиков для взрослых», как раз в «зимней расцветке»…

А особую пользу этих швейных изделий успели отметить военные врачи: даже если ткань попадала в рану, она не вызывала нагноения, и число санпотерь заметно сократилось. Впрочем, и число серьезно раненых тоже оказалось не особо большим: практически все КГБшники, кроме зимней теплой одежды, в приказном порядке носили и бронежилеты – а так как у японцев в этой войне основным оружием были винтовки, то большинство раненых поступало с поврежденными конечностями. Тоже не особо радостно это было – но таких раненых в большинстве все же удавалось полностью вылечить.

А с японским флотом «разборки» начались уже ближе к концу месяца: расположение японских кораблей часто получалось определить с помощью установленных на берегу радаров или воздушными разведчиками – и сразу после этого (если погода позволяла, конечно) в воздух поднимались ракетоносцы. Но погода в основном была вполне приемлемой, так что очень скоро японцам в море стало ну очень неуютно.

Просто потому что ракета противокорабельная, хотя была и относительно маленькой, всего в тонну весом, взрывчатки она несла уже полтонны – а такого заряда практически любому кораблю было достаточно. Ну, разве что, кроме линкоров – но линкоров японских ни в Охотском, ни в Японском море не было.

Еще для японцев стало неприятной неожиданностью то, что те же СБ из Тетюхе или из Пластуна прекрасно долетали до Саппоро или Хакодате, а иногда и до Аомори, причем делали они это с особым цинизмом, осуществляя такие налеты ранним утром. Иногда небольшими группами, а иногда – просто стаями, так что на Хоккайдо и порты прекратили работу, и промышленность почти вся встала.

Конечно, Лаврентию Павловичу Вера не одна на мозги капала – но и ее редкие капельки, вероятно, все же повлияли: еще в середине тридцать седьмого у Председателя КГБ были подробные карты Хоккайдо с указанием вообще всех предприятий на острове, даже рыбоперерабатывающих и каких-нибудь артелей по плетению корзин. И по всему, что было посерьезнее корзиноплетельных мастерских, советские летчики старались скинуть что-то громко взрывающееся. Получалось, конечно, не всегда – но чаще всего все же получалось, так как японцы просто не могли серьезно острова с воздуха защитить. Самолетами-то они озаботились, а вот радарами как-то забыли – и заметить начало очередного налета могли минуты за полторы-две до того, как бомбы на голову сыпаться начинали, а вот держать постоянно истребители в воздухе они не могли, у них просто бензина на такое не хватало.

И после того, как Красной Армии (точнее, все же войскам КГБ) удалось стабилизировать фронт «на земле», война перешла в своеобразную «дистанционную стадию», где в основном воевали бомбардировщики и истребители. И так продолжалось где-то до середины марта: попытки японцев через Германию начать мирные переговоры советское правительство проигнорировало. Иосиф Виссарионович полностью согласился с изложенным Верой в своей записке мнением, что Японию на границах СССР оставлять нельзя поскольку это будет чревато постоянной опасностью новой войны. А воевать «дистанционно» было пока несложно: химзаводы бомб делали достаточно, с бензином тоже особых проблем не было. Что же до потерь – они были минимальными, практически на нет сошли…

А двенадцатого марта, после ожесточенной бомбардировки японского аэродрома и остальных армейских позиций на Парамушире воздушным десантом был занят остров Шумшу. На этом острове японцы тоже аэродром успели построить, точнее взлетную полосу обустроили – но самолетов там не было. И японских солдат было очень мало, причем почти все они сидели возле этого недостроенного аэродрома, так что десантная операция прошла успешно.

Остров был, конечно, так себе приобретением, японцы даже из Касивабары подмогу посылать своей неполной роте не стали. Впрочем, и не могли они ничего серьезного прислать, в Касивабаре собственный гарнизон насчитывал батальон охраны аэродрома (из солдат «третьей категории»), роту зенитчиков и два десятка летчиков с полусотней техников, базирующихся на местном аэродроме и вообще там оставшихся лишь потому, что самолеты на аэродроме были настолько старые, что их даже в расчет японский генералитет не принимал.

Как-то вечером Лаврентий Павлович снова зашел к Вере в гости:

– Старуха, я тебя не сильно от домашних дел отвлекаю?

– Домашние дела у меня Дарья делает, а Женька спит уже, так что до утра я совершенно свободна. Ну, пока муж спать не загонит.

– Да я быстро. Иосиф Виссарионович твою записку, точнее вторую часть ее, прочел очень внимательно. Но, сама понимаешь, там у нас флот… если серьезно говорить, то реально мы сможем выставить хорошо если полсотни рыбацких шхун. У тебя никаких мыслей нет на предмет как можно было бы попроще острова эти штурмовать? Все же после того, как мы Шумшу заняли, на Парамушир японцы то ли полк перетащить успели, то ли два – и пушек у них там уже немало. А я тут вспомнил наши давние разговоры про батрахотоксин… то есть его мы точно применять не будем, а вот что-нибудь попроще, не смертельное…

– Не смертельное, говорите? Профессор Зелинский придумал один замечательный аппарат, и вот если наших бойцов обучить правильным способам его применения…

– Ты про противогаз?

– Именно. Штука хорошая, очень полезная. Но солдаты часто его применять правильно не умеют: кто щелочку оставит, кто вообще трубу не привинтит, чтобы легче дышалось. Так вот, если в палатку бойцов в противогазах загнать и пустить в эту палатку хлорацетофенон, то нерадивый солдатик выскочит и до конца жизни забудет, как свой противогаз неправильно носить.

– А я про другое…

– Это я про другое. Так вот, когда наши бойцы правильно противогазы надевать научатся, то этот остров можно будет хлорацетофеноном вообще залить. То есть он-то твердый, но я знаю, как из него быстро получить очень полезную в деле обездвиживания японца аэрозоль. Я вам завтра нужные чертежики нарисую – вы их Лене Нарышкиной передайте, она за неделю вам бомбы хлорацетофеноновые наделает столько, что на весь архипелаг хватит. На Парамушире попробуете – а дальше уже сами разберетесь… то есть командиры КГБшные разберутся и моряки.

– А это точно не смертельная штука? Не хотелось бы, чтобы нас обвиняли в применении химоружия.

– Пусть обвиняют. В смысле плевать, это вещество даже полиция использует для разгона демонстраций. То есть вроде бы использует – а мы его будем использовать для того, чтобы японцев все же убивать не пришлось. Мы же против убийств? Так что… вот. А другой неядовитой отравы у меня для вас нет…