Старуха 4

Глава 18

Заседание правительства тянулось очень долго, ведь на нем обсуждалось очень много вопросов. И большей частью люди тут все же не просто хвастались достижениями и свершениями, а большей частью озвучивали возникшие проблемы и обсуждали пути их решения. Особенно бурное обсуждение началось после выступления наркома Тевосяна, который рассказал, что только что выстроенный металлургический завод – полностью уже выстроенный – из-за «резкого отставания энергетиков» ну никак не получилось запустить в прошедшем году. Потому что огромный – рассчитанный на производство трех с лишним миллионов тонн стали в год – металлургический комбинат строился по технологии прямого восстановления железа, которое затем нужно было переплавлять в электропечах, а в Борзе пока работала единственная электростанция мощностью в двадцать два мегаватта…

– А что по этому поводу могут нам рассказать товарищи из наркомата электростанций? – весьма сурово поинтересовался ведущий совещание Иосиф Виссарионович.

– А причем тут вообще энергетики? – с места громко спросила Вера, – Энергетики в том, что завод не запущен, совершенно не виноваты.

– Это почему? Ведь завод не может быть запущен именно из-за отсутствия электричества.

– Ну да, но энергетики-то тут причем? Завод не запущен не из-за них, а из-за неправильной работы наркомата черной металлургии.

– Мы этот завод вообще досрочно построили! – возмущенно отреагировал Иван Федорович.

– И сразу возникает вопрос: а кто вас заставлял его досрочно строить? Иосиф Виссарионович, тут вопрос не только этого завода и даже не только металлургии касается, можно я выступлю и все подробно разъясню?

– Хорошо, мы вас готовы выслушать.

– Я думаю, что Ивана Федоровича за досрочное строительство завода нужно в угол поставить на пару часов… на горох, на колени. Вот он нам радостно доложил, что построил весь завод гораздо раньше плановых сроков, да еще сэкономил на строительстве почти четыре миллиона рублей.

– Так это хорошо!

– Это – отвратительно. Потраченные – уже потраченные – на строительство сто тридцать, что ли, миллионов мы планировали тратить еще четыре года, а истратили их уже сейчас. Но ведь деньги-то не из воздуха появились, их НКЧМ из других проектов вытащил, причем не только из проектов своего наркомата. Конечно, в Госплане ведь тупые идиоты сидят, не могут понять, что завод можно за два года поставить, а не за шесть! А теперь Госплан судорожно по сусекам скребет, выискивая лишние копейки, чтобы хоть как-то профинансировать эти другие проекты.

– Нам Госплан не сообщал о проблемах с финансированием…

– Ну да, а с чего бы вам-то об этом сообщать? У вас что, мошна бездонная где-то заныкана? Еще Валериан Владимирович ко мне приходил с просьбами чего-то разного всякого буржуям побольше продать, чтобы было на что новое оборудование у них купить. Но это неважно, важно то, что в Госплане отнюдь не идиоты сидят, и плановики наши точно знали, причем заранее знали, что электростанцию в Борзе раньше конца лета сорок первого запустить никак не получится. Это у Ивана Федоровича только недоперевыполнение плана, а у товарища Рамзина планы выполняются точно по графику, и ускорить выполнение этих работ невозможно. Не-воз-мож-но! В том числе и потому что товарищу Рамзину средств прилично недодали… а НТК смогло ему их додать с сильным опозданием. Хотя лично я не стала бы переживать даже в том случае, если бы Леонид Константинович даже при полном плановом обеспечении ресурсами и финансами опоздал бы даже на год: новые котлы в любом случае, как опыт показывает, довольно долго на режим выводятся, а двухсотмегаваттных котлов сверхвысокого давления еще никто в мире создать не смог! Я уже не говорю, что и готовность двухсотмегаваттной турбины в срок – тоже явление довольно сомнительное. Но в любом случае даже при идеальных условиях первая очередь электростанции, причем всего на двести мегаватт мощностью, раньше конца августа электричества не даст. А по факту – минимум до октября не даст, так как с котлами некоторые проблемы не решены…

– Это так? – Сталин повернулся к Тевосяну.

– Не совсем так, мы предполагали, что первую очередь электростанции запустят с уже хорошо отработанными в промышленности стомегаваттными генераторами, и запустят ее в декабре. Ведь по первоначальному проекту именно такую электростанцию там строить и предполагалось. Но они проект поменяли и нас об этом не известили.

– То есть, Вера Андреевна, ваше утверждение о том, что энергетики тут не причем, ошибочно…

– Нет, Иосиф Виссарионович. Проект электростанции поменял Госплан, а поменял потому, что металлургический завод по плану должен был подготовить первую очередь к пуску в сентябре сорок первого, а в этот срок с высокой вероятностью наркомат электростанций запустил бы и принципиально новую установку. Причем план энергетикам Госплан поменял, исходя из плановых заданий наркомчермету – и зачем в таком случае что-то кому-то сообщать? «Сообщаем вам, что ничего нового мы вам сообщить не можем, все остается по-старому». Но в любом случае я считаю, что для товарища Тевосяна пара часов на горохе будет достаточным наказанием, а все мы просто должны извлечь из этого урок и запомнить как таблицу умножения, что планы перевыполнять нельзя!

– Но ваш химпром-то постоянно планы перевыполняет! – не удержался Ованес Тевадросович.

– Это – распространенная ошибка, люди, в работе химпрома глубоко не разбирающиеся, просто видят – издали – что у нас и заводы сами по себе вырастают, и продукция, в планах не заложенная, возникает откуда-то. Но при всем при этом химпром никогда никаких планов не перевыполняет, а выполняет их от и до. Однако, в силу некоторых обстоятельств, у меня периодически возникают определенные сверхплановые доходы, и если их не приходится в пожарном порядке тратить на затыкание дыр в экономике, подобных той, которую мы сейчас обсудили, то вот эти доходы НТК направляет на финансирование несрочных программ, планы по которым были составлены еще много лет назад. По планам направляет…

В перерыве к Вере подошел Валентин Ильич:

– Вера, ты насчет внутренних планов НТК очень красиво сказала… но почему мне о таких планах ничего не известно было?

– А я их на бумажке не расписывала, они – планы эти – на самом деле были, но… у меня в голове. Поверьте, я все делала именно по планам, но про них просто никому не говорила. А то решили бы, что я вместо серьезной работы всякой ерундой занимаюсь.

– Это как с барабанной фабрикой, что ли?

– Примерно так, да. А ведь неплохо получилось: сотня рабочих дают стране валютной выручки больше чем на пять миллионов американских долларов в год!

– В один год, ты же все запасы, за семь лет созданные, в следующем году и продашь.

– Продам, но фабрика в состоянии уже каждый год инструментов изготавливать даже больше, чем их на складах хранилось. Парни там все это время отрабатывали технологии, персонал обучали, придумывали всякое новое. А когда они подготовились достаточно, я всю эту затею с рекламой барабанов и провернула, создала, так сказать, очень емкий рынок сбыта для продукции, которую мы научились делать. Всему свое время, и сейчас пришло время барабанов…

– Ты тогда мне при случае как-нибудь расскажи про свои планы в голове, и когда чему, по твоему мнению, время придет. Потому что мне-то сейчас планы на всю страну готовить приходится, а для этого полезно знать и то, что ты в голове придумываешь…

Договорить им не дал товарищ Тевосян:

– Вера Андреевна, мне все же кажется, что вы в своем выступлении…

– Ованес Тевадросович, прежде чем продолжить, сначала меня выслушайте. Я же не сказала, что вы миллионы на стройке сэкономили потому что в Борзе жильё и предприятия соцкультбыта не выстроили, и что даже если бы электростанция заработала, вы бы завод все равно не запустили просто потому, что там сейчас работать некому. Сейчас эти мелочи значения не имеют, но вам в дальнейшем все же следует не просто отчеты начальников строек просматривать, но и за начальниками этими присматривать. По мне – так вы один из очень немногих наркомов, которые разбираются в том, чем руководят. И я особо прослежу за тем, чтобы вы и дальше столь же успешно черной металлургией нашей руководили. А от ошибок никто не застрахован, как там говорят: не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. И я уверена, что для себя урок из этой ошибки вы извлечете, и больше у вас таких проколов не будет. А насчет того, что с заводом делать… дорога из Монголии уже действует, с углем – и, соответственно, с газом для печей проблем, как я понимаю, не ожидается… Запускайте одну печь, железо пока по рельсам отправляйте в Петровск – там некоторый резерв по электричеству есть и мартены работают, и в Улан-Батор – там тоже по электричеству тысяч на триста тонн в год запас мощности имеется. Пока имеется, где-то до августа – потом ТЭС тамошнюю нужно будет все же на ППР выводить…

– А в Борзе электростанцию точно до октября не запустить никак?

– А меня-то вы зачем об этом спрашиваете? Для ответов на эти вопросы есть товарищ Летков, вот Андрея Ивановича и тираньте…

В это же время Иосиф Виссарионович, покончив с обедом, обратился к Лаврентию Павловичу:

– Мне тут на тебя пожаловались, в частном порядке, из наркомпроса, на то, что твое ведомство устроило какую-то финансовую проверку ЦМШ. Не наврали?

– Было такое дело, а что проверку финансовую, так это потому что фининспектор по закону к любым документам доступ имеет. Вот мы и проверили.

– И много музыканты наворовали?

– Немного, но все же несколько мелких нарушений нашли.

– Балалайку на сторону продали?

– Например, директор ЦМШ три зарплаты получала, но говорю же: мелочь это.

– Мелочь?! Три зарплаты…

– Снова повторю: это – мелочь. По сравнению со всем остальным мелочь.

– А что же ты в тайне все это держал?

– Да анализ документов только вчера и закончили делать. Картина там интересная вырисовывается, но это не на послеобеденный разговор.

– Тогда расскажешь после совещания.

– А у меня все документы в кабинете остались.

– Значит… вечером ко мне на дачу приедешь, с документами. Ведь, судя по твоей роже, дело спешное?

– Не очень уже спешное, но приеду. Всяко нужно обсудить, что дальше-то со всем этим делать.

– С этим чем?

– Вечером расскажу, а сейчас перерыв уже заканчивается. Кто у нас следующий отчитывается, Старуха? Пойдем, послушаем… подозреваю, что она много интересного еще расскажет.

Ожидания Лаврентия Павловича не оправдались: Вера выступала недолго, очень кратко перечислила, какая продукция и в каких объемах произведена и сколько ее ожидается получить в году грядущем. А так как подавляющее большинство присутствующих даже примерно не представляли себе, каких трудов стоит все упомянутое произвести, то и вопросов никто не задавал. Лишь те наркомы и руководители крупных предприятий, которые химпродукцию потребляли в больших объемах, сделали себе пометки на предмет возможного увеличения поставок.

А вот выступление Андрея Ивановича Леткова – наркома электростанций – вызвало уже очень много вопросов. Потому что Андрей Иванович сообщил, что при превышении потребления электричества сверх выделенных квот предприятия, причем любые, будут просто отключаться от сетей без предупреждения. И после того, как вопли «какого хрена» и «это же вообще саботаж, за такое расстреливать нужно!» все же стихли, Иосиф Виссарионович уже тихим голосов поинтересовался:

– Андрей Иванович, тут многие предложенное вами назвали саботажем. И нам было бы интересно выслушать, почему вы это саботажем не считаете…

– А я считаю как раз сверхнормативное потребление саботажем и откровенным вредительством. Если нагрузка на сети превышает ее возможности, то в сети падает частота, генераторы электростанций излишне греются, что снижает их ресурс, на электромоторах тех же станков увеличивается ток, моторы тоже греются и даже сгорают – но страшнее то, что турбины начинают работать с огромной перегрузкой и просто ломаются. Даже лопасти турбин ломаются, и не фигурально, а буквально: металл таких запредельных нагрузок не выдерживает. А замена одной лопасти – даже если обломками внутри турбины ничего не искорежило – занимает, если брать турбогенератор на тридцать два мегаватта – десять рабочих дней. Но ведь часто обломок лопасти и соседние прилично портит, и в последний раз, когда на Уралмаше сдуру запустили сразу пять электропечей, ремонт турбины занял больше полутора месяцев! И кто тут саботажник?

– А почему на Уралмаше случилась перегрузка? Ведь там…

– Так на электростанции один агрегат был выведен на планово-предупредительный ремонт, а на еще одном было аварийное отключение – и заводу сообщили о снижении доступных лимитов. Но там наше предупреждение проигнорировали, так что мы теперь просто вынуждены сами таких потребителей отключать. И сейчас я заранее всех предупреждаю: такое отключений теперь будет производиться автоматически, пытаться как-то договариваться с диспетчерами и склонять их к противоправным действиям вообще будет бессмысленно.

– А если все же возникнет необходимость…

– Не возникнет. Мы с Глебом Максимилиановичем подсчитали, что даже если тогда на Уралмаше все их печи из-за отключения энергии закозлились бы, то ущерб стране получился бы гораздо меньший. Но тогда системой управляли диспетчера вручную…

– А у вас есть предложения, как и перегрузки электросетей избежать, и все же заводам сохранить возможность бесперебойной работы. Ведь если авария случится на заводе… ну, хотя бы на одном из заводов Веры Андреевны…

– А на ее заводах как раз такие ситуации исключены. И наша автоматика построена как раз с учетом работы защитной автоматики химзаводов.

– А подобную систему, которая исключает…

– У Веры Андреевны все химзаводы обеспечены собственной генерацией, причем с приличным запасом. И запас в мирное время они отдают в общие сети – но если в сетях возникает перегрузка, то электростанции химзаводов просто эту сеть отключают: ведь если у них авария на производстве произойдет, то все вообще взорваться может! У нас, в общей электрической системе, просто нет таких резервов мощности, которая задействована на химпроизводствах… пока нет. Вот когда мы все же закончим работы по созданию единой энергосистемы Урала, то решать проблемы перегрузок будет проще – но на это у нас еще минимум два года уйдет. И, повторю вслед за Верой Андреевной, быстрее это сделать не получится ни при каких условиях…

Дальше пошло обсуждение уже других вопросов, а сидящий рядом с Верой Валентин Ильич тихо у нее спросил:

– Вера, а как-то с электричеством Леткову помочь… с Асей ты через Марту договориться никак не сможешь?

– Не о чем договариваться: мы уже законтрактовали все производственные мощности шведов на пару лет вперед. И они эти два года будут делать исключительно гидроагрегаты малой мощности, из которых половину мы у саамов по речкам расставим. Вот если получится эти электростанции в единую сеть объединить, то можно будет их через Выборг к Ленинграду вывести и весной и летом в Ленинградской области определенный запас по мощностям появится. Но вы сами-то прикиньте, сколько ЛЭП в Саамской области тянуть придется, а ведь еще и финики к этой сети подключиться мечтают.

– Пока только мечтают, но если правительство примет их предложение о включении Финикии в состав Советского Союза…

– А разве они уже запросились?

– А ты откуда… ты и это в своих планах просчитать успела?!

– И не надо так орать. Это же очевидно было: если уровень жизни в Саамо-Финской области уже вдвое выше, чем в Финляндии, а границы у нас с ними довольно условны… Сколько за прошедший год финнов к нам на заработки перебралось? И ведь обратно большинство из них возвращаться точно не собирается, а в правительстве там люди не самые глупые… нацистов-то еще финнобольшевики зачистили, а кого не успели, те уже очень далеко убежали. Правда, я бы их предложения очень внимательно рассмотрела бы: а то вдруг они за присоединение к СССР слишком много запросят…

– Пока они попросили только рассмотреть, как написано, только теоретическую возможность проведения предметных переговоров.

– И что?

– Рассматриваем… много сейчас таких просителей.

– Салчак Тока? Чойбалсан? Еще кто-то?

– А ты откуда про товарища Тока знаешь?

– Рассказы он интересные пишет…

– А ты и тувинский язык знаешь?!

– В русском переводе понимаю без словаря.

– А я уж испугался, что рядом с тобой сижу, а не у ног твоих в почтении валяюсь… ладно, давай послушаем, что товарищ Микоян нам насчет продовольствия расскажет…

Когда около семи вечера заседание закончилось, Вера хотела «примазаться» к Берии: утром в Кремль ее Витя подвез, так как машину в Кремле на подобных собраниях ставить было практически некуда, а ждать вечером «развозную» было и долго, и «неприлично»: ей до дому пешком, причем очень неспешно, можно было минут за пятнадцать дойти. То есть теоретически можно было, однако ходить по Москве просто так ей было запрещено. И пока она раздумывала о том, как ей добраться домой, к ней подошел Иосиф Виссарионович:

– Вера Андреевна, я вот о чем вас спросить хотел. Вы, конечно, только вскользь упомянули, но ведь у вас все предприятия, даже барабанная фабрика ваша, устроены так, что в любой момент они переключатся на производство военной продукции. А ведь это очень заметные дополнительные расходы, которые вообще никак не окупаются…

– Не окупаются, но эти расходы абсолютно необходимы. Потому что впереди нас в любом случае ждет война.

– Вы считаете, что война с Германией неизбежна?

– Ну, война с Гитлером была бы оптимальным вариантом…

– То есть вы считаете, что для нас война с Германией является оптимальным…

– Не для нас, а для тех, кому такая война необходима. И поэтому в Германии сейчас идет ускоренная милитаризация, причем, если внимательно посмотреть, главным образом не за собственный счет.

– Вы можете поподробнее…

– Могу, но не сейчас. Сейчас все по домам спешат, чтобы в спокойной обстановке еще раз обдумать, чем им уже завтра придется заниматься. В любом случае война зимой скорее всего не начнется, так что времени у нас достаточно. То есть достаточно, чтобы я свои мысли по этому поводу могла правильно сформулировать, а у вас – чтобы мы могли все это неторопливо и вдумчиво обсудить. Давайте, где-нибудь сразу после Нового года?

– Вы уверены, что это действительно… не срочно? Ну хорошо, после Нового года я вам позвоню, договорюсь о такой… неспешной и вдумчивой беседе.

Товарищ Берия к товарищу Сталину приехал около девяти часов. Иосиф Виссарионович уже подкрепился, но у Лаврентия Павловича спросил:

– Голодный?

– Нет, спасибо, перекусил, пока документы мне готовили.

– Ну что же… – Сталин потянулся к стоящей на столе бутылке. – Попробуешь? На той неделе привезли, на этот раз действительно хорошее…

– Воздержусь. И тебе советую воздержаться… чтобы дров не наломать в сердцах.

– Даже так? Ну давай, рассказывай, что ты там накопал такого, что за дрова опасаешься.

– Тут Старуха обратила внимание… случайно, я это тоже проверил… смотри: в этом году заявлений о приеме в школу было шестьсот восемь, и из этой толпы детишек руководство школы отобрало самых, понимаешь ли, талантливых. И стало мне внезапно интересно: а кто это в нашей стране самый талантливый?

– Внимательно тебя слушаю.

– Вот список подавших заявления, двух не хватает – сказали, что утрачены, но это уже и неважно.

– Большой список, ты хочешь, чтобы я его прочитал?

– Нет, я тебе основное по списку чуть позже сообщу. А вот это список как раз самых талантливых детишек, его ты уж прочитай…

– Две фамилии кажутся знакомыми…

– Дети преподавателей консерватории, и с ними все понятно. А вот этот армянин – о нем можешь не гадать, племянник жены. А прочие фамилии тебе ни о чем не говорят?

– Пока нет, я вроде ни одной не узнал…

– И я не узнал… сначала. Тут трое… точнее двое – дети высших сотрудников наркомпроса, один – сын замнарома внешней торговли, но и на это можно глаза закрыть. Но меня уже сильно мучает вопрос: это у нас центральная музыкальная школа Советского Союза или хедер? Ведь если армянина в расчет не брать, и этих двоих тоже…

– Хм, и действительно, я как-то сразу внимания и не обратил…

– Дальше – хуже. Мои фининспектора подняли всю документацию за последние восемь лет. Окончательно там обнаглели в тридцать пятом, а с тридцать шестого даже обязательные, казалось бы, прослушивания уже проводить перестали. Списки желающих поступить и принятых у нас почти полностью составлены, сейчас у меня их группируют… по этому признаку.

– И что предлагаешь делать со всем этим?

– Прежде всего, не дергаться. В мае… да, в мае, отдельная комиссия, состоящая из преподавателей других школ и консерваторий, проведет сплошную проверку всех учащихся школы. Есть мнение, что в школе этой детей, кроме как игре на разных инструментах, вообще ничему не учат, Вера говорила, что там и пятиклассники таблицу умножения не знают… Мы уже с некоторыми преподавателями вопрос обговорили…

– Но ведь и эти преподаватели…

– А они как раз буду считать, что проводят аттестацию пушкинской музыкальной школы. Там заведующая школой, некая Цыбина Елизавета Тимофеевна, которую вместе с мужем и основала, очень положительно к такой идее отнеслась: у нее муж сейчас профессор по флейте в Консерватории, и у него как раз к школе этой есть определенные претензии. А Старуха в Пушкино школу построила знатную, там действительно и областной институт… областную консерваторию даже создать не стыдно. Так вот, по результатам этого экзамена мы выводы и сделаем.

– Это Старуха тебе такое предложила?

– Нет, сам додумался. А она – она в растерянности: преподаватели-то, говорит, там в большинстве замечательные, но вот политика, которую директор в ней ведет…

– Да уж… ты прав, дров наломать можно сильно, но лучше все же в вопросе поглубже разобраться.

– Да, а как разберемся, то и решим его. Да, независимо от результатов экзамена я всех выпускников сорок первого направлю учителями музыки в обычные школы… не столичные. В Анадыре тоже учителя музыки нужны…

– А не слишком ли это будет?

– Не слишком. Закон о мобилизации выпускников школ никто не отменял, а учителей, в особенности на периферии, действительно острая нехватка. Но если у тебя появятся другие предложения, я готов их рассмотреть.

– Посоветоваться со Старухой и отмести их как излишне либеральные… обойдешься без моих предложений. Сам все это затеял – сам до конца и доводи! Но со Старухой я этот вопрос еще отдельно обсудить постараюсь, она грозилась после Нового года мне тоже много интересного рассказать. Ладно, а вино все же давай попробуем: оно действительно очень хорошее, мне такого уже лет несколько не встречалось. И я себе не прощу, если ты его оценить не сможешь…