Старуха 4

Глава 3

Небольшое совещание произошло у Веры дома, просто потому дома, что совещание было совершенно «неофициальное» и вообще существенного влияния на государственную работу рассматриваемый вопрос оказать не мог. А до Веры добраться всем участникам можно было минут за пятнадцать – что, вообще-то, было куда как быстрее, чем ее в Кремль вызывать. И вообще все было «быстрее»: собственно, само совещание отняло у участников минут пятнадцать:

– Я примерно такого и ожидала, – заметила Вера, выслушав сообщение Иосифа Виссарионовича, – и поэтому успела подумать, как нам с этим бороться. Валентин Ильич вон жаловался, что у нас средств на досрочный ввод в эксплуатацию завода в Новгороде не хватает…

– Я про Новгород вообще ничего не говорил! – возмутился тот.

– А я имею в виду то, что у нас не на что закупить станки для завода в Кургане, ведь пришлось приобретать станки для Новгорода. Так вот, станки эти у буржуев имеются, и они их с удовольствием продадут, той же Марте и продадут. Если мы наскребем денежек для такой покупки, однако с источниками зарубежных денежек у нас сейчас несколько грустно…

– Предлагаешь снова брать кредиты у буржуев? – поинтересовался Вячеслав Михайлович, – Но ведь не дадут, или дадут под такой конский процент… Сейчас политическая обстановка в Европе довольно сложная, банки рисковать не хотят.

– Я про политическую обстановку вообще не думаю, а думаю о том, что любой кредит – это плохо. То есть плохо, если мы кредит берем, а хорошо – если мы его даем.

– Чтобы кредиты выдавать, деньги нужны, а у нас лишних денег нет, – миролюбиво вставил свое веское слово Иосиф Виссарионович.

– У нас и нелишних денег нет, поэтому я предлагаю… хочу предложить кое-что другое. Ну а так как я – откровенная контра, то и предлагать буду что-то, коммунистической морали не соответствующее.

– Старуха, мы и так знаем, что ты контра, – в разговор вклинился Лаврентий Павлович, – так что давай без длинных предисловий. У нас и так много чего есть для того, чтобы дать тебе десять лет расстрелов по утрам и вечерам, хуже для тебя уже не будет.

– Ну что, вы сами просили. Итак, слушайте…

В Кремль Сталин и Молотов возвращались в одной машине, и Иосиф Виссарионович, немного подумав, спросил у попутчика:

– Вячеслав, а не кажется ли тебе, что она дело говорит?

– Не кажется. То есть говорит-то она вещи совершенно разумные, но вот в том, что госпожа Густафссон ее предложение примет, я что-то сильно сомневаюсь. И не потому, что ей это будет невыгодно, напротив, выгода для нее просто в глаза бросается. Однако у Лаврентия есть очень интересная информация, и если он прав, то станки эти мы просто физически получить не сможем. Не успеем, а ведь Марта-то – тетка исключительно умная, она просто не захочет брать на себя невыполнимые обязательства.

– Понятно, что портить себе репутацию ни один буржуй не захочет, но если предусмотреть и тщательно прописать условия форс-мажора… я думаю, что тебе стоит этим лично заняться. То есть продумать текст контракта, а Старуха, если все будет верно написано и она сама сможет в этом разобраться, шведку уговорить сумеет. Опять же, если все проделать достаточно быстро… А ведь быстро все проделать может и получится: товарищ Афанасьев подтвердил, что бельгийцы готовы эти станки отгрузить буквально в течение недели.

– Мне тогда одно непонятно: а почему они их заранее-то изготовили?

– А они их не для нас изготовили, а по австрийскому контракту. Но Австрии больше нет, а брать деньги у Гитлера бельгийцы не желают.

– Никогда не замечал у буржуев подобной щепетильности…

– Они хотят получить оплату золотом, а Германия предлагает свои бумажные марки.

– А что, у Марты золото завелось?

– Нет, но они согласны и на золотые сертификаты США, а Марта все излишки денег именно в них и хранит сейчас. Насчет того, что она очень умная баба, ты не ошибся – но и бельгийцы не дураки уж точно: они еще весной все свое золото за океан перевезли. Так что постарайся за завтра все детали контракта подготовить, причем так, чтобы завтра вечером Старуха все на шведский перевести успела. На самом-то деле от тебя нужна только часть, касающаяся форс-мажора…

– Сделаю. Но я остаюсь в убеждении, что такой подход в принципе неверен. Мы же столько сил потратили, чтобы все подобное у нас искоренить!

– Ты пропустил мимо ушей основное: это даже не попытка возврата к прошлому положению, а всего лишь попытка обойти некоторые шведские законы, причем так, что все о таком обходе будут знать, но никто там, в Швеции, возражать не будет. А относительно законов советских – ни один из них мы вроде и не нарушим.

– Кучу нарушим, просто по мелочи. Но – нарушим, и создадим прецедент: ведь и другие могут решить, что если так можно Старухе, то и другим…

– Так можно не Старухе, а НТК – это раз. Два – другие об этом вообще не узнают. Еще возражения есть?

– Пока нет, я еще не успел все продумать хорошо. Но когда продумаю…

– Когда завод в Кургане заработает, тогда мы и решим: навредила ли стране Вера Андреевна или все же помогла.

– Если он заработает, то и решать будет нечего.

– И как раз здесь ты не ошибся, – улыбнулся Сталин. – Но чтобы он заработал…

– Я же уже сказал: завтра контракт будет готов. Завтра в обед он ляжет на стол Вере Андреевне… а машинистки, шведский знающие, со среды будут в круглосуточной готовности номер один…

Вера пригласила Марту в гости на утро четверга, для чего специально договорилась о переносе традиционного заседания кафедры на вечер – то есть просто известила преподавателей, что «заседание переносится». К внезапным изменениям расписаний различных мероприятий на кафедре уже привыкли, так что это ее распоряжение вообще никого не удивило, хотя кое-кто и начал ворчать про себя: все же на вечер у людей бывают и другие планы. Но так как уже больше года в стране было введено практически «казарменное положение» в промышленности, то и в «науке» гайки были изрядно прикручены – а ворчание… Люди в любом случае особо не радуются, когда их планы внезапно нарушаются, но ведь все (почти все) понимали, что творящееся вокруг такого подхода просто требует.

Вера тоже особой радости от встречи с «подругой» не испытывала – но она-то, пожалуй, больше всех понимала, что ее работа абсолютно необходима. И потому встретила Марту с широкой улыбкой на лице. А та, внимательно Веру оглядев и покосившись на Фрею, недовольным тоном заметила:

– Я тебя, конечно, от всей души поздравляю, но мне почему-то об этом никто не сказал. А так бы я тебе какой-нибудь подарок, более случаю соответствующий, приготовила.

– Я не знала, фру Веру я уже месяца два не видела…

– Марта, с Фреей мы действительно последний раз пересекались еще в апреле, а насчет подарка… и что бы ты мне подарила? Комплект детских пеленок влагопоглощающих?

– Ты уже такая солидная дама, – улыбнулась Марта, – а все еще ведешь себя как девчонка. Но это очень хорошо, значит жизнь у тебя счастливая. А я бы тебе подарила… да, сразу и не сообразишь… красивую картину от Олафа. Но, сама понимаешь, приехала я вовсе на ради того, чтобы тебе подарок передать.

– Так давай и не будем обмениваться комплиментами, а сразу к делу перейдем. У меня, откровенно говоря, времени свободного не особенно много.

– Ну что же, перейдем к делу. Тут Фрея подготовила список вопросов, которые я хотела бы с тобой обсудить… наедине.

– Фрею выгнать?

– Я имела в виду без других советских… деятелей. А Фрея ведь этот список и готовила, она обо всем уже знает, так что…

– Ну что я могу сказать, – неторопливо, как бы раздумывая, сообщила Вера, быстро пролистав список. – Твою заинтересованность я прекрасно понимаю…

– И твою тоже, ты же получаешь половину прибыли.

– Это я так, просто думаю… так вот, к стиральным машинам я отношения вообще не имею, как и к советской таможне. Но – чтобы мы могли дальше вопрос конструктивно обсуждать – в очередной раз напомню про принципы советской экономики и торговли. В СССР, продавая любые товары населению, государство особой прибыли не получает. То есть продавая своему, советскому населению, и прибыли при такой торговле вообще нет: обычно розничные цены процента на три превышают себестоимость, да и то эти три процента тратятся на перевозку товаров в магазины и на зарплаты продавцам. А если конкретно рассматривать эти стиральные машины, то я точно знаю, что население их покупает даже немного ниже себестоимости.

– Ты меня не удивила, но я-то хочу у себя продавать их все же с прибылью, так что…

– Я еще одну небольшую деталь относительно их производства знаю: лицензию тебе не продадут ни за какие деньги. А если и продадут, то ты сама ее покупать откажешься.

– Это почему? Вы запросите слишком высокую цену?

– Нет. Вся прелесть этих машин, как я понимаю, заключается в центрифуге, ведь их никто в мире не делает. Сами активаторные машины – да их на рынке полно, особенно у американцев, а вот центрифуга… я сильно подозреваю, что завод, который их производит, обойдется дороже, чем вся Хускварна – и я имею в виду и компанию, и город целиком. На все заводы, которые эти стиралки производятся, центрифуги привозят откуда-то еще, и я понятия не имею, откуда. Но совершенно случайно знаю, что с какого-то военного завода, а Сталинскую премию за прошлый год получил парень, который придумал, как невероятные затраты на строительство этого завода хоть немного, да окупить. Потому знаю, что была членом комиссии по присуждению этих премий, в группе экспертов по химии, конечно – но народ там разный, друг с другом достижениями делится, хвастается иногда… в общем, нынешние семь заводов, выпускающих эти стиральные машины, позволят центрифужному заводу окупиться лет за пятнадцать – а ведь эти заводы уже производят больше полумиллиона машин в год.

– Печально такое слышать…

– Это да, ты уж извини, что грустную новость тебе сообщила. Хотя… знаешь что, а у меня есть идея как тебе в этом деле помочь. У тебя же контракт на эти бельгийские прессы уже подписан?

– Больше того, я бельгийцам уже заплатила полмиллиона крон аванса, и теперь прессы эти лежат в ящиках в порту Гетеборга. Но ведь остальные деньги на их оплату появятся не ранее конца года… а я вообще не понимаю, зачем тебе эти прессы, ведь ты же химик…

– Делать баллоны высокого давления. При производстве кокса получаются кое-какие очень нужные мне газы, но в сварной баллон весом в сотню килограммов их влезает килограмма два, а баллон кованный – уже пять. Поэтому сейчас две трети этих газов просто сжигается… но мне это сильно не нравится. И не нравится, что деньги у меня на прессы появятся лишь к концу года, а с учетом их доставки, наладки и обучения рабочих производство нужных мне баллонов не начнется раньше следующего лета… причем не нравится это не только мне. Но если деньги есть у тебя… думаю, я смогу кое с кем поговорить…

– Пять миллионов крон… ну, допустим, что столько денег у меня есть. Но нужно будет обсудить условия предоставления тебе кредита…

– А тебе очень важно, где будет находиться твой завод по выпуску стиральных машин?

– Не очень. Я вообще его думала в Германии ставить, ведь там импорт готовой продукции очень сильно ограничен…

– Тогда предмет для разговора появляется, причем для разговора очень взаимовыгодного. Никакого кредита, ты просто покупаешь половину уже практически готового завода по выпуску таких машин. И сделанные на заводе машины сразу становятся шведскими! Понятно, что себестоимость машин от этого не уменьшится, да и забирать их ниже себестоимости тебе никто не даст – но ведь закон о пошлинах при выводе продукции концессионных предприятий никто вроде не отменял – а там максимальная пошлина не превышает процентов двадцати. Тогда у тебя машина в Хапаланде будет стоить примерно сто десять крон… а нужно ли платить пошлину при ввозе в Швецию шведской продукции, я не знаю…

– Интересно, а как наши таможенники догадаются, что возится именно шведская продукция? – ехидно поинтересовалась Фрея.

– Да хоть по названию! Надо придумать машинкам совершенно шведское название… Три Кронор не подойдет, король обидеться может, а вот «Три звезды»… Три ханор… а еще нужно эмблему компании правильную придумать…

Вера вытащила из ящика письменного стола карандаш, пару листков бумаги. И совершенно неожиданно для себя нарисовала на бумажке десять ромбиков, образовавших и три четырехлучевых звездочки.

– Вот, примерно так: картинка запоминающаяся, броская. И простая: я мужа попрошу, он штампы для такой эмблемы за день сделает. Он все равно для завода в Новгороде как раз станки и делает сейчас…

– Эмблема действительно неплохая, а вот ваше правительство согласится мне завод продать? И какие гарантии, что его Советы у меня не отберут через пару месяцев?

– Во-первых, не завод, а всего половинку завода. Во-вторых, кое-кого уже собираются больно бить за то, что по расчетам уже осенью стиральных машин будет производиться больше, чем народ их купить в состоянии. А этот кто-то знает, что через тебя мы втрое больше машин за рубеж продать сможем. И в состоянии понять, что на самом деле мы поможем тебе таким образом больше зарубежных рынков захватить, причем без ущерба для собственного производства. А гарантии… Я думаю, что гарантией может стать пункт о том, что ты в любой момент будешь иметь право завод нам… то есть свою долю в заводе, обратно Советскому Союзу продать за те же деньги, за которые его и купила. С потерей, конечно, права на сниженные пошлины, но ты же не дура!

– Звучит все это очень интересно…

– Ты где остановилась? У Фреи?

– В отеле, рядом с Красной площадью…

– Так договоримся: завтра часиков в шесть я к тебе в гости заеду… с готовым проектом контракта. И если там тебе все понравится, то мы его сразу и подпишем.

– А от СССР кто подписывать его будет? И когда?

– Я и подпишу. Потому что я работаю в том числе и первым заместителем председателя НТК и юридически право такие контракты подписывать имею. А если кто-то там посчитает, что контракт нам не годится… ну, мне настучат по голове, однако аннулировать его не смогут, все же Советский Союз по своим обязательствам, даже по самым идиотским, всегда отвечает…

– Отлично, значит завтра в шесть? Буду ждать…

Когда гости ушли, Вера подумала, что нарисованная ею эмблема в голове посему-то ассоциировалась с корейской компанией, производившей дешевую рисовую водку: бутылку такой с яркой этикеткой друзья мужу Веры Андреевны привезли с корейской войны. Но там эмблема была совершенно другая, и какая была связь между корейским производителем водки и стиральной машиной, Вера так и не поняла…

Вячеславу Михайловичу Иосиф Виссарионович не напрасно доверил самую трудную работу по развитию отношений с иностранными государствами: в этих делах Молотов разбирался отлично. И аппарат у него тоже был подготовлен великолепно, так что в пятницу вечером Марта, прочитав подготовленный Молотовым договор, поставила под ним свою подпись и сообщила Вере, что все шесть прессов не позднее утра понедельника отправятся по железной дороге в Советский Союз. И обещание свое выполнила, так что уже в среду эшелон со станками, переставленный на «русскую колею», побежал уже по советским железным дорогам в сторону Кургана. Там эти прессы действительно были нужны «еще вчера», хотя совсем даже не для производства баллонов высокого давления. То есть баллоны там тоже намечались к выпуску, но основным направлением производственной деятельности нового завода был выпуск корпусов артиллерийских снарядов.

Необходимость в которых окончательно прояснилась уже в следующий понедельник: девятнадцатого июня Германия ввела войска на территорию Польши. Причем «в этот раз» немцам даже не пришлось устраивать провокацию в Гляйвице: какая-то польская банда напала на поезд, в котором немцы везли очень приличную сумму денег в Данциг. Деньги они украли, убив при этом двоих немецких охранников, а Гитлер на следующее утро заявил, что о перевозке этих денег знали лишь польские правительственные чиновники, и именно они бандитов на поезд и натравили. В принципе, войны иногда начинались и по менее серьезным поводам, но тут поляки еще и добавили красочных мазков для полноты картины, ответив, что «немцы сами во всем виноваты». А все, что случилось после этого, у Веры удивления практически не вызвало. Кроме одной мелочи: в течение суток пограничные войска СССР на полькой границе были приведены в полную боевую готовность, к пограничникам были подтянуты сразу четыре дивизии КГБ – и граница была перекрыта наглухо: СССР не принимал никаких беженцев из Польши. А вот тех поляков, которые по каким-то причинам в этот момент оказались на территории СССР, немедленно депортировали…

Впрочем, и в этом ничего необычного не было: поляки себя давно уже выставили врагами Советского Союза, а всяких провокаций от «перебежчиков» дожидаться никто не желал. И не только от поляков: на территории СССР и немецких граждан нашлось чуть больше двадцати тысяч. Но их даже депортировать никто не стал, немцев просто «интернировали». Жестко интернировали, больше двух десятков немцев, которые интернироваться резко не пожелали, отделались, как охарактеризовала случившееся Вера, «легким летальным испугом».

– Почему «легким»? – удивился Лаврентий Павлович, который об этом Вере и рассказал.

– Потому что сразу померли, а не помучались в концлагере. Но уж тут ничего не поделать…

Лаврентий Павлович лишь головой покачал, услышав эту сентенцию, и вернулся к обсуждению проблемы, с которой он к Вере и пришел:

– Старуха, я все понимаю, и даже перепады твоего настроения игнорирую. Но ты все же попробуй сосредоточится и ответь: что нужно сделать, чтобы быстро, буквально в течение пары недель, увеличить производство бронежилетов?

Вопрос этот поднялся потому, что если первые четырнадцать дивизий КГБ были «броней» полностью обеспечены, то еще шестнадцать таких же дивизий находились в «состоянии ожидания поступления требуемой амуниции», а пограничники ей укомплектованы были вообще по минимуму: на большинстве погранзастав бронежилеты выдавались лишь пешим патрулям. По планам полное укомплектование военнослужащих в КГБ было запланировано на конец сорокового года, но Лаврентий Павлович совершенно обоснованно считал, что указанный срок слишком уж велик.

– Ничего делать не надо, тут можно хоть наизнанку вывернуться, но бронежилетов от этого больше не станет. И у буржуев для этого ничего купить не выйдет, так что разговор этот… в пользу бедных.

– Вера Андреевна, а если хорошо подумать? Ну ты же умница, придумай что-нибудь!

– Да, я такая. Но все, что можно было придумать, я уже придумала. Вообще все! То есть я придумала все про полиэтиленовые жилеты с кевларовой подкладкой и… Если уж вас так жареный петух в эту самую клюёт, то могу предложить паллиатив: шейте жилеты из капрона, который для детских комбинезонов делается, там краситель на фабриках заменить можно за пару дней. А хромомолибденовую сталь для пластин замените на высокомарганцевистую: она, конечно, заметно похуже, но в темноте за третий сорт сойдет.

– А производство того же титанового сплава…

– Приходит Чингачгук в племя и говорит: я принес вам две новости…

Анекдот этот Берия от Веры уже несколько раз слышал, но все равно улыбнулся. А затем уточнил:

– Ну много у нас дерьма, а почему ты про него вспомнила-то?

– Потому что я предлагаю основное производство не трогать, тех, кто занимается его расширением, не дергать и им работать не мешать. Вы можете дерьма наделать именно много, и заранее все будут знать, что это – дерьмо. Зато его будет много и практически сразу, а потом, в полном соответствии с планом, мы это дерьмо заменим на нормальную экипировку. Но если что-то вдруг пойдет не по плану, то у вас будут полны склады хоть плохонькой, но защиты, а с ней будет лучше, чем вообще без ничего. Впрочем, у меня есть веские основания надеяться, что в ближайшие пару лет это дерьмо так на складах и проваляется невостребованным.

– И какие основания?

– Я так думаю, вот какие.

– Понятно… если тебе вдруг селедки там, огурцов соленых или…

– Хочу ананасов, много. Но хочу вот прям щяз, а к вечеру уже хотеть не буду.

– Зараза!

– Боюсь, что вы мне не сообщили ничего нового…

– А я и не сообщал, просто факт констатировал. Значит, говоришь, на фабриках по выпуску волокна капронового краситель поменять… А если чехлы добавить сверху? Из х/б?

– Хлопок в рану попадет – будет нагноение.

– Понял, извини за беспокойство. На самом деле извини, просто время сейчас такое, не знаю, за что и хвататься.

– Я, конечно, совсем не в свое дело лезу, но опять не удержусь от совета: не надо ни за что в панике хвататься. Занимайтесь своим делом, спокойно занимайтесь. Я вот не паникую, работаю спокойно – и всем от этого становится хорошо. Всем советским людям хорошо, а на остальных мне плевать. И вы плюйте!

– И как?

– Слюной.

– Судя по происходящему в Польше, польские войска очень скоро постараются уйти на нашу территорию и интернироваться. И вот что с такими поляками делать…

– Гитлер подтвердил наши права на территории западных Белоруссии и Украины?

– Да. А откуда ты знаешь?!

– Я догадываюсь.

– Догадливая ты наша… но раз догадываешься, то скажи: разве я могу теперь просто своими делами заниматься?

– Не просто можете, но и должны. А с поляками… пусть Вячеслав Михайлович с британцами договорится или с французами: если они согласятся этих поляков к себе забрать, то мы их к себе пустим. И сразу же вывезем. А не согласятся, то поляков мы на нашу территорию не пустить сумеем: пулеметов и пушек у нас для этого хватит.

– Ага, и ракет с этими, термобарическими зарядами…

– Тоже не лишним будет немцам показать, что у нас есть чем границу прикрыть. Еще что-то обсудить хотите?

– С тобой? Точно не хочу, ты же…

– Зараза. И контра. А вот вам я напоследок еще один совет дам, бесплатный: товарищу Хлопину сейчас нужно давать все, что он пожелает. Если он успеет за год-полтора сделать то, что обещал…

– Он-то как раз не обещал, это ты обещаешь, что он успеет.

– Успеет, я ему помогу успеть. На сегодня всё? Спокойной ночи…

Двадцать второго июля война в Польше закончилась. В полном соответствии с «тайным договором» советская Красная армия заняла территории Западной Украины и Западной Белоруссии, и все – то есть и товарищ Тихонов, и товарищ Сталин, и Лаврентий Павлович – Веру больше не беспокоили: у них теперь работы было столько, что и не продохнуть было. Вячеслав Михайлович тоже был очень сильно занят, но в основном на дипломатическом фронте – и здесь он более чем успешно поработал: триста сорок тысяч интернированных все же поляков согласился принять французский президент Лебрен. А достопочтимый Пий XII вероятно изрядно охренел, когда – после визита Молотова в Рим – двадцать первого августа в Чивитавеккье отшвартовались сразу четыре советских парохода, на которых в Италию были перевезены все (то есть все до единого) ксендзы с новых территорий СССР… И на этом, собственно, война окончательно закончилась.

Но закончилась только война Германии с Польшей…