Глава 24

Когда Вера говорила, что продажами за границу НТК дыру в собственном бюджете не закроет, она еще немного проблему преуменьшила. Потому что выручка Марты в Европе сократилась почти что втрое: в странах, оккупированных Германией, народу стало ни до техники сложной, ни даже до простых житейских радостей. То есть, возможно, люди и рады были бы купить всякое разное – но Гитлер ввел жесткие ограничения на вывоз выручки за границу, и даже на вывоз из Германии большинства промышленных товаров, так что даже продажа за марки особого смысла не имела. Исключением стали женские прокладки и одноразовые пеленки, но в разговоре с Фреей причину этого Вера выяснила очень быстро: эти в принципе не самые нужные народу товары привели к тому, что спрос на изделия из хлопка (например, на ту же вату) упал более чем в десять раз – а «сэкономленный» таким образом хлопок был перенаправлен на производство порохов. Еще один фактор был не столь очевиден: германские бауэры при существенном содействии властей повадились использованные предметы гигиены закапывать в землю на огородах, что заметно повысило урожаи капусты, разной зелени и – что лично Веру удивило особенно сильно – винограда.

Но на прокладках все же много не заработаешь, так что с европейской валютой в НТК все стало довольно грустно. Одновременно сократился приток столь нужных денежек из Америки. То есть Электролюкс по-прежнему оттуда золотишко в казну НТУ доставлял, а вот поступления от Марты из Америки сократились, хотя и не так сильно, как из Европы. В принципе, Вера чего-то подобного ожидала, поэтому когда сразу две нефтяных компании на своих бензозаправках наладили и перезаправку баллончиков с бутаном для зажигалок, неожиданностью это не стало. А вот что ее удивило, так это то, сколько уже пустых баллончиков американцы не выкинули – и продажи бутана в США упали до нуля. А еще сильно упали продажи мотоциклетных шлемов. Конечно, шлемы денежку приносили скорее символическую, но все же приносили – а после того, как какая-то мелкая компания наладила производство шлемов в США (стеклопластиковых, паршивых, но ярких) продажи их для Марты стали просто убыточными и пришлось эту часть бизнеса свернуть.

А валюты – именно валюты – требовалось все больше: парни из финотдела НТК заключили со Швецией шикарный контракт на поставки в СССР железной руды, причем такой, что шведам любые другие иностранные рынки(включая, в частности, германский) стали просто неинтересны, они с трудом успевали руду для СССР добывать. Но за эту руду тем же шведам нужно было платить – а выручка от поставляемых за границу через Марту и через Электролюкс товаров с трудом покрывала эту потребность. Правда, Марта была теткой удивительно упорной и «отъела» несколько ранее не окученных рынков – но в тех же Бразилии с Аргентиной хорошо продавался лишь стиральный порошок…

Но и в Европе имелся абсолютно никем ранее не окученный рынок, и вот им занялся уже Карл Густафссон. Занялся потому, что у него «на этом рынке» нашелся приятель детства – давно уже переселившийся в Испанию моряк. Которому были совершенно безразличны «предметы гигиены» – но совершенно небезразличны разнообразные механические игрушки. И в Швецию этот приятель приехал именно за такой игрушкой, а узнав, что некий Карл Густафссон – на автомобильном рынке личность весьма известная, навестил друга детства, и из соседнего ресторанчика они практически два дня не вылезали. А когда все же вылезли, Карл направился прямиком на Стокгольмский аэродром, сел в самолет и отправился в Москву.

Очевидно, в самолет он садился в состоянии, мягко говоря, не очень трезвом – а в каком состоянии были те, кто его в самолет пропустил, разбираться никто уже не захотел. Но главным событием дня (четвертого июня) стало то, что в Московский аэропорт прилетел швед без каких бы то ни было документов, кроме шведской водительской лицензии, и начал требовать (от пограничников) немедленно отвезти его к «госпоже Вере Синицкой».

На счастье шведа, пограничники знали, кто такая «госпожа Синицкая» – и сообразили ей позвонить. Вера в этот момент сидела у себя на кафедре, готовясь к предстоящее сессии, и, услышав о внезапном визите Карла в Москву, лично приехала в аэропорт и забрала оттуда незадачливого путешественника, благо на это ее полномочий хватило :

– Карл, какого черта ты прилетел в Москву без документов? Ведь тебя могли вообще арестовать за незаконное пересечение границы!

– Да? Я об этом не подумал, но мы просто с приятелем слегка выпили, и я решил, что тебе будет интересно узнать, о чем мы с ним говорили. Он, между прочим, предложил сделку, которая принесет тебе довольно много денег…

– Мог бы в письме все написать или, если дело очень срочное, по телефону мне рассказать!

– Не мог бы, такие дела по телефону не решаются. И вообще это – тайна!

– Тайна, говоришь? А какая тайна?

– Самая секретная! Он у меня увидел тот крестьянский автомобильчик, который вы для нас делаете, и предложил у себя заводик выстроить по производству таких же. Только у него там вообще ничего нет, так что мы ему для его заводика будем поставлять моторы, колеса, коробки передач и вообще целиком трансмиссии, стекла, аккумуляторы, лампочки… вообще всё, кроме кожи для сидений и, возможно, болтов, которыми колеса привинчиваются. Хотя насчет болтов я тоже не очень уверен.

– Очень интересно! И где это он заводик строить собрался?

– В Испании.

– Так, понятно, ты молодец, что прилетел. Я сейчас с пограничниками все вопросы улажу… товарищ, вы можете этого придурка напоить кофе и какими-нибудь печеньками подкормить? – обратилась Вера к начальнику погранотряда уже по-русски. – Я сейчас напишу разрешение на въезд его в СССР, под мою ответственность… Ну выпил человек, паспорт дома забыл – а информацию он привез очень для нашей страны важную. И еще: сегодня вечером… нет, завтра, я его обратно отправлю на своем самолете, вы по команде передайте, чтобы снова его два часа здесь не держать…

Спустя сорок минут, когда Карл устроился в кресле в гостиной Вериной квартиры, она поставила перед ним тарелки с едой и полный кофейник:

– Теперь рассказывай все подробно.

– Да чего там рассказывать? Мой друг детства, Алрик Биргхирсон, лет так двадцать назад женился на испанке, сам обосновался в Виго… Он моряком был… то есть раньше был шкипером, а теперь у него своя компания, несколько танкеров, на которых он из Америки бензин с керосином возит. В общем, не бедствует – а в последнее время вообще разбогател… то есть он так думает. Но денег у него действительно немало, и он в Швецию приехал, чтобы шведский автомобиль себе купить. Все же он швед… а насчет того, что у испанцев с бензином дела не очень, он, пожалуй, лучше всех знает. И у меня он увидел твой крестьянский автомобильчик, который может на масле ездить – а в Испании масла этого…

– Ты не отвлекайся, суть рассказывай.

– Рассказываю… а пива у тебя случайно нет? Мы с ним два дня…

– Нет, но я попрошу принести. – Спустя минуту, вернувшись в гостиную, Вера сообщила: – через полчаса пиво тебе будет, рассказывай дальше.

– Спасибо, ты всегда была очень хорошей девушкой. У него действительно есть деньги, и он готов их вложить в постройку автомобильного завода. А еще он знаком неплохо с тамошними властями… если коротко, то он сказал, что власти испанские препятствовать поставкам на такой завод всего, о чем я тебе уже говорил, не будут. Не будут препятствовать поставкам из Швеции – но мы же не сумеем такой мотор сами сделать!

– Понятно, но зачем нам испанские деньги? Лично мне песеты их, или как там они называются, не нужны.

– Он будет платить американскими деньгами, причем золотом, как ты любишь. Не за все, но за то, что я буду ему из Швеции отправлять, он со мной рассчитается своей продукцией и я уже знаю, куда ее пристроить.

– Какой своей? Ты же сказал, что у него компания по морским перевозкам.

– Да, а еще у него в Испании несколько больших плантаций, он там оливки выращивает и мандарины с апельсинами. Я уже с двумя магазинами овощными в Стокгольме договорился, что они у меня мандарины заберут…

– Карл, а ты арифметику в школе учил? Или думаешь, что в двух магазинах сможешь продать пару сухогрузов мандаринов?

– Это я только вчера договориться успел, а если всерьез этим займусь… а еще масло оливковое. Так вот, у него получается много масла очень плохого, третьей выжимки, его разве что на освещение в деревнях берут, а в основном просто выкидывают – а ведь твой автомобильчик и на таком ездить сможет! А если мы ему все детали к автомобильчику сможем продавать примерно за шесть тысяч песет…

– А в настоящих деньгах это сколько?

– Песета на несколько копеек дороже рубля, так вот, он для начала хочет выпускать двадцать-двадцать пять тысяч автомобильчиков в год. Ты сможешь столько моторов продать?

Моторы, о которых говорил Карл, были маленькими, всего в шесть лошадок, среднеоборотными дизелями, а автомобильчики, которые он называл «крестьянскими», изготавливались вообще для Кореи и Маньчжурии: там уже «угольный дизель» в приличных объемах производился. А в Швецию эти машинки НТК продавал (как раз через Карла) потому, что моторы действительно могли работать на растительном масле, а в последнее время экономные шведские крестьяне начали массово рапс выращивать – исключительно для использования масла в качестве топлива. С точки зрения Веры это было дороже, чем использовать нефтяное или даже угольное дизтопливо, но шведские крестьяне искренне считали, что «свое масло получается вообще бесплатным» – а употреблять рапсовое масло в пищу было невозможно.

А если рассматривать испанский рынок, где по сути дела отходов производства оливкового масла можно было получить с четверть миллиона тонн в год, то там такие автомобильчики действительно могли стать очень интересным приобретением для крестьян. Или, в большей степени, для владельцев оливковых плантаций – а лишние тридцать миллионов долларов в год Вере показались суммой, заслуживающей пристального интереса.

– А этот твой приятель, как его…

– Алрик Биргхирсон.

– Он все еще швед?

– А как швед может стать не шведом? Разве что переродиться заново, поменяв при этом родителей, но я о таких чудесах вроде не слышал, – сообщил Карл, прилично так глотнув принесенного Дашей пива.

– Зря я тебя пивом пою, ты соображать хуже стал. У этого Алрика паспорт-то шведский есть?

– Есть, он по нему ко мне и приехал.

– Значит так… он где сейчас?

– Где-где… в гостинице небось отсыпается, мы же два дня…

– Это я уже заметила. Значит, он в Стокгольме. Я тебя сейчас отвезу обратно в аэропорт, полетишь в Стокгольм. Заберешь Альрика, затем с ним – и со своим паспортом, не забудь! – забежишь в советское посольство, я там предупрежу чтобы все быстро сделали, потом обратно сюда в Москву вы уже вдвоем прилетите и мы обо всем договоримся.

– Вера, ты всегда была девушкой очень заботливой, но должен сказать, что самолеты в Стокгольм летают только два раза в неделю. Поэтому у меня обратный билет только на воскресенье…

– Можешь его просто выкинуть, полетишь– и за Альриком, и с ним обратно сюда, на моем самолете.

– Хорошо дружить с хорошими советскими девушками! Только… Вера, я слушал, что твоя страна с Испанией… может, тебе сначала стоит с начальниками поговорить? А то мы договоримся обо всем, деньги потратим – а потом советские власти запретят моторы в Испания отправлять. И мы просто разоримся!

– Не зря все же я тебе пива принесла, на глазах умнеть стал. Я потому и спросила, если ли Альрика шведский паспорт. Я моторы и все остальное буду продавать в Швецию, простому шведу, а про Испанию я вообще ничего не знаю и даже не слышала ничего! Мы будем договариваться о производстве крестьянских автомобильчиков… я буду договариваться, с двумя простыми шведами.

– Марта всегда говорила, что ты очень хитрая девушка… Хорошая у тебя квартирка, а вот где тут туалет… я туда зайду – и поедем на аэродром. Надеюсь, Альрик за сегодня протрезветь успел уже…

Валентин Ильич на Веру, после того, как она рассказала ему о сделке с «испанским шведом», долго орал, но Вера, спокойно его выслушав, ответила просто:

– Вы не правы. Причем не правы сразу по четырем пунктам. Пункт первый: только в этом году мы получим буквально на ровном месте почти двадцать миллионов долларов чистой прибыли на поставках в… Швецию моторов, колес, стекол и фар. Во-вторых, мы сразу с господина Биргхирсона получим миллион долларов золотом за установки по бензиновой экстрактации масла из оливковых косточек и жмыха. В третьих, моторы в нужных количествах заводы в Благовещенске и Нерехте без проблем произведут, просто перейдя на трехсменную работу…

– А рабочих они для третьей смены родят?

– А это уже в-четвертых. Мы же подписались на обучение китайских рабочих, вот их-то мы в Благовещенск на обучение и возьмем. Мао присылать обещал все же не увальней деревенских, а тех, кто уже работать хоть как-то умеет, так что даже если китайцев на подсобных работах использовать, то три смены там организовать получится, этот вопрос я уже уточнила с тамошними инженерами. А в Нерехте… с осени там начнет работать заводской техникум, ребят на практику поставим, но поначалу их продукция вообще не нужна, в поставках по этому контракту не потребуется. Их моторы вообще скорее всего только в следующем году в Швецию пойдут, так что здесь проблем не ожидается. С шинами тоже, все же мы уже какой завод запустить успели? Седьмой?

– Ну… но что по поводу твоих связей с Испанией скажет Иосиф Виссарионович, и я уже не говорю про реакцию Лаврентия Павловича. Все же, как ни крути, в Испании режим абсолютно фашистский…

– Но мы-то не с режимом сотрудничать будем, а с простыми людьми. И эти простые люди дадут Стране Советов несколько десятков тысяч тонн оливкового масла, одарят советских детей мандаринами и апельсинами…

– Кстати, они по поводу мандаринов особенно недовольны будут, ведь в Абхазии на осушаемых болотах…

– А я думаю, что они болотным абхазам, после того, как испанские мандарину сами попробуют, наоборот вот такой фитиль вставят: я уж не знаю, кто там сорт для прививки лимонов выбирал, но сейчас абхазские мандарины мелкие и кислющие. Допускаю, что испанские сорта там просто не приживутся и абзхазы выбрали единственный, который там не загнется зимой – но почему из-за этого должны страдать советские дети?

– Ты Иосифу Виссарионовичу про это сказать не побоишься? Лично сказать.

– Правду говорить всегда легко и приятно. В особенности правду о том, что мы этим контрактом дыру в бюджете НТК закроем на сотню с лишним миллионов просто поступлениями американского золота и еще на столько же – продажей населению экзотических испанских фруктов и масла. Один контракт – и четверть недостачи ликвидирована! Поэтому я о таком величайшем достижении нашей промышленности вам доверю доложить: лишняя благодарность от руководства вам точно не помешает.

– А тебе помешает как будто!

– А мне не нужно, я сейчас зампред ГКО, мне не комплименты, а боеприпасы требуются.

– Вот ведь зараза!

– И контра, вы забыли мне об этом напомнить. Да, а вы пока подумайте, как Карла отдельно отблагодарить. У него-то от контракта этого выгода копеечная, сотня тысяч крон на поставках аккумуляторов и сотни две ­он наскребет на коробках передач…

– Тоже неплохо!

– В деньгах неплохо, но нужна награда и моральная. Однако советские ордена даже не предлагайте, шведы такого не поймут – а надо его так наградить, чтобы он дома гордиться мог!

– Я посоветуюсь… Наградим твоего Карла, обязательно наградим!

К некоторому удивлению Валентина Ильича Иосиф Виссарионович известие о заключении Верой контракта с Биргхирсоном воспринял очень спокойно:

– Старуха тут права: эти автомобильчики никоим образом не усилят войска фашистов. А то, что советским детям достанется больше фруктов – вообще замечательно. И масло оливковое… мы же не будем писать на бутылках, что его фашисты произвели. Мы отличаем фашистов от простых трудящихся, даже от тех, которые вынуждены жить в фашистской стране. А то, что Советский Союз помогает тамошним крестьянам… жалко, что Долорес об этом рассказать испанскому народу сейчас не сможет, но ведь фашистский режим в Испании не вечен.

– А если она все же проговорится?

– Как она сможет проговориться о том, чего знать не будет?

– Вера еще просила подумать, чем Карла наградить, таким чем-то, чем он у себя в Швеции гордиться сможет. Но не орденом советским…

– Со временем он, безусловно, получит орден Дружбы народов, а пока… он же очень автомобилями увлечен, так давайте ему сделаем в подарок автомобиль. Такой же, как для членов Политбюро. Только не бронированный, конечно. Таким автомобилем он наверняка гордиться сможет и в любом случае ему будет очень приятно. Честно говоря, я несколько удивлен тем, что Старуха сама о таком не догадалась.

– Она сейчас очень занята в университете, сессия и выпускные экзамены – а это работа, насколько я помню, всегда отнимала у преподавателей все силы…

– И нам остается надеяться, что все силы она там не потратит, нам ее силы еще очень пригодятся, – усмехнулся Сталин. Ты слышал, что нам товарищ Пономаренко про нее сообщил? Нет еще?

Товарищ Пономаренко находился в состоянии, которое в боксе именовалось «грогги». То есть в состоянии полнейшего обалдения, и не потому, что ему кто-то провел удар в челюсть. А потому что геологи сообщили, что именно они нашли возле Старобина на глубине в четыреста метров. Но в состояние, близкое к нокауту его отправило не само сообщение геологов, а то, что Вера Андреевна ему как-то очень прозрачно на находку намекнула еще тогда, когда землю ковырять там никто даже не собирался. В принципе о наличии месторождения сильвинита она, как химик, могла по каким-то косвенным признакам догадаться, а вот точно сказать, на какой глубине его искать…

И для того, чтобы заранее выяснить, что нужно будет делать с этой находкой дальше, он нарушил приказ и отправился в Москву на самолете. Правда, уже с аэродрома его вызвали к товарищу Сталину (чтобы провести «воспитательную работу» из-за столь явного нарушения решений правительства), однако Иосиф Виссарионович, выслушав новость об обнаружении огромного месторождения ценнейшего удобрения, сильно Пантелеймона Кондратьевича «воспитывать» не стал:

– Ты хочешь геологов своих к высшим орденами представить?

– Не за что. Товарищ Синицкая буквально пальцем ткнула туда, где бурить требовалось, и даже предупредила, на какую глубину бурить нужно – так что месторождение – полностью ее заслуга.

– То есть ты хочешь, чтобы мы ее к ордену представили?

– Нет. Я хочу у нее узнать, что она планирует дальше с ним делать. Она ведь о нем давно уже знала, но сообщила нам только недавно – а это значит, что она считала, что раньше его разрабатывать не нужно… или что это раньше невозможно делать было. А сейчас, значит, думает, что пора уже пришла – но раз она все заранее продумала, то, мне кажется, ее планы по крайней мере было бы и нам узнать неплохо. Свои-то мы наспех готовить будем, а у нее наверняка все уже продумано тщательно.

– Логика в твоих словах присутствует… но эта же логика говорит, что мчаться к ней на самолете было совершенно необязательно. Наверняка тут не часы и даже не дни могут серьезную роль сыграть… но раз уж прилетел, то… Ее можешь в университете застать, но лучше часов после трех, а то и четырех… я сейчас уточню, когда она освободится. Она и экзамены принимает, и дипломные работы: все же по должности вера Андреевна еще и председатель экзаменационной комиссии на своей кафедре. Мы, конечно, пытались ее от преподавания хотя бы освободить, но… Кстати, если захочешь научиться кого-то с дерьмом смешать не используя ни единого бранного слова, то выскажи ей какую-нибудь откровенную глупость по части химии, а лучше всего расскажи, что ты у себя в республике какой-нибудь химический завод строить собрался сам, с управлением НТК не посоветовавшись…

Ответ Веры Андреевны удивил Пантелеймона Кондратьевича до глубины души:

– А ничего вам сейчас делать не надо. И никакой доразведки, незачем деньги на бурение зря тратить, я и так уверена, что месторождение это самое большое в Европе, и наверняка уж побольше германского под Магдебургом. Разве что чуть немного поглубже скважину пробурят, найдут дно сильвинитовой залежи, но это тоже не особо срочно. То есть суетиться не надо, а надо спокойно и планомерно… скоро в институтах выпуск инженеров будет, так вы десяток выпускников посмышленее отправьте в Березники, пусть ознакомятся с тем, как из сильвинита хлористый калий получают. И не спеша так займитесь проектированием шахты. У вас в республике специалистов-шахтеров всяко нет, так что вы людей подыщите, задачу им поставьте на проектирование шахты… если справитесь года за два, то и хорошо. А не справитесь – тоже беда невелика, гораздо важнее все тщательно спланировать и спроектировать. И вот когда все будет готово, тогда можно будет и суетиться начинать. Но сначала – планы и проекты, пока их не будет, на земле ничего делать не надо.

– А… если очистной завод ставить, то там хотя бы жилье для рабочих…

– Сейчас ничего строить точно не нужно, время еще есть. А вот проектов нет, вы же даже не знаете, сколько рабочих потребуется. И как вы в таких условиях собираетесь что-то строить?

На самом деле Вера считала, что никаких строек начинать не следует просто потому, что скоро вообще не до строек будет. И мысль эта ее не отпускала ни днем, ни ночью. Но работать из-за таких мыслей она не прекращала – а важнейшей работой для себя она считала подготовку специалистов-химиков. Просто потому, что каждый новый химик – это дополнительный порох, взрывчатка, снаряды и ракеты…

Ее немного удивило и сильно порадовало то, что результаты введения «платного обучения» очень заметно сказались на успеваемости студентов и выпускников. То есть со студентами было понятно: отличники от платы за учебы вообще освобождались и то, что в университете процент отличников (коими считались те, у кого оценок «хорошо» было не больше трети от общего числа) превысил половину, ее не сильно удивило. А вот по какой причине уже три четверти дипломов защищались на «отлично», было понятно уже не очень. А на трех кафедрах (её собственной, Саши Новосёловой и профессора Зелинского) вообще все выпускники получили красные дипломы, причем с десяток человек для получения заветной «красной корочки» даже пересдали экзамены за предыдущие курсы. Но в любом случае это Веру очень сильно порадовало, и двадцатого июня, вручая выпускникам дипломы, она поздравляла ребят совершенно искренне.

В субботу она весь день места себе найти не могла, даже с детьми на прогулку не пошла – их Даша выводила, объясняя Женьке и Лизе, что «мама очень устала». А Вера, вся на нервах, отправилась в магазин хозтоваров и купила там радиоприемник «Изумруд».

Этот дешевенький приемник делала артель «Радиоэлектрик», располагавшаяся в Песочне – и эта незамысловатая конструкция пользовалась среди рабочих огромной популярностью. Потому что шесть клавиш позволяли нажатием на них просто переключаться с одной заранее настроенной станции на другую, а во многих областях на разных частотах передачи начинались в разное, но заранее известное время и народ приемники использовал в качестве будильников. А «зеленый глаз» на лицевой панели дал агрегату красивое название…

Несмотря на волнение заснула Вера быстро (а может быть, просто переволновалась и организм решил «выключиться») и проснулась, когда на частоте Центрального московского радио прозвучал бой курантов Московского Кремля. Проснулась она быстро и легко, тут же вскочила. Но когда вместо обычного «Доброе утро, товарищи, начинаем утренний выпуск новостей», голос Левитана произнес «Товарищи, прослушайте важное правительственное сообщение», она замерла. А когда он произнес «Сегодня в половине четвертого ночи…» нервы ее не выдержали и она, побледнев, просто рухнула обратно на кровать…

Загрузка...