Старуха 4

Глава 19

В университете традиционно на подготовку к первому экзамену студентам давали минимум четыре дня. Или пять – если пятый день, как в сорок первом, приходился на воскресенье. В институте высокомолекулярных соединений Академии наук Вера тоже первые пять дней года объявила «временем на размышления», так что у нее в эти дни особых занятий не было. Иосиф Виссарионович вероятно тоже об этом знал – и пригласил ее на беседу третьего числа. Вера же, специально уточнив, что на этот день никаких правительственных совещаний не намечено, в Кремль приехала на свой «Волге» и, поставив ее на Ивановской площади, не спеша пошла к товарищу Сталину.

– Вера, – обратился к ней Иосиф Виссарионович, показывая, что разговор будет неофициальным, – ты обещала рассказать мне, почему ты считаешь войну неизбежной и почему наиболее вероятным врагом ты считаешь Гитлера.

– Не совсем так… то есть я немного иначе о возможном будущем думаю, но в целом… Чтобы не отнимать у вас много времени, я сначала расскажу одну историю. Поучительную историю, которая, надеюсь, прояснит мои мысли. Когда-то один выпускник семинарии довольно непростым путем добрался до самой вершины карьерной лестницы в свое стране и стал ее практически единовластным правителем…

– Вера, я бы не хотел…

– Вы все же сначала дослушайте, это займет пару минут, не больше. Так вот, этот правитель подумал-подумал – и начал строить в стране социализм. Настоящий социализм, но так как даже большинство его соратников не понимали, что это такое, он социализм свой обрядил в более, что ли, понятные людям одежды и социализмом называть не стал, а себя объявил вообще диктатором. Что, впрочем, сути государственного строя не поменяло. Буквально за двадцать лет… за восемналдцать он сделал свою страну процветающей, народ там стал жить лучше, чем где угодно еще в мире. Было введено бесплатное образование, причем обязательное образование, для всех детей, внедрена бесплатная медицина. Промышленность появилась мощная: страна сама полностью обеспечивала свою армию оружием, строились корабли, на которых переправлялись грузы и товары в разные страны. И уровень жизни всего населения практически вдвое превысил уровень жизни в США!

– Ну, нам до этого еще далеко…

– Да, но я продолжу. Страна никому за границей не была должна ни копейки, она стала полностью самодостаточной и продолжала развиваться все быстрее и быстрее – но у нее были очень завистливые соседи. Которым эта страна не нравилась, в том числе и потому, что народ массово стал от соседей в эту страну перебегать. Да так, что за восемнадцать лет население увеличилось почти впятеро! И банкиры – британские и американские – вдруг осознали, что сам факт существования маленькой независимой и социалистической страны где-то у черта на куличиках угрожает их существованию. Потому что люди во всем мире могут внезапно понять, что социализм делает жизнь всех людей счастливой и богатой, а вот капитализм – нет. Поэтому англичане, то есть банкиры британские и американские банкиры тоже, дали соседям этой страны денег и оружия на сумму, в несколько раз превышающие бюджеты этих стран, началась война – и Парагвая не стало. У него отобрали половину территории, но и хрен бы с территорией. Банкирам требовалось не это, им вообще плевать было, землей владеет Парагвай или Бразилия с Аргентиной – но им было не плевать на носителей социалистической идеи. И по требованию банкиров войска Бразилии и Аргентины, а так же примкнувшего к ним Уругвая уничтожили почти восемьдесят процентов населения Парагвая. Просто убили всех, кто успел хотя бы немного пожить при социализме. Из мужского населения в стране в живых осталось около десяти тысяч человек, а мужчин старше пятнадцати лет – от пяти до, возможно, всего двух сотен! И всех их убили просто из-за того, что они на собственной шкуре почувствовали преимущества социализма. Настоящего, а не того симукляра, который нам пытаются впарить еврейские экономисты…

– Это ты так Маркса с Энгельсом…

– И их тоже, марксизм американские банкиры из клана Ротшильдов изначально финансировали как идеологическое противопоставление социализму Лопеса, но и сейчас, и даже в СССР таких экономистов явный избыток… но разговор не об этом. Подлинный социализм, само его существование в какой-то стране, представляет для банкстеров экзистенциональную угрозу: простые люди могут на живом примере увидеть, что нынешний банковский капитализм экономически проигрывает, и прежде всего проигрывает, причем катастрофически быстро, в уровне жизни этих простых людей. Поэтому для них критически важно любым путем Советский Союз уничтожить. Не ресурсы наши им важны, хотя и они буржуям лишними не кажутся, для них необходимо уничтожить сам социальный строй нашей страны. У японцев что, средства были для построения мощной армии? Нет, им деньги и технологии предоставили англичане и американцы.

– И немцы…

– Немцы тоже до этого не сами додумались, да и средств у них не было, их самих англичане и американцы деньгами накачивали. И продолжают накачивать, обеспечивая их материальными ресурсами для подготовки к войне с нами в том числе и сливая Гитлеру европейские страны. Они что… я британцев в виде имею, не понимали, что Чехословакия и Франция по сути утроят промышленные возможности Германии? Венграм денег подкинули, чтобы они тоже на Германию работать начали, про Австрию я вообще не говорю…

– Про Парагвай я… краем уха слышал, но в суть не вникал. Теперь вопрос изучу, спасибо за подсказку. А ты, как я понимаю, всё делаешь для того, чтобы мы могли по крайней мере не проиграть войну с Германией? Слава прав, ты действительно любую ситуацию анализируешь очень глубоко и делаешь хотя и парадоксальные, но чаще всего верные выводы…

– Мне все же хочется, чтобы мои дети росли в счастливой и мирной стране.

– Всем этого хочется. И ты права, чтобы жить в мире, нужно быть очень хорошо к войне готовым. И мы, хочется надеяться, к войне уже успели подготовиться. И твоими стараниями, и… По крайней мере – это я говорю только чтобы тебя немного успокоить, а о всем прочем уж тебя точно предупреждать не надо… тридцатого декабря специалисты товарища Хлопина произвели на полигоне Юганлор испытания своего изделия. Успешные испытания… кстати, тебе за это будет присвоено звание Героя Соцтруда.

– А мне-то за что?

– Как говорил твой сосед, если бы одна на редкость самоуверенная девчонка не вынудила бы его скупить бы весь доступный уран в мире, то это испытание случилось бы лет на пять позднее. И у нас не было бы урановых электростанций. Ни нынешней двадцатимегаваттной, ни на сто двадцать мегаватт, которую собираются запустить уже в начале марта. Но это я тебе просто заранее сказал, постановление выйдет ближе к концу месяца, там список большой получается. Кстати, там в списке еще одна Вера Андреевна есть, из Сергиева Посада – она еще для противолинкорных бомб разработала свой вариант октогеновой взрывчатки, стабильный. Товарищ Хлопин говорил, что без нее – и без женщины этой, и без взрывчатки, так чисто имплозию провести не удалось бы. Ты знаешь, что такое имплозия? А то все слово произносят, а объяснить толком…

– Знаю, это…

– Не сейчас, а раз знаешь, то ответь: эта работа ордена Ленина заслуживает?

– Более чем.

– Ну и хорошо. А на нас британцы и американцы постараются натравить Гитлера. И это понятно, а ты еще и причины понятнее объяснила. И остается один вопрос: когда?

– Вы хотите ответ у меня получить?

– А от кого еще-то? У нас в стране ведь нет других толкователей мыслей этого Гитлера… нет, конечно, этим другие люди занимаются. А ты занимайся своими делами, у тебя же сессия начинается? А вытащить из студента знания – дело всяко не простое… Спасибо! И если что…

– Я помню. До свидания…

С Центральной музыкальной школой Лаврентий Павлович все же не стал тянуть до мая, и «квалификационные экзамены» провел уже в январе. По результатам этих экзаменов были сделаны серьезные такие «оргвыводы», почти полностью поменялся в ней состав преподавателей и совсем уже полностью сменился состав учащихся. Вера, узнав об этом, лишь про себя усмехнулась: в «первой жизни» школу перетрясли (точно таким же образом) лишь в пятьдесят девятом – и уже через пять лет некоторые ее выпускники стали широко известны и в стране, и за рубежом. Об этом Вера Андреевна узнала от сына заведующей пушкинской музыкальной школой Елизаветы Цыбиной Павла, который «тогда» работал конструктором ракетной техники и был хорошим знакомым мужа…

Но вообще-то забота о музыкальной культуре у Веры была где-то в последних строках списка ее приоритетов, а в верхних строчках этого списка были совершенно другие проблемы. И решать эти проблемы, по ее мнению, нужно было очень быстро. Но здесь все упрощалось тем фактом, что Лаврентий Павлович, осознав, зачем, собственно, он скупал для Старухи уран по всему миру, к некоторым ее просьбам относился… с уважением, все еще соблюдая правило НТК «… и не спрашивай, зачем». Вера даже примерно не представляла, во что обошлось товарищу Берии создание «совместного шведско-боливийского горнодобывающего концерна», и тем более не знала, имеет ли к этому концерну какое-либо отношения хотя бы один швед. Но её это вообще не волновало, так же как и каким образом эти шведские боливийцы перевозили в СССР накопанный в Боливии литий – а вот то, как работает завод по ртутному разделению изотопов этого интересного металла, ее сильно заботило. Главным образом, в части обеспечения этого завода всем потребным для его работы, поскольку сам завод вообще-то подчинялся Саше Новосёловой.

А основной продукт, получаемый на этом заводе – обогащенный до девяноста девяти с половиной процентов литий-семь – целиком отправлялся в авиапромышленность (что позволило, допустим, облегчить конструкцию МП-8 на полторы тонны и теперь самолет мог пятитонную бомбу перевезти на три с половиной тысячи километров). Ну а о том, куда девать «отходы» этого производства, Лаврентию Павловичу рассказал уже Виталий Григорьевич…

Но это были лишь дела, о которых Вера знала, что «это сделать надо», но делали их другие люди. А некоторые дела – касающиеся именно высокомолекулярных соединений – касались уже непосредственно её, и делать их приходилось уже Вере. Тоже не совсем самой, а всему коллективу Института этих самых соединений. И одним из важнейших дел была отработка технологии изготовления резины (и тракторных шин) из корейского бурого угля.

Товарищу Киму в деле укрепления и развития народного хозяйства очень сильно помогал товарищ Сталин – и для того, чтобы народ в Корее хотя бы смог себя прокормить, передал в дружескую страну сразу двадцать тысяч тракторов. Много, но для Кореи с ее двадцатью пятью миллионами жителей это было явно маловато. Поэтому НТК выстроил в Лесозаводске небольшой тракторный завод, почти всю продукцию отправляющий в Корею и Маньчжурию – но товарищ Ким разумно предположил, что поставок из СССР Корее явно не хватит, а трактора еще и ломаются со временем – и приступил к строительству сразу двух тракторных заводов у себя в Корее. Но если со сталью у него было все довольно неплохо (еще японцы там несколько металлургических заводов выстроить успели), то вот с резиной было совсем плохо: капиталисты, владеющие огромными плантациями гевеи, каучук ему продавать категорически не желали – а делать трактора на манер допотопного «Фордзона» с железными колесами было «экономически нецелесообразно». Просто потому, что изрядная часть территорий была занята горами, а горные каменистые дороги такие колеса просто мгновенно портят. Можно, конечно, трактора в горы и не пускать – но тогда начинаются проблемы с вывозом полезных (и очень нужных всем) ископаемых…

Но с резиной в СССР проблемы все были уже давно решены, и Вера – по просьбе Валентина Ильича, которому задачу поставил уже лично Иосиф Виссарионович – адаптировала технологию производства бутадиенстирольного каучука под корейское сырье. То есть дивинил из бутана, получаемого по процессу Фишера-Тропша, сделать проблем не было, там любой уголь годится, а вот отладить производство стирола оказалось гораздо сложнее. И, хотя в Ушумуне химики работать с бурым углем умели очень неплохо, у них технология при использовании угля из корейских месторождений выглядела не очень, да и стирол получался «излишне дорогим» по мнению Веры – так что в Лианозово был доставлен целый состав с корейским углем и химики под Вериным руководством пытались разобраться, что же в Ушумуне у ребят получалось «не так».

Разобрались: все же в Ушумунском угле было прилично так серы и особенно серных соединений, а корейский бурый уголь оказался «слишком чистым». Что было даже хорошо, а цена выходила завышенной просто потому, что две промежуточных стадии по очистке светильного газа оказались вообще ненужными – точнее, одна ненужной, а одну требовалось поменять, чтобы газ освобождать от действительно вредных для катализатора, но абсолютно других, нежели в Ушумуне, примесей. Правда, при этом уже серы, нужной для производства резины, получалось очень мало – но эту проблему решить было уже совсем просто…

Когда в начале февраля Вера сказала Валентину Ильичу, что проблема с резиной для Кореи решена, эту информацию и до корейского вождя донесли исключительно быстро, и четырнадцатого февраля в Москву прилетел лично товарищ Ким с группой корейских специалистов, которым предстояло заняться производством шин. А Вере пришлось устраивать для них экскурсию по Лабораторному заводу. Именно Вере: все же она – человек, занимающий немалую должность, а приехал все же руководитель дружественного государства…

Экскурсия Веру рассмешила чуть ли не до слез: как-то так получилось, что все корейские специалисты из других языков прилично знали только японский, так что Ким Ирсен поработал переводчиком. И в корейской делегации это почему-то никого не смущало. А Веру смешило лишь то, что почти каждый раз, переводя очередной вопрос специалистов, корейский вождь начинал фразу со слов «я химии не знаю и не совсем понял, что спрашивает товарищ, но вы-то химик, поэтому постарайтесь сами разобраться в том, что он хочет выяснить. А я постараюсь понять и перевести то, что вы ему ответите».

Вере очень понравилось то, что Ирсен не строил из себя «большого начальника», а просто старался решить любую возникшую проблему наиболее быстрым способом: ну, не нашлось переводчика, так зачем терять полдня и вытаскивать его из посольства, когда он и сам русский прекрасно знает? Еще ей понравилось и то, что молодой корейский вождь действительно думал о развитии страны и нуждах своих людей: в разговоре за обедом, последовавшим после экскурсии, он задавал Вере действительно серьезные вопросы. Например, не будет ли для людей вредно есть выращенные на сильно удобренных полях продукты:

– Мне рассказывали, что японцы во время оккупации страны удобряли рисовые поля какой-то химической солью, но рис получался… довольно горький. А у людей, которые потом ели этот рис, приключилась… болезнь.

В разных вариантах Вера Андреевна эту историю слышала (и читала) уже много раз, поэтому на вопрос корейца она ответила с широкой улыбкой:

– Это довольно известная история, но к удобрениям она отношения не имеет. Японцы по ошибке на поле высыпали не поташ, а глауберову соль. На одно-единственное поле, довольно небольшое. И высыпали ее там недостаточно для того, чтобы полностью погубить урожай, но достаточно, чтобы зерно стало горьким. А если учесть, что эту соль используют и как слабительное средство, то и причины якобы болезни понятны. А если использовать настоящие удобрения, при этом строго следя за тем, чтобы их в землю класть ровно столько, сколько нужно, то никакого вреда от собранных продуктов никому не будет.

– Спасибо за ответ. А вы можете нам помочь наладить производство таких удобрений? Товарищ Сталин сказал, что по всем вопросам, касающимся химии, надо к вам обращаться.

– Помочь, конечно, можем… но, боюсь, что в Корее удобрений, кроме азотных, произвести не получится: у вас нет ни залежей калийных солей, ни фосфоритов…

– Японцы удобряли поля рыбой… но у нас рыбы и людям не хватает.

– Из моря можно не одну только рыбу для таких целей доставать, к тому же у вас сейчас прекрасное море рядом.

– У нас сейчас ловят много рыбы, но все же еды людям не хватает – поэтому приходится прежде всего думать об увеличении урожаев в полях и на огородах. И если вы сможете поставлять нам какое-то количество этих удобрений до тех пор, пока мы сами не станем их производить…

– Я вам сейчас ничего пообещать не могу, но подумаю о том, что можно будет сделать. Потому что мы тоже заинтересованы в процветании дружеской Кореи…

СССР был в процветании не одной Кореи заинтересован. Советский Союз очень много сил и средств вкладывал в процветание Монголии (которая в обмен уже поставляла в СССР почти полтора миллиона тонн стали и уже очень заметные количества молибдена и меди, а так же мяса). Очень немаленькие средства вкладывались и в Маньчжурию, где урожаи зерна росли уже который год – и которая обеспечивала Советский Союз чуть ли не четвертью недорогой фаянсовой посуды и территории за Байкалом уже на сто процентов фаянсовой сантехникой.

В Маньчжурии основными сельхозкультурами были гаолян и чумиза – и оттуда в СССР уже с тридцать девятого года пошли серьезные поставки птицы (главным образом курятины) и свинины. Так что на Дальнем Востоке страны стало очень хорошо с мясом – но только там. Потому что для перевозки мяса нужны были в большом количестве вагоны-рефрижераторы, а их очень сильно не хватало и в европейской части страны. Поэтому (в том числе и поэтому) еще одной заботой Веры была организация производства мясных консервов, для которых не требовались ни металлические банки, ни даже стеклянные. С белой жестью в СССР было не особо хорошо, а возить стекло через всю страну оказывалось очень накладно. А предложения наладить выпуск мясных консервов в алюминиевых банках широкой поддержки в Госплане не нашло: страна занималась реализацией планов товарища Кржижановского и весь доступный алюминий уходил на изготовление проводов для ЛЭП. То есть его и авиаторам все же давали в достаточных количествах, а вот на все прочее… Даже Верин аргумент о том, что «алюминий из банок к нам вернется в виде вторсырья» никто не воспринял: для банок использовались алюминиевые сплавы, которые впоследствии ни для самолетов, ни для проводов уже не годились…

Поэтому и Верина кафедра в университете, и ее академический институт сейчас занимались единственной главной задачей: им предстояло запустить в Мукдене не позднее лета текущего года первую фабрику по выпуску мясных консервов в пластиковых пакетиках: ведь на производство такого упаковочного материала много алюминия не требовалось.

Такие консервы – для войск КГБ – уже на двух небольших фабриках выпускались, но Лаврентий Павлович поставил одно дополнительное (и очень серьезное) условие: никакого радиоактивного кобальта! То есть условие это было не особо и критичным, ведь лавсан до температуры ниже двухсот градусов практически не размягчался и уже расфасованное мясо прямо в пакетах можно было и в автоклавах нужное время продержать для полной стерилизации. Но, как всегда, мелкие мелочи столь благостную картину портили: при автоклавной стерилизации почему-то расходились сварные швы на каждом чуть ли не третьем пакетике…

Когда Вера в очередной раз за ужином пожаловалась на «свою несчастную жизнь», Катя, которая эту страшную историю слышала уже множество раз, высказала свое мнение:

– А может пакеты разваливаются потому что сок попадает на шов? У вас же, как я поняла, воздух из пакета полностью вытягивается, вот мясной сок края и пачкает…

– Пачкаем, но при заварке краев пакета там такое давление, причем в нужном направлении оно увеличивается, что любой сок мясной просто выжимается.

– Вер, а я понял, – в разговор влез и Витя, – тут дело в том, что вы новую установку сделали очень быстродействующей. На старых у вас пакет сначала зажимался, затем неторопливо из-под шва выжимались ненужные всякие составляющие…

– И что? Тут делается точено так же, просто немного побыстрее.

– А то, что раньше у вас сам пакет, пока происходило его сжатие, успевал прогреться. А сейчас в нем совершенно холодное содержимое – и прогрев закупоривающего шва происходит уже неравномерно: с одной стороны его консерва охлаждает, а с другой нет ничего.

– Но если шов греть дольше, то пакет просто весь расплавится.

– А вы его вообще не грейте. У нас в соседнем отделе сложные пластиковые детали, которые целиком отлить очень трудно, делают из нескольких простых частей, которые сваривают ультразвуком. При этом пластмасса внутри не греется вообще, а вот там, где две части с минимальным хотя бы зазором встречаются, от вибрации и трения возникает очень локальный нагрев, да такой, что любой пластик просто плавится. Но как только две части сплавляются вместе, все мгновенно охлаждается и получается вообще монолит. Может и вам так же попробовать?

– Так, а кто это у вас ультразвуком пластик варить догадался? Ты мне его завтра пальцем покажи: если у нас этот подход сработает, то парню минимум «Знак почета» светит… я с тобой с утра в институт поеду, потому что мне придется этого таланта с собой забрать… не физически, но он мне должен будет сделать заварочную часть упаковщика где-то за неделю максимум.

– А с чего такая срочность-то?

– С того, что солдат в окопе ждать не может, ему нужно быть сытым и сильным.

– Какой солдат? – немного испуганно спросила Катя.

– Советский. Наш, советский солдат…