Стерх: Убийство неизбежно

Глава 23

С неба лился чистый, ласковый, уже без августовского напора крымский солнечный свет. Голубизна стояла такая, что в ней хотелось, как в море, купаться. Да, собственно, поднимаясь в горы, они и купались в этом небе, обливались солнечным светом как благодатью. Стерх немного запыхался, но его провожатый, младший лейтенант местной милиции, бежал вперед чуть не вприпрыжку. Иногда он кричал, что осталось уже немного, и Стерх замечал в нем нестерпимое желание бежать еще быстрее.

А сам Стерх подустал. Во-первых, потому что он так и не восстановился после того отравления, которое ему устроил неизвестно кто в квартире Халюзина. А во-вторых, потому что он попытался доехать до Крыма всего за два перегона, и дались они ему так тяжко, что он даже и сам уже не понимал, как пару недель назад проделал этот путь за сколько-то там часов. То есть, конечно, добравшись из Воронежа до какой-то украинской деревушки, он свалился с ног в некоем подобии кемпинга, и проспал более четырнадцати часов. А потом, отправившись дальше, ехал чуть ли не весь день и лишь поздно вечером отыскал где-то около Ялты подходящую гостиничку, совершенно пустую по окончанию сезона. И вот сегодня поутру отправился в милицейское отделение поселка Орлиное, чтобы расспросить о девушке, погибшей в конце августа на склоне горы Лысой.

Расспросы оказались результативными, и даже более того – Стерх нашел проводника, который ему все объяснил, и согласился отправиться с ним на место происшествия. Вот только он оказался слишком молод для Стерха, горел энтузиазмом и умел бегать по горам слишком быстро. А при этом еще и разговаривал.

– Подождите, – попросил его Стерх, когда ему стало казаться, что сердце его вот-вот выскочит из груди. Да и легкие, когда он курил или делал вдох поглубже, заливали его зрение какой-то темной мутью. Может быть, это был повод бросить курить?

– Но тут действительно осталось всего-то метров триста, – отрапортовал провожатый лейтенант.

Стерх оглянулся, он не понимал, какие триста метров тут могут быть, если они стояли даже не на склоне горы, а в какой-то балочке, высоко вздымающей свои стены по обе стороны от тропы, по которой они двигались. Впрочем, может эти стены и загораживали от него вид?

Обреченно вздохнув, Стерх зашагал дальше… И вдруг у него даже спина выпрямилась, а руки сами собой вытянулись вперед и чуть разошлись, словно он свое удивление пытался передать кому-то еще. Они вышли на площадку, обращенную в Байдарскую долину. Или это была не вся долина, а какая-то ее часть… По крайней мере, ровный, голубеющий морем проем слева, к югу, назывался Байдарскими воротами, это Стерх знал наверняка.

Долина лежала внизу, под обрывом в несколько десятков метров, как отдельная, удивительная, может быть, немножко волшебная страна. Рощи, которые еще и не начали желтеть, сменялись домами, иногда между ними вились дороги. Как слабое зеркальное отражение моря, виднеющееся в Байдарских воротах, справа, на склоне чуть более высоких гор стояло, словно опрокинутое против всех законов физики под углом градусов в тридцать, Крымское водохранилище. Оно было мелковатым, не очень голубым, скорее серым, но выглядело на редкость миролюбиво, словно бродячая дворняжка, которая привыкла ни с кем не задираться, потому что тогда получала больше подачек.

– Здорово, правда? – спросил лейтенант.

– Да, – согласился Стерх. – Удивительная красота… Даже странно, что кому-то она послужила орудием преступления.

Лейтенант подошел к самому краю пропасти, осторожно заглянул вперед.

– Я сюда уже третий раз по этому делу поднимаюсь. И мне кажется, что она падала тут.

Стерх стал с ним рядом и тоже заглянул в пропасть. Ему тут же захотелось лечь и отползти назад, на твердую землю. Потому что не ощущать притяжение этой пустоты было невозможно.

– Тому, кто отсюда свалится, – продолжал лейтенант, – уже ничего в жизни будет не нужно.

– Вы говорили, что вычислили это убийство… Объясните, пожалуйста.

– Очень просто, – засмеялся лейтенант. – Я сам-то не сразу заметил, а потом вдруг ночью проснулся, и меня как ударило… Что это не может быть ни самоубийством, ни несчастным случаем. Утром доложил начальству, а они меня стали отговаривать от рапорта, мол дело не имеет значения… Как же не имеет, если человека убили?

– Вы в милиции давно служите?

– Около года.

Скорее, существенно меньше года, решил Стерх. Иначе ты бы не просыпался по ночам по поводу преступления, и не доказывал начальству свою точку зрения, мотивируя… всего лишь справедливостью.

– Так что же в этой истории вас как бы «ударило»?

– У нее правая рука была в кармане курточки, – ответил лейтенант.

– Что?

– Вот и мои… коллеги так же спросили, когда я им это выложил.

Он говорил довольно чисто, без южной тягучести и без признаков украинской скороговорки. Если бы он определенно не был жителем Крыма, Стерх решил бы, что он никогда не выезжал южнее Оки или севернее Владимира.

– Видите ли, товарищ детектив, – в голосе юноши зазвучали нотки триумфа, – когда девушку нашли, меня тут не было, я ближе к Балаклаве находился. Но я посмотрел на фотографии, и увидел, что одна рука у нее в кармане. – Он помолчал, посмотрел на вид, открывающийся им, еще раз безотчетно улыбнулся. – Выглядела она ужасно, вероятно, ни одной косточки целой не осталось, особенно пострадала голова. Но… Значит так. Самоубийством это не может быть, потому что человек, каким бы крутым он не был, когда кидается с высоты, расставляет или выставляет вперед руки. Это у него подсознательная реакция, защита от грозящего удара. Это так же нелепо, как бросаться с высоты боком… Всегда бросаются или лицом, или спиной, как бы прячась от грозящей опасности. Понимаете?

– Продолжай, – кивнул Стерх. – А почему это не несчастный случай?

– Ну, просто несчастных случаев тут быть не может. Она явно подошла к краю, а если человек подходит к краю… Попробуйте сами, подойдите ближе, еще ближе.

Стерх поймал себя на том, что расставил руки, готовясь вот-вот сесть на землю.

– Вот так-то, – рассмеялся лейтенант. – Вам захотелось схватиться за что-то, хотя бы за землю. Причем это очень сильная реакция, мне опытные горцы говорили, что даже они в некоторых случаях берут в руки камень, чтобы хоть за что-то держаться, как психологический метод обмануть подсознание. Или держатся за край куртки, а иногда цепляются за свой пояс…

Стерх сглотнул слюну, поднял камень, сжал его и выпрямился во весь рост. Нет, все равно, ни одного шага вперед он сделать уже не мог.

– Так, может, и она держалась за что-то в кармане?

– В кармане держат руки, но там бессмысленно что-то сжимать, это не дает ощущение опоры.

– Согласен, – кивнул Стерх. – Один – ноль, в вашу пользу. И вы сумели это доказать, раз дело открыто вновь?

– Ну, это было нелегко. Знаете, в первые годы службы никто не относится к тебе серьезно.

– Знаю, – признался Стерх.

– Но им не осталось ничего другого, как согласиться. И дело было возобновлено. Только занимаются им не наши… А из Симферополя.

– Не знаете, что они выяснили?

– Курточка китайская, белье французское, обувь польская. Явная туристка, потому что у нас на полуострове никто с такими приметами не пропадал. Данные экспертизы нам не сообщили.

– А вы на свой страх и риск не пытались что-нибудь выяснять?

– Пытался. Мне, знаете ли, любопытно было… Но я получил за это любопытство по шапке.

– Пусть вас никогда не оставляет это любопытство, – сказал Стерх, и подкинул камень на руке.

Оказалось, ко всему можно привыкнуть, даже к этой высоте. Лейтенант посмотрел на него с явным напряжением. Очевидно, он боялся, что Стерх бросит камень с горы, а это было бы примерно то же самое, что стрелять из ружья по городу, и надеяться, что ни одна пуля не попадет ни в дом, ни в человека. Стерх вздохнул и положил камень строго на то самое место, где он лежал раньше, лейтенант от облегчения даже кивнул.

– На руке девушки было колечко. По виду смахивающее на те, что иногда делают местные умельцы… Я попробовал выяснить, нет ли таких в округе. Но налетел на выговор. Правда, устный.

– Да, – вздохнул Стерх. – Кольцо.

– А вы ведь не просто так задаете эти вопросы. У вас есть кто-то на примете, кто имеет отношение к этому делу?

– Я думал, что есть, – согласился Стерх. – Но особа, которая могла погибнуть, вернулась домой в целости и сохранности. Вот только без кольца.

– Тогда это не та особа, – сказал лейтенант. – Нет трупа – нет и дела.

– Вы сказали, что были сделаны фотографии тела, – произнес Стерх, отступая, наконец-то, от края пропасти и направляясь в сторону тропинки, по которой они поднялись.

– Да, были. Но следователи из Симферополя забрали почти все.

– Все или почти все?

– Одну фотографию я оставил. На память. Все-таки, мне удалось впервые сделать что-то… полезное. Чего не сумели другие, более опытные чины.

– Покажешь? – спросил Стерх. Он снова, как у него бывало уже не раз, путался в «ты» и «вы». Это его раздражало, но чаще он этого и сам не замечал.

– Она у меня дома, – сказал лейтенант.

Спустившись, они пошли довольно крутыми и узкими улочками, более похожими на коридоры не в меру большой коммуналки. Попетляв, Стерх запоздало подумал было, что следовало и поднимать, и ехать к дому этого лейтенанта на машине. Но тогда бы он не увидел этих иногда совершенно деревенских проходов между заборами, не шире полутора метров. Впрочем, теперь об этом было поздно думать. Это лишь свидетельствовало, что сам Стерх по-прежнему находился отнюдь не в лучшей форме.

Наконец, лейтенант подвел Стерха к покосившейся, невысокой мазанке, определенно украинского образца. Лейтенант смерил взглядом превышающего метр восемьдесят Стерха и предложил:

– Подождите в беседке, я сейчас ее вынесу.

Стерх с облегчением уселся на дощатую лавочку в беседке, увитой уже начавшим поникать виноградом. Пара темноватых и чуть пыльных гроздей висела прямо над столом, неподалеку от лампочки. Стерху невероятно захотелось залезть на стол и сорвать хоть несколько ягод, но он не стал этого делать. Вместо воровства винограда он закурил. И снова его легкие сжал такой спазм, что в глазах запрыгали темные круги.

– Вот и я, – объявил лейтенант, протягивая Стерху конверт из коричневой бумаги.

Стерх развернул его и вытащил большую, профессиональную фотографию. Девичий труп лежал между обломков скалы, некоторые из камней доходили до трети человеческого роста. Они как-то определенно показывали, что с этой девушкой все кончено, потому что слегка сжимали ее, словно челюсти великана. Она лежала на левом боку, голова ее свисала вниз, из головы на камни натекла лужица крови, хотя и непонятно было, как кровь могла тут составлять лужу, она должна была совершенно точно скатываться между камней. Вот если раны были неглубокими и кровотечения множественными, тогда… Она еще могла хоть бы несколько секунд оставаться живой, даже долетев до этих камней… Стерх вздрогнул.

Правая рука девушки действительно находилась в кармане, вот только по перелому около локтя и странному вывиху у плеча было непонятно, сжимает она там кулачок или нет. И ясно становилось, почему она не вытащила эту руку в воздухе – слишком быстро все произошло, а потом она уже не могла этого сделать, рука ее не слушалась?

– Если девушка, которую вы подозреваете в гибели… Ну, то есть, которая по-вашему, могла тут погибнуть, вернулась, – спросил лейтенант, – почему вы интересуетесь этим делом?

Если бы Стерх мог ответить на этот вопрос, он бы, наверное, решил уже половину задачи. Но он не мог на него ответить, и не знал, зачем вообще сюда приехал. Он просто приехал, и пока не жалел об этом.

Кроме того, зрение Стерха вдруг расплылось, и вместо вежливого, хорошо воспитанного лейтенанта он увидел Нюру в куртке и с сумкой в коридоре Симферопольского отеля. Откуда они сбежали по сигналу того золотозубого бандита, который сорвал Стерху всю игру.

– Курточка на ней была светло-желтая.

– Точно, – согласился лейтенант. – Знаете, похожая на наши формы для пустыни, только не пятнистые, а ровного желто-серого цвета.

Стерх поднялся, вернул фотографию и пакет.

– Знаете, лейтенант, – он чуть улыбнулся, из вежливости, а не от веселья, – я очень вам благодарен.

– Может быть, чаю? – спросил лейтенант. – Или, хотите, я вам винограда сорву?

Ему очень хотелось поговорить об этом деле, он надеялся, может быть, что с этим человеком из Москвы, то есть, со Стерхом, начнется какое-нибудь новое, увлекательное и необычное дело.

– Нет, спасибо, я должен спешить.

Отыскав свою «Ниву» неподалеку от стоянки милицейского отделения поселка Орлиное, Стерх заправился, и поехал в Симферополь. Отыскать прокуратуру этого совсем немалого и довольно запутанного города оказалось делом непростым. Он потерял часа два, и к тому же проголодался. Разумеется, это не прибавило ему хорошего настроения.

К тому же стал собираться дождик, хотя, вполне по-южному, он никак не мог пролиться. Зато поднялся ветер, и Стерху осталось только порадоваться, что до смотровой площадки они с лейтенантом добрели, когда погода еще не испортилась.

В прокуратуре ему сначала сказали, что следует записаться на прием и явиться завтра. Когда он изобразил удивление по этому поводу, девушка с длинной, темно-русой косой, отвела его в какую-то комнату и предложила ждать. Чтобы ускорить дело, Стерх передал ей копию лицензии частного детектива, надеясь, что этим он не испортит ситуацию. Но он ошибался.

Прошло не меньше полутора часов, как он вошел в это здание, и лишь после этого его пригласили к широкому, по-видимому, не очень высокому и хитроватому даже на вид мужичку в старой форме советника юстиции. Он сидел в кабинете, где помимо занятого мужичком, стояло еще два стола, и хмуро разглядывал Стерха, даже не пытаясь изобразить интерес или занятость.

Стерх протянул руку, удостоился ее пожатия, хотя зад советника юстиции ни на миллиметр не покинул привычного положения на мягкой подушечке. Стерх, разумеется, увидеть ее из-за края стола не мог, но был уверен, что на этом деревянном, похожем на старые станционные скамьи, кресле с полукруглыми подлокотниками, с которых давно слез лак, под задом советника лежит подушка по меньшей мере десятисантиметровой толщины.

Вместо приветствия советник спросил:

– У вас есть еще что-то, кроме этого? – его обгрызенный и в то же время грязноватый ноготь толкнул листочек с ксерокопией лицензии на край стола.

– У меня есть паспорт.

Про лицензию на оружие он решил молчать, ему не улыбалось застрять тут только потому, что кто-то начнет качать незадекларированный провоз его револьвера. Кстати, как на этот раз выяснилось, задекларировать его не было никакой возможности. На границе между Россией и Украиной частенько обирали туристов… мотивируя претензии в нарушении правил как раз отсутствием деклараций. Хитрость была в том, что никому и в голову не приходило вообще снабжать ими участки перехода границы.

– Ладно, это все не интересно, – промямлил советник. – Что вам нужно, по какому делу вы сюда пришли?

Его украинский акцент стал настолько нестерпимым, что Стерх чуть головой не потряс.

– С горы Лысой, в сторону поселка Орлиное, пару недель назад была сброшена девушка. Я хотел бы узнать, каковы данные экспертизы по поводу ее смерти.

– Родненький мой, – издевательски пророкотал советник, – она летела метров пятьдесят, а то и больше. Какая экспертиза после этого тебе нужна?

– Не была ли она беременна, какая у нее группа крови, не подверглась ли насилию незадолго до убийства, сколько ей было, предположительно, лет, что можно сказать о ее кольце, найденной на пальце?.. Вот такого рода сведения.

– Прямо вот так? – удивился советник юстиции. – Все тебе расскажи… Какая цаца к нам приехала, и стала вот так простенько инспектировать нашу работу. К тому же забесплатно.

Теперь это был уже не советник, а был самый нормальный, самый неприятный тип украинца – хохол. Злой, не очень устроенный, вредный, потому что не умел ничего толком делать, но очень заботящийся о своей значительности. Вероятно, его появление тут объяснялось стремительной, за гранью дозволенного украинизацией Крыма, вытеснением всех крымчан со сколько-нибудь ответственных и важных постов.

– Это дело меня очень интересует, – все еще мягко, но решительно сказал Стерх. – Если кое-какие подозрения подтвердятся, я готов за ваши сведения выложить и часть своих. Вернее, те, которые кажутся мне доказуемыми.

– Это и есть твое предложение? – спросил хохол. – Ты от нас все, а мы от тебя – только доказуемое?

Стерх подумал и сел на стул, стоящий перед столом советника. Тот в своей русофобии даже не предложил Стерху присесть.

– Да поймите же, родненький мой, – отозвался Стерх, и тут же понял, что его сарказм сыграл с ним плохую шутку, делать этого было нельзя, как все недалекие люди, этот хохол смертельно боялся показаться смешным, а что может быть для его инфантильного сознания хуже поддразниваний? – Я не могу и не сумею изложить вам свои версии. Их много, они – тонкая материя. А вы владеете информацией, которая сразу отсечет многие из них, сделает мои заблуждения более явными и позволит нам сэкономить время.

Хохол в форме советника рассмеялся, на миг став очень похожим на того золотозубого громилу из отеля.

– Вот именно, у вас, очевидно, ничего нет. Одни заблуждения. Вы хотите попросту рыбку съесть, и на… ну в общем, понятно, куда сесть.

Стерх, подумав лучше, чем обычно, все-таки решил задать еще один вопрос:

– Почему, объясните, вы считаете, что помощь в этом деле вам не нужна?

– Она не была мне нужна, не нужна сейчас, и не будет нужна никогда, – отчеканил хохол. – Потому что дело – чистый висяк. Девицу эту, шлюху, скорее всего, никто у нас не знает, и знать ее мне вовсе не нужно. Я ясно излагаю? По-русски? – И он скороговоркой добавил какие-то, очевидно, украинские слова.

Стерх, который украинский понимал очень плохо, не уловил ни одного знакомого корня. Это было что-то очень глупое, даже не русский мат, а какой-то его заменитель, которые «орлы» вроде вот этого долдона придумали, даже не заметив, что испоганили этим родной язык, которым собирались гордиться.

– Почему вы решили, что она шлюха? – спросил Стерх, поднимаясь. – Она была беременна? А что же тогда означает это кольцо? Оно было свежим или старым, успело притереться к пальцу или лишь намяло кожу?

– Идите, идите, – сказал хохол зло. – У меня есть еще и другие дела, не только с вами лясы точить.

– Это считается у вас тут профессиональной и полной консультацией? – спросил Стерх, забрав копию лицензии и делая шаг к двери.

– А почему я должен давать тебе консультацию? – вдруг взъярился хохол.

– Потому что вы ведете это дело. И потому что я предложил информацию за информацию. Которая вам, с вашими достижениями, очевидно, смертельно нужна.

– Да я тебя могу привлечь, за оскорбление, и ты у меня наплачешься в камере… сучок москальский.

Стерх постоял. Теперь, когда ему бросили оскорбление, он просто не мог уйти не показав, что не боится. Это было неприятно, его действительно могли «замести», и за оружие, и за выдуманное этим вот типом оскорбление, но необходимо.

Вот он и стоял, смотрел в гневные, мигом покрасневшие глаза хохла.

– Да, – сказал он, наконец, – просто нет слов. – Он развел руками. – Нет слов – это еще самое мягкое определение.

Хохол поднялся на ноги.

– Ну, давай, давай, брякни что-нибудь, москаль, – прорычал он. – Я тогда не только за оскорбление тебя начну трясти, я еще попрошу ребят, тебе вольют пару бутылок портвейна в глотку, и возьмут за вождение в нетрезвом виде. Скажешь спасибо, если выпустят, милок, суток через пятнадцать…

Бесправие граждан в этой стране, как и раньше в так называемой «совдепии», всегда было полным. Мент мог оскорблять, крыть последними словам, мог подтасовывать факты, мог сделать что угодно, а граждане не имели возможности от него защититься, у них просто не имелось способов противодействия. Бывало, что «не удавалось» доказать случаи явного изнасилования женщин ментами, даже на глазах мужа или детей, не удавалось доказать насильственного опаивания для «укрепления» протокола, или «применения» побоев, даже самых серьезных. Гражданам вообще некуда было пожаловаться. Иногда это бывало по-настоящему страшно. И это по-прежнему осталось тут, в Крыму, впрочем, как и в России, хотя Стерх не ожидал, что это будет настолько явно.

– Ну, придумал, что сказать? – спросил коротышка в форме прокурора.

– Судя по всему, дружище, – сказал Стерх, широко улыбнувшись, – тебе очень плохо. – Он помолчал, подошел к двери, оглянулся, и еще раз сказал, как выстрелил: – Хуже некуда, верно? И что же ты такого сотворил в своей жизни, если дошел до этого?

Потом открыл дверь и вышел. А коротышка плюхнулся за свой стол, причем звук показал, что подушка на кресле действительно существовала, да так и остался сидеть с открытым ртом. Такого оскорбления, как жалость, он не ожидал. И пока не научился на нее реагировать.

А Стерху не было его жалко. Он просто считал, что сумел выпутаться из тяжелой ситуации. Хотя сделал это с огромным ущербом – он так ничего и не узнал о девушке, убитой под город Лысой неподалеку от Орлиного.