Стерх: Убийство неизбежно

Глава 29

Перед домом Витуновых было не протолкнуться из-за дорогих машин, разумеется, иномарок. В некоторых были видны водители. Еще несколько человек, вероятно, той же профессии, стояли совсем недалеко от ворот тесной кучкой, переговариваясь, ждали своих хозяев. Стерх не мог войти в калитку, он был совсем неподходяще одет для того, чтобы притвориться одним из гостей. Поэтому он проехал чуть дальше, к той части владений Витуновых, откуда еще в первый раз высмотрел наиболее незаметный подход к дому.

Здесь Стерх вышел, выключив свет в салоне своей «Нивы», постоял, усмиряя дрожащие руки, даже поприседал, подышал поглубже, и запер ее ключом, чтобы она не вздумала мигать фарами от брелка. Пошел вдоль ограды. Она была не высока, и вполне цивилизованной – метра два с небольшим, без всяких неожиданностей по верху в виде колючей проволоки, лишь с тонким сигнальным проводом. Отыскав подходящее дерево, Стерх снова вернулся к машине, подогнал ее задом к самой ограде и дереву, взобрался на крышу, которая чуть не провалилась, хотя Стерх ступал по самому краю, чтобы его вес держали боковые распорки. Потом повис на ветках, стараясь миновать провод, не задев его. Это был настоящий акробатический номер, но он справился. Главным образом потому, что одна ветка дерева росла в нужном направлении.

И все-таки ее не хватило, она стала прогибаться под его тяжестью, едва не касаясь проклятой проволочки. Тогда Стерх решился, привстав на ветке, он почти выпрямился, придерживаясь за ствол, а когда понял, что дальше продвинуться уже не сможет, изо всех сил оттолкнувшись, прыгнул в темноту…

Удар о землю оглушил его, сразу заболели легкие, но больше всего шея. И все-таки он не вывихнул себе ноги, и даже руками сумел удариться не очень сильно, должно быть потому, что каким-то чудом почти по-борцовски прокатился по траве, через плечо. Отдышавшись после героического полета, он попробовал оглядеться.

Дом угадывался за деревьями и кустами, потому что и не думал прятаться даже от непрошенных гостей – он светился всеми огнями, гремел отдаленным шумом, похожим на музыку, и отзывался негромкими женскими голосами. Стерх и раньше замечал, что в лесу мужские голоса бывали временами почти не слышны, а вот женские и детские прорезали нагромождения листьев как спица пробивает неплотное вязанье.

Чуть пригибаясь, должно быть от напряжения или от боли в шее, он миновал все эти заросли сирени и жалкое подобие живой изгороди, радуясь тому, что владения Витуновых оказались настолько большими, что отыскался такой темный уголок, и вышел на лужайку за домом, ближе в воде. На самой лужайке, где еще в августе устраивались гулянья, теперь было пусто, должно быть тусоваться тут в платьях и костюмах было уже холодновато, все-таки это была Россия, а не Испания. Столики, шезлонги и матерчатый павильончик, прежде украшенный цветными лампочками, испарились без следа. Впрочем, на террасе, выходящей к пристани, виднелось несколько человек, они стояли все вместе, некоторый курили, женщины смеялись. Их-то голоса Стерх и услышал еще в зарослях.

Медленно, стараясь оставаться за ветвями, Стерх прошел к водохранилищу. Тут кусты стали гуще, но и они кончились. Теперь в ту сторону, где стоял эллинг, простиралось открытое пространство метров в десять. Стерх снова посмотрел из-за веток на дом, людей на террасе стало больше, но они стояли на свету, и далеко, следовательно, видеть его не могли. Он пригнулся как мог ниже, чтобы его фигуру было не видно на фоне воды, которая мягко мерцала где-то слева, и перебежал это расстояние. Достигнув новых зарослей, он присел и еще раз оглянулся. Кажется, все было нормально.

Тогда он на корточках прополз между кустами, выпрямился и отправился, как он думал, в сторону эллинга… Но заплутал и оказался на глухой тропе, ведущей к дому, лишь тогда понял, что следовало прижиматься к воде. Это стоило ему минут двадцати, или даже больше, но он надеялся, что время не будет теперь, когда он уже тут, решающим фактором.

Решившись искать эллинг у самой кромки воды, он пошел по найденной тропе, и вдруг наткнулся на какую-то беседку, сложенную из белоснежных гипсолитовых блоков. Ее Стерх раньше не видел, должно быть, она стояла слишком далеко от газона и пристани, поэтому он повернул назад и вдруг… Нет, ему не показалось, он услышал отчетливый, хотя и приглушенный голос:

– Эй, Стерх!

Револьвер скакнул ему в руку настолько быстро, что Стерх и сам удивился. Видимо, он все-таки нервничал больше необходимого. Он оглянулся, пытаясь разобрать хоть что-нибудь в темноте.

– Кто тут?

– Уберите револьвер. – Теперь голос стал яснее, и Стерх понял, что где-то поблизости находится Велч. – Это я.

И действительно, Велч вышел из-за толстой, но невысокой сосенки, зашуршав веточками и опавшими листьями под ногами.

– Как ты меня нашел?

– Я знал, что ты будешь тут… Вернее, ждал тебя. Подслушал звонок Раечки. Вот уж не знал, что она помнит твой домашний номер… И следил за садом.

– Следил? – отозвался Стерх. – Как ты увидел меня в этой тьме?

– А… – И Велч наощупь протянул что-то Стерху. – Держи, если все получится, как надо, я тебе это подарю.

Стерх взял непонятную пластмассовую штуковину и повертел ее в пальцах. Потом догадался и поднял к глазам. И тут же мир вокруг замерцал причудливым зеленоватым светом, и все, буквально все проступило из темноты, стали видны деревья и кусты, перламутром заиграл дом, угадываемый слева, а вода справа зашевелилась вполне распознаваемой поблескивающей скатертью. На ее фоне проступила и крыша эллинга. До него оказалось совсем недалеко, метров пятьдесят, даже странно, почему Стерх не сумел его отыскать. Обзор немного портило только перекрестие из тоненьких фосфоресцирующих полосок в самом центре.

– Классная штука эти ночные приборы, – признал Стерх. – Спасибо за подарок.

– Если все получится, как мне бы хотелось, – повторил Велч. – Этот прицел обошелся мне в шестьсот долларов, и за так я его отдавать не намерен.

– Чего ты конкретно хочешь? – спросил Стерх.

– А вот это ты уж сам отгадай, – промямлил Велч и поежился в своем пиджаке. – Ну все, я пошел, а то еще хватятся, что я слишком долго отливаю… Где тут эта чертова тропа?

Стерх подхватил Велча за руку и поставил его на тропу, которая шла от беседки к дому. Повернул в нужном направлении, слегка подтолкнул в плечо, и наследник торгового дома Прорвичей побрел себе, то и дело врезаясь в мокрые, острые кусты, поругиваясь в голос, хотя и сдержанно – сделать то, что он сделал, все равно следовало, ругайся тут или не ругайся.

Теперь дело пошло быстрее. Стерх нашел кратчайший, как он думал, проход к эллингу и даже не поцарапался, пробиваясь через живую изгородь, которая окружала это сооружение с тылу. Прижимаясь к стене из грубых, шершавых досок, он дошел до ворот, обращенных к пристани, с проложенными в бетонной дорожке, уходящей в воду, рельсами, только не обычными, а какими-то узенькими и невысокими, меньше трамвайных. Подумал, переложил револьвер в правую руку, прижал к глазам ночной прицел и тихонько сдвинул одну створку, потому что не сумел отыскать дверь. Или она была с другой стороны эллинга, от беседки, или ее вообще не было.

Ворота открылись с противным, хотя и негромким звуком. И сразу стало видно огромное пустое помещение, предназначенное для зимовки яхты и катера Витуновых. Про себя Стерх порадовался, что теперь у него есть этот прицел, иначе он ни за что не сумел бы разглядеть, что тут находилось. А находилось тут многое – верстаки в углу, шкафчики, стеллажи, с разложенными кипами какой-то ткани, возможно, запасными парусами. На стене, обращенной к дому, на специальных кронштейнах покоилась толстая, светлая мачта с пазами под парус, с краспицей и какой-то блестящей штуковиной на конце, обращенной к воротам. Стерх с удивлением понял, что знает как называется эта часть – шпор мачты. Она предназначалась для крепления основания мачты и выглядела на удивление ненадежной.

Медленно, как во сне, Стерх прошелся по эллингу, поводя своим устройством. И вдруг в круглый глазок прицела вползло темное, тонкое плечо – Стерх даже вздрогнул. Плечо было, очевидно, женским… Он довернулся дальше, и понял, что видит перед собой неживую, безволосую голову, темное пластмассовое лицо, на котором выделялись излишне старательные глаза – он отыскал один из манекенов, которым Витунов пользовался для показов одежды. Потом Стерх обнаружил еще чуть не с два десятка таких же или похожих манекенов.

Спустя треть часа, перерыв все, что можно было, и даже заглянув под крышу, на небольшой чердачок, устроенный в треть длины эллинга, Стерх убедился, что Марины тут не было. Не имелось даже следов того, что она тут побывала, не обнаруживался даже намек на то, что за последние пару месяцев это помещение посещал хоть кто-нибудь.

Стерх вышел наружу. Плавно, как на шарнире, обвел кусты, разглядывая их в чудо-прибор. Никого видно не было, заросли стояли мрачной, сырой стеной, лишь у близкого теперь причала несильные волны хлопали в звонкие борта яхты и катера. Стерх подумал, что теперь задача усложняется, что придется ждать Линдберга с его людьми, чтобы войти в дом на полном основании… И вдруг он понял, что яхта стоит тут не просто так. Это что-то значило, и значить могло только одно.

Осторожно, все так же сжимая револьвер, Стерх поднялся на пристань, подошел к катеру. Это была примитивная машина, только скорость и мощь, без всяких закоулков и видимых неожиданностей, поэтому Стерх миновал его с облегчением. А вот яхта… У нее была каюта, крохотная, где могли усесться всего-то человека три-четыре, но больше и не требовалось. Стерх еще раз обвел ночным прибором корпус кораблика, который стоял со снятой мачтой, лишь с кипой толстого брезента на носу и ближе к рубке. Зачем она была там нужна, Стерх не знал.

Он шагнул на яхточку, с неудовольствием оглядываясь на дом, где люди с терраски куда-то исчезли, видимо внутри происходило что-то более интересное, чем снаружи. Палуба отозвалась странным, похожим на звон ведущего барабана, звуком. Стерх и не знал, что эти маленькие корабли такие звучные. Подошел к двери в каюту, дернул за медную, чуть потускневшую ручку, она не подалась – каюта была заперта. Стерх попробовал еще раз, с большей силой – и тем же исходом. Тогда он присел и приник головой к узенькому, в ладонь шириной окошку, проделанному сбоку от двери, разглядывая каюту.

Наверное, и без прибора он увидел бы связанную широкой лентой, видимо клеящейся, фигуру человека в джинсах, уложенную в неудобной позе на боковой лавочке каюты. Человек чуть поднимал голову, он пытался рассмотреть Стерха, а значит, был не просто жив, но и в сознании… Потом что-то зашуршало, быстро, как нападает змея…

Удар пришелся мимо, почти коснувшись головы, задев волосы на макушке, но все-таки мимо. Причиной всему был прибор, который заставил его голову держаться сантиметрах в двадцати от того места, где она должна была бы находиться, как раз на то расстояние, на которое промахнулся нападавший…

Удар пришелся по дверце каюты, и нанесен был сверху, из-под края брезента. Не выпуская прибор из рук, Стерх откатился к румпелю, и поднял глаза на человека, стоящего теперь на коленях над каютой, на самом краю крыши… Вернее, того, что прежде было прикрыто брезентом… Ни для чего иного, а только чтобы скрыть эту засаду, в которую Стерх угодил как цыпленок.

Это был Жемал. И он держал в руке интереснейший инструмент, похожего на который Стерх никогда прежде не видел. Нож, выкидной, наверное с хорошим фиксатором, но… и с большим навершьем в другой от лезвия стороне рукоятки, похожим на отрезанную поперек себя продолговатую сливу. При ударе кулак упирался в выступающие края этой «сливы», и не давал ему соскользнуть, а потому можно было бить как угодно сильно и решительно, рука оставалась защищенной, хотя точность оказывалась почти такой же, как и при ударе кулаком, то есть, для тренированного драчуна – наивысшей.

Убедившись, что он промахнулся, Жемал завалился вниз, но очень ловко, уже через полмгновения оказался на ногах, и очень близко от Стерха, занося свое оружие вверх… Стерх попробовал откатиться, но неудачно, на локоть левой руки, в которой находился его прибор. Он отпал от глаза, и на миг Стерх потерял всякое представление о том, где находится. Он не смог бы с уверенностью сказать, куда нужно смотреть, тем более, что снова что-то просвистело мимо и врезалось в борт всего в десятке сантиметров от его уха, и дерево, усиленное какими-то полимерами, треснуло, словно тонюсенькая ореховая скорлупа… А потом что-то темное и угрожающее возникло, на этот раз над ним, и он понял, что Жемал теперь не промахнется, и готовится нанести еще один удар своим беззвучным, но таким страшным оружием…

Спустя много месяцев это снилось ему по ночам, и он почти всегда просыпался, обливаясь потом, стискивая зубы изо всех сил, чтобы не закричать от страха перед этой неумолимой, сильной фигурой. И мучаясь, как и тогда, что, завалившись на бок, не может понять, куда стрелять, а бить просто наобум не решается… И вдруг стало светло почти как днем. Стерх даже призажмурил глаза, но не до конца, потому что это было слишком опасно – оставаться слепым хоть мгновение… И лишь после этого понял, как ему повезло, что он выронил этот прибор – если бы этот свет включился, когда он шел с этой штуковиной у глаз, не исключено, пришлось бы очень долго ждать, пока вернется зрение. А времени у него как раз и не было…

Зато теперь все стало видно. Жемал, с оскалом, похожим на волчий, возвышался над ним, и был виден револьвер, который Стерх навел ему на плечо. И Жемал понял, что Стерх успеет первым. Он разглядывал Стерха у его ног, занеся руку со своей металлической сливой, но… стоял неподвижно.

– Очень хорошо, – отозвался Стерх, стараясь превозмочь дрожь в голосе, – не будешь послушным мальчиком, я разворочу тебе плечо, сам знаешь, что получается, когда начинает стрелять такой любитель, как я – остановиться невозможно, палец сам давит на собачку. Значит этим ты и убил Халюзина? Трудновато будет теперь отвертеться… Вернее, невозможно.

Он заставил себя умолкнуть. Кажется, у него начался словесный понос – первый признак плохого солдата… или трусоватого детектива. Высунулся из-за борта, вгляделся в два очень ярких огня, приближающихся со стороны водохранилища, и оказавшихся вдруг очень близко, всего лишь в полусотне метров.

– Говорит следователь облпрокуратуры Линдберг, всем оставаться на местах. Попытка бегства или прочие… беспокойства, будут блокированы оружием.

– Навел-таки свою свору, начальник, – прошептал со злостью Жемал.

Стерх поднялся, присел на расколотый ударом «сливы» борт, не выпуская из рук револьвер.

– Стерх, – снова загромыхал мегафон, – опусти оружие, ребята рядом со мной нервничают.

Стерх пожал плечами, потом осторожно и плавно опустил револьвер в кобуру. И тотчас свалился в воду – его толкнул Жемал, который теперь, не обращая внимания на Стерха, бросился на причал, смешно приседая и пытаясь дергаться из стороны в сторону… Но это не помогло. Неподалеку раздались негромкие хлопки, которые Стерх и не расслышал бы, если бы они не звучали над водой, которая, как известно, разносит все звуки куда дальше и отчетливей, чем в студии с хорошей акустикой, а потом…

Потом эта же самая вода, холодная как смерть, сомкнулась над головой Стерха. На миг стало темно и очень противно, но Стерх заставил себя открыть глаза, хотя не очень много увидел, лишь какое-то мутное марево над собой. Потом он стукнулся головой обо что-то мягкое и понял, что достиг дна, всплыл осторожно, без резких движений, чтобы не удариться о яхту, нависающую сверху, и оказался на воздухе. Принялся выбираться на берег, сильно упираясь в илистое дно ногами, чуть всплывая, потому что было все-таки глубоко, подгребая руками.

Он вышел на берег позже, чем по настилу причала застучали сильные ноги множества людей. Они отозвались музыкой в залитых водой ушах Стерха, и все-таки не обошлось без происшествий. Кто-то подхватил Стерха под локоть и поволок куда-то, причем от холода и злости на себя, пропустившего последний толчок Жемала, он попробовал упираться, но это было нелепо, потому что кто-то тут же подхватил его сзади и понес чуть не по воздуху… Его оставили в покое, когда он оказался перед мрачным, переваливающимся с ноги на ногу Линдбергом.

«Особняк» облпрокуратуры осмотрел лежащего Стерх и покачал головой:

– Хорош… Ну, рассказывай.

– Девушка в каюте яхты, – сказал Стерх.

Он еще не договорил, а кто-то из окружающих его высоких, забранных в камуфляжку, маски и бронежилеты, с причудливым, чуть ли не штурмовым оружием люди уже разбились на два отряда, один по-прежнему окружал его с Линдбергом, а второй приступил к… вскрытию яхты, не смущаясь ее деликатной природой. Дверь была выломана, внутрь проникло сразу человека три, потом один из них откатился назад, уступая кому-то дорогу.

Стерх огляделся. Он ошибся, в свете обоих очень мощных прожекторов, бьющих теперь с больших и горячих катеров, пришедших из тьмы водохранилища, он увидел третью группу спецназовцев – они окружили Жемала, который показался теперь маленьким, с руками на голове… Нет, он не был маленьким, он просто стоял на коленях, и послушно ждал, пока ребята около него обыщут не то что каждый сантиметр его тела, но каждый шов его спортивного костюма.

– Стерх, – от злости голос Линдберга даже как-то просел, хотя от холода сипеть нужно было бы как раз Стерху, – какого черты ты полез в эту кашу?

Вопрос ответа не требовал. Поэтому Стерх посмотрел на стоящего рядом облома в маске и попросил, явно подлизываясь:

– Можно я посмотрю, что с моим револьвером, а то в него вода попала?

Облом сделал одно движение рукой к полурасстегнутой куртке Стерха, и у него в руке оказался «Хиггинс». Парень осторожно подержал револьвер и молча повернулся к Линдбергу.

– В порядке, я же сказал, этот – наш. Верните ему оружие, – отозвался Линдберг.

– Интересная штуковина, – пророкотал парень в маске, и почти вежливо передал Стерху ствол.

Тот взял его двумя пальцами, отрыл барабан, осторожно тряхнул, чтобы пули не вывалились, подул, защелкнул и снова сунул в кобуру под рукой.

– Почему вы так быстро оказались тут, Костя? – спросил Стерх. – Вика к тебе дозвонилась?

– Разумеется, но… Видишь ли Стерх, ей можно было бы и не звонить – телефон в офисе Прорвичей стоял на прослушке. А на дамбе я уже держал этих вот… – Линдберг и сам посмотрел на спецназовцев с довольно сложным чувством, – ребят. Их выделили мне… в достатке, три отделения, больше двух десятков человек.

Группа людей с некоторым трудом миновала борт яхты и ступила на пристань. Впереди, обнимая девушку за плечи, вернее, поддерживая ее, шел огромный бугай, кажущийся еще больше из-за света, падающего с катеров. Оказавшись перед Линдбергом, бугай сделал шаг в сторону и все посмотрели на освобожденную. Это была… Стерх не поверил глазам, но ошибиться не мог. Это была Рая Ивон. Она стояла, чуть покачиваясь, временами закрывая глаза от слабости, от часового, если не больше пребывания в тугих липких повязках. Ее волосы растрепались, край платья был порван, но не очень, в целом она выглядела невредимой. Стерх сделал шаг вперед.

– Ты в порядке?

Кто-то уже укутывал пленницу одеялом, она посмотрела на Стерха и медленно кивнула. Говорить, по-видимому, она не могла.

– Так, – решительно пророкотал Линдберг. – Не совсем то, чего мы ожидали, верно, Стерх?

– Да, – отозвался Стерх. – Похоже, что ловить меня они решили… все равно на какую девушку.

– Именно, – сказал Линдберг. – Ну все, теперь они от меня не уйдут. – Он осмотрел спецназовцев. – Ребята, выдвигаемся к дому, берем это… теплое семейство. – Он повернулся. – Кстати, Стерх, где Капитанова?.. Я имею в виду ту, живую? Учти, если ты ее не отыщешь, я тебя не просто без лицензии оставлю, я тебя вообще до суда доведу.

Все затопали по причалу, ступили на землю. Стерх, дрожа от холода, едва успевал за Линдбергом, на Раю он даже не посмотрел, судя по всему, было, кому о ней позаботится.

– Значит, Вику вы сюда не захватили?

– А зачем? – Линдберг даже не оборачивался, он шагал уверенно и зло, и неизменный Собинов вынужден был идти как-то вприпрыжку, чтобы оставаться за плечом своего начальника.

– Правильно, – согласился Стерх. Подумал и сказал уже менее уверенно: – Но если мы вот так вломимся в дом Витунова, он может от всего отпереться.

– Не отопрется, – рявкнул Линдберг. – Отпечаток его пальца найден на фотографии, которой подменили фотографию Марины… Елены Капитановой в доме Халюзина. Под стеклом, понимаешь? Стекло протерли, все протерли, а вот на этой фотографии остался отпечаток. А большего мне и не нужно.

Это действительно был убийственный довод, о таком каждый следователь может только мечтать. Но иногда они и в жизни подворачивались, вот как сейчас.

– Он взял в руки фотографию прежде, чем Жемал подменил ее на ту, что была над столом Халюзина? – переспросил Стерх. – Отлично, теперь, кажется, он действительно спекся… Стоп! А откуда ты все знаешь?

– Через пару дней, когда все успокоится, – проговорил невыразительным тоном Собинов, – я зайду к тебе, Стерх, и выволоку из-под сиденья кресла микрофончик. Сами понимаете, их нам дают лишь на время и под расписку.

– Значит, ты меня прослушивал? – с недоверием и злостью спросил Стерх, обращаясь к Линдбергу.

– Он прослушивал, – Линдберг кивнул на Собинова, – я лишь воткнул устройство в деревяшку под сиденьем, кстати, не самое лучшее место, радисты сказали, что скрипит твое кресло, голосам мешает.

– Ну, Линдберг, ну… – Стерх и сам не знал, что сейчас сделает или скажет.

– Все, хватит, – резко проговорил Линдберг. – Пришли. – Посмотрел на спецназовцев. – Всем – тихо, без криков, будем вести себя цивилизовано.

Они и в самом деле пришли, терраса, на этот раз почему-то не освещенная, темная и пустая стояла перед ними, предлагая войти без всяких сложностей. Спецназовцы уже окружили дом, и без ночного прицела Стерх различил троих слева, у газона, который уходил к воротам и стоянке для автомобилей, трое находились у кустов справа, еще человек пять было, по-видимому, с той стороны, остальные стояли чуть спереди Линдберга с Собиновым и Стерха.

Все притихли, ступали уже осторожнее, хотя следовало признать, что по сравнению с каждым из ребят в масках даже легкий Собинов производил очень много шума. Стерх тоже не мог похвастаться бесшумностью, а Линдберг вообще, кажется, и не собирался не топать. Они поднялись по ступеням, подошли к дверям, закрытым, но не запертым. Линдберг сделал жест одному из ребят в маске, и тот несильно толкнул створки двери, они расползлись в разные стороны. Все вошли.

И оказались в одной из комнат, которые анфиладами уходили к парадной двери, но они сейчас не привлекали внимания. Главное действие происходило в большом, на полдома зале, расположенном слева от них. Тихонько, но вполне спокойно, они вошли в зал.

Тут было ярко, жарко, душно. По углам стояли какие-то лавочки, столики с едой, бутылками и емкостями разного калибра и назначения, в углу дымилась от перегрузки довольно мощная, практически студийная музыкальная установка. На нее-то и было устремлено внимание всех пяти или шести десятков людей, собравшихся тут.

Установка не играла, от нее тянулся длинный шнур к микрофону, который держал в руке Витунов-старший. Он говорил:

– Сегодня, дамы и господа, замечательный, знаменательный для моего семейства и, надеюсь, для всех, кто хорошо ко мне относится, день. Сегодня сложилось окончательное решение наших молодых людей, Митяши и… Маргариты.

Эти слова Витунов подкрепил широким жестом, указав на что-то справа от себя, луч прожектора отполз чуть в сторону, и стал виден бледный, взъерошенный Митяша, который под руку поддерживал польку. Вот она-то была свежа, как утренняя роза, и почти так же красива. Только Стерху эта красота и эта неизменная свежесть показались наигранными, и потому неестественными. Он бы предпочел ясность и доброту Нюры… Настоящей Нюры, а не Марины. Но этого уже быть не могло. Никогда.

– Они решили соединить свои судьбы в одно целое, то самое, что является основой любого общества, и называется семьей. Не скрою, я не без волнения следил за… детьми, побаивался, что у них ничего не выйдет, хотя и надеялся на это. Сами понимаете, надежды мои были не только эмоциональными, но и деловыми… – в толпе, окружающей Витуновых и поляков, послышался смех. – Но на первом плане, несомненно, находились…

– Тошно его слушать, – пророкотал вдруг Линдберг. Он зашагал вперед, и ребята в масках вокруг него прикладами раздвинули людей в смокингах и вечерних платьях, как ледокол прорубает непрочный весенний лед. А по дороге он еще и закричал: – Тихо всем!

Витунов вгляделся, прищурившись, в приближающихся людей, и вдруг бледность залила его слегка потное лицо. Он дернулся всем телом, посмотрел на Митяшу. Тот выглядел кролик перед удавом, перед темными спецназовцами с оружием в руках. Он сделал слабый жест свободной правой рукой в воздухе, потом ноги его подкосились, и он попробовал усесться на пол. Маго, которая ничего не понимала, попыталась его удержать, но не сумела, бросила и отступила к отцу.

По залу прокатился шорох, но он тут же утих. А Линдберг без всякого микрофона на весь зал отчетливо проревел:

– Вильгельм Витунов, ты обвиняешься в соучастии убийства Анны Капитановой и Халюзина Игоря… – он оглянулся на Собинова, тот что-то прошептал, Линдберг сразу подхватил, – верно, Владиленовича. Митяша, или как тебя там, ты обвиняешься в убийстве Анны Капитановой, своей любовницы и горничной этого дома. – Линдберг посмотрел на фонари, высвечивающие его с упорством театральных софитов. – Ну, а ваш друг Виталий, обвиняемый в убийстве Халюзина, уже у нас, думаю, дает показания, чтобы не загреметь под вышку.

Зал в какой-то тихой панике молчал, потом кто-то сделал движение к двери, но их без труда остановили ребята в масках с оружием. Какая-то дамочка неподалеку от Стерха проговорила визгливым и очень недовольным тоном:

– Я всегда говорила, что никому нельзя верить.

Стерх оглянулся на эту женщину. Это была та самая молодящаяся старуха, которая на памятной вечеринке в конце августа все время буксировала, ни на миг не отпуская лысеющего молодого человека. Сейчас она была одна, зато держала в руках огромных размеров стеклянный кубок, не меньше пивной кружки, сосуды большего размера Стерх видел только в музеях Петровской эпохи.

Это навело его на мысль. Не обращая внимание на свои кроссовки, которые на самом деле от воды стали жесткими, как дерево, он прохлюпал к ближайшему столу, отыскал чистый на вид конический фужер, налил его почти до краев французским, кажется, коньяком, бутылка которого стояла ближе всего, и выпил одним движением. Потом поставил фужер, снова налил, но на этот раз отпил только половину. С этим фужером в руке он прошагал к Велчу.

А Велч, нимало не смущаясь, уже держал за руку Маго, которая собиралась заплакать, но кажется, не знала, стоит ли это делать. Другой рукой Велч поглаживал девушку по плечу и что-то негромко внушал, не обращая внимание на скороговорку папаши-поляка, которого все равно никто не понимал.

– Велч, прицел мой, не так ли? – сказал Стерх, с удовольствием ощущая, как жидкий огонь от конька растекается по телу. – Это ведь то, чего ты хотел, правда?

– Разумеется, и даже чуть больше… моих мечтаний. – Велч мельком оглянулся, улыбаясь. Внезапно он посерьезнел. – Думаю мне удастся уговорить папашу отослать вам чек за проделанную работу, Стерх. Двухнедельного гонорара хватит?

– Если вам не хочется раскошелиться на премиальные, тогда да… – отозвался Стерх, и лишь потом вспомнил о ночном прицеле, который остался на палубе яхты. Он открыл рот, хотел было еще что-то произнести по поводу того, что завтра сам явится в офис Прорвичей, чтобы такое важное дело, как проплата его гонорара, не задержалось, но кто-то с силой дернул его за рукав мокрой спортивной куртки.

– Стерх, ты же понимаешь, пока у нас нет этой девицы… Марины то есть, – проговорил Линдберг, – мы не можем быть уверены в удачном исходе на суде.

Фраза была не очень грамотной, но так говорили прокурорские, и она отличала эту профессию с не меньшей определенностью, чем жаргон моряков или летчиков.

– Разумеется, – попробовал улыбнуться Стерх.

– Смотри, – добавил Линдберг, еще не очень понимая, чему Стерх так веселится. – Моя угроза остается в силе. Если ты…

– Это не проблема, – сказал Стерх и отпил еще коньяку. – Я знаю, куда Марина Шамотина, она же Лена Капитанова, обязательно придет, даже если ее увязать в смирительную рубашку.

– Куда? – тут же спросил Собинов. Он уже держал в руке свой блокнотик.

– Обещаешь взять меня на задержание? – быстро спросил Стерх.

– Кажется, тут не ты ставишь условия, – ответил Линдберг. – Ладно, рассказывай, что ты надумал?