Стерх: Убийство неизбежно

Глава 26

Дверь оказалась открыта. Но Стерх, проверив, как легко она ходит в петлях, не решился войти. Он потоптался и с некоторой неуверенностью надавил на пуговку звонка. До него не донеслось ни звука, словно он и не звонил. Тогда он похлопал по двери открытой ладонью, словно пыль выбивал из старого, в немыслимую клеточку коленкора, под которым почти не было подкладки.

Подождал. Снова никакого ответа, ни малейшей реакции изнутри. Тогда он открыл дверь и с замиранием сердца сделал два шага в прихожую.

Квартира эта была обычной хрущевской «распашонкой», то есть комната налево, и комната направо. Сразу после узкого коридорчика налево, перед комнатами, находилась кухня. Из нее до Стерха доносились самые мирные звуки на свете – позвякивала посуда, шумела вода и доносился негромкий девчоночий голосок, напевающий какую-то мелодию. Кажется, что-то из Аллы Пугачевой, со словами: «Жизнь меня порой колотит и трясет, но от бед известно средство мне одно, вот сейчас, когда смертельно не везет, говорю, что везет все равно». Стерху смутно показалось, что в песне слова немного другие, но придираться он не стал. Он еще раз похлопал по двери в туалет, и сделал шаг к кухне.

Из-за поворота на кухню выглянула Нюра. Она увидела Стерха и побледнела, это было видно несмотря на то, что свет падал сзади. Она подняла дрогнувшую руку в мыле к груди и произнесла:

– Ой!

– Это всего лишь я, – произнес Стерх быстро. – Николай Василич сказал, что вы тут, Нюра, и что можно с вами поговорить.

– Вы меня напугали, – она скрылась на кухне, и вода тут же стала течь тише.

– Я не хотел, – сказал Стерх. – На всякий случай, извините. Дверь была открыта.

– Да, я знаю, – она продолжала мыть посуду, но теперь каждое движение ее было медленным и неуверенным. Посуда позвякивала так тихо и осторожно, словно ее чистота уже не имела никакого значения.

Стерх прошел на кухню, посмотрел на Нюру. Она стояла, опустив голову, в простом домашнем халате, в фартуке из цветного полиэтилена, с пятном пыли на щеке, вероятно, оно возникло, когда девушка убирала комнаты.

– Жалко, что он разрешил вам со мной разговаривать, – сказала она. – Я думаю, ничего хорошего из этого все равно не выйдет, придется вам уходить.

– Ну, зачем же так? – для верности Стерх сел на табуретку, стоящую у кухонного стола. Так его было труднее сдвинуть с места. – И почему вы думаете, что из этого ничего не выйдет?

– Скажите пожалуйста, почему девушкам все время приходится страдать от грубости и бесцеремонности мужчин?

Стерх не ответил. Вопрос этот не имело смысла обсуждать, если пресловутый бесцеремонный мужчина не хотел тут же бурно и послушно каяться, принимая на себя все грехи мира. Нюра, не оборачиваясь, домыла посуду, повернулась, посмотрела на Стерха, нахмурившись, убавила газ под большой кастрюлей, распространявшей запах борща, и стала снимать фартук.

– Что вы тут ищете?

Стерх еще раз посмотрел на ее руки, чистенькие, с коротко подрезанными розовыми ногтями, без малейших признаков лака, чуть покрасневшие от горячей воды.

– Я приехал попросить Николая Васильевича показать мне фотографии. Семейный альбом. Вы мне его покажете?

– Нет, – резко отозвалась Нюра. – Я спешу, и так тут задержалась дольше, чем рассчитывала.

– Я на машине, могу подбросить вас к дому Витуновых, это позволит сэкономить время. Вы как обычно туда добираетесь?

– Электричкой. – Она еще раз окинула хозяйским взглядом кухню. – А потом автобусом… Пойду приму душ и переоденусь.

– А альбом?

– Я же сказала, у меня нет времени.

– Тогда можно я сам посмотрю? Когда кончу, я все положу на место, обещаю. – Он смотрел на нее с внезапным интересом. – Где я могу его добыть?

– Ищите сами, – она все еще демонстрировала недоверие и враждебность, но теперь в ее тоне проскальзывали нотки неуверенности. Их Стерх не ожидал, но слушал, как музыканты слушают самые трудные, не очень четко исполняемые пассажи. Если бы он не боялся упустить что-то из этого разговора, он бы даже глаза закрыл, чтобы получше разобраться в этих интонациях.

Она резко повернулась и ушла в ванную. Стерх заглянул в левую комнату, она была чуть меньше. Кушетка, шкафчик, зеркало на большом комоде, не имеющем никакого сходства с трельяжиками шестидесятых годов или туалетными столиками. На нем стоял проигрыватель и лежала кучка старых пластинок. Становилось понятно, почему в голове у этой девушки звучала песня, спетая чуть ли не до ее рождения. Фотографий тут быть не могло, скорее тут обреталось постельное белье, полотенца и зимние вещи, которые еще не достали.

Он заглянул во вторую комнату. В душе зазвенела по чугунной ванне вода. Тут стоял широкая раскладная кровать, которая так давно не превращалась в диван, что походила на раздавленную каракатицу, даже ножки покривились. У окна блестел полированный стол, рядом с ним как-то кривовато, закрывая угол, примостился старый, низкий книжный шкаф, половину которого за стеклом занимали не книги, а дешевенький хрусталь и стопки фаянсовой посуды. Стерх открыл дверцы этого шкафа и быстро, словно всю жизнь только и делал, что рылся в чужих вещах, перебрал книги из серии «Жизнь замечательных людей» и папки с какими-то пожелтевшими документами. В самом дальнем углу второго ряда находился альбом для марок, из тех, страницы которого еще были расчерчены меленькими квадратиками. На его страницах Стерх и нашел приклеенные намертво, пожелтевшие в уголках фотографии. Их было немного, они наполняли едва ли треть альбома.

Он не успел как следует вработаться в эти фотографии, как дверь открылась и в комнату вошла Нюра. Она была свежей, чуть надменной, и ее волосы влажно поблескивали.

– Ага, нашли. Чувствуется, что вы не особенно стесняетесь, где бы ни оказались.

– Вы не помните свою мать? – спросил Стерх, решив не обращать внимания на задиристый тон.

– Я была слишком мала, когда… Когда произошел несчастный случай. – Она вздохнула. – Отец еще из командировки не вернулся.

– Да, я знаю, – сказал Стерх.

Он смотрел альбом, стараясь запомнить всех этих улыбающихся людей на фоне циклопических и не всегда понятных сооружений. Среди них с большим трудом можно было найти невысокого, еще молодого Капитанова. В плотно собранных группах попадались темнокожие люди, видимо переводчики, стоящие чуть не по стойке «смирно».

Его все больше охватывало ощущение, что он смотрит эти фотографии напрасно. Они ни о чем не свидетельствовали, они не могли донести до Стерха ни малейшего намека на то, что произошло давным-давно, двадцать лет назад.

– Я не могу найти тут вашу маму.

– Я не люблю смотреть эти фотографии, – резко сказала Нюра. – Так что мучайтесь в одиночку.

Она вышла в прихожую. По звукам стало понятно, что она собирается. Стерх закончил разглядывать фотографии, заполнившие едва треть альбома. Они не дали ему ни малейшей идеи, ни одного толкового соображения. Лишь пару раз он увидел на них лицо девушки, похожей на Нюру, только чуть более плотной, коренастой и, как ни странно, растерянной. Она не смотрела в объектив, а почти всегда смотрела на Капитанова, стоящего, как правило, рядом с ней. Вздохнув, он закрыл альбом, положил его на стол, прибрал, как мог, книжки, и вышел в прихожую.

Нюра уже была в платье, темно-красном, из плотной шерстяной ткани. Оно ее старило, но делало и более защищенной, какой-то несгибаемой.

– Вы были очень красивым ребенком, – сказал Стерх, потому что не совсем знал, что теперь должен говорить.

– Успокойтесь, – попросила Нюра, – пожалуйста.

– Не могу ли я вам помочь?

Она оглянулась на него, подхватила красную сумочку на длинном ремешке, решительно повесила ее на плечо.

– Оставьте нас в покое, это и будет самой действенной помощью.

Стерх уже не знал, что делать дальше. Он понимал, если не использует этот шанс, который выпал ему совершенно случайно, то не добьется уже ничего. Может, у него вообще никогда не будет такой удобной возможности понять, что тут в действительности происходит. Но что он должен делать дальше, чего, собственно, должен добиваться – он не знал.

– Я обещал вас подвезти, – сказал он. – Я готов.

Нюра окинула его быстрым взглядом, вздохнула.

– Тогда пошли.

Они вышли из квартиры. Нюра порылась в сумочке и достала ключ. Поковырялась в замке, дернула дверь, она открылась. Снова пощелкала замком, снова толкнула, замок опять не подчинился ее усилиям.

Внезапно резко, как от удара, открылась соседняя дверь. Из нее выглянула уже известная Стерху соседка с мальчиком, который стоял у ног матери, сжимая в кулачке край материнского халата.

– А, Нюра, – сказал соседка. – Уже уходишь?

– Нужно работать, – ответил Нюра, помедлив. Она была чуть бледнее, чем после ванной. И снова, как со Стерхом, растягивала слова, как бы не доверяя их звучанию.

– Пока, Нюр, – произнес мальчик.

– Пока, – отозвалась Нюра и посмотрела на Стерха чуть ли не враждебно. – Ну, закройте дверь, может, у вас лучше получится.

Стерх взял ключ, приоткрыл дверь, замок застрял в положении удерживания язычка. Он отпустил залипнувшую щеколду, закрыл дверь и одним плавным движением запер замок. Вернул ключ.

– Этот молодой человек тут уже был, – сказала соседка.

– Я знаю, – ответил Нюра и пошла по лестнице вниз.

– До свидания, – чуть поклонился соседке и мальчику Стерх, поспешил за Нюрой.

Они вышли, уселись в машину. Нюра старательно, чуть мрачно разместила свою сумочку на коленях, подумав, убрала ее за себя, со стороны выходной двери. Стерх следил за ее манипуляциями, не скрывая интереса понять, отчего девушка занервничала. Или она нервничала все время, когда Стерх был рядом, только раньше лучше скрывала это.

– Не очень вы любезны с соседями.

– Я не в настроении, – отозвалась девушка. Потом повернулась всем телом и почти с отчаянием закричала: – Откуда вам знать, что между нами было, почему я не хочу с ними общаться, и какие вопросы не хочу услышать?

– Мне кажется, я могу догадаться, какие вопросы вы не хотите услышать, – отозвался Стерх, когда они направились к Ленинградскому шоссе. – Не такая уж сложная задача. – Он проехал под мостом через канал и повернул к центру города, туда, где жил сам.

– Куда мы едем? – спросила Нюра.

– Ко мне, я хочу показать вам несколько фотографий, спросить, не видели ли вы этих людей.

– Я не хочу, – промямлила она. – Я спешу.

– Тут недалеко, минут двадцать займет, не больше.

– Я не хочу.

– Послушайте, – решился Стерх, – я веду дело об очень опасных людях. Они уже совершили не одно преступление, и если их не остановить…

– Это не мое дело.

– Это в большей степени ваше дело, чем мое. – Он помолчал. – К тому же, вам ничего не стоит мне помочь. Вы просто подниметесь ко мне, посмотрите на фотографии, и я повезу вас дальше.

Фотографии, упомянутые Стерхом, изображали девушку, которую просил отыскать Халюзин, и самого Халюзина. Копии этих изображений Вика привезла от Линдберга прошлым вечером, догадавшись выпросить их каким-то образом, минуя самого Стерха. Теперь они могли пригодиться. Кроме того, Стерх надеялся, что пришло факсовое изображение фотографии, сделанной с трупа упавшей девушки, той самой, которую оставил себе на память молоденький лейтенант из поселка Орлиное в Крыму. Вика должна была заниматься этим все утро, и Стерх надеялся, что она чего-то добилась.

– Нет, – твердо произнесла Нюра. – Или поехали домой… Я хотела сказать, к Витуновым, или я выскочу из машины на первом же светофоре.

Стерх вздохнул. Разговор с Нюрой рассыпался, словно карточный домик. Он пожал плечами, и на ближайшем же повороте развернул машину. Теперь они ехали из города, в сторону Кольцевой трассы. Нюра заметно расслабилась, она даже откинулась на спинку сиденья, отвернувшись от Стерха к окну.

– Скажите, а вы настоящий детектив, как в кино? – спросила она, не поворачивая голову.

– Не совсем, – признался Стерх. – Я детектив российского пошиба. Но это не значит, что я меньше понимаю жизнь.

– Кто вам платит за то, что вы шпионите за мной?

– Никто. Я уже говорил вам.

– У вас нету другого занятия, как… – она замолчала. Стерх посмотрел на нее, по ее щеке он понял, что она закусила губу.

– Пока у меня нет других дел.

– Ваши дела идут настолько плохо? Не можете заработать другим способом?

– Что касается заработка… Не все делается ради денег, хотя новые правители и пытаются вколотить это в наши головы. Ну, например, недавно Витунов предлагал мне и моей коллеге большой, на пару лет контракт, чтобы я разъезжал по городам, где у него есть магазины, и был его, так сказать, независимым инспектором.

– Должно быть, вы могли бы затребовать немалый оклад.

– Должно быть, – признал Стерх. – Но я ему не поверил. И отказался.

– Если бы я попросила вас… Наняла вас для своих целей, вы бы согласились?

– Конечно. И вы это знаете.

– Знаю… Вот только у меня нет денег, даже если бы я и хотела, чтобы кто-то помог мне.

Они выскочили на Окружную и поехали к северу, теперь Стерх знал, что следует делать.

– Свадьба польки с Витуновым будет богатой? – спросил он, как бы между прочим.

– Я уж и не знаю, когда вы спрашиваете как… как человек, а когда как детектив. – Помолчала. Повернула голову, посмотрела на Стерха. В ее глазах читалось что-то очень сложное, что трудно было понять. Кроме того, на шее у нее билась жилка, так сильно, что Стерх испугался на миг, что она вот-вот порвется.

– Значит, три кита – Витунов, Прорвич и этот поляк – решили объединиться?

– Наверное, – равнодушно ответила Нюра. Потом еще раз посмотрела на Стерха внимательно, словно собиралась обвинить его в чем-то, или признаться самой. – Как же вы смогли отказаться от денег, которые вам предложил Витунов?

– Его деньги плохо пахнут. – Стерх попробовал улыбнуться, хотя сам знал, что у него это не слишком хорошо выходит. Немного ненатурально. Или даже не немного. – Должен признать, для моего бюджета это был тяжелый удар.

– Но ведь если есть деньги, можно позволить себе то, чего нельзя добиться без них. Например, выучиться… Или вы считаете, что это не обязательно?

– Обязательно, – ответил Стерх. – Но учиться можно и дешево, было бы желание… А можно дорого, только такое учение никому не принесет настоящего умения. Только бумажку о сданных экзаменах.

– Бумажка может все, – уверенно ответила Нюра. – И без умения.

– Ерунда, – убежденно ответил Стерх. – Без умения, без настоящей профессии жизнь всегда будет построена на песке.

В этом момент они доехали до поворота на дорогу, где неделю назад погиб архитектор Халюзин. Стерх притормозил, а потом свернул на эту дорогу. После этого поехал медленней. Ему очень захотелось закурить, он и закурил, вот только отлично понимал, что дело не в табаке, а в том, что он не знает, как перейти к решающей фазе этого разговора. Внезапно Нюра попросила:

– Дайте и мне сигарету.

Стерх притормозил, но останавливаться не стал, просто одной рукой достал пачку, потом чиркнул зажигалкой.

– Вы и в самом деле такой бескомпромиссный?

Стерх удивился. Он никогда о себе так не думал.

– Ну, в общем… Если вам так кажется, то приеду домой и перед зеркалом попробую потренировать… сдергивание шляпы перед самим собой. В знак почтения и восхищения.

Она не улыбнулась, осталась такой же угрюмой или грустной, как и в начале разговора. Или испуганной.

– Почему вы пытаетесь не замечать в себе то, что бросается в глаза? – спросила она.

– Потому что не очень интересую самого себя. Я больше привык заниматься другими людьми. Вами, например. – Он поехал чуть быстрее. До места гибели Халюзина было уже недалеко. – Меня многое интересует в вас, поэтому я хотел бы, чтобы вы доверяли мне…

– Не очень-то я уловила, почему ваш интерес должен вызывать мое доверие.

Машина выскочила на холм, стало видно далеко вперед. Рощицы и поля предстали вдруг в самом красивом для Подмосковья обличии – разрисованные красными и охристыми тонами золотой осени. Дорога пошла вниз, под горку, потом снова вверх и повернула около холма, где Халюзин и завалился со своей машиной вниз.

– Красиво тут, – сказал Стерх. И остановился. – Не правда ли?

– Очень, – серьезно ответила Нюра.

– Но красота в последнее время бывает испачканной, – продолжил Стерх. – Вот неделю назад тут, на этом самом повороте, погиб человек. Молодой, может быть, талантливый, спокойный и вежливый.

– Мечта провинциальной невесты, – буркнула Нюра, и еще раз неумело затянувшись, выбросила окурок в открытое окошко Стерха.

– Его нашли под этим склоном. И авария была действительно ужасной.

Трава и мелкие веточки, придавленные машиной Халюзина, уже успели подняться. Но пара кустов орешника были обломаны. Машины, конечно, уже не было, ее забрали для экспертизы. Склон под травой тоже не казался очень уж глубоким и страшным, если не знать, что тут можно совершить два полных оборота через крышу.

– На самом деле, никакой аварии не было, а было обычное, не очень умело замаскированное убийство.

– За что его убили?

– Он искал кое-что, что кто-то другой хочет сохранить в тайне. Он не был любопытным человеком, но его подловили… Обычный архитектор из Воронежа, невеста которого удрала в Москву непонятно почему и для чего. У следователей есть пара версий, но главная заключается в том, что девушка нашла какого-то богатого старичка, и решила поднять свой, так сказать, общественный статус. Была студенткой мединститута, но решила стать содержанкой. Сейчас это несравнимые величины, разумеется, в пользу содержанки.

– Я не могу ее осуждать, – прошептала Нюра, – если ей самой этого хотелось. Каждый должен поступать так, как ему подсказывает…

– Это пример того, как люди иногда строят свои прожекты на песке. И как за них расплачиваются другие.

Стерх еще раз, подавшись вперед, попытался рассмотреть то место, где машина Халюзина остановила свое падение. Должно быть, он слишком увлекся, потому что не заметил, как дверь рядом с ним хлопнула, он повернулся, но опоздал – Нюры уже не было. Он оглянулся.

Она шла назад, в сторону Москвы, покачиваясь, как слепая, чуть расставив руки, словно искала и не могла найти опору. Вдруг ее занесло, и она оказалась на середине дороги, у самой разделительной линии. Стерх повернулся к двери со своей стороны, чтобы открыть ее, и скорее чутьем водителя, чем зрением, определил тяжелый, неуклюжий «мерседес», приближающийся к повороту с противоположной стороны. Видеть Нюру водитель за склоном холма, разумеется, не мог. Или все-таки мог?

Стерх вылетел из машины, как катапультированный, и побежал к девушке, закусив губу, со злостью и недоверием убеждаясь, что не может бежать так быстро, как необходимо, как того требовали обстоятельства. Он бежал, и кричал что-то, но девушка не оборачивалась, а по-прежнему ковыляла спиной к опасности, не обращая внимания ни на что, кроме своей боли, которая вдруг затопила ее, подчинила и погнала прочь от Стерха, от всех людей, может быть, от самой себя.

Стерх хорошо понимал, что его может задеть машиной, вылетевшей из-за поворота, даже раньше, чем Нюру, он не думал об этом. Он хотел только добежать до нее и прикрыть, прижать и спрятать, хотел спасти, хотя бы и рискуя собой… Он успел. За мгновение до того, как машина темной и жаркой массой пронеслась мимо, он схватил девушку за плечи, и вместе с ней повалился от разделительной линии вбок, к обрыву.

Удар об асфальт был таким сильным, что он даже дышать перестал, но не издал ни звука. Нюра тоже не вскрикнула, ее тело лишь глухо и туго, как набитая сырой ватой кукла, шмякнулось и чуть-чуть продвинулось за Стерхом, ровно на столько, сколько нужно было, чтобы не попасть под колеса, которые миг спустя оказались дальше по дороге.

Стерх попытался набрать воздуха во внезапно занемевшие легкие. Потом дернулся, поднялся на локте, и попытался сесть, чтобы освободить руки. Он еще не сел как следует, а его рука потянулась к кобуре под пиджаком. Он уже выискивал противника, который теперь, когда они оглушенные лежали на асфальте, мог повторить попытку наезда…

«Мерседес» заюлил всеми колесами, проехал еще метров тридцать, съехал в сторону холма и остановился. Вместо того, чтобы сдать назад и атаковать снова, он постоял, потом дверца водителя открылась и из нее вылез, широко расставляя ноги, какой-то тип в серо-зеленых военных штанах и смешном, темно-синем берете. Такие береты были положены в советские годы школьникам, согласно той форме, которую коммунисты считали обязательной для всяких торжественных случаев. Стерх не видел подобных беретов уже лет тридцать, он даже и забыл, что они существуют.

Человек нашел взглядом Стерха, который прикрывал собой Нюру и решительно затопал вперед. Стерх выдернул свой револьвер, но поднимать его почему-то не стал. Вместо этого скосил глаза на номер машины, стараясь прочитать его, прекрасно зная, что теперь запомнит надолго.

– Что это было? – спросила Нюра. Она попробовала подняться. Ее лицо было залито слезами и на коже стала видна темная полоса от дорожной грязи. Она была почти спокойна, вернее, относилась ко всему равнодушно, словно это происходило не с ней, а с кем-то, кого она никогда в жизни не знала.

– Вы чуть не попали под машину, – пояснил Стерх. – И еще я подумал, что… Что настала ваша очередь.

Они стали подниматься, причем Нюра даже не пробовала опереться на руку Стерха.

– Очередь чего?

– Того, что они устраивают всем, кто…

Да, в самом деле, кто и зачем устраивает все это? Стерх не знал ответа на этот вопрос, как и на многие другие вопросы. Но он был рад, что на этот раз, кажется, ошибся, что тип из «мерседеса» оказался обычным московским лихачом, вообразившим, если уж он катается на иномарке, то ему можно выжимать на этих дорогах ту же скорость, что и на немецких автобанах.

– Вы что, молодые люди, с ума сошли? – заорал тип в берете. Он был красен от злости, сжимал кулаки и, кажется, действительно, собирался доказывать свою правоту. По крайней мере, силой своей луженой глотки. Стерх машинально отметил, что по возрасту он не старше его самого.

Стерх, наконец, выпрямился, но прятать оружие не стал. Все еще могло обернуться совсем не мирно, а все эти крики и красная рожа могли оказаться маскировкой. Лучше быть готовым ко всему. Револьвер произвел на береточника некоторое впечатление, но не слишком значительное.

– Вы бы лучше не давили на газ, как чокнутый, – ответил Стерх почти спокойно, – а следили за знаками, которые не всегда ставятся для красоты пейзажа.

– Как я понимаю, эти знаки тут расставлены для того, чтобы ваша куколка могла гулять где ей вздумается, даже по встречной полосе. – Он сорвал свой беретик и стиснул его изо всех сил, но подходить ближе десяти метров, впрочем, не решился. – Она же могла угодить под колеса!

Стерх посмотрел на этого типа. Обычный нервный и слишком уверенный в себе горожанин. Он определенно был виноват в том, что произошло, но признавать за собой вину не собирался.

– Хорошо, будет считать, что инцидент исчерпан. Желаю всего хорошего.

– Ну, уж нет! – Он посмотрел на Стерха внимательно, перевел взгляд на его «Ниву». – К тому же у вас есть оружие… Думаю, я сумею найти на вас управу.

Стерх посмотрел на Вику. Она, а не этот тип, была его главной проблемой. Поэтому он улыбнулся, достал свободной рукой свою визитку, которые привык носить в нагрудном кармашке пиджака, и протянул ему.

– Если у вас имеются претензии, предлагаю обсудить их позже. – Он еще раз проверил, как револьвер лежит в ладони. – Позже, если вы позволите.

Осторожно, сжав губы так, что они побелели, сильно наклонившись вперед мужичок, уже без берета, вытянул руку, взял визитку и, отступив на пару шагов, посмотрел в нее. Потряс головой, еще раз внимательно и сурово осмотрел Стерха. Потом так же зло бросил взгляд в сторону Нюры.

Скорее всего, это действительно был один из скандалистов, от которого не приходилось ожидать большего, чем ругани. Поэтом Стерх обнял Нюру и повел ее к машине. Он понимал, что, возможно, допускает ошибку, возможно уже сейчас их спины выцеливает человечек, которого Стерх по ошибке принял за обычного лихача, но решил не оглядываться. Должно быть, потому, что Нюра, безжизненным, едва ли не потусторонним голосом, слабо потирая ушибленную руку, вдруг заговорила:

– Кажется, я ошиблась в вас. Вы действительно порядочный человек, который…

Она всхлипнула, Стерх обнял ее сильнее.

Усадив девушку, Стерх вернулся на свое место. «Мерседес» подергался, выехал из кустов и укатил в сторону города. Револьвер, который теперь показался глупой и ненужной игрушкой, вернулся в подмышечную кобуру.

Усевшись за баранку, Стерх откинулся назад. Посмотрел еще раз на Нюру, которая прислонилась к окошку и смотрела на холмы, расписанные осенью, не видя ничего, кроме своей грусти. Тогда Стерх решился, одним резким жестом дотянулся до сумочки Нюры, подхватил ее, расстегнул и запустил туда руку. Как он и думал, на самом дне сумочки, под ворохом обычных дамских мелочей лежал… Стерх извлек его наружу, посмотрел внимательно.

Это был пистолетик, небольшой, с клеймом «Браунинга». Хотя, скорее всего, это была, как говорили оружейники, одна из браунингоподобных перепечаток. Недорогая, но от этого не менее смертоносная. Он выдернул магазин, пять патрончиков тридцатого калибра. Заглянул в ствол, патрона в нем не было. Зато сам ствол и вся система подачи были со знанием дела смазаны и блистали оружейной чистотой.

– Зачем это? – спросил он, на всякий случай убирая магазин пистолета в карман.

Нюра молчала. Она даже не повернула голову, когда Стерх нашел этот пистолет. Тогда Стерх решился. Он подумал, что теперь знает достаточно, чтобы произнести:

– Нюра, послушайте, не прячьтесь от меня. Я не враг, я друг и хочу помочь. Но не знаю как это сделать, потому что вы не отвечаете на вопросы.

Она молчала и даже, как показалось Стерху, не дышала. Она просто обмякла в кресле его машины, и ее спина выглядела так, словно из нее разом выпустили воздух, лишили энергии, необходимой для жизни, словно разом обрезали все ниточки, которые заставляли ее двигаться.

– Нюра… – снова позвал Стерх, но вдруг разозлился, хотя и понимал, что этого не следует делать. – Вы не Нюра, вы другая. Так кто вы? – Она не отреагировала. Чтобы молчание не стало и на этот раз непреодолимым, Стерх почти закричал: – Зачем вам оружие? Почему вы не знаете, где лежал альбом с фотографиями в вашем родном доме? Почему вы не умеете даже закрыть за собой дверь в этом доме? Почему вы молчите? – И тогда Стерх сделал самый отчаянный ход, он спросил, от неуверенности понизив голос до предела, почти шепотом: – Вас зовут Марина?

Она повернулась к нему. Медленно, словно во сне, бледная, испачканная, с еще не просохшими слезами. Ее глаза были так широко и неподвижно раскрыты, как бывает, наверное, только у мертвецов. Но она еще была жива. Потому что губы ее слабо дрогнули.

– Я… – Она вздохнула. – Я не Нюра. – Она помолчала, увидела свой пистолетик в руках Стерха. – Я Марина. – Она закрыла, наконец, глаза. – Вы все угадали верно.