Мамуля, конечно же, встречала нас, хотя аэропорт был в сорока минутах езды от нашего дома. Мысль, что мы можем доехать до дома на такси, была так же чужда ей, как, например, наша привычка заказывать обед с доставкой из ресторанчика на углу улицы. Это было нечто, свойственное другому миру, объединенному общим понятием «Нью-Йорк».
— Мама! — закричала я на все здание аэропорта. Она увидела нас, и ее лицо вспыхнуло от радости. Мы с Беатрис подбежали к ней и чуть не задушили в объятиях. Наши спутники, нагруженные сумками, медленно шли по залу следом.
— Милая моя… — Мама с Би обменялись многозначительным взглядом. — Ты не преувеличивала, Беатрис, она — совсем как зубочистка. Она и на Новый год была худющей, но сейчас…
— Гм-м, мама, Би, ничего, что я рядом с вами? — напомнила я им о себе, снова обнимая маму, на этот раз — чтобы она прекратила внимательно оглядывать меня с ног до головы. — Как же я рада видеть тебя, мамуля! Я ждала этой поездки с того дня, как ты уехала.
Это было правдой. Хотя вместе с радостью встречи появлялось щемящее чувство, что рядом с матерью нет отца. Прошло уже пять лет со дня его смерти, но я никак не могла привыкнуть к этому.
— Я тоже, дорогая. Гарри! — Мама радостно обняла Гарри. — Выглядишь великолепно.
— И вы, Триш, тоже! И, видимо, хорошо потрудились. — Гарри показал на пятна краски на маминых джинсах.
— Я проснулась сегодня с огромным воодушевлением, — улыбнулась мама ему в ответ и поглядела на моего спутника. — А вы, должно быть, Люк? Я рада, что вы приехали к нам! Несколько недель назад Клэр прислала мне вашу рукопись, и я буквально проглотила ее. У вас большой талант.
— Спасибо вам. — Люк был, несомненно, тронут ее похвалой. — Думаю, благодаря упорным стараниям Клэр все в книге начинает становиться единым целым.
Мама так и засияла.
— У Клэр были бесподобные учителя по части редактирования: ее отец и ваш дядюшка. Так что, надо сказать, ваша рукопись попала в хорошие руки.
— Ладно-ладно, мамуля. — Я засмеялась, забрала свою сумку у Люка и возглавила движение нашей небольшой группы к месту парковки. Когда речь заходила обо мне и моем отце, мама не могла быть объективной.
— Знаете, вот уже на протяжении многих лет я поклонник творчества вашего покойного мужа, — признался Люк. — Поэтому я очень обрадовался приглашению Клэр приехать на вечер его памяти.
Би с любопытством посмотрела на меня.
— Спасибо, Люк. Удивительно, на скольких людей работы Чарльза оказали влияние, — сказала мама, беря его под руку. — И, пожалуйста, зовите меня Триш.
— Ого! Мне потребовалось три года, чтобы заслужить такой милости, — шутливо пожаловался Гарри. — Поэзия — вот он, пропуск в мир «Триш».
К тому моменту, когда мы все упаковались в мамину старенькую «субару», чтобы ехать домой, всем уже казалось, что Люк всегда был частью нашей компании.
— Прошу прощения, ребята, но печка у меня немного капризная, — извинилась мама, оглядываясь на Би, Гарри и Люка, которые тесно прижались друг к другу. — Но если вы замерзли, там есть одеяла.
Би немедленно юркнула за ними и передала каждому из нас по одеялу. Я уже забыла, как холодно бывает в Айове зимой. На какую-то долю секунды я даже немного порадовалась, что Рэндалл не поехал со мной. Как бы он перенес поездку на старой мамулиной колымаге с барахлящей печкой, если вспомнить, какие навороты были в его «порше»? Я как-то не смогла представить себе Рэндалла, закутанного в одно из самодельных стеганых одеял моей мамы.
— Мамочка, а тебе не приходило в голову, что, может быть, пора обменять нашу «Нелли» на что-нибудь более модерновое? — «Нелли», так мы звали нашу машину, была в семье с моего детства. Она уже явно выработала все свои ресурсы.
— Избавиться от старушки «Нелли»? Ни за что! — воскликнула мама. — Ты же знаешь, я никогда этого не сделаю.
Не стоило даже затевать этот разговор. У мамы была забавная преданность к неодушевленным предметам. Старые свитера никогда не становились слишком старыми, чтобы отказаться их поштопать или надвязать; тарелки с отбитыми краями имели «характер». Я никогда не могла до конца понять, что тут было сильнее: ее корни, уходящие к «Майскому цветку», или бережливость, которую она развила в себе за многие годы более чем стесненной в средствах жизни. (Все-таки я больше склонялась к мысли, что она не считала, что наша «субару» и в самом деле могла что-нибудь чувствовать.)
— И зачем вообще нужна печка? — подал голос Гарри, плотнее укутываясь в одеяло.
— Итак, все идет к тому, что народу в этом году соберется даже больше, чем мы думали! — взволнованно рассказывала нам мама. — Уже набралось двести пятьдесят человек, но вы же знаете, многие приводят с собой друзей в последнюю минуту… придется воспользоваться палаткой. А Гарриет и Сьюз работают на кухне со среды и уже наготовили целую гору.
Гарриет и Сюзанна жили вместе уже тридцать лет, и двадцать пять из них принадлежали к числу лучших друзей моих родителей. Гарриет работала поваром в местной гостинице, а Сюзанна была фермершей и изготавливала органическое мыло. Они всегда готовили угощение для этого мероприятия, но дело это, похоже, год от года становилась все хлопотнее.
Как только мы добрались до нашего дома, мама, чтобы ускорить процесс, привлекла нас к подготовке дома к приему. Все шло по плану, но осталось еще несколько дел по хозяйству, которые нам предстояло выполнить до прихода гостей, ожидаемых через несколько часов.
— Вы не откажетесь немного поработать? — спросила мамуля у Люка, который убедительно заверил ее, что с удовольствием поможет нам.
Часом позже, вытирая на ходу лоб, Люк вытаскивал тяжелый кофейный стол из нашей гостиной. Они с Гарри уже перенесли диван, два больших кресла и оттоманку. Я хотела им помочь, но мама попросила меня проверить настройку аппаратуры. Аппаратура! Я не переставала удивляться. Вечер памяти моего отца за эти годы превратился в грандиозное мероприятие, и мамуля тратила на его организацию много сил. Би привязывала ленточки к программкам, где были перечислены имена местных спонсоров, а Гарриет и Сюзанна давали инструкции приглашенным официантам. Наконец, сэкономив приблизительно минут сорок, мы закончили все дела, значащиеся в мамином списке.
— Ты не возражаешь, если я заскочу в душ? — спросил Люк. Его рубашка насквозь пропиталась потом. — Думаю, мне не помешало бы. — Он усмехнулся, оттянув свою влажную от пота рубашку.
— Конечно! Хороши хозяева, превратили тебя в бесплатную рабсилу уже через пять минут после твоего приезда. Прости, пожалуйста, как-то нехорошо получилось…
— Не извиняйся, Клэр. Я счастлив внести свой вклад. — Люк наклонился поближе ко мне и осторожно поцеловал в щеку. Я застыла. От него шел мускусный запах физически поработавшего человека. Би посмотрела на нас с дальнего угла комнаты, и ее мысли ясно отразились на ее лице.
Поцелуй в щеку. Дружеский жест.
— Гм, пойдем покажу, где душ, — с этими словами я повела Люка по коридору, в ванной комнате я открыла шкаф и достала свежие полотенца.
Люк остановился в нескольких шагах от ванной комнаты, у книжных полок, и стал задумчиво водить пальцем по корешкам книг. У моих родителей почти все стены в доме были заполнены книгами, их единственной роскошью была эта незаурядная коллекция книг. Мама часто говорила мне, что в окружении книг, которые они читали вместе, она чувствовала себя так, как будто отец и не покидал нас. Вот еще почему она никогда никуда не переедет.
— А это твой папа написал? — отвлек меня от мыслей Люк, доставая с полки книгу.
Я узнала первое издание папиных стихов, которое Люк держал в руках. Как странно, что Люк случайно заинтересовался именно этим изданием. Эта тоненькая небольшая книжечка в обложке цвета сливок была издана в такой же небольшой, теперь уже не существующей типографии, в годы папиной учебы. И хотя у моего отца потом вышло множество самых разных сборников стихов, его первая книжка всегда оставалась самой моей любимой.
— Я перечитала каждую строчку не меньше тысячи раз, — сказала я Люку, почувствовав знакомый комок в горле. — Выучила все стихи наизусть. К счастью для себя, поскольку каким-то образом потеряла ту книжку, которую всегда возила с собой, переезжая в общежитие для старшекурсников в Принстоне. Мама хотела дать мне эту, взамен потерянной, но я чувствовала свою вину за подобную небрежность и отказалась. А издатель отпечатал только очень ограниченный тираж, так что я не смогла найти в продаже ни одного экземпляра.
— Уверен, ты когда-нибудь сама сможешь издать эту книжку, — подбодрил меня Люк.
— Надеюсь. — Уже одна мысль об этом навеяла на меня грусть. Я вручила Люку полотенца, и он, улыбнувшись, скрылся за дверью ванной.
— А протертый суп из орехового масла с сидровым кремом? — беспокоилась Гарриет. — Я же говорила тебе, Сюзанна, что это ошибка — подавать суп. У нас же буфет, ну кто станет носить все эти тарелки и чашки!
— Ну ладно, прости меня, — закудахтала Сьюз, хотя вовсе не выглядела виноватой. — Я полагаю, мы с тобой квиты, ведь я говорила тебе, что надо приготовить вдвое больше спаржи и проскитто кростини с фондута!
— Ух ты! А что это такое? — поинтересовалась я, одновременно ухватив какую-то вкуснятину со стола и тут же сунув в рот. Я постоянно что-то жевала с того самого момента, как мы приземлились. Видимо, мой организм в полете отдохнул и расслабился настолько, чтобы снова с наслаждением вкушать пищу.
— То, что ты сейчас съела, — ответила мне Сюзанна, убирая мне прядь волос за ухо. — Как ты поживаешь, детка? Твоя мама говорит, что ты была прикована к письменному столу, как к галерам, в последнее время. Но твой милый действительно умница и симпатяга!
— Люк? — Я поглядела на Люка, который о чем-то увлеченно беседовал с мамулей за столом неподалеку. — Это не мой милый, Сьюз, это один из моих авторов. И друг. У моего милого много работы, поэтому он и не приехал. Но он прислал вон те цветы. Разве не молодец? — Я показала на украшавшие всю стену белые розы, которые Рэндалл прислал в наш адрес.
— Ну да, но я бы остановилась на этом, — пропищала Гарриет. — Красив, забавен, мил, и только посмотри, как он поладил с твоей мамочкой. Я не слышала, чтобы она так смеялась, с тех пор… — Она умолкла и только рукой обвела все вокруг.
— Люк отличный парень, я согласна. Но и мой Рэндалл — тоже.
— Я уверена, так оно и есть, Клэр, — кивнула мне Сюзанна. — Не слушай Гарриет. Ох! Твоя мама уже начинает. Тсс. Тихо.
Мама осторожно постучала по микрофону:
— Благодарю всех, кто пришел сегодня! И я сразу с удовольствием сообщаю вам, что на собранные нами сегодня средства в следующем учебном году можно будет оказать поддержку уже не одному, а двум студентам из мастерской литературного творчества. Спасибо всем за вашу невероятную щедрость! — Все присутствующие зааплодировали. — А теперь я хотела бы представить вам свою дочь, Клэр Труман, которая начнет наш вечер чтением поэмы «Кубла-хан» Колриджа.
Все пять лет я открывала вечер этой поэмой. Это было одно из любимых произведений папы. Его он обычно читал мне на ночь, когда в детстве укладывал меня спать. Я до сих пор слышу его голос, когда декламирую эту поэму; по-прежнему чувствую, что он рядом.
«Как хорошо дома», — подумала я, подходя к микрофону и вглядываясь в лица людей, которых я любила.
Я почувствовала улыбку Люка, даже не глядя в его сторону.
— Жалко, что нам так скоро уезжать, — сокрушалась Би.
— А мне по возвращении еще возиться с редактированием. Целых три сотни страниц, — мрачно заметила я.
Одевшись потеплее, Гарри с Люком вышли прогуляться, а Би, мамуля и я, укутавшись в махровые халаты, болтали в нашей заново выкрашенной (в цвет мяты) кухне. Мне было так хорошо и уютно, как не бывало давно. Вот только если бы не этот внезапный приступ хандры…
Мы уже в который раз обсудили прошедший вечер и его оглушительный успех. Обсудили, как люди не расходились до двух часов ночи (по меркам Айовы, это было равносильно нью-йоркскому «до самого утра») и как потом мы впятером просидели еще несколько часов у камина, опустошив за разговором несколько бутылок вина.
— Напомни мне: сколько еще месяцев тебе осталось работать на этого дракона в юбке? — поинтересовалась Би.
— Пять месяцев и одну неделю. — Звучало кратко, но походило на вечность. Но я уже вела в счете.
— Знаете, девочки, я не уверена, что мне нравится эта женщина, Вивиан, — задумчиво произнесла мама. Мы с Би одновременно посмотрели на нее. Моя мама, совсем как Джексон, следовала по жизни незыблемому принципу, что «если нельзя сказать о человеке ничего хорошего, лучше вообще ничего о нем не говорить». Слова «…не уверена, что мне нравится Вивиан» в устах мамули звучали почти как объявление войны.
— Я-то уверена, что она мне не нравится, — ответила я и с невыносимой тоской подумала о необходимости возвращаться на работу. Я столько ждала этой поездки в Айову, и, хотя мы провели вместе замечательное время, но оно пролетело слишком быстро. И вот уже пора возвращаться в Нью-Йорк, в «Грант Букс». — Мне хочется послать всю свою нынешнюю жизнь к черту и остаться здесь еще на неделю. А то и на целый год. Спрятаться под защитой этого дома и не высовываться. — Я заставила себя засмеяться, но смех получился какой-то горький. Смех сквозь невидимые миру слезы…
— Милая, но ты же знаешь, что всегда можешь укрыться здесь от любой напасти, — улыбнулась мама. Мне показалось, она хотела что-то добавить, но не стала и отрезала мне еще кусок яблочного пирога, который специально испекла нам к завтраку.
— Между прочим, — прошептала Би, наклоняясь к нам, — э ведь он безумно в тебя влюблен.
— Он — это кто? О ком ты, Би?
— О капитане Стубинге с лодки любви, Клэр. О Люке, конечно! Почему ты никогда не говорила о том, какой он симпатяга? Ты бы видела его лицо вчера вечером, когда ты читала поэму. Он буквально повторял за тобой каждое слово.
— Это замечательная поэзия, Би… — Я почувствовала, как щеки у меня зарделись. — К тому же мы с ним друзья. И у нас великолепные отношения, гм-м, по работе.
— Да, мне он показался замечательным человеком, — вставила мама. — И он очень красив!
— Ну, мамочка, ведь Рэндалл тоже замечательный. И, наверное, самый красивый мужчина. И он…
— Успокойся, дорогая. Он и правда, наверное, замечательный, — не стала спорить мама. — Настолько, что мне хотелось бы познакомиться с ним поближе.
— Мне не передать словами, как переживал Рэндалл, когда ему пришлось из-за работы отменить поездку. Я ведь не показала вам, какую прелесть он мне подарил. Ему хотелось, чтобы я не так сильно расстраивалась из-за всего этого. — Я вытянула руку с новым золотым браслетом на запястье. Но почему-то вдруг вся как-то съежилась. Конечно же, я заметила, как неубедительно звучали мои слова, но их похвалы в адрес Люка вызвали у меня желание защитить Рэндалла. Я никак не ожидала ни от мамы, ни от своей лучшей подруги, что они воспримут Люка в таком качестве, и именно тогда, когда у меня появился бой-френд, «идеал во плоти», «само совершенство», который ждал меня дома. Я все же не свободна, или, как шутил Гарри, «не в обращении на рынке».
— Какая симпатичная вещица! — весело заметила Беатрис. — Очень мило с его стороны.
Мама тоже кивнула:
— Восхитительный браслет, Клэр.
— Мне и правда кажется, что Рэндалл может стать, ну понимаете… тем единственным! — выпалила я.
— В самом деле? Что ж, в таком случае, я с нетерпением жду встречи с ним! — воскликнула мама. — Это замечательно, Клэр, что у тебя такие чувства к нему. Он просто обязан оказаться особенным.
— Ничего себе, — сказала Би, недоверчиво улыбаясь. — Видишь ли, мне порой все еще очень трудно поверить, что тот самый Рэндалл, наша с тобой пылкая девичья любовь, — теперь твой бойфренд и это все происходит не в наших с тобой мечтах, а в реальной жизни. Все слишком уж, не знаю, как сказать, ну, идеально, что ли!
— И я иногда так думаю, — примирительно улыбнулась я.
Мама взглянула на часы на стене и нахмурилась.
— Боюсь, девочки, вам пора идти собирать вещи. У нас осталось не так много времени до отъезда.
Нет, только не это! Мне не хотелось уезжать. Я только начала приходить в себя, дышать полной грудью, отдыхать, есть, веселиться с друзьями, не опасаясь, что кто-то воткнет мне нож в спину… Или запустит степлером в голову…
— Мамочка, а ты не сможешь как-нибудь приехать в Нью-Йорк на выходные? — спросила я. — Да и мать Рэндалла все время пристает ко мне с вопросом, когда тебя ждать.
— Боюсь, ты не единственная, кого она достает этим. Люсиль звонила сюда раз пять на дню, не меньше, бедняжка. Она, видимо, ужасно одинока. Жаль, что ей совсем нечем себя занять. Да, я слышала, она состоит в правлении всяких благотворительных обществ, но не думаю, что это приносит ей хоть какое-то удовлетворение.
— Я как-то смутно могу представить себе Люсиль за работой, — задумчиво произнесла я.
— Ну, как сказать, когда-то она очень энергично бралась за любое дело и многое у нее получалось. Правда, с тех пор прошло много лет.
Зазвонил мой телефон, и я сразу же напряглась. Но это была не Вивиан, а Рэндалл. Из офиса.
— Привет, милый, — проворковала я.
— Привет, медвежонок! Знаешь, звоню, чтобы сообщить тебе, что Фредди будет ждать вас всех в аэропорту. И я заказал Светлане ужин для нас на сегодняшний вечер. Я смогу вырваться на несколько часов с работы. И подумал, что нам лучше провести вечер дома. Вроде неплохо придумал, как ты считаешь?
Гораздо лучше, чем только «неплохо». Отличное средство от моей хандры.
— Я согласна. Рэндалл, ты прислал такие красивые розы. Как тебе удалось?
— Это хорошо, — прервал он. — Дирдрей обзвонила все цветочные магазины в Айове.
Ах, эта предусмотрительная Дирдрей! Что бы Рэндалл делал без нее?
Тут, разрумянившиеся на морозе, на кухню ворвались Гарри и Люк.
— Вот так дела! Как же мы замерзли! Кофе! — выпалил Гарри, придвигая стул к столу.
Мама поспешила достать из шкафа две огромные кружки и налила им горячего кофе.
— Отлично, спасибо вам. — Люк обхватил кружку ладонями и стал вдыхать горячий пар.
— Малышка, ты где? — позвал Рэндалл в трубке.
— Я слушаю. — Мне стало как-то неловко продолжать разговор. — Ладно, пока… до скорой встречи.
— Великолепно. До встречи. Я люблю тебя, медвежонок.
— Гм. — Почему-то я ответила не сразу. — Я тебя тоже. Пока.
Я отключилась.
— Как же здесь красиво! — воскликнул Люк. — Разве можно увидеть такую красоту в Центральном парке? Вот что такое настоящая жизнь.
— Что ты такое говоришь! — резко оборвала я Люка. — Нам всем надо убедить маму приехать в Нью-Йорк! — Би с мамой ошарашенными глазами смотрели на меня. — И кроме того, у нас есть Метрополитен-музей, лучшие рестораны в мире. Что тогда вообще назвать настоящей жизнью?!
— Ты права, — примирительно согласился Люк, хотя и несколько озадаченный моей вспышкой. — Но как же хочется иногда, хоть немного свежего воздуха!
Я кивнула. Мне стало стыдно за себя. И зачем я заткнула рот Люку? Ведь он просто радовался. Радовался пребыванию в нашем доме!
— Я скоро приеду в Нью-Йорк, — пообещала мама, погладив меня по голове. — Ты же знаешь, как я люблю навещать тебя.
Интересно, как мамуля все это воспримет? Если поселить ее в комнате для гостей в квартире у Рэндалла, ей будет неловко за нас, хотя мамуля и не привыкла никого осуждать. К тому же я весьма смутно представляла наше традиционное многоборье (от «Энн из «Зеленых крыш»» до праздника чревоугодия — мороженого «Гарсия вишневый») в безликой, стерильной, гиппоаллергенной гостиной Рэндалла, начиненной наисовременнейшей аудио- и видеоаппаратурой.
— Что ж, время трубить сбор. Это причиняет мне боль, но вынуждена сказать, что нам, ребята, пора двигаться в аэропорт, — объявила мама. — Вот тебе, дорогая, немного еды на дорогу.
Она вручила мне огромную сумку, в которой лежал еще теплый, прямо из духовки, домашний банановый пирог, свежие фрукты, бутерброды с ветчиной и сыром, банка сока. Мы только-только позавтракали, но у меня уже потекли слюнки, глядя на всю эту вкуснятину, которой она от души нагрузила меня.
— Спасибо, мамуля, — пробормотала я, крепко обнимая ее. Как же мне не хотелось выпускать ее из своих объятий!