Стихи духовные

По грехом нашим на нашу страну

Осени облак зело мрачный.

Солнце угаси лучи светлые

И свет свой не яви на лице земли.

Поздно с вечера в часы дневные

Наступила тьма несветимая.

По пророчеству Даниилову[182]

Станет мерзость запустения

На святом месте,

Во церквах святых.

В тысящи шестьсот

Шестьдесят шестой[183]

Антихрист возмути всю вселенную,

Отнял благолепие церковное,

Издал же свою печать мерзкую.

Вместо Христова креста — крыж латынский,

За святыя иконы — картины.

Обладали святыми местами вместо учителей — злые мучители,

Издали свое лжеучение вместо святых поучений;

За крещение — обливание,

Вместо ладану — табак мерзкую;

В знамение креста двоеперстного —

Щепоть гнусную троеперстную;

За благолепие — брадобритие;

Возлюбили тьму, ненавидим свет.

Никон лютый и с поборники

Потребил книги старописьменны,

Издал пес свои — новоумыслены,

На погибель душам христианским,

Да увязнут в сеть в неизбежную,

Да наполнен будет ад вселютый,

Тьма кромешная, огнь геенский.

Никон лютый и с пособники

Воздвиже гонение великое

На содержателей благочестия и пресветлого правоверия.

Погубил наших верных пастырей:

Павла, епископа Коломенского,

Царского отца духовного архимандрита Никанора;

Разорил обитель киновию соловецких чудотворцев;

Погнал веру христианскую в темны леса и пустыню;

Истребил наших верных пастырей,

Запустели церкви без учителей,

Разогнал овец по лику земли,

Наполнен овцами восток и запад,

Юг и север и вся концы,

Пожал пшеницу несозрелую,

Уморил верных без причастия.

Пришли ко овцам злые волки,

Губят верных пожиратели,

Лютые бегуны и предатели,

Кровопийцы и ругатели.

Взъемлют с нищих за крещение,

Грабят с больных сирот за причастие.

Оле, увы, горе православнии,

Горько и люто бысть сиротами...

Нет уже прежних наших верных пастырей,

Кои душ своих не щадили,

За Христову веру положили.

Преставились наши патриархи,

Скрылись с глаз наших цари и князи!

О горе, братие, в сие время,

Аще помяну благочестие

И пресветлое правоверие,

Когда процветал крин церковный,

Зело блистал чин священный,

То не можно быть без рыдания

И без горького воздыхания!

Помолимся мы к высшему Творцу,

Да подаст нам верных пастырей

Отогнати от нас злые волки,

Лжи учители и мучители,

Патриарха Никона ученики,

Лицемеры, хищные ехидники

И чего еще хочем ожидать,

Посреде мира долго пребывать?

Уже наша жизнь скончавается,

А день судный приближается.

По грехам нашим, на нашу страну

Осени облак зело мрачный,

Постигла нас тьма несветимая,

Солнце угаси светлая,

Свет свой не яви

На лицы земли.

Прежде вечера, в часы дневные,

Наступила нощь зело темная,

Лучи измени естество свое,

Светлая луна во тьму преломися;

Звезды в небеси

Свет свой угаси,

Земля и вода свой плод сократи;

Паде с небес сап горящий,

Пшеницу сломи несозрелую.

Из расселин горы каменны

Изыде змий многоглавый

И со многими крокодилами,

Огради стадо овец мысленных,

Умертви овцы и со пастыри.

Обагрись земля от овец крови,

Воссмерде воздух от овец плоти;

Премени море естество свое,

На себе зря телеса святых.

Наступи зима зело лютая,

Уби виноград всезеленый.

Дух антихристов возвея на нас,

Смути веру всю православную,

Оскверни души христианскии.

В тая времена во плачевная

Всякая душа православная

Не могла пребывать без рыдания.

И ныне о том вспомянет кто,

Каковых святынь мы лишилися!

Живем, грешнии, по своей воле,

Не слышим ныне гласа пастырей,

Наставляющих ко спасению,

В число времени настоящего,

Изменения тривременного,

Треволнения всегубительна,

Благочестия нарушения,

Церковного колебания

От самого основания,

Богословия противления.

А мы, грешнии, за грехи наша,

После сих времен породилися;

Живем, грешнии, по своей воли,

Живых нас гробам что не предали!

Не видали бы плачевных дней,

Не терпели бы глада нужного.[184]

Не имеем мы покаяния,

Умираем без причастия,

Лишаемся мы жизни вечныя!

В чем надежда наша ко спасению?

Мы скитаемся еси без пастырей,

От лютых зверей цядами.

Аще помяну благочестие,

Когда процветал крин церковный, —

Не могу пребыть без рыдания.

Солнечна луча зайде от пророк,

Дневной наш свет тьмою осени,

Дух антихристов всех нас возвери.

Бог даст им места нарочитыя!

Иссушила воля память смертную,

Вкоренила в сердце прелесть земную,

До конца тлеет благочестие.

Лихоимцы вси грады содержат,

Немилосердные в грехах первии,

А смиренные от градов бежат,

Слезно плачутся — негде скрытися;

На местах пути злии наставницы,

Православнии вси потреблены,

От отечества вон выгнаны.

Отцы братиею ненавидимы,

Всеми сродными оклеветаемы,

Вдовы и сироты обижены,

Беззаступныя во изгнании.

Духовный закон с корени ссел,

Закон градский вконец истреблен,

В закона место водворилося

Беззаконие и нечестие.

Мир с любовию остави землю,

Блуд со злобою и нечистота

На место любви водворилися.

Во страны язык уклонился.

Трезвость и пост с воздержанием

И растлением затворилися;

Пьянственные домы с объядением

И веселием водворилися.

С пути христианского совратилися,

К обычаям стран поганых

Любезно вси склонилися.

Вперися, душа, крылы легкими

Растерзай своя мрежа тленная,[185]

Вскоре возлетай выспрь под облаки,

Протирай очи свои мысленны,

Взирай по городам равним образом,

Постигай собор мал оставший:

Христианы с мест все изгнаны,

От отечества отлученные,

В горах каменных пребывающих,

Прахом, пеплом покрывающих.

Не страшись, душа, страха тленного,

Поминай, душа, страх вечный,

Возверзи печаль свою на Господа,

Предай сам себя в руце Божии;

Наведи воды из очей своих,

Омывай черность свою греховную,

Самовластием очерненную,

Верою наступи на главу змии,

Любовию зри к самому Богу!

Стадо мысленно зверьми расплени;

Луч церковный тьмою помрачи.

Церкви Божия затворилися,

Как овощники все явилися,

А мы, грешнии, за грехи наши,

От ходу ея отлучилися.

Лик святителей не видим ныне,

Чин священническ сребром весь пленен.

А мы, грешнии, словесны овцы,

Скитаемся мы в дивей пустыни,

По горам, стезям по каменным,

Питаемся мы злаком горькиим,

Питие пьем — от очей слезы,

Уязвляемся крокодилами.

Неистови владеют нами!

Вавилонская любодеица[186]

От своей чаши напоила нас,

Растлением прельстила весь мир,

Сластолюбием, славолюбием,

Сребролюбием почтила всех,

Горделивых всех честных нарече,

На седалищах первых учини.

Собор нищих всех возненавидим бысть.

Сродник бедных возгнушилися,

А с богатыми погаными вси сроднилися;

Отцы чад своих возгнушалися,

Честь к родителям мимо идет.

Солнце к вечеру приближается —

Тому дни конец познавается.

Что еще ныне ожидать будем?

Слово Божие совершается,

И пророчество все исполняется.

Страх антихристов устрашает мир,

Милосердая вся вещает к ним,

Облак светлый тьмою помрачи,

Лета, времена, то все премени,

Собор святых в конце низложи,

Из дальних стран возврати,

Во изгнании всех тех осуди,

Живущих внутри и тех улови,

Милость с лестию пометает в мир

А свою злобу открывает им.

На пути знаки вопрошаеми,

Не имущии знак возвращаеми.

Мало кто избегнет его руки,

Разве токмо той, имущий крыле,

Парит мысленно в места дальныя,

Горы с холмами, в места каменны,

Буду Богом там еси спасаеми.

Тому Христу надежею вся восприемлеши.

Аминь.

По грехом нашим на нашу страну

Попусти Господь такову беду:

Облак темный всюду осени,

Небо и воздух мраком потемни;

Солнце в небеси скры своя лучи,

И луна в нощи светлость потемни,

Но звезды вся потемниша зрак,

И дневный свет преложися в мрак.

Тогда тварь вся ужаснушася,

Но и бездны вся содрогнушася,

Егда адский зверь разрешишася,

От заклеп твердых искочи нагло.

О, коль яростно испусти свой яд

В кафолический красный вертоград.

Зело злобно тогда враг [возреве][188],

Кафолический род мучить повеле:

Святых пастырей вскоре истреби, —

Увы, жалости! — огнем попали.

И [четы] иноков уловляхуся,

Злым казнением умерщвляхуся;

Всюду вернии закалаеми,

Аки класове пожинаеми.

Тогда вернии горце плакаху,

Зело жалобно к Богу взываху:

Время лютости, Боже, сократи,

От мучительства злого защити;

Аще не твоя помощь сохранит,

И избранных всех адский змий прельстит.

Ох, увы, увы, лютых тех времен!

Ох, увы, увы, скорбных оных дней!

Како лютый зверь нас погуби.

Вся древеса вскоре попали.

Аще помянем благочестие,

Пресветлое правоверие,

Егда процветал крин церковный,

Тогда зело облистал чин священный, —

То не можем быть без рыдания

И без скорбного воздыхания.

Ох, увы, увы, древнее правоверие!

Кто лучи твоя тако вскоре [потемни],

Кто блистания тако измени?

Десятирожный зверь сие погуби,

Седмоглавный змий тако учини,

Весь церковный чин зверски прекрати,

Вся предания злобно истреби,

Церкви Божия искоренишася,

Тайнодействия вся лишишася,

Но и пастыри попленишася,

Жалом новшества умертвишася.

Зело горестно о сем плачемся,

Увы, бедные, вси сокрушаемся,

Что пастыри посмердишася,

В еретичестве потопишася.

Оле, бедности нам без пастырей!

Оле, лютости без учителей!

По своей воли вси скитаемся,

От зверей лютых уязвляемся.

Всюду вернии утесняеми,

От отечества изгоняеми.

За грехи наши днесь родимся,

В таковы беды попустимся.

Почто в юности мы не умрохом? —

Избежали бы лютых сих времен.

И мы горце вси всегда плачемся,

Преболезно вси сокрушаемся.

Вавилонская любодеица

И прескверная чародеица

Под прикрытием малы сладости

[Представляет] всем чашу мерзости.

И мы слабни тем прельщаемся,

Сластолюбием уловляемся.

Увядает днесь благочестие,

Процветает все нечестие,

Лжеучители почитаются,

На кафедрах вси возвышаются,

Верных собори истребляются,

Сонмы мерзости умножаеми,

Все пророчества совершаются.

И чего еще хощем ожидать,

Посреди мира долго пребывать?

Уже жизнь сия скончавается,

И день судны приближается.

О, ужаснись, душе, суда страшного

И пришествия всеужасного!

Окрылись, душе, крылы твердости,

Растерзай, душе, мрежу прелести,

Ты пари, душе, в чащи темныя,

От мирских сует удаленный.

Постигай тамо верных мал собор,

Укрывающихся посреде холмов.

Не страшись, душе, страха тленного,

Убойся ты огня вечного.

Изливай, душе, реки слезныя,

Простирай к Богу мольбы многия,

Крепко всегда уповай,

Во веки его прославляй.

Аминь.

Пойдем ныне, сиротнии дети,

К матери нашей в кущу сидети;

Пришедши же во мертвых обитель,

Покличем свет нашу родитель:

О наша прелюбезная мати,

Не поленися гласа отдати,

Аще бо над тобою и бдехом

Обаче внезапу осиротехом;

К нам бо радость дойти не поспела,

А ты от нас скоро улетела.

Что нас слезами, а мати, кормишь, —

Или ты зачатия не помнишь,

Как ты в молитвах всегда стояла,

А у Бога нас прощала?

А когда ты нас во чреве зачала,

Тогда ты желание скончала,

К нам простерла любовь готову,

А мы познахом твою утробу.

Девятомесячное бо время

Носила насеянное бремя,

В рождении скорби принимала,

Их же ради себе конца чала.

Помиловавшу щедрому Богу,

Подавшему нам на свет сей дорогу,

Возрадовалася, нас родивше,

Возликовствовала, отдоивше.

Едино же при тебе было благо —

Видети житие наше здраво.

Не утолиша тя темныя ночи,

Не причащеся она твои очи;

Не почуша повсечасны скуки

Твои, о мати, легкия руки;

Присно бо, нас любя, обымала

И непрестанно во уста целовала;

Мягкими тела твои муки

Давала еси нам в руки;

От сосец реки выну млека стекоша,

А уста на питие привлекоша;

Тем же сладкое ти млеко пихом

И тебя зело любихом.

Ты бо была еси наша радость,

Всегдашняя медвенная сладость.

Не любила еси на нас напасти,

По всякой когда лютой напасти

Всегда везде умом си летала,

Нам же добра и счастия искала;

Честь нашу грозою си хранила,

А нас присно любовию дарила,

Врагов молитвами прогоняла,

А нас советами ограждала.

Всегда нам при тебе было благо,

О плодоносная наша мати!

Егда мы с тобою, мати, жили,

Ни о чем тогда не потужили;

Кое ли дело тогда начали,

Всякое с радостью скончали;

Родительстии хранили твои молитвы,

Наши присно сенитвы [?].

Не тяжка нам видела работа,

О доме бо была ти забота.

Всякую нашу злобну кручину

Топила в жалкую ти пучину.

Теплых твоих молитв покрывало

Всегда, выну над нами стояло,

Без пробуду бо при тебе спали,

А в деле урону не видали.

Ныне же тебе у нас не стало,

А нам попечение настало;

В немалом, о мати, быхом уроне,

Яко не видехом тя во своем доме.

У того бо рук не воздеваешь,

От напастей нас не покрываешь,

Не радуешися со враги за ны,

Не отъемлеши нашея раны.

Осиротевши, престахом звати

Пресладкое твое имя, мати.

Не слышим же кличаща уклети [?]

Восстаните, любезнии дети.

На всяк бо день тя, мати, поминаем,

Но жалости, ох, не обретаем.

Ко всем почтенном женам клонимся,

Материю быти нам молимся,

Но аще имя мати и срящем,

Но твоей жалости не обрящем.

Едина убо рождьшая мати,

Обыкла в детех обитати.

Почто нас ты уродила,

К нам, ох, путь заронила,

К нашим мольбам?

Идё инок по дороги

Да как черныя ризы по широки,

Ишше сам-то он слезно-то плаче,

Ишше сам-то он тяжело возрыдае.

Ишше стретился Царь ему да Небесный:

«Ты об чем, об чем, инок, плачешь,

Ты об чем, молодыя, ты возрыдаешь?» —

«Ишше как мне-ка, Господи, да не плакать,

Ишше как ведь мне-ка не рыдати?

Утерял-то я ключ церковный,

Уронил-то я в синее море». —

«Ты не плачь-ко-се, не плачь-ко-се ты, инок,

Ты не плачь, не рыдай ты, да молодыя!

Ты поди-тко-се к синёму морю.

Да потянут тогда буйные ветры,

Сколыбается ведь синёё морё,

Да расходятся ведь большия волны, —

Ишше выплешшот тебе ключ церковной».

Да пошел тогды к синёму морю.

Потянули тогды буйные ветры,

Сколыбалось тогды синёё морё,

Росходились тогды большия волны,

Да как выплёскало ключ ёму церковной.

Да идё тогды ведь инок по дороги,

Да идё черноризець по широкой

Он сам идё ведь слезно-то плаче,

Ишше сам он тяжело возрыдае.

Ишше стретился Царь ему Небесный:

«Ты об чем, об чем, инок, плачешь?

Ты об чем, об чем, молодыя, возрыдаешь?» —

«Ишше как мне-ка, Господи, не плакать,

Ишше как ведь мне-ка не рыдати?

Утерял-то я книгу-ту златую». —

«Ты не плачь-ко-се, не плачь ты ведь, инок,

Не рыдай, не рыдай ты, молодыя!

Напишу я тебе книгу-то златую

Своима-ти тебе златыма руками».

Да иде тогды инок по дороги,

Да идет молодыя по широкой,

Он сам тогды слезно-то плаче,

Ишше сам тяжело он возрыдаё,

Ишше к матери к земли припадаё,

Отца с матерью споминаё:

«Вы пошто меня на горё засеяли,

На злочестье меня всё спородили!»

Ишше стретился Царь ему Небесный:

«Ты об чем, об чем, инок, ты плачешь,

Ты об чем, молодыя, возрыдаешь,

К матери к земли припадаешь,

Отця с матерью споминаешь?» —

«Ишше как мне-ка, Господи, не плакать,

Ишше как ведь мне-ка не рыдати,

Ишше к матери к земли не припадати,

Отца с матерью не споминати?

Ишше стал я топериче в младых летах,

Одолеют на меня худыя мысли,

Нападают на меня все ведь дьяволе». —

«Ты не плачь-ко-се, не плачь ты ведь, инок,

Не рыдай, не рыдай ты, да молодыя!

Ты поди-тко-се же, в лес уйди подальше,

Ты сострой собе келию по елью;

Ишше станут к тобе ангелы летати,

Ишше станут тебя пропитати;

Залетают к тобе птици-ти райски,

Запоют-то тобе песни-ти царски, —

Отвалятся от тебя худыя мысли,

Отойдут от тебя все ведь дьяволе».

Да пошел тогды инок, в лес ушел подальше,

Он состроил собе келию-ту под елью.

Залетали к ёму тогды ангели,

Ишше стали ёго пропитати;

Залетали к ёму птици-ти райски,

Как запели ёму песни-ти царски, —

Отошли от ёго худыя мысли,

Отошли от ёго тогды дьяволе.

Кто бы, кто бы мне построил

Во темных лесах келию?

Кто бы мне поставил

Не на жительном бы месте,

Где бы люди не ходили,

Где бы птицы не летали,

Где тебе, Христу, угодно,

Где душам нашим на пользю?

Как во римской будет власти —

Злый антихрист народится,

Народится и воцарится.

Он пустит свою прелесть

По всей области вселенней,

Разоставит он свои сети

По всему миру крещеному,

Он исходит и прельщает,

В свои сети уловляет.

Сам Господь Бог проглаголет

И евангельским своим гласом:

«Вы, рабы мои, рабыни,

Православнии христиане!

Вы не весело ходите,

Не забых Бога живите

И от оного прелестника

Не будет вам уходу

Ни во градех и ни в заводех,

Ни в селех и ни в деревнех,

Ни во темных во лесах,

Ни во дальних пустынях.

Уходите вы, мои светы,

Вы во горы, во вертепы,

Вы во пропасти земныя.

Засыпайтесь вы, мои светы,

Вы пеплами и песками,

Еще мелкими хрящами.

Вы постойте, мои светы,

За крест и за молитву

И за веру християнскую.

Не уморю я вас, светы,

Голодною смертию;

Накормлю я вас, мои светы,

Единой крошечкой Христовой.

Напою я вас, мои светы,

Единой капелькой дождевой.

Подарю я вам, мои светы,

Подарочки драгие —

На главы венцы золотые,

И вселю я вас, мои светы,

Во прекрасный рай со святыми;

Огражу я вас, мои светы,

Своей рученькой Христовой».

О прекрасная пустыня!

Сам Господь пустыню восхваляет.

Отцы в пустынях скитались,

И ангелы отцём помогали,

Пророцы отцев прославляли,

И мученицы ублажали,

Апостолы святии величали.

О, прекрасная пустыня!

Отцы в пустыне пребывали

И дивиим овощием питались,

И с гор воды испивали.

Древа в пустынях выростали,

Различными цветы расцветали.

Ко древам птицы прилетали,

На кудрявыя ветви поседали,

Они райския песни воспевали,

Отцёв во пустынях утешали.

О, прекрасная пустыня!

Отцы у них Богу молились,

День и нощь Богу работали,

Коленами к земли припадали

И слезы своя проливали;

И плоть они свою иссушали,

И наги в пустынях пребывали;

От солнца они опалялись,

От мраза они омерзали

И всякия скорби терпели.

Конец житию совершили.

Свои они души спасают,

От вечныя муки избавляют

И царство небесное восприемлют.

За весь мир Бога умоляют,

А нас они, грешных, обращают,

На чистое житие поучают.

И во веки веков, аминь.

Видно, в мире жить скитаться —

Грехов не избыти!

Почему с ним не расстаться? —

Все могу забыти.

От красот я удаляюсь,

Мир претит мне суетой,

Никогда я не пленяюсь

Скоровременной красой.

Уж я с грусти и печали

Скроюсь в темные леса,

Взирать буду со слезами

Ко владыке в небеса.

Я во тех лесах дремучих

Со зверями буду жить,

Во пещере под землею

Буду рубище носить.

Тишина настанет в келье,

Окрест темные леса,

Не слыхать вокруг пещеры

Человечья голоса;

Только птицы воспевают,

Сладкопевцы соловьи.

Из моих глаз слезы льются,

Яко теплые ручьи.

Лейтесь, лейтесь, мои слезы!

Лейтесь из моих очей!

Вы едины мне полезны

В бедной участи моей.

Видно, сроду таковая

Моя участь и судьба.

Я прошу тебя, Создатель,

Не забудь мя до конца!

Боже, жизнь мою управи

Всемогущею рукой

И от бед меня избави,

Даруй в пустыне покой!

Будь ты, Боже, покровитель

И заступник ты мне будь!

Будь мне, Боже, утешитель

И моих слез не забудь!

Я тебе молитву слезну,

Мой Создатель, возношу:

Тишину мне дай любезну,

Со смирением прошу!

Полно, дух, во мне мутиться

И пленяться красотой!

Лучше мыслью в рай пуститься,

Где Христос: он наш покой.

Прилети, душа, скорее!

Прилети, душа моя!

Воздохни к Богу жалчее,

Что мне нет спокойна дня.

Все нам горести лютые,

Скука мучит завсегда.

Без тебя, мой Бог, минуты

Веком кажутся. Беда!

Все я плачу и рыдаю

По тебе, Христос, как дочь,

Всю постелю возмочаю

От духов злых всяку ночь.

Полно ж, дух, во мне мутиться

И пленяться красотой!

Лучше мыслью в рай пуститься,

Где Христос: он наш покой!

Что на юге и на севере

На восточной стране

Протекала река быстрая,

Река быстрая славна Керженка.

Что на той реке на Керженцу

Много было скитожителей,

Правыя веры ревнителей.

Как цвела там вера старая,

Вера старая, христианская;

Не менее двухсот лет

Изо всех стран собиралися,

Невозбранно жить поселялися.

Пустыня была всем прибежище,

А ныне нету нам убежища.

Первый был у нас на семействе,

Славный всеми был там славен,

Православьем был украшен,

Всем духовным благолепием.

У нас были здесь моленны,

Подобны они были раю, —

Соружены святыми иконами,

Украшены духовным пением;

Службы были ежедневный,

Молитвы к Богу непрестанный.

У нас был звон удивленный,

Удивленный, аки гром гремел.

У нас было место блажное,

Нам везде казалось раем:

В рощах птицы воспевали,

Соловьи нас утешали.

И нас Господь посещает

Последние все дни прекращает.

У осьмотысящном веку в 361 году[189]

Послал на нас Господь гнев свой, —

Гневы ярости — суд Божий:

По Божию попущению,

А по церковному повелению

Собирались, соезжались

Все к нам немилостивии судии,

Прочитали они нам указ —

От моленных нам был всем отказ.

Все часовни растворяли,

Храмы Божия розоряли,

Церковный двери сымали,

Все святыя иконы отбирали,

Как жиды Христа вязали,

В Нижний Град отсылали.

В том же году через три месяца

Еще грянула на нас туча грозная, —

Прочитали нам второй указ,

Беспачпортницам от скита всем был отказ.

Высылают бедных, выгоняют,

По отечеству всех рассылают,

Все убогих и безродных,

Инок и скитниц 70 лет.

Но и еще они нам предлагали

И совет нам предавали:

«Не лишайтесь

И вси к церкви присовокупляйтесь.

Вам будет жизнь пространна».

И вси во един от нас отвечали:

«Не приемлем новой церкви,

Не нарушим свою веру,

Токмо мы ходим вси по воле,

Не имеем жизнь пространну

Ради душевного спасения,

Наших ради прегрешений».

Собиралися вси девицы

И младые крылошанки,

Вси плакали и рыдали,

Руце к Богу воздевали:

«Оле, оле, увы нам грешным!

Почто мы на свет уродилися?

Откуду прииде на нас

Такая неожиданная напасть?

Мы теперь должны будем

По чужим домам скитатися,

Мы теперь подобны будем

Праотцу нашему Адаму.

Праотец наш Адам изо рая изгнан бысть

Плоти ради вкушения,

А мы изгнаны быша

Своего ради прегрешения.

Увы наш прекрасный рай!

Прелюбезный и драгий скиту!

Нам в тебе не быти,

Святыя службы не стояти,

Такия радости не видати,

Духовных песен не певати.

Восприимем ревность многу,

Припадем ко всещедрому Богу:

Боже, жизнь нашу управь

Всемогущею рукою

И от тоя беды нас избави,

Чтобы в мирских воинах не погрязнути,

Чтобы жить в мире, не погибнути.

Богом собранное стадо, —

Настал на нас час разлучения.

Кто нас старых пропитает?

Не своею волею разлучаемся,

А по царскому повелению.

Умолкнулось духовное пение,

Везде слышим плач и рыдания,

Младыя со старыми разлучение.

Кто нас старых припокоит?

Кто нас убогих пропитает?

Не своею волею разлучаемся,

А по царскому повелению».

О, безмолвная мати пустыня,

Безмолвная, непразднословная,

Безропотная и нестроптива,

Смиренномудренная, терпелива!

Пришли тебя, пустыня, зажигати,

Со мною тебя, мати, разлучати.

Огню ты, мати, предаешися.

Со мною ныне расстаешися.

Душевное мое спасение,

Плотское мое оскорбление!

За то я тебя почитаю

И матерью называю,

Что ты льстивую плоть оскорбляешь

Души моея грехи очищаешь.

О, прекрасная мати пустыня,

Любезная моя другиня!

Бежал я прелестного мира,

В тебе, мати пустыня, водворился,

Со слезами я Богу молился,

Теперь ты меня высылаешь,

Отъити от себя благословляешь,

В которую страну посылаешь,

На коем ты месте водворяешь?

Прекрасная моя пустыня,

Любезная моя другиня!

Ныне я с тобой прощаюсь

И прочь от тебя удаляюсь.

Прости, моя мати пустыня,

Любезная моя другиня!

Пойду я по долам, по болотам

Искать островов непроходных,

Чтобы меня люди не находили

И мимо меня не проходили.

Пойду по горам, по вертепам,

По высоким холмам, по дубровам

Искать безмолвного места.

Ископаю земляную пещеру,

Чтоб и звери меня не находили,

Моему спасенью не вредили,

Только бы птицы пролетали,

Около пещеры глас пущали.

Их бы я, ленивый, наслушался,

Ото сна бы скоро пробуждался,

От лености бы не помрачался.

На том бы я месте водворился,

Во той бы пещере утвердился,

Со слезами бы я Богу молился,

Чтоб вновь от супостатов не разорился.

Стяжал бы я царство не земное,

Небесное царство вековое! Аминь.

Здесь везде одно гоненье,

И пристанища нам нет,

Пытки, ссылки и сожженье

На кострах во цвете лет.

Цепь невинного страдальца

И несчастного томит.

Жить недолго остается,

Знать, судьба мне так велит.

Я страдаю в тяжкой доле,

Жду кончины дней моих,

А за что терплю я узы? —

Стару веру возлюбих.

Мне сказали — я преступник,

Но невинна жизнь моя,

Казнить ссылкой начертали,

Но Бог будет им судья!

Жалко родину оставить,

Позабыть все навсегда.

Отца с матерью лишиться,

Быть, как круглый сирота.

Вы прощайте, все родные!

Мне вас больше не видать,

Знайте, все друзья былые,

Мне в чужбине умирать.

Не златотканые одежды,

Будут кров мне — небеса,

Окружат могилу холмы

Да дремучие леса.

Но во гробе будет лучше:

Там престану я страдать,

Нежный голос мой умолкнет,

И не буду я стенать.

Кто бы дал мне, яко птице,

Перья, равные крылам,

Полетел бы я в рай светный

И узнал бы, что есть там.

Но сего никак не будет,

Невозможно учинить,

Токмо горька смертна чаша

Может в небо преселить.

В сей ли день или далекий

Мне сию чашу испить

И с сего света на горний

Жизнь свою определить.

Что со мной тогда случится,

Не известен я весьма.

Токмо есть одна надежда —

Вера в Господа Христа.

Права вера и надежда

Много грешных душ спасла,

Покаяньем в согрешеньях

К Христу Богу привела.

Возвещает нам писанье

Ясно райские места:

Там растут и процветают

Вечно красные древа,

Все рождают, умножают

Снедь от сладкого плода,

Там летают, воспевают

Птицы райские всегда;

В рае нет ни дня, ни ночи,

Но свет светит, как звезда.

Наконец, в блаженном раю

У небеснаго Отца

Ни зимы нет, ни же лета,

Но всегдашняя весна.

Раю, ты раю прекрасный,

Раю, ты раю пресветлый!

Сам Господь тебя сотворил есть,

Сам Господь тебя просветил в честь;

Раю, ты раю предивный,

Раю, ты раю пречудный!

Сам Господь тебя насадил весь,

Сам Господь наш дал твои яства есть.

Древеса в тебе благоплодные,

И все злаки в тебе благовонные,

Цветы в тебе пестротою сияют,

Птицы в тебе райския пречудно воспевают,

В тебе, раю, реки истекают,

Медом и млеком питают,

Сады чудные напояют

И всех святых услаждают.

Красота твоя, раю, пресветла,

Чистота твоя, раю, всепречиста,

Благоухание в тебе предивно

И сладко зело и пречудно!

Свет в тебе, раю, немерцающий,

Непрестанно ее просвещающий;

Доброта в тебе, раю, несказанная

И радость в тебе неизреченная.

Непрестанный в тебе день есть

И нощи в тебе вовеки несть.

В тебе, раю, восток сотворен бысть,

И дневный свет из тебе есть.

Солнце красное из тебе восходит,

Во вся концы лучи свои низводит,

Тварь всю веселием наполняет

И радость вселенной сотворяет,

Лучи и звезды из тебя сияют,

Нощную тьму земли просвещают.

В тебе, раю, палаты чудны возведены

Из злата чиста и серебра сотворены,

В тебе дворы зело лепные,

Престали в тебе зело светлые,

Блистанием вся озаряют

И на венцах праведников сияют.

О, пресветлый ты Эдеме!

Прекрасный ты Божий доме!

Прими мя от сия пустыни

В свои пречудныя райския густыни!

Горе мне, увы мне

В юности, во цвете!

Сам не понимаю.

Как мне жить на свете.

Плоть моя желает

Больше согрешити,

А душа жаждает

Царство получити.

Юность, моя юность,

Младое ты время!

Быстро ты стрекаешь,

Все грехи сбираешь,

Душу погубляешь,

Злых дел прибавляешь.

Где бы мне не надо,

Ты везде поспела!

Очи много видят,

Уши много слышат,

Руки много грабят,

Ноги много ходят.

Как с тобою, юность,

Мне закон хранити?

Ты так скоротечна,

Как конь необуздан,

К злому поспешаешь,

Бога забываешь.

Как тебя я буду,

Юность, провождати?

Как ти угождати

И себя спасати?

Наше угожденье

Для душ поврежденье.

Юность, моя юность,

Младое ты время!

К Богу ты ленива,

Ко греху радлива,

По тебе мне жити —

Бога прогневити.

В том бы не постигла

Смертная кончина?

На суде на Божьем

Идут две дорожки,

По обем дорожкам

Много людей пойдет.

Первая дорожка

Имеет страх Божий,

Истины храненье,

Бога прославленье, —

Тем она приводит

В небесное царство.

Другая дорожка —

Имать свою волю, —

Тем она доводит

До кромешной муки.

Юность, моя юность,

Младое ты время!

Ты меня отводишь

Со десныя страны.[190]

Юность возбудилась,

Вне себя явилась,

В разум приходила,

Слезно говорила,

Громко восклицала,

Умильно вещала:

«Кто добра не хощет,

Кто худа желает?

Разве злу соперник,

Добрых дел противник?

Я бы весьма рада,

Сила моя мала, —

Езжу на лихом коне,

Конь мой необуздан,

И смирить мне нечем, —

Вожжи оборвались.

По горам, по ямам

Прямо конь стрекает,

Всадника сбивает,

Ум мой повреждает.

Вне ума бываю,

Что творю, не знаю.

Вижу я погибель,

Страхом вся объята,

И сама не знаю,

Чем коня смирити.

Вот когда случится,

Конь мой усмирится,

В руки возьму вожжи,

Буду направляти

Ко пути смиренну,

Для души полезну,

Бога прославляти

И себя спасати».

Кто несмыслен, как скотина,

И имеет нрав зверей,

В том нечистая вся тина,

Нет евангельских дверей.

Кои всех животов свирепых

Дерзостью нрава превзошли

И обычаи все нелепые

Явно в церковь привнесли.

Тут тот верной християнин,

Не имеет кто власов

И остригся, как поганин,

И стоят, как у бесов.

И тот тут первый християнин,

Кто обрил себе браду,

Обругался, как латынин,

И это дело всем в виду.

Эвти глаженые люди

К тайнам ходят — не рядят,

А всегда ли чист он будет,

О том ни мало не радят...

Церковь-мати их приемлет,

Тех всех верныех людей,

Яко чадов всех объемлет,

Всех богатых и судей.

А кто добрых всех лишившись,

Тот и верен есть для тех,

Табак курити научившись,

Православнее тот всех.

Табаку с собою взявши,

В храм молитвенной пойдут,

На колену там припадши,

Славу Богу воздадут.

Как придут в храм помолиться

Те злосмрадные козлы,

Табаком воня явится,

Где стоят тут те ослы.

Тут и женский пол явится

Со развитым волосам,

От коих весь вред родится,

В тех жилище есть бесам.

Нет различья жен с мужами

Ради вида волосов,

Не стыдятся пред мужами

Обнажить всех волосов.

С сатанинскими приборы

Дамы с модами придут

И различными уборы

Иноземцев превзойдут.

Кто похулит праву веру,

Тот им верный и слуга,

Кто беспечен есть без меры,

Тот и следует туда.

Кто отец святых ревнитель

Их преданию всегда,

От Никоновых любитель

Такой хулим завсегда.

Все их дело и правленье —

Стару веру нарушать,

Только в том и утешенье —

Табаком нос забивать.

В том их подвиги и меры —

Нарушать святых посты...

Те учители-лицемеры,

Одна речь, одне хвосты.

Нарушить святых преданье,

Не имеет в том беды,

Ради Спаса тех страданья

Потерять их и следы...

Все учения там новы,

Нет там древности следа.

Всем чинам там перемена,

Как не быть у них вреда?

Мы подумаем, друзья,

Про белого царя.

Милостивый государь,

Александр Второй царь,

Вон с любовию радел,

Всем свободы дать хотел,

Под крылом, усех держал

И отказных усех збавлял,

Все законы исправлял,

Слышал бедных людей стоны,

Сам на помощь поспешал,

Всех злодеев съукрощал.

Стали злодеи суд судить,

Как бы царя истребить.

Много казны спотребили,

Отчайных подкупили,

Дали им в руки горнаты.

Оны от Бога прокляты,

Везде мины подводили,

Государя истребили.

Каравул везде стоял,

Государя сохранял.

До марту первого числа

Господь сохранял царя.

Марту первого числа

Жизнь скончалась государя.

Проявился первый вдар,

Государя миновал;

Проявился второй взрыв —

Государя сповразил.

Спровраженный царь упал,

Жалобно слово сказал:

«Подымите меня, дети,

Знать, отжился я на свети,

Знать, скончалась жисть моя!»

За народною толпой

Не видать было, отколь

Там его горька страсть была, —

С государя кровь лила.

Слуги его к государю доступали

Под белы руки подняли,

На руках царя вздержали,

Слезно плакали-рыдали:

«Что ты наш батюшка, земной Бог!

Ты лишился своих ног!

Добро нам усем творил,

За то свою кровь пролил!

Ты наш батюшка, государь-отец,

Несем тебя во дворец».

При дворцы уси стояли,

Слезно плакали-рыдали,

Черный травур надевали,

О покой души сказали,

Черны хвлаки опустили,

Царску смерть возвестили.

Как возвестили на владык указ,

Полилися слезы с глаз;

Как отбили телеграм,

Затмение солнца нам;

Там было свету и светилы,

Земли было потрясенье,

По всем по городу по Питеру тревога,

Государю стражды много.

Как нам вздумать и взгадать,

Как на царя руки взнять?

По всем святым церквам,

По соборам подзвонили,

Погребение служили,

Прослужили шесть недель,

А нам здалось — один день.

Солнечныя лучи повскрылись,

Государя мы лишились.

Давайте мы, братие, Бога молить:

Как сына примудрить,

Как сын пойдет по делам отцу,

Произведет дело к концу.

Слава Богу и царям держава,

И во веки веков, аминь.

О коль наше на сем свете

Житие плачевно,

Коль скоро и коль кратко,

Аки однодневно.

Родимся мы на свет наги,

Облиты слезами,

Растем в болезнях и скорбях,

Случаях печальных.

А что ж потом последует?

Ах, страшно сказати!

Смерть люта острым серпом

Имеет пожати,

А когда и в кое время,

Никак неизвестно.

Придет нощию, аки тать,

Возьмет нас нечестно,

Поведет во гроб и землю,

Во темныя жилища,

Отдаст червям и глаголет:

«Ешьте, вот вам пища».

Ужель не страшно о сем слышать,

Бедные человеки?

Простите вы, простите,

Временные веки.

Сколько было на сем свете

Мудрых патриархов,

Великого жития

Святых иерархов!

Македонский Александр

Ужасен был в мире,

Многих царей одолел

В крепкой своей силе;

Многия царства покорил

Славный Кир, царь перский;

Целым светом завладел

Август кесарь римский;

Проникнула во всем мире

Петра Великого слава,

Но и тех сильных царей

Смутить не убоялась.

Яко к простым и нехрабрым

Под жизнь их подкралась.

Не надейтесь, богачи,

На то, что вы богаты, —

Не запрут вас от смерти

Каменные палаты.

Не надейтесь вы, сильные,

На тщетную силу, —

Потеснит вас лютая смерть

В темную могилу.

Чу! уныло завывает

Томный звон колоколов,

Знать, родного провожают

Спать надолго средь гробов.

Скоро ль, долго ли с землею

Мы сроднимся, не минем,

Может, завтра же с зарею

Я усну таким же сном,

Может, завтра погребальный

Звон раздастся надо мной,

Повторится стих прощальный:

Со святыми упокой.

Ни отец, ни мать родные

Не поплачут надо мной,

И на гроб чужие руки

Кинут горсть земли сырой.

И никто на той могиле

Никогда не посидит,

Разве чижичек унылый

Над ней с трелью покружит.

Разве близ моей могилы

Кто из странников пройдет

И, уставши, на зеленом

Дерне сядет отдохнет.

Хоть и есть друзья былые,

Но вспомянут ли о мне?

Погрустят ли, нет родные

Там в далекой стороне?

Гора Афон, гора святая,

Не знаю я твоих красот

И твоего земного рая,

И под тобой шумящих вод.

Я не видал твоей вершины,

Как шпиль твой впился в облака,

Какие на тебе картины,

Каков твой вид издалека.

Я не видал, гора святая,

Твоих стремнин, отвесных скал

И как прекрасна даль морская,

Когда луч солнца догорал.

Я рисовать тебя не смею,

Об этих чудных красотах

Сложить я песню не умею —

Она замрет в моих устах.

Одно, одно лишь знаю верно

Я о тебе, гора чудес,

Что ты таинственна безмерно

И недалека от небес.

Я знаю, кто тобой владеет,

Кому в удел досталась ты, —

Тебя хранит, тебя лелеет

Царица горной высоты.

Царица, дивная царица

Народов всех и всех племен;

Она Христа Царя денница,

Разрушила твой темный плен.

Сквозь сумрак древности глубокой

Я вижу, грешный, как теперь:

Корабль несется одинокий,

На нем царя-пророка дщерь;

Несется он из Палестины,

На остров Кипр его полет.

Вдруг — ветр, волнуется пучина,

Корабль к Афону пристает.

На вопль кумиров Аполлона

Спешат Марию все встречать,

И узнают толпы Афона

В ней Бога истинного мать.

«Сия гора, — рекла Царица, —

Да будет жребием моим,

Отсель прострет моя десница

Всегдашний кров над местом сим.

Здесь благодать польется чудно

И милость сына моего.

Для жизни сей достать не трудно

Достаток нужного всегда.

А там тебе, афонский житель,

Слуга мой, верный раб Христа,

Готова райская обитель,

Награда веры и труда.

Сего я места не забуду,

Всегда заступница ему,

О нем ходатайствовать буду

Во веки к сыну моему.

Обет царицы сладкозвучный

Сбылся и зрится в чудесах.

Она с Афоном неразлучна,

Афон всегда в ее очах.

И лик свой там она являет,

Беседует к рабам своим,

Сама судьбой их управляет

И бдит над бытом их земным.

Умоляла мать родная

Свою милую дитя,

Пред кончиною рыдала

О судьбе ее грустя:

«Распростись со мной навеки,

Ненаглядный мой цветок!

Скоро будешь сиротою

Цвести в поле ты одна.

Мне минута наступила

Тебя навек спокидать,

Скоро хладная могила

У тебя отымет мать.

Ты, звезда моя, денница,

Пожалей своей красы,

Не сгуби себя, девица,

Не плети ты две косы!

Не меняй волю златую

На прелестные цветы,

На богатство, честь земную,

На заботы, суеты.

Ты теперь хошь не богата

И в народе не славна,

Навек птичка ты крылата,

Беспечальна и вольна.

Не забудь сего, девица,

Твой жених — небес творец, —

Вовек будешь как девица,

С ним ты пойдешь под венец —

В рай пресветлый на востоке,

Вечной радости страна,

Не замеченным в пороке

Будешь девам отдана.

Лучше царских там палаты,

Вертограды и сады,

Терема, чертоги златы,

В садах дивные плоды;

В рощах с чудными древами

Всегда ангелы поют,

Плавно катятся там речки,

Чище слез водны струи.

Ты вселишься там навеки,

Дочь любимая моя.

Там не жди беды, напасти

И печали никакой,

Все погибнут наши страсти,

Но лишь радость и покой.

Ты, звезда моя, денница,

Пожалей своей красы,

Не губи себя, девица,

Не плети ты две косы!

Ты люби, люби себя же,

Дочь любимая моя, —

Не забудь сего, девица,

Ты послушай свою мать!

Рай пресветлый сего света, —

Я тебя там буду ждать».

Мать последний раз вздохнула,

Оградившися крестом,

На девицу раз взглянула

И уснула вечным сном.

Не забыла дева слова,

Помнит материн совет,

Без препятствия земного

Она жизнь свою ведет.

Если в жизни измучен бываешь

И труды не по силе тебе,

Если тяжко душой ты страдаешь,

Изнывая в неравной борьбе,

Если вера тебя покидает

И надежда начнет оставлять,

Если сердце от боли рыдает,

На судьбу тогда станешь роптать.

Если сил не хватает порою,

В Божий храм поскорей поспеши,

Приходи, пред иконой святою

Помолись, помолись от души.

В Божьем храме найдешь облегченье

От тяжелых трудов отдохнешь,

Все твои разрешатся сомненья,

Как ты душу в слезах изольешь.

Ты с надеждой и верой святою

Будешь жизненный путь проходить,

Если встанешь во храме с мольбою

Утешенье себе находить.

От унынья молитва спасает,

Сил для жизни она подает,

Веру людям она подкрепляет,

Всяк в молитве отраду найдет.

Пора тебе уж пробудиться,

О бедная душа моя,

Должна ты снова возродиться,

Конец приходит бытия.

Восстань! — глас внутренний взывает,

Да пощадит тебя Христос,

Кто все собою наполняет

И все за грешных перенес.

Ты спишь, душа, и ангел света

Стоит и тихо слезы льет,

Ты спишь, греховной мглой одета,

А смерть тебя, как жертву, ждет.

Она придет, как гость незваный,

В себе весь ужас затая,

И в час неведанный, незваный...

Проснись, проснись, душа моя!

Ты спишь забвенно и беспечно,

Ты спишь в несчастной суете,

А время льется скоротечно,

И мы идем к своей чреде.

Страшись греха, он постепенно

Тебя ужалит, как змея,

Взгляни — зияет уж геенна...

Проснись, проснись, душа моя!

Восстань и вспомни хоть мгновенья,

На ложе мрачное взгляни,

Почувствуй стыд и униженье

И сон греховный отгони.

Господь давно к тебе взывает,

Его ты светом озарись;

Смотри, он длани простирает...

Душа, душа моя, проснись!

Ты спишь, а враг твой бдит всечасно,

Ты спишь, а бездна под тобой.

И Божий гнев, как гром ужасный,

Гремит над грешной головой.

Он скоро, скоро разразится,

Иссякнет благости струя,

А дверь спасенья затворится...

Проснись, проснись, душа моя!