Стихи духовные

Как-то в славном граде в Ерусалимове,

Как у Федора да видь было благоверного

Да видь што жена была Софья Премудрая,

Да видь породила Федору трех дочерей,

Да што четвертого сына Егория,

Да што святого света Храброго.

Да што из того видь царства Вавилонского

Да поднимался царь-царище Демьянище,

Да видь он на тот на Ерусалимов град,

Да видь он много народу прибил, прирубил,

Да видь он много народу на меч склонил,

Да видь святыя церкви он на дым спущал,

Да видь он много народу в полон набрал,

Да видь заполонил у Федора трех дочерей,

Да видь што четвертого — сына Егория,

Да видь што святого света Храброго,

Да видь што увел то его во царство Вавилонское,

Да видь стал-то Егория крепко спрашивать:

«Да ты скажи, Егорий, не лукавься, мне,

Да видь ты которой вере веруешь,

Да видь ты которому Богу молишься?»

Да видь што святой-то Егорий проговаривал,

Свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Да видь, злодей царь-царище Демьянище,

Да видь я в веру верую крещеную,

Да видь я во Мать Божью да Богородицу,

Да видь я во Троицу велику неразделимую».

Да видь што злодей царь-царище Демьянище

Да видь улещает Егория словом ласковым,

Да видь прививает Егория ко своей вере,

Да видь ко своей ко вере ко идольской.

Да видь он сулил-то Егорию много злата-серебра,

Да видь он сулил-то Егорию много скатного жемчугу:

«Да ты верь-ко, Егорий, во мою веру,

Да ты поклоняйся, Егорий, моим идолам,

Да видь дам тебе я много злата-серебра,

Да видь дам тебе скатного жемчугу».

Да и святой-то Егорий проговаривал,

А свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Да видь, злодей царь-царище Демьянище,

Да видь я в веру верую во крещеную,

Да видь во Мать Божью да Богородицу,

Да видь во Троицу велику неразделимую».

Да видь злодей царь да царище Демьянище,

На святого-то Егорья зло пыляючи,

Он велел-то Егорья на мученье предать,

На мученье предать Егорья на великое:

Дак видь он велел-то Егорья во пилы пилить,

Дак видь во пилы пилить да во булатныя.

Дак видь у пил зубьё да приломалося,

Да што Егорью ничего не вредило;

Дак видь што прогласил, проглаголивал:

«Да видь што великая наша вера крещеная,

Да велика Мать Божья Богородица,

Да видь Троица велика неразделимая!»

Да видь што злодей царь-царище Демьянище,

На святого-то Егорья зло пыляючи,

Он велел-то Егорья на мученье предать,

На мученье предать Егорья на великое:

Да видь велел-то Егорья в топоры рубить,

В топоры рубить Егорья в железные.

Дак у топорья лызье приломалосе,

Да што Егорью ничего не вредило.

Да прогласил Егорий до небес святых:

«Да што великая наша вера крещеная,

Да што есть Мать Божья да Богородица,

Да што есть Троица велика неразделимая».

Да и што злодей царь-царище Демьянище,

Да видь на святого Егорья зло пыляючи,

Да видь он велел-то святого Егорья на мученье предать

На мученье предать Егорья на великое:

Велел-то Егорья во печи его жегчи,

Во печи жегчи Егорья в огне-полыме.

Выростала в печи да трава-мурава,

Росцветали цветы да все лазоревы,

Да видь што святому Егорью ништо не вредит.

Да видь прогласил Егорий до небес святых:

«Да што велика наша вера крещеная,

Да што есть Мать Божья да Богородица,

Да што есть Троица велика неразделимая!»

Да што злодей царь-царище Демьянище

Да видь на святого Егорья зло пыляючи,

Да видь он велел-то Егорья на мученье предать,

На мученье предать Егорья на великое:

Да видь он велел-то Егорью сапоги ему ковать,

Сапоги ковать Егорью железные.

Разжигали же жаром огнем-полымем,

Да велели Егорью в сапоги ему ставать,

В сапоги ему ставать да видь в железные,

В железные да видь все в каленые.

Да видь што Егорий в сапоги ставал,

В сапоги ставал да видь в железные,

В железные да видь всё в каленые.

Да видь у мастера было у сапожного

Да видь резвы ноженьки его да повихнулися,

Да видь белы рученьки его да опустилися,

Да видь ясны оченьки его да помутилися,

Да видь буйная голова да покатилася.

Да видь што Егорью ништо не вредит.

Да видь прогласил Егорий до небес святых:

«Да што велика наша вера крещеная,

Да што есть Мать Божья да Богородица,

Да што есть Троица велика неразделимая!»

Да видь што злодей царь-царище да Демьянище,

Да видь на святого Егорья зло пыляючи,

Дак он велел-то Егорья на мученье предать,

Да видь на мученье предать Егорья на великое:

Да видь он велел-то Егорья на воде его топить,

На воде топить Егорья на синём на море.

Што поверх воды святой Егорий плавает,

Да видь он поверх воды на святом на воздухе.

Да видь што святому Егорию ничем не вредит.

Да видь возгласил, прогласил Егорий до небес святых.

«Да видь што велика наша вера крещеная,

Да видь што есть Мать Божья да Богородица,

Да видь што есть Троица велика неразделимая!»

Да видь што злодей царь-царище Демьянище,

Да видь на святого на Егорья зло пыляючи,

Да видь он велел-то Егорья на мученье предать,

Да видь на мученье предать Егорья на великое:

Да видь он велел-то Егорья пригвоздити ко древу,

Пригвоздити ко древу Егорья ко высокому.

Пригвоздили Егорья да гвоздями железными.

Да видь што железными гвоздями раскаленными.

Да видь што святой-то Егорий проговаривал,

Да свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Дак ты сошли-ко, Господи Боже, с небес ангилей,

Да видь с небес ангилей да двух архангилей,

Дак отгвоздить меня от древа от высокого

Да видь ради веры своея крещеныя,

Да видь ради Матери своей да Богородицы,

Да видь ради Троицы своей неразделимыя».

Да видь ангилы на землю соходили,

Да видь отгвоздили от древа Егория от высокого,

Да пригвоздили ко древу тогда ко высокому,

Да видь самого-то царя-царища Демьянища,

Да видь пригвоздили гвоздями его железными,

Да што железными гвоздями раскаленными.

Да што злодей царь-царище Демьянище

Дак он святому Егорию тогда возмолился,

Да свету Храброму Егорью воспокаялся:

«Да видь ты, святой Егорий-свет и Храбрый,

Дак отгвозди меня от древа от высокого

Да ради своея веры крещеныя,

Да ради своея Матери Святой Богородицы,

Да ради Троицы своёй неразделимыя.

Да видь я не стану тебя в муках мучити,

Да стану в вашу веру я веровать,

Да в Матерь Божию да Богородицу,

Да видь во Троицу велику неразделимую».

Да што святой-то Егорий-свет проговаривал,

Да свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Да ты, злодей цари да царище Демьянище,

Да видь это ты меня, святого Егорья-света омманываешь, —

Да ты не станешь в нашу веру веровать,

Да ты не станешь нашему Богу молитися.

Да што велика наша вера крещеная,

Да его Матерь Божия да Богородица,

Да его Троица великая неразделимая!»

Да видь што святой-то Егорий-свет и Храбрый

Дак отгвоздил он от древа от высокого

Да самого царя-царища Демьянища

Да ради, своеё веры крещеныя,

Да ради Матери да Святой Богородицы,

Да ради Троицы святой неразделимыя.

Да што злодей царь-царище Демьянище

Да на святого на Егорья пуще возлобился:

Он велел-то Егорья во котле его варить,

Во котле варить, во смоле, свинце, в олове.

Дак налили в котел смолы, свинца, волова,

Дак он и сам-то злодей в котел смолы подкладывал,

Дак он и сам-то злодей приговаривал:

«Да роскипись-ко в котле смола, свинец, волово,

Да пожри-ко Егорья-света Храброго,

Да не бывать бы Егорью на сей на земли,

Да не видать бы Егорью свету белого,

Да не узрить бы Егорью солнца красного».

Да велел Егорью-свету Храброму

Во котел ставать в смолу, свинец, волово.

Да становился Егорий поверх котла,

Што поверх котла на святом на воздухе,

Да што святому Егорью ништо не вредит.

Да возгласил-прогласил до небес святых:

«Да што велика наша вера крещеная,

Да его Мать Божья да Богородица,

Да его Троица великая неразделимая!»

Да што злодей царь-царище Демьянище,

Да на святого на Егорья зло пыляючи,

Дак он велел-то Егорью наледник ему копать,

Наледник копать ему глубокой.

Глубиной наледник шестьдесят ему сажон,

Длиной наледник сорока ему сажон,

Зашивать его щитою дубовые,

Закрывать его крышкам железными,

Засыпать его пескам круто-желтыми.

Да святому Егорью-свету Храброму

Да копали наледник глубокой,

Да видь глубиной наледник шестьдесят сажон,

Да видь длиной наледник сорока сажон.

Да видь што святого Егорья посажаючи,

Да все на тридцать лет да все на три года,

Зашивали его щитою дубовые,

Закрывали его крышкам железными,

Засыпали пескам круто-желтыми.

Да видь сам-то злодей песок притоптывал,

Да видь сам-то злодей тогда приговаривал:

«Да видь не бывать бы Егорью на сей на земли,

Да не видать бы Егорью света белого,

Да не узрить бы Егорью солнца красного».

Да проходило время это великое,

Да ровно тридцать лет да ровно три года.

Во сырой-то земли Егорий проговаривал,

Свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Да вы подуйте-ко витры со вихорем

Со восточные да со сторонушки,

Рознесите пески да круто-желтые,

Дак росшепите вы щиту дубовую,

Дак раскройте вы крышки железные

Да видь всё за Егорьево за моление,

Да видь всё за Егорьево за терпение!»

Да видь потянули витры со вихорем

Да со восточные да со сторонушки,

Да рознесли пески да круто-желтые,

Да росщепили щиту да дубовую,

Да раскрыли крышки железный.

Дак што увидел Егорий свету белого,

Дак што узрил Егорий солнце красное.

Дак из сырой земли Егорий выхождаючи,

Да видь святую веру утверждаючи,

Да пошел Егорий в Ерусалимов град.

Дак што во дальном во чистом поле

Дак стояла одна церква соборная,

Да соборная церква богомольная.

Дак во церкву Егорий вохождаючи,

Дак матери Софии в ноги припадаючи:

«Мать моя, София Премудрая,

Скажи, батюшка где доброй конь?» —

«Да твоего батюшка доброй конь да во чистом поле,

Да на добре коне сбруя ратная,

Да видь со добра коня сбруя не снятая».

Да пошел Егорий во чисто поле,

Да што добра коня себе искаючи.

Да по святой-то России проезжаючи,

Да што святую веру утверждаючи.

Дак што святой-то Егорий тогда наедучи

Дак он на те на горы на толкучия.

Дак што те горы толкаются,

Дак они сойдутся-разойдутся, —

Да што нельзя Егорью проехати,

Да што нельзя Егорью и подумати.

Да што святой-то Егорий проговаривал,

Да свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Дак уж, гой еси, горы толкучия,

Дак видь расходитеся, горы, по всёй земли,

Да што по всёй земли, горы, по святой Руси.

Да што на вас, горы, да будут строити,

Да будут строить церкви соборныя,

Да што соборныя церкви богомольныя».

Да што расходилися горы по всёй земли,

Да што по всёй земли да по святой Руси,

Да всё за Егорьево всё видь умоление,

Да всё за Егорьево велико претерпение.

Да што святой-то Егорий тогда поезжаючи,

Да што святую веру Егорий утверждаючи,

Да што святой Егорий тогда наедучи,

Да што на те леса дремучие.

Да што ко сырой-то земли леса клонятся,

Дак от сырой-то земли леса не отклонятся, —

Да што святому Егорию нельзя проехати,

Да што свет и Храброму нельзя и подумати.

Да што святой-то Егорий проговаривал,

Да што свет и Храбрый проглаголивал:

«Дак вы, гой еси, вы леса дремучие,

Дак отделяйтесь, леса, дак от сырой земли.

Да я из вас, леса, да буду строити,

Да буду строити церквы соборныя,

Да церквы соборныя богомольныя».

Да за Егорьево всё видь умоление,

Да за Егорьево всё видь претерпение,

Дак отделялись леса от сырой земли.

Дак вот святой-то Егорий проезжаючи,

Дак святую веру утверждаючи,

Д$к што святой-то Егорий тогда наехавши

Дак он на стадо на серых волков,

На серых волков на прыскучиих.

Да што нельзя Егорию проехати,

Да што нельзя никак и подумати.

Да што святой-то Егорий проговаривал,

Да што свет и Храбрый проглаголивал:

«Да уж вы, гой еси, волыки прыскучие,

Расходитесь, волыки, по всёй земли,

Да вы по всёй земли, по святой Руси,

Да где вы по три, по два, по единому,

Да покушайте, волки, всё по-веленному,

Да всё за Егорьево умоление,

Да за его, за святого, претерпение».

Расходилися волки по всёй земли,

Да што по всёй земли, да по святой Руси,

Да где оны по три, по два, по единому,

Дак оны кушали волки по-веленному.

Да видь што святой-то Егорий проезжаючи,

Дак он святую веру утверждаючи,

Да видь святой-то Егорий тогда наехавши,

Да видь он на то на стадо на змеиное,

На змеиное стадо, на лукавое.

Да што пасли это стадо три пастыря,

Да три пастыря, да красныя девицы.

Да што святой-то Егорий проговаривал,

Да свет и Храбрый Егорий проглаголивал:

«Дак ой уж вы, гой еси, да три пастыря,

Да три пастыря, да красныя девицы,

Дак вы откудова, да три пастыря,

Дак вы которого дак вы и города,

Дак вы которого да отца-матери?» —

«Да уж мы города Ерусалимова,

Дак отца Фёдора до Благоверного,

Дак наша мати София да Премудрая». —

«Дак уж и гой еси, да трии пастыря,

Да трии пастыря, да красны девицы,

Да видь вы родимыя да мои сестрицы,

Да видь вы пасли стадо змеиное,

Да видь вы окаянного духу нахваталися,

Да вы сходите в Ердань-реку искупайтеся».

Да видь святой Егорий свет и Храбрый,

Да видь стругал Егорий стружки дубовыя,

Да видь ко стружкам приговаривал:

«Да видь обращайтеся, стружки, в калены стрелы,

Да видь што побейте змеёнышей,

Да видь змеиное стадо лукавое!»

Обращались стружки в калёны стрелы,

Побили стадо змеиное,

Змеиное стадо лукавое,

Да всё за Угорьево умоление

Да всё за его, святого, претерпение.

Да што святой-то Егорий тогда поехавши,

Дак он по той-то земли проезжаючи,

Дак он святую веру утверждаючи,

Дак видь святой-то Егорий тогда наехавши

На самого-то царя-царища Демьянища.

Да заревел злодей-царь по-звериному,

Зашипел злодей-царь по-змеиному.

Да видь под ним [под Егорием] конь да озирается,

Да видь от сырыя земли на отделяется,

Да видь вынимает палицу дубовую,

Да видь он и бьет коня по крутым бедрам.

Дак и доброй конь да испровещился

Да человеческим ли языком

Да молодеческим ли голосом:

«Да ты святой Егорий свет и Храбрый,

Да натягивай свой тугой лук,

Да накладывай стрелочку калёную,

Да опущай окаянному царю во челюсти,

Да отщепи ему лёгко с печенью,

Да от него кровь пропусти,

Да ты пролей кровь за батюшку,

Да за батюшку пролей кровь, за матушку,

Да ты пролей еще кровь за родных за сестер».

Дак вот святой Егорий-то свет и Храбрый

Да видь натягивал свой тугой лук,

Да видь накладывал стрелочку калёную,

Опущал окаянному царю во челюсти,

Отщепил ему лёгко с печенью,

Да от него кровь пропустил

Да не по колен, да все не по пояс,

Дак пожирала Егорья по белым грудям.

Дак вынимал да копьё бусурманское,

Дак ударил копьём во сыру землю:

«Уж ты, матушка сыра земля,

Расщепись-ко ты на две половины, на четыре четверти,

Пожри-ко ты в себя кровь неверную,

Да што неверную кровь бусурманскую

Да всё за Егорья за умоление,

Да за его, святого, претерпение».

Расступилась матушка сыра земля,

Пожрала в себя кровь неверную,

Што неверную кровь бусурманскую.

Да што святой-то Егорий проговаривал,

Да свет и Храбрый проглаголивал:

«Уж я пролил кровь я за батюшку

Да за батюшку пролил кровь, за матушку,

Дак я еще пролил кровь да за родных-то сестер».

Да што святой-то Егорий проезжаючи

Да што во то во царство Вавилонское,

Даа што он и строил и церкву соборную,

Соборную церкву, богомольную.

Дак он списал свой лик на образи,[68]

Дак он поставил образ за престол Божий,

Завещал попам, отцам духовныим,

Дак всему миру православному:

«Дак вы, гой еси, попы, отцы духовные,

Дак вы християне православные,

Дак вы ходите во церкву во соборную,

Дак вы молитеся Богу Господу,

Да поклоняйтесь чудному образу

Да святому Егорию Храброму».

Да видь што пошла слава по всей земли,

Да што по всей земли слава по святой Руси,

Што от ныне во веки веков. Аминь.

Во седьмом году восьмой тысячи

Наезжал царище Кудреянище

Ко тому ли городу Чернигову.

Он князей, бояр всех повырубил,

Благоверного князя Федора

Он под меч склонил,

Голову срубил.

Оставалося чадо малое

Молодой Егорей Светло-Храбрый:

По локоть руки в красном золоте,

По колена ноги в чистом серебре,

И во лбу солнце, во тылу месяц,

По косицам звезды перехожия.

Он того, собака, не пытаючи,

Начал Егорья-света мучити

Всякими муками да разноличными.

Начал он Егорья топорами сечь:

Топоры — всё зубьё прикрошилося,

А Егорья-света не уязвило,

Не уязвило, не укровавило.

Он того, собака, не пытаючи,

Начал он Егорья пилой пилить:

У пилы всё зубьё прикрошилося,

Прикрошилося, всё приломалося,

А Егорья-света не уязвило,

Не уязвило, не укровавило.

Он того, собака, не пытаючи,

Начал Егорья водой топить,

Колесом вертеть:

Колесо в щепу все приломалося,

А Егорья-света не уязвило,

Не уязвило, не укровавило.

От того, собака, не пытаючи,

Начал он Егорья в котле варить:

Егорей-свет в котле стойком стоит,

Стойком стоит, сам стихи поет,

Стихи поет все херувимские;

Под котлом растет трава муравлена,

Растут цветочки лозоревы,

Он того, собака, не пытаючи,

Копал погреба глубокие,

Долины погреб двадцати сажен,

Ширины погреб тридцати сажен,

[В] глубину погреб сорока сажен.

Посадил Егорья-света с матерью

Во тот погреб во широкой.

Задергивал решетки железныя,

Желтым песком призасыпывал,

Серым каменьем призаваливал,

Муравой-травой замуравливал.

Он пошел, собака, похваляется:

«Не бывать-ска Егорью на святой Руси,

Не видать Егорью света белого,

Света белого, солнца красного».

По Егорьевой было по участи,

И по Божьей было по милости,

Стонка завевали ветры буйные

Из того из далеча чиста поля, —

Мураву-траву всю размуравило,

Серо каменье все приразвалело,

Желты пески все приразвеяло,

Решеточки все прираздергало.

Выходил Егорей на святую Русь,

Увидал Егорей света белого,

Света белого, солнца красного.

Стал просить благословения,

Благословения матушки родимыя

Поехать к Кудреяну-Кудреянищу

Изместить обиды все родительския.

Унимает его матушка родимая:

«Не поезжай — у Кудреяна-Кудреянища

Есть три заставы, три великия.

Первая застава великая —

Стоят леса темные,

Они засели до неба,

И стиглому и сбеглому проходу нет,

И удалому добру молодцу проезду нет.

А другая застава великая —

Стоят две горы высокия,

Разойдутся да вместе столкнутся,

Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет,

Ни удалому молодцу проезду нет» —

«Ой же ты, матушка родимая!

Не Божьим все есть изволением, —

Все вражиим навождением!»

Поехал удалой доброй молодец,

Приехал к лесам темныем:

«Ой все вы, лесы, лесы темные!

Полноте-ко врагу веровать,

Веруйте-ко в Господа распятого,

Самого Егорья-света Храброго!»

Стали лесы по-старому,

Стали лесы по-прежнему.

Поехал Егорий-светы Храбрый,

Приехал к горам высоким:

«Полноте-ко, горы, врагу веровать,

Веруйте-ко в Господа распятого,

Самого Егорья-света Храброго!»

Стали горы по-старому,

Стали горы по-прежнему.

Проехал Егорей-светы Храбрый,

Приехал к реке огненной:

«Полно-ко, река, врагу веровать,

Веруй-ко в Господа распятого,

Самого Егорья-света Храброго!»

Стала река по-старому,

Стала река по-прежнему.

Колотят платье две девицы,

Две русския полоняночки:

«Ой же ты, удалой доброй молодец!

Есть еще у Кудреяна Кудреяныча,

Есть три заставы, три великия, —

Первая заставь — сидит над крыльцом птица, —

Унесет тебя в чисто поле,

Малым детям на съяденье.

Над крыльцом сидит змея лютая —

Ухватит тебя на хобот свой,

Унесет тебя в чисто поле,

Малым детям на съяденье.

В палатах у него есть меч-самосек,

Отсекет у тебя буйну голову!» —

«Все это не Божиим изволением,

Все вражиим навождением!»

Ох ты, птица, птица, лети в чисто поле,

Хватай поганых татаровей!

Ох ты, змея, змея лютая,

Лети, змея, в чисто поле,

Хватай поганых татаровей!

Ох ты, меч, меч-самосек,

Ссеки у Кудреяна-Кудреянища,

Ссеки буйну голову!»

Во славном было в городе в Домостееве.

Жил-был неверный царь Максимиан,

У него была честная жена Улита,

Она веру веровала ко Господу.

Избежала из-под городу из Домостеева

Во тот во Евсеев город.

Неверный царь Максимиан,

Он посланников за нею посылывает,

За честною женою Улитою,

В тот во Евсеев город.

Еще взяли возвратили в Домостеев город

Ко неверному царю Максимиану.

Неверный царь Максимиан

Он честной жене обрадовался.

Вставал он на ноги на резвыя,

Еще стал ее допрашивати:

«Честная жена Улита,

Будешь ли ты в мою веру веровать?

Будешь ли моим идолом молитися?»

Честная жена Улита

Жалко вопиюще гласит:

«Неверный царь Максимиан!

Стала бы твою веру веровать

Стала бы твоим идолам молитися, —

Есть у меня святой младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев,

Токо он станет твою веру веровать,

Твоим идолам молитися!»

Неверный царь Максимиан

Посланников своих посылывает

За святым младенцем за Кириком.

Посланняки за ним походили,

Нашли его во городе Иерусалиме

У церквы у соборныя

У Петра у Павла —

Чтет он книгу апостольскую.

Еще взяли возвратили святого младенца Кирика

Во тот в Домостеев город

Ко царю ко неверному.

Неверный царь Максимиан

Святому младенцу Кирику обрадовался.

Вставал он на ноги на резвыя,

Стал он его допрашивати:

«Святый младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев!

Станешь ли мою веру веровать?

Будешь ли моим идолам молитися?

Твоя родимая мати

Хочет мою веру веровать,

Хочет моим идолам молитися».

Святый младенец Кирик

Жалко вопиюще гласит:

«Неверный царь Максимиан!

Все это ты меня омманываешь.

Когда станет моя родимая мати

Твою веру веровать,

Твоим идолам молитися?

Велика наша вера крещеная,

Велик наш христианский Бог!

Неверный царь Максимиан

Приходит к нему с уложением[71],

Стал его допрашивать:

«Святой младенец Кирик,

Станешь ли мою веру веровать?

Будешь ли моим идолам молитися?

Я сострою тебе светлую светлицу,

Дам тебе слугу верную,

Еще дам тебе злата-серебра

Еще дам тебе драгоценного самоцветного камени».

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще гласит:

«Неверный царь Максимиан!

Мне не надо с тебя светла светлица,

Мне не надо с тебя слуга верныя,

Мне не надо с тебя злата-серебра

Мне не надо с тебя самоцветного драгоценного камени.

Пропадешь ты на сем свету

Со златом, с серебром,

Пропадешь ты с драгоценным, с самоцветным каменем.

Велика наша вера крещеная,

Велик наш христианский Бог!»

Неверный царь Максимиан

На святого младенца на Кирика,

Он на него озлобился,

Приказал он его на мученье взять,

На мученье на великое:

Приказал он буйную голову пилить по каменю.

Увидела честная жена Улита

Святого младенца Кирика:

«Святой младенец Кирик!

Ведут тебя на великое мучение,

Пилить буйную голову ко каменю.

Для чего ради твое лицо не помрачилося?

От твоего бела лица лучи стоят,

Как от солнца от праведного?»

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще гласит:

«Родимая моя мати,

Честная жена Улита!

Для того ради мое лицо не помрачилося,

От моего бела лица лучи стоят,

Как от солнца от праведного:

Велика наша вера крещеная,

Велик наш христианский Бог!»

Неверный царь Максимиан

На святого младенца на Кирика,

Он пуще на него озлобился.

Приказал он его на мученье взять,

На мученье взять на великое.

Приказал он ковать обручи железные,

Разжигать жаром-огнем-пламенем.

Ковали обручи железные,

Разжигали жаром-огнем-пламенем,

Наложили на них, на буйныя главы,

Со родимою со матерью,

С честной женой Улитою.

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще гласит

Ко царю ко небесному:

«Господи, Отец, Сын, Святый Дух!

Услышьте молитву святого младенца Кирика —

Не отдайте на великое мучение

Ко царю ко неверному.

Соймите с нас обручи железные

Со родимою со матерью».

Услышал Господи молитву

Святого младенца Кирика —

Двух ангелов на землю посылывает.

Два ангела на землю соходили,

Снимали с них обручи железные;

Еще взяли на их главы

Возложили золотые венцы.

Святой младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев,

Жалко вопиюще гласит:

«Неверный царь Максимиан!

Погляди-ко: на нас золотые венцы.

Велика наша вера крещеная,

Велик наш христианский Бог!»

Неверный царь Максимиан

На святого младенца на Кирика,

Он пуще на него озлобился —

Приказал он пригвоздить к древу превысокому.

Ковали гвозди железные,

Разжигали жаром-огнем-пламенем.

Еще взяли приводили святого младенца Кирика

Со родимой со матерью,

С честной женой Улитою,

Ко тому ко древу превысокому.

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще глаголет

Ко Царю ко небесному:

«Господи, Отец, Сын, Святой Дух!

Услышьте молитву святого младенца Кирика —

Не отдайте на великое мучение

Ко царю ко неверному.

Отгвоздите меня от древа превысокого

Со родимою со матерью

Ради своея веры крещеныя,

Ради своего Бога христианского!»

Услышал Господи молитву святого младенца Кирика,

Двух ангелов на землю посылывает.

Два ангела на землю соходили,

Еще взяли отгвоздили святого младенца Кирика

Со родимою со матерью,

С честной женой Улитою.

На то место взяли пригвоздили

Неверного царя Максимиана.

Неверный царь Максимиан

Святому младенцу Кирику возмолился:

«Святой младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев!

Отгвозди меня от древа превысокого

Ради своея веры крещеныя,

Ради своего Бога христианского.

Буду я вашу веру веровати,

Буду я вашему Богу молитися.

Велика ваша вера крещеная,

Велик ваш христианский Бог!»

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще гласит:

«Неверный царь Максимиан!

Когда ты станешь нашу веру веровать

И нашему Богу молитися?

Все ты нашего Бога омманываешь!»

Святой младенец Кирик

Отгвоздил его от древа превысокого,

Разгвоздил гвозди железные

Ради своея веры крещеныя,

Ради Бога христианского.

Неверный царь Максимиан

На святого младенца на Кирика,

Он пуще на него озлобился.

Приказал он его на мученье взять,

На мученье на великое.

Приказал он наносить в котел

Свинцу, смолы и олова,

Разжигать жаром-огнем-пламенем.

Наносили в котел свинцу, смолы, олова,

Разжигали жаром-огнем-пламенем.

Заревел-закипел котел,

Ровно гром загремел,

Слышно было на тридцать верст.

Устрашилась его родимая мати,

Честная жена Улита,

Она злую думу задумала —

Отстает она от Спаса от Пречистого,

От Матери Пресвятыя Богородицы.

Она хочет неверному царю Максимиану прилеститися,

Она хочет его веру веровать,

Она хочет его идолам молитися.

Святой младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев,

Жалко вопиюще гласит

Ко Царю ко небесному:

«Господи, Отец, Сын, Святой Дух!

Услышьте молитву святого младенца Кирика —

Не отдайте меня на великое мучение

Со родимою со матерью

Ко царю ко неверному,

Уймите мою родимую матерь!

Она злую думу задумала,

Отстает от Спаса от Пречистого,

От Матери Пресвятыя Богородицы».

Услышал Господи молитву святого младенца Кирика.

Глаголет Господи честной жене Улите:

«Честная жена Улита!

Со радости пошел в котел муку мучиться

Со святым младенцем Кириком».

Оградил Господи котел животворящим крестом —

Выросла в котле трава-мурава,

Расцвели цветы лазоревые.

Святой младенец Кирик

Жалко вопиюще глаголет

Ко царю ко неверному:

«Неверный царь Максимиан!

Погляди-ко: у нас в котле трава-мурава

И расцвели цветы лазоревые.

Велика наша вера крещеная.

Велик наш христианский Бог!»

Еще славен Бог прославился,

Прославился святой младенец Кирик,

Трех лет без трех месяцев,

Со родимою со матерью,

С честной женой со Улитою.

Пошла эта слава по всей земле,

По всей земле, по святой Руси

От нынешнего житья-бытья и довеку.

Аминь.

У Галактиона мученика, святого православного,

Родители были злые еллины неверные.

Выбирают они Галактику обручницу юную,

Что тоё ли свет Епистимию, деву красную.

Галактион святой воле родителей не преслушался —

Обручается он с Епистимией кольцом железныем,

По тому ли по обычаю злу еллинску поганому.

Уж и сидит-то Галактион с Епистимией, своей обручницей,

Говорит он с ней речи кроткия, приветныя,

Не творит лишь он ей обычного целования.

Как возговорит Галактиону родной его батюшка:

«Ой ты сыну, ты мой сыну, чадо милое!

Ты скажи мне всеё правду не утаючи,

Чем младая обрученница тебя опечалила?

Не творишь почто ты ей обычного целования?»

Отвечает Галактион святой гласом кроткиим:

«Господин ты мой великий, родной батюшка!

Во всем я тебе, господину, послушный сын;

Что ты хочешь, мне, своему сыну, приказывай,

И ни в чем я твоей отчей воле не противлюся;

Лишь единаго от меня, родной батюшка, не спрашивай:

Епистимия, обрученница моя юная, дево красная,

Никаким она меня тяжким словом не опечалила,

И люба она мне, моя обрученница Епистимия,

И по ней я всем сердцем болю-сокрушаюся,

Да и к ней я, деве красной, душой распаляюся.

Не могу ж я ей творити обычного целования —

Христианин бо аз есмь, она же еллинка поганая,

И скверна мне будет, доколе не очистится

Баней водною, баней чистою, святым крещением;

И скверна мне, и мерзка мне будет, доколе не оденется

В ризу чистую, в ризу светлую, в ризу нетления;

И дотоле скверна будет, доколь не причислится

К стаду кроткому, стаду избранному, христианскому».

Как услышала то обрученница его Епистимия,

Приводила она Галактиона в свою ложницу,

Говорила она Галактиону гласом кротким, сладостным:

«О жених мой возлюбленный, ты печаль души моей,

О тебе бо едином все мое сокрушение,

О тебе бо едином все мое мышление.

Жестоко слово «Христос» еллинам поганыим,

Тяжко слышати будет моим родителям,

Страшусь страхом я их ярости поганския, —

Совершенная же любы вон изгоняет страх.

И я скажу тебе, возлюбленный, не боясь скажу:

Аще хощешь, и я буду христианкою православною».

И берет святой Галактион воду чистую,

И крестит он в той воде Епистимию, деву красную.

Как узнали то да уведали злые еллины,

Предают они святую двоицу судилищу поганскому,

Осуждает их игемон скверный на мучение смертное.

Идет святая двоица на смерть, радуяся.

Говорит Галактион святой ко Епистимии:

«Возлюбленная моя супружница Епистимия!

За Христа мы умрем и со Христом будем царствовать,

И подаст Христос за нашу веру и страдание!

Аще просит раб [имярек] моим именем,

Да раба [имярек] возлюбит его любовью огнепальною,

То и будет тому рабу [имярек] по прошению».

Аминь.

Хвалим мы святую Варвару.

Ходи, веселися Божью дару,

Как она млада прекрасна

Спозналася Богу.

Тут ей отец создал столб высокий,

Чтобы не познать ей тайности глубоки,

Чтобы веселилась, замуж вытить согласилась —

Спозналась со вьюношей прекрасным.

Тут Варвара на небо узирала,

Она умом своим размышляла

О вере правой и святой.

Мысли ее благии не здешнего свету.

Отец не знал ее умышления,

Со столба сойтить он дал позволенье,

Сам уехал во дальни страны.

А дома велел строить баню

Со двумя лишь окнами.

Получила она слободу,

Вузнала она немало Христова народу.

Бога знать всегда желала,

При себе иметь девиц христианских.

Тут ей тайны объявились-открылись

И вере святой ее научили.

Тут Варвара окрестилась,

Усей душой она просветилась.

Он [отец] ей дал по праву

Тут новую баню.

Баню она посмотрела,

Три окна создать она велела.

Бога-троицу познала,

Крест на каменю начертала,

Отца раздражила.

Он на дочь свою гневно распалился,

Начал мучить ее немилосердно,

Потешать ее муками свое сердце

И тем Творца прогневляти.

Вырвалась она из рук его тиранских.

Тут пешшера ее скрыла,

Камень надвое разделила

Господняя сила.

Бежал отец за ней у ярости ужасной.

Не догнамши дочерь прекрасну,

Пастухов он вопрошав:

«Не видали ли вы бегущую девицу?»

Один пастух Творца убоялся:

«Хоть бы я видал...» —

Он в том запирался.

А другой, не сожалемши,

Указал перстом, насмеявшись,

Игде укрылась святая Варвара.

За то он стал столб непоколебимый —

Наказал его Господь и справедливо;

И овцы у столбы обратились.

И усе люди удивилися,

Зря сие чуда преславныя.

Тут поймал отец Варвару святую,

Снял с ней одежду дорогую,

Началл мучить ее немилосердно —

Творца прогневляти.

Тут под меч она главу приклоняла,

Отца своего гневом Божьим пристыжала:

«Погибаешь ты, демон,

Похитит тебе демон и ад преисподней».

При кончине Варвара молилась,

Чтоб напрасной смерти час не настиг

. . . . . . . . . . . . . . .

Почитать ее хто будет,

И хто страдания ее не забудет,

Тот суда Божьего минует.

Приди ко мне, Варвара.

У час смерти моей.

Призывает зловерный царь Иоанна-воина,

Посылает он Иоанна в Нумеры Ифальския,

Говорит зловерный царь Иоанну-воину:

«Иоанне, Иоанне, благий и верный раб!

Сослужи ты мне, Иоанне, службу верную!

Ты гряди, гряди, Иоанне, в Нумеры Ифальския,

Отвори ты в тех Нумерах темныя темницы,

Изведи ты из тех темниц христиане скверныя,

Христиане те богам нашим не кланяются

И моей светлой царской воле противятся.

И ты мучь тех христиан муками несносными,

Ты их стругом стружи, огнем жеги, водой топи,

И не убойся их злых козней волшебныих, —

Христиане бо те злые волшебники,

Не вредит их струг, и не жгет их огнь, не топит вода.

Ты тогда секи им головы мечом вострыем.

За твою ли, Иоанне, службу верную

Посажу я тебя на престоле по правую сторону».

Преклоняет Иоанн пред царем свою голову,

И берет из скверных рук грамоту поганскую,

И грядет со той грамотой в Нумеры Ифальския.

Отворяет он в тех Нумерах все темницы,

Изводит он из темниц христиане православные,

Отирает он у них язвы своею ризою,

Раздает он им много сребра-золота,

Одевает он их в ризы чистыя,

Говорит Иоанн христианам православныим:

«О вы, слуги Христа Бога, слуги верные!

Вы бегите-ка от зла царя, от поганого,

И вы скройтеся во пустыни непроходныя,

И вы тамо поститеся и Богу молитеся,

Да смягчит Господь сердце царя поганского».