Стихи духовные

Здравствовал батюшка,

Линовался сын Божий возлюбленный,

Гость богатый в Риме-Иерусалиме.

В каменной Москве

И в верховой сторонушке.

А в ту-де пору сошел он

С небесной высоты в небесных пеленах

К диакону в омет с соломой.

Рано утром диакон пошел за соломой

И стал крюком солому дергать.

Но только что запустил крюк в солому,

Слышит он голос отрока:

«Диакон, дьякон, потише, глаз не выколи!»

Диакон изумился,

Запустил крюк в солому другой раз,

И снова голос говорит ему:

«Потише, дьякон, глаз не выколи».

И так три раза было.

После этого дьякон поспешил омет разобрать

И нашел в соломе-то

Младенца в небесных пеленах.

Скорехонько взял его и принес домой,

Развернул там небесный пелены,

Смотрит — мужеск пол.

Испугался да скорее к попу.

Прибегает туда и говорит ему:

«Батюшка, я в омете младенца нашел».

А в ту-де пору-времячко

В стародубской сторонушке

Жил благочестивый человек,

По имени Тимофей Суслов.

Человек он был богатый,

Только детей у него не было.

Вот поп-то и говорит диакону:

«Неси ты его, свет, к Тимофею Суслову,

Да скажи, чтобы кума-то

Взял он встречного».

Суслов младенчика принял

И понес крестить.

Идет это он с младенцем-то,

А сударь батюшка катит

Навстречу на белом коне.

Суслов к нему и говорит:

«Добрый человече!

Мне Бог сына послал,

Так не окрестишь ли?»

Батюшка согласился,

Подкатил он к церкви,

Коня к ограде привязал,

А сам в церковь вкатил.

Тем временем в церкви

Все к крестинам приготовили,

А поп-то вошел в алтарь

Да и замешкался.

А сударь взял младенца-то,

Да и окрестил его,

Не допустил до скверных

Поповских-то рук.

Поп из алтаря-то выходит,

Глядь — кум младенца-то окрестил уж;

Он и давай кричать:

«Кум, кум! Что ты делаешь?»

А сударь-то и говорит:

«Я не здешний, меня позвали

Младенца крестить, я и окрестил,

Думал, мне крестить-то надо».

Тут поп видит — делать нечего

И говорит: «Ну уж видно все равно».

Младенца назвали Иваном.

А батюшка выкатил из церкви,

Сел на коня и поднялся

В небесную высоту.

На том у батюшки

И суд Божий исполнился.

Как по морю, морю синему,

По синему морю по Хвалынскому,

Плывет, выплывает тут большой корабль,

На кораблике построен муравшин чердак,

На чердаке построен был христов престол;

За престолом ликуется свет небесный царь, богатый гость.

Как на батюшке кафтан — сер пониточек,

На кафтанчике пуговки ольяшныя,

В его пуговках залито по люту зверю,

По люту зверю, по индырчику.

Как наш батюшка по кораблику покатывает,

Он рукавчиком по пуговкам поваживает,

Как ольяшные его пуговки раззвенелися,

И во пуговках люты звери разревелися,

За ними выплывает легка лодочка,

И во лодочках гребцы — воровские казаки;

И хотят они большой корабль поразграбить и разбить,

Прибыль и наживу по себе разделить.

Как золотая трубонька, проглаголовал

Наш батюшка небесный государь:

«Не бегите, не топитесь, воровские казаки,

И во первой-то вине вас Бог простит,

А вперед вы, мои други, так не делайте!»

Уж во садике,

Во зеленоим,

И во тереме,

Во высокоим,

Что сидела тут

Красна девица.

Сидючи, она

Думу думала —

Слезно плакала:

«Государь ты мой

Родимый батюшка!

Ты пожалуй-ка мне

Уж добра коня,

Богатырского, —

Перевез бы меня

Тот добрый конь

Через реченьку,

Через огненну;

Перевез бы он

Чрез сине море;

Он довез бы меня

До царствия,

До того раю

До блаженного!»

Проглаголывал

Сударь батюшка:

«Ты душа ль моя

Красна девица!

Уж к чему тебе

Да добра коня —

Богатырского?

Ты проси себе

Чиста серебра,

И еще проси

Красна золота,

И проси себе

Крупна жемчугу!» —

«Государь ты мой

Родимый батюшка!

Рассуди, сударь,

Про сие дело:

Уж к чему-то мне

Чисто серебро?

А еще к чему

Красно золото?

Да еще к чему

Бел крупен жемчуг?»

Проглаголывал

Сударь батюшка:

«Ты душа моя

Красна девица!

Чисто серебро —

Чистота твоя;

Красно золото —

Красота твоя;

Бел крупен жемчуг —

Из очей твоих

Слезы катятся.

Ко батюшке

В небо просятся!

К Отцу, Сыну,

Ко Святому Духу,

К Святой Троице,

И до царствия

До небесного,

До его раю

До блаженного!

Уж не стук, други, стучит перед тучей грозной;

Уж не гром-от гремит перед дождичком сильным;

Как не лист по траве расстилается,

А живая-то вода разливается, —

А гостиный сударь-сын подымается,

Подымается, надежда, снаряжается,

Снаряжается, низко кланяется,

Низко кланяется, благословляется:

«Благослови, мой государь, сударь батюшка родной,

Походить, погулять, поутешиться,

А святым полным духом поувериться,

Походить, погулять по всем дальным сторонам,

По уездам, городам и по селам, деревням,

По садовым деревам, по большим кораблям,

Где бы место изобрать, собор-церкву построить,

Верных-праведных сбирать,

Верных-праведных сирот

Во свой Божий во синод;

Изоставлю коностаты [иконостасы]

Все серебряные,

Изнавешу я лампады

Позлащенныя,

Засвечу ли я свечу

От сердечной теплоты,

От христовой доброты;

Уж не те мои свечи,

Кои в церкви во бревнах,

Уж как те мои свечи,

Кои в сердце, в ребрах, —

Свет — любовь, любовь Божия,

Свята истинная и воистинная.

Кому батюшку любить, —

Во злату трубу трубить,

Ему в милости ходить,

Всем верным послужить».

Свет — любовь, любовь Божия!

Свята истинная и воинственная!

Кабы то не Бог еще,

Кто бы нам помог?

Уж и где бы нам бывать —

Верных-праведных видать?

И видом бы не видать

И слыхом бы не слыхать.

«Благослови нас, сударь батюшка родной,[193]

Повели нам, гость богатый, дорогой,

Сказать нам про твое шествие, про бытье,

Как про нынешнее время, про житье,

Как приходит на нас грешных забытье:

Забываемся мы в разуме, в уме.

Мы поставлены на дорожке, на пути, —

Обещались служить, батюшка, тебе,

И душами и плотями отдались,

Сколько мочи, сударь, силы нашей есть,

Мы повинны пред тобою, сударь, снесть.

А нам надобно советывать совет

И про батюшку Небесного Царя,

Как даны то нам не малыя дела». —

«Вы несите, други, царски знамена.

Не отказал сударь от царства, от рая,

Записал сударь все ваши имена,

Во свою государь животную книгу,

Во своей государь палате судовой,

Во своем государь престоле на столе,

В государевом печатным дворе.

Вы кладите свету-батюшке труды,

И не отойдут от его, света, судьбы.

И он сам, сударь, садил свои сады,

Он пречистой своей кровью поливал,

Он небеспыим покровом покрывал,

Он ко всякому деревцу припадал,

И он сам, государь, глаголует, речет:

«Вы ростите, мои зеленые сады,

Вы цветите на древах, белы цветы,

Вы постойте, мои последни сироты,

Подержитесь вы телесной чистоты,

Тем дойдете до небесной высоты,

Там получите душевной красоты». —

«Как прислалася от батюшки к нам весть:

Обещался за работушку, за честь,

Благословил Евангель свой прочесть,

Отдадимте мы Святому Духу честь».

Про меня младу худа слава лежит,

Худа славушка, не очень хороша,

Будто я с Богом знаюся,

Со Святым Духом в совете живу;

Уж кто с Богом-светом знается,

Тот голосом навоется,

У того всегда печаль в дому,

Сердечушко обливается кровью.

Уж тошно мне, тошнешенько,

Еще грустно мне, грустнешенько,

К батюшке в гости хочется.

К реке пришла — перевозу младой нет;

Все мосточки размостилися,

Перевозчики отлучилися.

Пришло младой хотя плыть, хотя плыть,

У батюшки в гостях быть, таки быть;

Пришло младой обмочитися,

У батюшки обсушитися.

У батюшки нова горница во саду,

У батюшки много гостей во дому;

На святом круге гуляет государь,

Родослов-книгу читает государь.

Не золота трубушка вострубила, —

Проглаголовал наш батюшка Небесный Царь

К верным рабам, к последним сиротам:

«Уж вы верный рабы, вы последни сироты,

Послужите Богу мне верой-правдой на земле,

Без обмана, безо лжи, со всей истиной;

Подымайте знамена на последни времена».

Как далеко, далеко в зелененьких лугах

Ликовала наша матушка помощница,

Пресвятая Мать Богородица,

С любимым полком израильским,

По зелененьким лужочкам покатывала,

Из пречистых своих уст проглаголовала:

«Зеленейся, зеленейся, мой зелененький лужок,

Вы цветите, расцветайте в саду, алые цветы,

Уж ты спей, созревай в саду, белый виноград,

До время, до поры — до студеной до зимы.

Как исполнится у батюшки и время и пора,

И время и пора — его страшный Божий суд,

Как вострубит государь во двенадцать своих труб,

А сыра земля потрясется вся.

Небеса-то, мои други, поколеблются,

На земли-то Божьи люди перепугаются;

Не могут они стоять на резвых своих ногах,

Как станет, мои други, вся вселенна стонать;

Хочет государь всей вселенной потрясти,

Некому будет всю вселенную спасти;

Не хочет государь за вселенную стоять,

Только хочет он стоять за детушек своих,

За верных, за святых и за праведных».

Как у нас было на тихом Дону

У богатого хозяина в дому,

Среди его широкого двора

Стояла тут новая горница,

Столовая светлая светлица.

Как в этой новой горнице,

В столовой светлой светлице

Собирались братцы батюшки,

Сестрицы белы голубушки,

Богом святым полюбовные,

Святым духом избранные,

Избранные, созванные,

Детьми Божиими названные.

Как гуляет по горнице батюшка,

Он такия речи говорит:

«Послушайте, мои детушки,

Уж какой же я вам суд-то засужу,

Путь-дороженьку в царствие покажу.

Уж и кто же с Богом водится,

По ночам он Богу молится,

Своим сердцем надрывается,

Живот кровью обливается,

Сердечный ключ подымается.

Хоша сердцем надрывается

И слезами умывается,

За то в небе великая ему честь, —

На престоле ангельском будет сидеть.

А кто с Богом-то не водится,

По ночам Богу не молится,

Хоша, други, он не молится,

За то много на нем спросится,

Тяжело ему ответ будет держать,

На том свете в темноте будет лежать.

Ей, ей, батюшка, святой, сударь, дух,

Утешитель душам истинным,

Утешитель Божьим-праведным!»

Ай, кто пиво варил?

Ай, кто затирал?

Варил пивушко сам Бог,

Затирал Святой Дух.

Сама матушка сливала,

Вкупе с Богом пребывала;

Святы ангелы носили,

Херувимы разносили.

Херувимы разносили,

Серафимы подносили.

«Скажи ж, батюшка родной,

Скажи, гость дорогой!

Отчего пиво не пьяно?

Али я гостям не рада?

Рада, батюшка родной,

Рада, гость дорогой,

На святом кругу гулять,

Бога-света прославлять,

В золоту трубу играть,

В живогласну возносить!

Богу слава и держава,

Во веки, аминь.

Ой, во саду, саду, во саду зеленом

Стояло тут древо от земли до неба.

На это на древо птица солетала,

Птица-голубица древо любовала,

Древо любовала, гнездышко свивала,

Гнездышко свивала, детей выводила,

Детей выводила, деткам говорила:

«Уж вы, мои детки, детки голубятки!

Клюйте вы пшеничку, клюйте не роняйте,

Во поле не летайте, в пыли не пылитесь,

В пыли не пылитесь, росой не роситесь!»

Детки не стерпели, в поле полетели,

В пыли запылились, росой заросились.

Уж как-то нам быть, к батюшке притить?

К батюшке притить, слезами залиться!

Авось наш батюшка до нас умилится!

Под высоким небом, середь земли,

Вырастало древо кипарисное.

Вокруг древа вырастали алы цветики,

Прилетали пташечки, пели они песенки,

Царския песенки, райския.

Наступила пора, время лютое,

Холодное, морозное.

Из того ли стада птички

Брали ясного сокола за оба крыла.

Повезли сокола со царского двора,

Посадили сокола в тесну клеточку,

Не услышат от него люди Божьи весточку,

Станут детушки сокола поминать,

Станут слезно плакать и рыдать,

А неверныя душеньки в землю зарывать.

Уж ты мать моя, прекрасная Москва,

У тебя, Москва, забавы хороши.

Я в тебе, Москва, забавушку имел,

Я по каждый час ягодки ел,

Хоть не каждый час мне батюшка давал.

Сударыня родная матушка моя

Отъезжает в чужу дальнюю страну,

Разлучает меня с батюшкою.

Мне расстаться с ним не хочется.

Хотя есть у меня духовная родня, —

Не велят мне часто в гости к ней ходить,

По все времячко в печалях, в скорбях жить.

Призасох, заблек зелененький садок,

Призавяли все лазоревы цветы,

Приуныли райски пташечки в саду петь.

А я, молодец, в неволюшке сижу,

Как соловьюшек во клеточке, во серебряной сеточке.

Мимо царского окошечка пролетала райская пташечка.

Свет аминь Царю Небесному, Святому Духу блаженному.

Уж как по морю, по морю,

По синему морю,

По Хвалынскому и житейскому

Плыли-выплывали гости-корабельщики

Из дальних городов, израильских родов.

Приплывали гости

К Иерусалиму-граду, к каменной Москве,

Приходили они к земляной тюрьме.

Стали они караульщиков спрашивать:

«Ай вы, гой еси, караульщики!

Что у вас это за темницы стоят?

Что в темницах за невольники сидят?

Про что вы их бьете, про что мучаете?

Что на них пытаете, чего спрашиваете?»

Тут ответ держат караульщики:

«Ах вы, братцы-корабельщики!

Их про веру бьют Божью истинную,

На них спрашивают самого Бога Христа».

Стали гости между собой оглядываться,

Золотой казной стали складываться,

Выкупать стали, выручать

И на волю выпущать.

Здравствовал батюшка.

Линовался сын Божий,

Гость богатый, царь небесный,

Судья милосердный,

Возлюбленный, милостивый

На матушке сырой земле,

В каменной Москве,

В Московском царстве,

В Иерусалиме своем небесном.

Изволил батюшка

После своего успенья

И святого воскресенья,

Изволил батюшка

С неба на землю скатиться

И гостем богатым объявиться.

И стал батюшка набирать к себе

Полки верных-праведных,

Молодцов неженимых

И девиц незамужних,

Мужчин и бабух.

И стал он им

Ученье правое воздавать,

А грех-безделье заповедывать.

А в ту-де пору-время

Ненавидящий по земле ходил,

И нельзя ему было

Подойти к палатушке,

Где батюшка был.

Где батюшка линовался

С праведными-то, —

На тридцать верст

Земля была святая.

Тогда-де ненавистник

Пошел к нечестивой бабе

И надергал у нея шерсти,

И обвертел ей свои ноги,

И образовались у него

На ногах-то валенки;

В них-то он и подошел-де

К палатушке и выслушал,

Что батюшка глаголовал,

Ученье правое воздавал,

А грех-безделье заповедывал.

А как услышал он это,

Кинулся-де он от палатушки,

Выбег на выгон, а на дороге-то

И стряхнул он свои валенки.

А мир де народ поутру-то

Пошли и поехали,

И те валенки увидели и дивились:

Гляди-ка, куда какое дело!

Они-де с этих валенок манер сняли

И с тех пор также сапоги валять стали.

Ненавидящий-де в то время

Полетел к самому иерарху в преисподнюю

И говорит ему, князю бесовскому:

«Князь, ты ничего не знаешь?»

Тот отвечает: «Нет, я ничего не знаю». —

«Ведь опять Бог-то на землю скатился

И гостем богатым объявился».

А сатана-то и спросил его:

«А что де он делает?»

А ненавидящий ему отвечает:

«Он-де набирает полки

Молодцов и девиц, мужчин и женщин

И ученье правое им воздает,

А грех-безделье заповедует;

Что же мы-то теперь будем делать?»

А сатана-то отвечает:

«Надо на земле насеять

Чай и кофе, табак и картофель». —

«А где же семена-то взять?» —

«Вот где: в первое-де времячко,

Когда Сын Божий еще

В Иерусалиме ликовался,

И так же собирал к себе

Полки праведных,

Молодцов и девиц, мужчин и бабух,

К нему-де на христову

Апостольску беседушку

Шли молодец с девицей,

Да они-де дорогой-то блуд сотворили,

И их-де за это Бог

Живыми в преисподнюю и спустил,

У них-то-де теперь и растут эти семена-то».

И послал-де сатана

Двух самых злющих из диаволов

И велел им семена те принести.

А они-де целых три дня палились

И в преисподнюю спустились,

И нашли-де тех молодца и девицу,

И нашли у них те злыя семена.

У молодца-то...

Растет табак и картофель,

А у девицы-то...

Чай и кофе.

И они-де ненавистники

Из преисподней те семена вынесли,

И на земле-то насеяли

И сатане о том сказали.

А сатана-то и говорит:

«Теперь-де молодые-то

Будут курить табак,

Пить чай и кофе и есть картофель,

Будут наши, а старые-то

Их будут осуждать

И нам же угождать.

Так-де и сойдут все к нам».

А батюшка сударь,

Сын-то Божий

Узнал духом-ти своим святым,

Что ненавистники

На земле те злыя семена посеяли,

Изволил батюшка проглаголовать

Своим верным-праведным:

«Послушайте-ка вы, верны-праведны,

Кто из моих Божьих людей

Будет курить табак,

Пить чай и кофе и есть картофель,

То как бы он ни молился,

Как бы ни постился,

Хотя бы как свеча теплился,

А быть ему в отпадшей силе».

И на том у батюшки

Суд Божий исполнился.