Странствия

ГЛАВА 19 Образование

Во время моего творческого отпуска в 1976 году я наконец осуществил проект, который вынашивал не один десяток лет. “Живая музыка сейчас” — Live Music Now — LMN: эти три буквы в алфавитном порядке, как мне казалось, должны были автоматически привлечь к себе внимание. Идея принадлежала не мне, а покойной Пегги Гленвилл-Хикс, она была талантливый композитор и музыкальный критик и к тому же мой близкий друг. Она знала мою первую жену Нолу еще по Мельбурну, а потом подружилась не только со мной, но и с моими старшими детьми и, конечно же, с Дианой.

Своей мечтой о том, как, по ее представлению, можно помочь и музыкантам, и публике, она поделилась со мной в годы войны в Нью-Йорке, где работала с выдающимся американским композитором и писателем Вёрджилом Томсоном. Нужно найти талантливых консерваторских студентов и сделать так, чтобы они могли играть людям, которые не хотят или по тем или иным причинам не могут ходить на концерты — у кого-то нет денег, кто-то болен, кто-то сидит в тюрьме, кому-то не на чем приехать. Она говорила, что девяносто процентов публики понятия не имеет о том, что такое живая музыка, не соотносит это чудо с музыкантом, который его творит, — точно так же горожанин, пьющий молоко из бутылки или из пакета, не соотносит это молоко с коровой. Я был совершенно с ней согласен, за моим убеждением в ее правоте стоял мой опыт военных лет: сотни концертов в концлагерях, госпиталях и военных тюрьмах заставили меня на многое посмотреть по-иному, сделали меня по сути другим человеком. Мы с Пегги решили приблизить публику к первоисточнику.

Обращение за поддержкой в Фонд Форда успеха не имело. Шли годы, Пегги переехала жить в Грецию, чутье ей подсказало, что настоящая ее родина не Австралия, а именно Греция. Она уже написала оперу на античный сюжет — “Навзикаю”, — и эту оперу поставили в Афинах. Готовясь к своей новой жизни, она выучила язык, однако, приехав в страну, обнаружила, что ее греческий — классический. Она быстро освоила современный разговорный язык и стала настоящей гречанкой. Пегги была первой, кто познакомил меня и Диану с Афинами и Коринфом, она же нашла для нас изумительный дом на Миконосе, который мы купили в 1962 году.

Семена, посеянные Пегги в Нью-Йорке, не давали всходов несколько десятилетий. И вот в начале семидесятых Диана как-то возвращалась домой в Хайгейт и услышала в мрачном подземном переходе на Бейкер-стрит прекрасную игру на скрипке, на полу перед молодым человеком лежала кепка, чтобы прохожие бросали в нее монеты. Диана подошла к скрипачу и спросила, не студент ли он Королевской музыкальной академии, находящейся поблизости. Оказалось, что да, студент, родители не в состоянии его содержать, нет и агента, который помог бы ему найти работу. Диана сказала, что мы непременно должны что-то сделать для талантливых молодых людей, у которых, в отличие от меня, нет преданных и любящих родителей, готовых помогать им в начале их музыкальной карьеры.

И потому, приступая к созданию проекта “Живая музыка сейчас” в мае 1977 года в Лондоне, я выразил благодарность Пегги Гленвилл-Хикс и Диане. Все, кто присутствовал на первом собрании, уже занимались подобного рода работой — главным образом в больницах, были здесь также представители Совета по развитию искусств и двух организаций, которые, как я опасался, могли неправильно понять поставленные нами задачи: это были концертные агенты и профсоюз музыкантов. Но страхи мои оказались напрасными, нас дружно поддержали и те, и другие. Агентам импонировало расширение музыкальной аудитории, а профсоюз понял, что мы можем оказать большую помощь в деле подготовки молодых музыкантов и позволить им получить важный опыт, и потому заявил, что освобождает их от уплаты членских взносов. Совет по развитию искусств благословил нас и выделил грант в размере 5000 фунтов стерлингов.

Сейчас годовой бюджет Британского движения LMN, куда входят филиалы в Шотландии и в Уэльсе, превышает 500 тысяч фунтов стерлингов; оно устраивает более 1500 концертов в год, в которых участвуют более 250 молодых музыкантов. Будь у нас чуть больше средств, мы смогли бы полнее удовлетворять спрос и назвали бы цифру на порядок выше. Принцип работы LMN состоит в том, что все исполнители получают гонорар, хоть и небольшой, не несут никаких расходов, жилье им обеспечивает местное население, а привозит их тот, кто сможет. Благодаря этому организаторы концертов и хозяева помещений, где проходят выступления, получают возможность познакомиться с музыкантами и с их жизнью, а музыканты — понять, каково быть членом семьи шахтера, лежать в больнице и умирать, отбывать заключение в тюрьме. Они часто играют перед рабочими во время обеденного перерыва, в школах, и таким образом знакомятся с системой образования. В Великобритании насчитывается 34 127 школ, в большинстве из них музыку не преподают, а мы побывали всего в нескольких сотнях. Музыкантам очень полезно научиться — или хотя бы начать учиться — устанавливать контакт с аудиторией с помощью не только музыки, но и своей манеры поведения, ведь они должны разговаривать с людьми, рассказывать им о музыке, об инструментах, на которых они играют, так, чтобы людям было интересно. И вот вам современная система музыкального образования: среди самых ярких молодых пианистов США лишь немногие, как мы убедились, интуитивно знают, как нужно общаться с аудиторией. Сейчас мы разработали программу их обучения; у LMN есть филиал в Вашингтоне (округ Колумбия). Нам повезло: у нас замечательный президент, Ян Стуцкер, талантливый скрипач-любитель, обожающий инструмент, который так сильно люблю и я сам. Нужно также добавить, что он искуснейший банкир и верный друг.

Наше начинание с самого начала встретило широчайший отклик, такого мы себе и представить не могли. Письма, которые мы получаем из тюрем, больниц и хосписов, буквально разрывают душу. Во Франции я побывал с музыкантами в рамках проекта LMN в нескольких тюрьмах — здания в кошмарном состоянии, стены, за ними еще стены, и еще, нигде ни травинки, главная цель тех, кто создал эти условия, — сделать отчаяние нормой жизни. Когда после одного из концертов я выходил из внутреннего двора, ко мне подошел заключенный и протянул живую розу. Роза среди этого невыразимого ужаса — разве не чудо! Я был взволнован до глубины души и понял, что мы не зря затеяли LMN.

Кстати, Франция оказалась второй страной, которая присоединилась к нашему движению в 1977 году. Во Франции мы даем примерно столько же концертов, сколько в Англии, и, кроме того, основательно стимулируем музыкальную жизнь провинций, например, приезжаем на несколько дней в какую-нибудь полузаброшенную деревню и начинаем играть, а местные жители поют и пляшут на площади или даже в церкви. В некоторых больших городах, например в Реймсе, мы дали около двухсот концертов (из них девяносто процентов бесплатно), так что местное население могло наслаждаться музыкой почти полтора месяца. Музыканты, которые там играют, не только французы, — они съезжаются со всей Европы. А в последние годы многие приезжают из стран Восточной Европы (Чешской Республики, Словакии, Румынии, Венгрии, Польши, России); из них составляются оркестры, хоры, разнообразные камерные ансамбли, и они играют всюду, где только можно, — на улицах, площадях, в парках, даже в синагогах. И знаете, кто положил этому начало? Раввин Реймса, самый молодой раввин во Франции; ему всего двадцать четыре года, и у него еще нет бороды. Так вот, он обратился к мэру с предложением использовать синагогу как концертный зал, ведь играют же музыканты в церквях. Ему ответили: пожалуйста, устраивайте столько концертов, сколько хотите. Во время первого концерта, который дали в синагоге, была исполнена месса Леопольда Моцарта; в тот же вечер в одной из католических церквей состоялась еврейская духовная служба. Следующим концертом в синагоге было исполнение еврейской народной музыки из России.

Последней к движению LMN присоединилась Австрия. В честь этого события я дал в 1994 году концерт в тюрьме в Айзенштадте, где некогда жил Гайдн, служивший князю Эстерхази. Эта тюрьма — живой укор всем исправительным заведениям Англии, Франции и Соединенных Штатов, которые я повидал. В каждой камере есть большое окно, откуда поступает дневной свет, водопроводная вода, ватерклозет, душ, настольная лампа, письменный стол; мне даже пришло в голову, что в толчее моей бродяжьей жизни я мог бы найти себе здесь отличное пристанище для медитаций. Тюрьма, конечно, надежно охранялась, но некоторых заслуживших доверие заключенных регулярно выпускали на экскурсии, которые иногда продолжались по несколько дней. Представители LMN привезли туда группу австрийских студентов, прекрасных музыкантов, и дали с ними концерт по укороченной программе для половины содержавшихся в тюрьме заключенных; всего их около ста пятидесяти человек, остальные или не захотели прийти, или им не позволили. Перед началом концерта я спросил собравшихся, умеет ли кто-нибудь из них петь. Поднялась всего одна рука из последнего ряда. Я попросил осужденного пройти вперед. Он рассказал, что он — оперный певец из бывшей Югославии, пел в Карнеги-холле с Паваротти. Естественно, я спросил его, что он делает в тюрьме, и он признался, что осужден за угон автомобилей, что вызвало дружный смех, — да уж, угон куда более прибыльное занятие, чем попытки сделать карьеру на оперной сцене.

Вместо того чтобы ограничивать человека системой запретов и ограничений, вычислять минимум того, что ему необходимо для жизни и для работы, насколько действеннее, по-моему, было бы вызвать у него стыд и желание вести себя достойно и уважать человеческие права, позволив, например, австрийцу посетить французские и английские тюрьмы и показать фильм о том, как обращаются с осужденными в Австрии. Тогда Европейский Союз при определении условий содержания осужденных в тюрьмах стал бы руководствоваться не одними только выкладками чиновников о числе кубических метров, потребных для существования одного человека, о давлении, под которым вода должна подаваться в душ, и прочих нормах, предписанных уставом. Я убежден, что одних судебных запретов и наказаний мало, чтобы построить сколько-нибудь приличное общество, о гармонии я даже не заикаюсь.

Я всегда считал, что, если люди хотят чего-то добиться, им нужно объединяться во имя общей цели независимо от их положения в обществе и национальности и учиться друг у друга. Эта мысль положена в основу LMN, ею же я руководствовался, создавая в 1977 году Международную академию Менухина в Гштаде. Она была организована по нескольким причинам, одна из которых была постоянной, другая — эпизодической. В 1956 году я уже учредил в Гштаде фестиваль — в 1996-м он отпразднует свое сорокалетие, — однако мне хотелось организовать нечто большее, чем короткий праздник музыки. Я надеялся, что в этой прекраснейшей местности, на нашем Бернском высокогорье, музыка будет звучать постоянно. Диана приехала в Гштад с двумя нашими младшими сыновьями, потому что здесь прекрасные школы и потому что город находится в самом центре Европы, где соединяются языки и культура Франции, Германии и Италии. Я был убежден, что, пригласив сюда талантливейших музыкантов со всего мира и дав им возможность познакомиться с различными традициями этой богатейшей сокровищницы человеческой культуры, я открою молодым людям из Азии, обеих Америк и даже из самой Европы то, что без меня они бы не узнали.

Сегодня самое сложное в интерпретации — проблема стиля, ведь Гайдна нельзя исполнять как Моцарта, а Моцарта как Бартока, не говоря уже, например, о Стравинском или Дебюсси. Мало кто из молодых музыкантов умеет сочетать спонтанность со строгостью. Они не знают, что им делать со свободой. Получив право выражать себя, они забывают о композиторе, создавшем музыку, которую они исполняют. Моя академия, где мы пытаемся бороться с таким отношением, оправдала ожидания ее создателей, как и моя музыкальная школа в Англии. Академия стала общенациональным учебным заведением Швейцарии, ее субсидирует правительство, частные благотворители, городские власти Гштада, кантон Берн и кантоны Романской Швейцарии. Молодые музыканты из многих стран мира в возрасте от семнадцати до двадцати лет создали здесь камерный оркестр — Камерату, отличающийся поистине виртуозным исполнительским мастерством. И Академией, и Камератой руководит мой младший коллега Альберто Лиси, необычайно одаренный музыкант, которого я впервые услышал в 1955 году в Брюсселе в финальном раунде конкурса скрипачей, когда он был еще подросток.

Альберто какое-то время занимался с группой учеников в Риме, где в первый раз женился, потом переехал в Голландию, где получал финансовую поддержку от проникнутых духом гражданственности жителей; в 1977 году эти средства стали иссякать, и я переселил Альберто и его учеников в Гштад. Сначала гштадцы с подозрением отнеслись к разномастному сборищу полунищих юнцов со скрипичными футлярами. Они никак не подходили под определение туристов, и только когда они начали выступать перед публикой, городское туристическое агентство с гордостью подтвердило их статус. С тех пор местные жители наперебой стараются оказать этим симпатичнейшим молодым людям гостеприимство, они принимают близко к сердцу их благополучие и самочувствие, полюбили их игру.

По-моему, жители Гштада достойно вознаграждены за свою заботу, ведь теперь они могут слушать музыку в свое удовольствие круглый год. Должен признаться, птенец, который вылупился из принесенного мной яйца, очень скоро перестал помещаться в гнезде. И потому наши верные друзья из Берна и компания Nestlé, которая уже давно постоянно и бескорыстно помогает нам, предоставили в наше распоряжение бывший офис компании с роскошным видом на Женевское озеро. Отсюда учащиеся ездят по приглашению наших щедрых друзей в Женеву и Лозанну, ходят в оперные театры, посещают музеи и картинные галереи, словом, живут именно так, как и должен жить молодой музыкант. Ежегодно у них бывают stagioni — сезоны — в Италии, Испании, Германии и в Аргентине, откуда родом Альберто Лиси. Так наши юные студенты начинают чувствовать себя гражданами мира и приобщаются к различным культурам. Мы были вместе с ними в Японии и в Соединенных Штатах, вместе же совершили в 1982 году незабываемую поездку в Китай.

Я решил, что в 1996 году буду в последний раз художественным директором Гштадского фестиваля. Мне исполняется восемьдесят лет, фестивалю сорок — по-моему, время выбрано правильно. Мы прошли большой путь с 1956 года, когда в церкви Занена, которая вмещает восемьсот человек, состоялось два концерта; в 1995 году мы дали двадцать шесть концертов на пяти площадках, и слушали их около 25 тысяч человек. К моей великой радости и гордости, новым художественным директором согласился стать Гидон Кремер; я уверен, что под его эгидой фестиваль будет процветать, более того — он станет развиваться и в иных направлениях тоже, как ему и надлежит; что касается меня, он по-прежнему будет занимать большое место в моей жизни и останется моим любимым детищем.

Я испытываю огромную радость, если мне удается претворить в жизнь чью-нибудь удачную идею. LMN потребовала много, много лет; а вот другая идея — создание Фонда Моцарта — осуществилась гораздо быстрее. Эту мысль подал мне директор Концертного зала в Цюрихе Рихард Бехи, когда я приехал туда в качестве дирижера в 1990 году, за год до двухсотлетия со дня смерти Моцарта. Он предложил весь этот памятный год направлять какую-то часть гонораров за исполнение произведений Моцарта для создания благотворительного фонда. Я счел его идею перспективной и пригласил на ланч со мной и Дианой президента Международного комитета Красного Креста господина Корнелио Соммаруга, его финансового директора Мишеля Конверса и господина Бехи. Во время нашей беседы я сказал, что всему миру насущно необходим фонд, который занимался бы предотвращением катастроф или хотя бы снижал их разрушительный эффект. Да, конечно, Красный Крест не раз оказывал людям терапевтическую помощь, когда уже лилась кровь, где бы и когда ни случилось несчастье, однако организации, нацеленной на серьезную профилактику катастроф, пока еще не существует. Я предложил делать отчисления от использования всех произведений, ставших общественным достоянием — будь то музыкальные или литературные, — чтобы создать фонд, располагающий достаточными средствами.

В нашей жизни, к великому горю, слишком много явлений, которые подходят под определение “катастрофа”. Многочисленные вспышки голода в последние годы, эпидемии, загрязнение окружающей среды, взрывы социальной и расовой ненависти, войны — все это в большинстве случаев дело рук человека и все это до какой-то степени можно предотвратить. Господин Соммаруга тотчас понял меня и в тот же день любезно предоставил возможность открыть наш собственный независимый банковский счет под управлением Красного Креста. В благодарность я предложил отдавать Красному Кресту половину наших гонораров. И как только у меня выдалась возможность, я стал давать концерты специально для того, чтобы показать, на что могут быть использованы деньги.

Поступления от первой серии концертов были направлены в фонд “Бельрив”, созданный для спасения Альп, которые находятся в угрожающем состоянии из-за сильнейшего загрязнения воздуха, исчезают многие виды растений и животных, выветривается верхний слой почвы, гибнет нежное подлесье, учащаются оползни, происходит и много других разрушительных процессов, которые наблюдаются и во всех горных районах мира, в том числе химическое отравление оросительных артерий — рек Европы. Ряд концертов был проведен в поддержку деятельности Швейцарского комитета по предотвращению пыток, который сейчас добился значительных успехов. Все европейские страны подписали конвенцию, которая юридически обязывает их допускать с инспекцией группу экспертов во все места заключения, где подозревается применение пыток, и делать это без предварительного уведомления, в любое время суток, а это задача не из легких. Потребовалось одиннадцать лет, чтобы провести этот законопроект через Европейский парламент и добиться ратификации его каждой страной — участницей Союза. Будь там умный, энергичный администратор, который настоял бы на проведении этих мер в жизнь, мы добились бы настоящих успехов. Но, к сожалению, пока еще этого не случилось.

Следующей нашей целью стала поддержка борьбы с проказой, которую ведет Мальтийский орден. Эта болезнь в наши дни просто не имеет права на существование.

Первые шаги по осуществлению проектов Фонда Моцарта были сделаны в Страсбурге, и я надеюсь, что в скором времени парламенты всех европейских стран единодушно одобрят решение о минимальных отчислениях — может быть, это будет определенный процент от гонорара за все виды исполнения: живой концерт, трансляция по радио и телевидению, — а также от публикации всех сочинений, перешедших в общественную собственность. Возможно, первым примет такой закон парламент Швейцарии. Я уверен, это станет добрым началом, ведь правительства освобождаются от участия в сборе средств, а что может быть для них приятнее? Очень удачно также, что наша штаб-квартира будет находиться в Швейцарии. Швейцария пока еще не член Европейского союза, однако для всего мира это лучший пример того, как в маленькой стране могут дружно уживаться люди разных национальностей.

Многолетний опыт работы с учениками моих собственных школ дал мне возможность осознать, насколько важно показать каждому ребенку пример и приобщить к деятельности, которая стимулировала бы его собственные стремления и заложенные в нем способности. Осенью 1994 года я основал движение, которое называется MUS-E — Music-in-Europe (“Музыка в Европе”). Впрочем, название не раскрывает его глубинной сущности. Я все больше убеждаюсь, что при правильно составленной программе обучения учитель может прийти в самую неблагополучную школу в Европе и добиться успеха. К неблагополучным я в первую очередь отношу те школы, где расовая нетерпимость и другие предрассудки мешают нормальному развитию ребенка в эмоциональном, интеллектуальном отношении и в плане приложения энергии. Обычно в таких смешанных школах учатся дети разных национальностей: в Берлине это по большей части немцы и турки, в Париже французы и алжирцы, в Брюсселе бельгийцы и марокканцы, в Лондоне англичане и латиноамериканцы или африканцы. В каждой стране свои особенности, но школы есть всюду, и обычно они расположены в самых бедных кварталах, где царят предрассудки, которые взрослые навязывают детям.

Мы начали свою работу в разных странах Европы, выбрав школы в Брюсселе, Париже, Лондоне, Берлине, Берне, Будапеште. Я никогда не стану утверждать, что дети — это ангелы небесные, они бывают такими же чудовищами, как и их родители, и все-таки, обучая их пению, пантомиме, актерскому мастерству и танцам, можно направить детскую энергию, воображение, фантазию и любознательность в доброе русло. Для учащихся старших классов особенно полезны занятия гимнастикой, например практическая йога и тай-чи, и, конечно, разные виды боевых искусств, фехтование. Показывая детям пример, мы можем заинтересовать их полезной, созидательной деятельностью. Один из наших основополагающих принципов состоит в том, что мы не учим детей по учебникам, в таких условиях учебники лишь возводят преграду между учителем и учеником. Мы учим их живым примером и по памяти. В школах, где преподают боевые искусства, гораздо меньше проблем с дисциплиной: овладение таким искусством постепенно подчиняет ребят своей, особой дисциплине. И мальчики, и девочки в одинаковой мере желают овладеть приемами, которые позволяют легко и красиво победить противников, прилагая минимум физических усилий.

Недавно мне случилось побывать в школе для детей с так называемым замедленным развитием; оно не всегда вызывается наследственными факторами, причиной бывают и обстоятельства, которые иной раз усугубляют наследственную предрасположенность. Детишки сидели за своими маленькими партами в чистой, залитой солнцем комнате, им было лет по восемь, и они были явно “дисциплинированные”. Во всяком случае, они не шумели, а это ли не показатель детской “дисциплинированности”? Я спросил их, умеют ли они петь, и вместо ответа они недоуменно покачали головами. Тогда я спросил их: а шуметь они умеют? — и для примера показал как. Тут мне больше повезло, они зашумели. Я спросил их, могут ли они громче кричать, и дети закричали чуть громче. А еще громче, вот так? Подражая мне, дети освоили три уровня громкости, это уже было хорошее начало. После этого я поинтересовался, умеют ли они танцевать, и опять они закачали головами. “Ну, а в ладоши хлопать умеете?” — был мой следующий вопрос. Оказалось, что умеют, даже повторяли ритмические группы по три хлопка. И тогда я спросил их: “А хотите стать на четвереньки и поползать по классу?” Они пришли в восторг и расползлись по всему полу, при этом пели вместе со мной, хлопали в ладоши и были совершенно счастливы. К тому времени я уже узнал в лондонской Александер-скул (учителя этой школы регулярно посещают мою), что многие дети совершенно лишены любви, заботы и доброго примера, родительская нежность им неведома. Никто никогда не положил им руку на плечо в знак поддержки или утешения. И какое трагическое открытие: таким заброшенным детям нужна лишь малая толика внимания, результаты поистине превосходят все ожидания.

Года три назад я решил, что мне, европейцу, нужно создать единую координирующую организацию со штаб-квартирой в Брюсселе, в рамках которой я смогу осуществлять все свои разнообразные проекты и работать над идеями, которые уже родились и которым еще только предстоит родиться. Для этой цели в 1991 году в Бельгии согласно королевскому указу, предоставлявшему нам некоторые привилегии и льготы, была учреждена Международная ассоциация Менухина. В 1994 году Ассоциация преобразовалась в Международный фонд Иегуди Менухина. Цель этого фонда — способствовать осуществлению задач, которые поставили перед собой мои школы, Европейская ассоциация педагогов-струнников (ESTA, ее президентом я был много лет, а сейчас остаюсь почетным пожизненным президентом), движение “Живая музыка сейчас”, “Музыка в Европе” и многие другие проекты, уже созданные и ожидающие своего появления на свет.

С Марианной Понселе, ставшей генеральным секретарем Фонда, я познакомился случайно; один из наших общих друзей как-то прислал мне очаровательную сказку, которую она написала. Так рядом со мной оказался человек, наделенный необычайной фантазией и энергией, бесценная сотрудница, проявляющая безграничную изобретательность и решимость в деле организации и развития Фонда, который еще только формируется. Движением “Музыка в Европе” (MUS-E) руководит из Берна Вернер Шмит, мой коллега, виолончелист прекрасного бернского оркестра. Он не только отвечает за преподавание музыки в школах Берна, но и является членом совета Фонда в Брюсселе. У Фонда по сути нет капитала; все средства, которые поступают из различных источников, включая специально организованные концерты, немедленно распределяются в виде стипендий учащимся моих школ, на них приобретаются музыкальные инструменты, выделяются гранты для публикации бюллетеней ESTA, для LMN и в особенности для организации международных музыкальных встреч.

Например, в октябре 1993 года в Королевском цирке в Брюсселе был проведен довольно необычный концерт, который организовала Марианна Понселе, — “Все скрипки мира”. Музыканты из разных стран исполняли на разных инструментах произведения, написанные для скрипки; вели концерт мы с моим добрым другом и коллегой Стефаном Граппелли, его передавали по бельгийскому телевидению в день Рождества. Часть полученных средств была истрачена на оказание помощи студентам из Украины — двое молодых украинцев привели публику в особенный восторг своей игрой на бандурах. Нашей целью было создать стипендиальный фонд для музыкальных школ в Киеве, чтобы украинские дети получили возможность участвовать в международных конкурсах и приобрести необходимые им музыкальные инструменты. Мы организовали еще один концерт “Все скрипки мира” в 1994 году в Берне, и на этот раз выручка пошла на финансирование подготовки учителей в рамках проекта “Музыка в Европе” (MUS-E).

Так Фонд выступал и выступает в роли, так сказать, катализатора, и, на мой взгляд, это более эффективно, чем просто раздавать деньги. Проект MUS-E сейчас получает поддержку от Европейского союза в размере десяти процентов своего бюджета, от ЮНЕСКО — в несколько меньшем объеме, от министерств культуры различных стран, от телевизионных компаний и от частных лиц. Мы надеемся, что эти средства помогут деятельности небольших центров MUS-E в Берне и в Брюсселе. По окончании трехлетнего срока Фонд планирует организовать ряд публичных выступлений для детей, охваченных проектом MUS-E. Они будут петь, танцевать, участвовать в постановках пьес, пантомимах, и мы увидим, в какой мере исполнились наши трепетные ожидания и жаркие молитвы.

Моя собственная музыкальная школа в Англии, в Сток-д’Аберноне, прошла большой путь с 1976 года, когда я в последний раз рассказывал о ней. Ее главная отличительная особенность состоит в том, что все учащиеся, независимо от возраста, играют в квартетах, и это свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне музыкального мастерства, об уважении к человеческим ценностям, ну и, конечно же, о прочном, надежном овладении техникой игры. Несколько лет назад мы приняли в нашу семью струнных инструментов контрабас. Теперь на контрабасе учат играть не как на виолончели, а в его собственном строе, и занимаются с детьми первоклассные педагоги. Меня побудил к этому шагу Родни Слатфорд — декан струнного отделения Королевского Северного музыкального училища в Манчестере, замечательный педагог и сам контрабасист. Он начал обучать игре на настоящем, детском контрабасе семи- и восьмилетних детишек. Смотреть, как занимается этот класс, — истинное удовольствие, и вот что любопытно: всегда есть дети, которые не хотят играть ни на каком другом инструменте, кроме контрабаса. Теперь опора для любого оркестра обеспечена: и в Королевском Северном музыкальном училище, и в моей школе уже есть отличные маленькие контрабасисты.

Сейчас мы готовимся обеспечить нашу школу дополнительным помещением для занятий и для общежития, а также концертным залом на четыреста мест. Как же нам повезло! У нас прекрасный директор — Николас Чизхолм, замечательный музыкальный директор Стивен Поттс, мы пополнили наш штат преподавателей несколькими лучшими в мире педагогами, среди них Наташа Боярская, с которой я познакомился в Москве. У нее удивительный подход к ученикам, с самыми младшими она обращается как с родными детьми и легко добивается, чтобы все их суставы стали гибкими, мягкими и послушными. Она исключительно ценный сотрудник школы, благодаря ей у нас каждую неделю собирается несколько сот живущих по соседству маленьких детей, которые хотят играть на скрипке.

Обучение на скрипке в Англии в большинстве случаев поставлено все еще довольно примитивно. Когда мы в 1992 году искали по всей стране юные дарования, то из огромного числа желающих учиться отобрали всего лишь двух детей, отвечающих требованиям нашей школы: изумительную пятилетнюю девчушку из нашей округи и мальчика девяти лет. Не хочу хвастаться, но на всех детских конкурсах наши струнные квартеты неизменно занимают первые места. Квартеты нашей школы из за своего юного возраста не могут состязаться с взрослыми исполнителями на Лондонском международном конкурсе струнных квартетов, который проводится раз в три года. Поэтому раз в два года в Кембриджском университете мы устраиваем “смотр” квартетов, где играют юные музыканты-струнники; музыкальные школы и другие учебные заведения присылают на него своих участников. Я убежден, что участие в струнном квартете играет огромную роль в формировании не только музыканта, но и человеческой личности.

На одном из таких конкурсов я убедил сэра Джона Марджетсона, бывшего посла и страстного любителя музыки, стать председателем нашего правления, что и произошло в 1990 году. Наше правление, членом которого состоит и моя дочь Замира, являет широкий спектр талантов: юридических, педагогических, финансовых, научных и музыкальных. С того времени, как Министерство образования взяло на себя часть расходов по нашей школе, мы неизменно выбираем в правление двух сотрудников министерства. Нам очень приятно, что эти замечательные люди, отработав положенный срок, почти всегда хотят остаться постоянными членами правления, благодаря чему мы неизменно чувствуем поддержку настоящих профессионалов. Расходы на обучение рассчитываются ежегодно путем деления текущих расходов на число учеников — сейчас их у нас около пятидесяти в возрасте от восьми до восемнадцати лет. Министерство оплачивает обучение всех наших питомцев из Англии и стран-участниц Европейского союза, а также всех, кто живет в общежитии, если они проучились в школе три года. Государство выделяет школе на ее нужды в общей сложности около 450 тысяч фунтов стерлингов в год, а школьный бюджет составляет около 900 тысяч фунтов стерлингов. Нам приходится изыскивать средства для стипендий учащимся-иностранцам, на ремонт, капитальные вложения и строительство новых зданий. Каждое лето музыканты из школы приезжают на мой фестиваль в Гштад, а когда мы празднуем какую-нибудь круглую дату (как случится, например, в 1996 году, когда фестивалю исполнится сорок лет, а мне восемьдесят), приезжает вся школа, наши швейцарские друзья организуют для ребят интереснейшее времяпрепровождение, а ребята играют в струнных квартетах, камерных ансамблях разного состава и соло.

В школе царит удивительно теплая, доброжелательная атмосфера, все очень любят к нам приходить. Автор книги “Красота малого” Фриц Шумахер с восхищением рассказывал о своем посещении “самой маленькой школы в Англии”. Когда он умер, дети посвятили его памяти концерт.

Время идет, и мы с неизбежностью теряем кого-то из наших самых верных помощников и учителей. В 1987 году умер мой старый друг и коллега Луис Кентнер, он был также членом моей семьи, с тех пор как женился на сестре Дианы Гризельде; он сделал для школы неоценимо много, отдавал ей свой педагогический дар и человеческий талант. В 1995 году умерла наша очаровательная и остроумная Гризельда, тоже очень преданная школе. За пять лет до этого, в 1990 году, свой пост в правлении покинула леди Фермой, наш верный друг и помощник с самых первых дней. Вскоре после того школьный оркестр принял участие в концерте, посвященном ее памяти; он состоялся в Букингемском дворце в присутствии многих членов королевской фамилии. К нашей школе проявляет интерес принц Чарльз, а наша нынешняя покровительница — герцогиня Кентская, страстная любительница музыки. Она гордится этой своей ролью, водит ребят в оперу и вообще дружит с ними.

В 1994 году ушел на пенсию Питер Норрис, он проработал в школе тридцать лет, дирижировал нашим оркестром и учил ребят любить музыку. Многие наши выпускники признают, что его новаторский подход оказал огромное стимулирующее воздействие на их музыкальное становление. В 1995 году мы пережили еще одну горькую потерю: умер наш мудрый и высокоценимый попечитель и сосед по Сток-д’Абернону сэр Рональд Гаррис. Завершив свою блестящую карьеру дипломата и уйдя в отставку, он с самого начала существования нашей школы стал энергично нам помогать, в 1976 году возглавил Совет Друзей школы, в 1989 году был избран председателем правления. Ребята любили его как родного дедушку и считали своим доверенным другом.

Летом 1994 года восемь наших самых талантливых старших учеников ушли от нас, чтобы продолжать обучение в Лондоне и во Франции; перед отъездом они дали несколько прощальных концертов, играли восхитительно, с особым чувством и волнением — наверное, им было грустно от того, что они играют вместе в последний раз. Сейчас у нас другой состав учеников, много новых, но остались и старые. Среди новых китаянка Вей Вей Ли, я обратил на нее внимание на конкурсе в Фолкстоне, где эта одиннадцатилетняя девчушка покорила всех до единого. Она играла так, что звучание каждой ноты казалось событием, плавность ведения смычка изумляла. Я сразу же предложил ей поступить в нашу школу, и в начале осени 1994 года она приехала к нам учиться.

В рамках Фолкстонского конкурса предусмотрена особая программа для юных музыкантов не старше четырнадцати лет, и она-то меня особенно интересует. Как и более старшие участники, дети приезжают сюда со своими педагогами, и не для того, чтобы выбирать героев-победителей, а чтобы учиться. Живут они у гостеприимных жителей Фолкстона, которые проявляют огромный интерес к судьбе этих ребят. Многие участники конкурса в первый раз в жизни встречаются здесь с морем, да и вообще впервые оказываются за пределами своей страны. Целых две недели учащиеся и педагоги ведут жаркие дискуссии, обмениваются идеями и делятся техническими приемами. Беседуя с шанхайским педагогом Вей Вей, я не мог не выразить изумления ее успехами. В ответ он просто сказал, что у него есть еще шесть точно таких же учеников! И я ни на мгновенье не усомнился, что это правда. Когда вы выбираете из миллиарда, наверняка найдется несколько таких, как Вей Вей.

Скажу честно, я не люблю выделять кого-то из учеников — ни тех, кто уже кончил школу, ни тех, кто еще учится; все они уникальны в своем роде, талантливы и неповторимы. Но я очень рад, что один из молодых пианистов, в свое время учившийся у нас, Пол Коукер, в восьмидесятые годы стал моим неизменным музыкальным спутником. После смерти Хефцибы он аккомпанировал мне во время моих многочисленных гастролей и концертов; сейчас он преподает в моей школе фортепиано и готовит с учащимися скрипичные сонаты.

И еще мне приятно рассказать, что среди наших выпускников есть не только классические музыканты, но и немало нетрадиционных, даже экстравагантных исполнителей в лучших английских традициях. Один из них хорошо известен всем, это Найджел Кеннеди. Талантливый мальчик из семьи музыкантов, он поступил к нам семи лет в 1964 году; его отец был замечательный виолончелист, мать — пианистка. Он учился у нас и, казалось, был всем доволен, но, когда ему было лет двенадцать-тринадцать, нас в очередной раз посетил великий джазовый скрипач Стефан Граппелли. Найджел уже давно слушал его пластинки и подражал ему, и когда мой чудесный, отзывчивый коллега угадал страстное увлечение мальчика, он взял его под свое крыло и начал водить с собой в ресторан Ронни Скотта в Сохо. Вскоре Граппелли стал приглашать Найджела играть вместе с собой. Уже лет в семь-восемь у Найджела проявился импровизаторский талант, так что теперь он ступил на предназначенный ему судьбой путь. Он оказался одним из первых в новом поколении молодых скрипачей, кто одинаково легко играет по слуху и по нотам, и я эту свободу приветствую. В руках догматиков и поклонников голой техники классическая музыка гибнет; молодым музыкантам предстоит заново открыть для себя красоту спонтанной выразительности и поэзии. Найджел Кеннеди стал сенсацией, потому что до него мир классической музыки не знал музыканта такого типа. Возможно, в своем нетерпении установить контакт со слушателями Найджел отчасти утратил чувство меры, но я надеюсь и верю, что классическое образование поможет ему снова обрести его. Я пригласил Найджела играть на фестивале “Все скрипки мира”, который мы планируем провести в 1996 году, и очень надеюсь, что он приедет.

Еще один такой музыкант — Фолькер Бизенбендер, фантастически одаренный молодой немец. Он окончил нашу школу в 1967 году, великолепно играл классику и стал работать с лучшими музыкантами и скрипачами мира, а несколько лет спустя собрал группу и начал играть с ней народную музыку на улицах Базеля. Весь Базель обожал его, концертные залы всегда были набиты битком, и все же это не удержало его в городе, он уехал в Индию, где прожил некоторое время в семье знаменитых индийских музыкантов в Бенаресе. Он посвятил себя изучению народной музыки разных культур. Это блестяще образованный молодой человек, он хорошо знает философию и написал интереснейшую работу о занятиях на скрипке; все музыкальные учебные заведения, все консерватории наперебой приглашают его к себе. Бывает он и в моей школе, обаяние его личности оказывает огромное влияние на исполнение.

К моей великой радости, в Европе появились три музыкальные школы по типу моей лондонской. Прекрасная музыкальная школа, названная в честь королевы Софии, открылась в Мадриде, ее создала очень энергичная и целеустремленная дама, миссис Палома О’Ши. Она часто бывала в моей школе в Англии, и сейчас мы обмениваемся учащимися и преподавателями. Я очень рад, что подобная школа существует и во Франции — в Гренобле; ею руководит выдающийся скрипичный педагог мадам Клотильда Мюнш, племянница знаменитого дирижера Шарля Мюнша. Она уже давно стала душой всей музыкальной жизни Гренобля, выучила несколько тысяч детей; у нее никогда не бывает меньше 400–500 учеников, и то, что все они играют вполне хорошо, служит доказательством ее педагогического таланта. Я беру некоторых из ее лучших учеников к себе в школу.

Третья школа открылась осенью 1994 года в Баварии, недалеко от Мюнхена, в Ингольштадте, автомобильном центре “Ауди”. Концерн “Ауди” оказывает в высшей степени щедрую поддержку музыкантам и музыкальным мероприятиям: он субсидировал гастрольную проездку оркестра Мюнхенского Радио по Соединенным Штатам; предоставляет свои автомобили в распоряжение всех крупных европейских музыкальных фестивалей, в том числе и моему в Гштаде; учредил конкурс юных музыкантов “Ауди”, в котором принимали участие несколько наших учеников; и вот сейчас выделил средства для создания в Ингольштадте музыкальной школы по образцу моей, которая будет названа в честь Давида Ойстраха. Великий Ойстрах умер в 1975 году, и я горько ощущаю эту утрату. Школу создала и стала ее директором одна из лучших учениц Ойстраха, грузинская скрипачка Лиана Исакадзе. Лет пять назад компания “Ауди” пригласила ее в Германию на две недели вместе с ее коллегами из Камерного оркестра Грузии, и все они остались там жить. У меня, таким образом, оказалось четыре музыкальные школы, которые теснейшим образом связаны друг с другом, — настоящее европейское содружество, как и все наши музыкальные начинания. Возможно, пятая школа откроется в Швейцарии, на моей второй родине.

Лично я с большим уважением отношусь к нынешним молодым людям, с которыми познакомился, посещая различные музыкальные учебные заведения и университеты. У меня были встречи за завтраком со студентами Сорбонны, вечерние дискуссии в Оксфорде и Кембридже. Я разговаривал со студентами как небольших, так и самых крупных университетов, как, например, Калифорнийский, с учащимися множества школ, где я давал концерты и читал лекции. Я также слушал, что говорят молодые японцы и бразильцы. Все эти молодые люди не имеют ничего общего с расхожим стереотипом. Я знаю, что есть слои молодежи, приверженные к наркотикам; огромное число подростков, которые никогда не знали, что такое родительская любовь, забота и воспитание, не находят своего места в жизни и гибнут. Я хочу пробиться к ним с помощью моего проекта MUS-E. Однако большая часть молодых людей обладает более живым и здравым умом, чем в свое время их родители. У них шире кругозор, и они остро осознают свою ответственность за то, что происходит в современном мире, над которым нависла великая угроза. Не важно, где эти молодые люди родились, они — верная гарантия того, что человечество не погибнет. Они образуют своего рода глобальный союз, для которого не существует разделяющих мир законов. У них свои законы — объединяющие их всех цели и надежды.