Страстный. Плохой. Опасный (СИ)

Часть 13. Идеальный план

Я проснулась в своей комнате почти после суток бессознательного состояния. Первое время непосильной задачей было не то что встать, но даже перевернуться на спину. Андрей со мной почти не разговаривает, если это не касается еды, помощи или очередного сухого нравоучения. Пока он дома, мне кажется, что легче делать вид спящей, чем постоянно смотреть на его укор в пренебрежительном взгляде или вновь ссориться.

Когда добралась до открытого доступа в интернет, то наконец-то поняла, что так злило моего брата, ведь он смотрел на меня таким взглядом, отчего сразу ставало дискомфортно. В его глазах внезапно появилось слишком много чрезвычайно бурных чувств, словно он хочет хорошенько потрепать меня и в другое мгновение по-братски обнять, но постоянно от всего себя сдерживал, добивая молчанием.

Во-первых, меня удивило абсурдное письмо на моей почте, определенный адресат — Резник Игнат Ростиславович, который уволил меня в двух строчках, как и обещал бесконечное количество раз (а это очень унизительно). Всегда думала, что я совершенно особенная для него сотрудница и коллега. Внезапно оказалось, что нет. Наверное, я была сильно потрясена, так как не отреагировала на его письмо ни слезами, ни злостью.

В сердце только прибавилось горечи от несправедливости.

А во-вторых, босс, точнее, мой уже бывший босс, скинул несколько сайтов, которые обобщил, как причина такого унизительно увольнения через корпоративную почту. Это оказались сайты городских газет, журналов и… И то, чего я хотела избежать — неминуемо произошло. Все СМИ гудели о моей тесной связи с Гордеевым, причем о ней знали все, кроме меня самой.

Только слепой мог оставить это событие незамеченным, но ко всему прочему газетчики неоднократно утверждали, что я тайная любовница Гордеева, которую он успешно скрывал несколько месяцев, а я отвела от себя любые подозрение недавней взрывной статьей. Какую только чушь не придумали газетчики, чтобы заставить читателей округлить глаза и ахнуть.

Иронично. За что боролась, на то и напоролось? Неприятно.

Но все-таки я не сдержалась и тоже ахнула, когда смотрела расширенную версию видео на порносайте, закипая. На последних секундах услышав его приевшееся «малышка», сталкиваю свой ноутбук на пол, надрывно выкрикивая ругательства. Дальше я рву свои лучшие наработки на ближайший месяц, и несколько особо крупных проектов с планом интервью. Календарь, на котором обведены самые важные рабочие даты пролетает почти через всю комнату… И как же мне хочется все крушить, особенно придушить этого мерзкого гада!

Он уничтожил все, что мне дорого только одним видео…

Насколько я теперь его ненавижу, когда у меня почти ничего не осталось? Насколько вообще можно ненавидеть идеального во всем мужчину, который избивает женщин в спальне, а иногда жестоко пытает? Насколько можно ненавидеть, когда я уже полна ненависти и страха к этому человеку, который не перед чем не останавливается?

Обещание он сдержал — если сбегу или уйду из коттеджа под любым предлогом, видео разлетится во все СМИ. Это было рычагом давления, но даже тогда я не думала, что все окажется такой крупнейшею катастрофой. Андрей промолчал, но своим поведением посеял первые догадки, а когда я уверилась в том, что он увидел то видео… Я не хочу выходить из комнаты до конца жизни!

Вечером услышала последние новости, когда брат вернулся с работы взбешенный, и проверив меня в комнате, спящую, пошел на кухню словесно разносить какого-то своего сотрудника. Он был очень недоволен тем, что кто-то выпустил из КПЗ Господина Гордеева по истечении сорока восьми часов. У Андрея нет никаких оснований удерживать его в изоляторе.

Поесть на кухню пошла только в два ночи, когда спал брат, так как встретиться с ним — это неминуемая вспышка борьбы и противостояния.

Почти три дня я была заложницей своей комнаты, старалась дожидаться, когда уйдет брат, только после этого вставать, разминать мышцы и принимать душ. Стало все до ужаса сложным, непосильным для меня. Я всегда старалась быть для всех хорошей, но теперь обо мне говорят невесть что.

Грязная шлюха Господина Гордеева намного хуже, чем быть просто ядовитой сукой.

Впервые в жизни мне стало одиноко и страшно. Это Господин Гордеев загнал меня в клетку, а я не имею понятия, как отсюда выбраться. Он меня мастерски переиграл.

***

Утром, услышав голоса на кухне, просыпаюсь. Повернув голову, удивленно замечаю на своем письменном столе букет желтых хризантем. Точно такие я приносила Артему, когда он был в больнице. Похоже, ему полегчало, и Морозов пришел навестить меня. Я отчетливо слышу его голос, который всегда пропитан чрезмерной мягкостью несмотря ни на что… Ну кроме того случая у него дома.

Тяжело поднимаюсь с постели, боком. На правом бедре все еще наложена марлевая повязка, а над бровью пластырь, который я снимаю. Знатно меня так потрепало, судя по моему отражению в зеркале, чего я избегала последние дни.

Не спеша, перебираю ногами. Одновременно хочу и остерегаюсь увидеть брата, но, наверное, я уже готова к этой неминуемой волнующей встрече, которая дольше одной минуты. Мне легче, но вот на душе настоящий мрак безысходности. Рядом с Андреем на кухне в самом деле сидит мой дорогой друг, который ошалело уставился на меня вместе с братом.

Артем медленно растягивает губы в улыбке, и это сродни теплому солнышку, которое касается меня нежными лучами в такой тоскливый день. Я отвечаю на его улыбку своей, осматривая то, что он выглядит лучше меня, хотя недавно был в больнице… Из-за меня.

Все плохое, что случилось со мной и моими близкими — это только моя вина. Но, кажется, исправить я ничего не могу к моему великому сожалению.

— Тебе нужно лежать, — черство говорит Андрей, и это было сродни холодной воде на голову. Кое-кто был непросто не в духе, а в настоящем бешенстве.

— Артем, как ты себя чувствуешь? — игнорирую хмурого брата, и подхожу к другу, который тут же поднимается и очень аккуратно обнимает меня, продолжая тепло улыбаться. Я впервые так наслаждаюсь его объятиями, прикрывая глаза от облегчения.

Все эти дни мне не хватало поддержки. Несмотря на то что Андрей помогает и заботится, от него не исходит родное мне тепло, которое так необходимо в теперешнем положении.

Меня уволили с работы, где я начала свою карьеру, там же добилась хороших трудовых результатов и опыта за несколько лет. Теперь, очевидно, что дорога журналиста для меня закрыта, и я не могу перестать думать об этом ни на секунду. Сейчас меня поливают грязью, и не известно, что еще выкинет Гордеев, оказавшись на свободе.

Неизвестность пугает.

— Чувствую себя лучше, чем ты, — ответил он и пододвинул стул ближе ко мне, помогая сесть. — Кофе или хочешь поесть? Ты значительно похудела… Будешь бутерброд?

Поджимаю губы от того, с каким напором брат сверлит во мне дыру.

— Нет, только кофе, пожалуйста, — киваю, и пока Артем отворачивается к плите, я перевожу взгляд на старшего брата, который буквально прожигает во мне дыру. — Хочешь что-то сказать? — вздернула я вопросительно свои брови, пока что переполняемая внутренним спокойствием.

Иду на контакт впервые, не пытаясь убежать в комнату и укрыться от всего мира одеялом. Похоже, что я действительно чувствую себя лучше.

— Да, еще как хочу! — неожиданно рыкнул на меня брат, а я сцепила зубы, чтобы не рявкнуть в ответ.

— Андрей, — с упреком обернулся мой заботливый друг, сурово сдвинув брови к переносице. — Не сейчас, — и короткий взгляд на меня. Он обеспокоен моими напряженными отношениями с братом.

Я склоняю голову набок, рассматривая Андрея, который медленно, но верно начал вскипать. Спокойно смотрю в его глаза и вижу отвращение, переплетавшееся с едкой жалостью. Меня охватывает холодный гнев в ответ.

— Ты была согласна на отношения с этим отморозком? — озлобился брат.

— Нет, — коротко отвечаю я, решив обойтись без тирады.

— Камеры говорят о другом. Сначала утроила ему романтический ужин, а потом дала выпороть ремнем свою задницу… И не только!

Отвожу взгляд, ощутив себя ничтожно. Даже брат меня осуждает. Стоит ли надеяться на то, что я смогу доказать всей столице свою невиновность и чрезмерную жестокость Гордеева? Вот теперь я в этом сильно сомневаюсь.

— Я подсыпала в вино снотворное и хотела сбежать, если ты не заметил, товарищ-офигенный-следователь, это я вырубила Гордеева, — рассказываю я план того вечера, сложив руки под грудью. — Когда он все понял, едва не утопил меня в ванне, а потом решил научить манерам хорошей шлюхи. Не забывайся, Андрей. Я не позволю кому-то так со мной обращаться, и все, что между мной и Гордеевым, было против моей воли. Даже на видео.

— Ярослава, ты знаешь, что о тебе говорит весь город? — рассвирепел брат, почему-то переводя тему разговора.

— Нет, важно то, что говоришь ты, Андрей, — посмотрела на него с неприсущей мне злостью. — Я твоя сестра, и да, оступилась. Урок усвоила — плохой Господин меня выпорол. Но, как бы там ни было, упрекать меня не нужно, ладно? — Артем ставит передо мной чашечку горячего кофе. А еще он нервничает, неожиданно попав в семейную перепалку.

— Ты могла оказаться в опасном положении, Ярослава. Он легко мог тебя истощить, замучить, хладнокровно убить… Мне сложно представить, что было бы там останься ты еще на один день. Я не упрекаю, а пытаюсь сделать так, чтобы до тебя дошло к чему приводит твоя самостоятельность. Ты меня никогда не слушаешь… Но, чтобы не произошло, я твой брат, и единственный, кому ты должна слепо доверять. Тебе все понятно?

Я перевожу взгляд на Артема, который почувствовал себя очень дискомфортно от слов брата.

— Нет, я доверю своему другу, — поднимаю руку, перехватывая ладонь парня, который нежно улыбнулся мне в ответ. — Ну еще твоему напарнику, Вадиму, он вроде как хороший парень.

— А вот здесь не смей, — кулак брата ударил по столу. — Этот паршивец уничтожил все доказательства, которые мы собирали на протяжении нескольких дней, рискуя всем! Так и знал, что продажным копам нельзя доверять, хоть и бывшим.

— Постой, Андрюш. В смысле он уничтожил все доказательства? — переспросила я.

— Ярослава, ты же неглупая, понимаешь русский язык. Знаешь, почему у него нет друзей? Волков — продажная криминальная мразь, и я не удивлен, что он очередной раз ступил на эту дорожку. Не нужно было ему доверять, — раздражается Андрей, а я все выше поднимаю брови.

Я что-то не поняла. Почему же Волков скрыл от брата, что я вынесла ту папку, буквально выкрала ее из-под носа следователя и полковника?! Думаю, что признаться во всем нужно сейчас, так как у брата с этим парнем и без меня изощренная ненависть друг к другу.

— Не знаю во что ты играешь с Вадимом, но это я забрала папку, и думаю, он догадался об этом. Тогда Вадим застал меня на горячем. Возможно, просто не захотел меня сдавать и сеять между нами семейный раздор. Очень… Мило с его стороны.

— Ты? — брат недоверчиво хмыкнул. — Сделаю вид, что ничего не слышал, Ярослава, но об этом мы еще подробно поговорим. Это была твоя очередная дурная выходка, а я все равно не жалею о том, что надавал ему по наглой морде, — усмехнулся брат, а я сузила глаза. — Тоже мне, следователь…

— Странно как-то, — я задумываюсь. Вадим мог сдать меня брату и наоборот рассорить нас, но по итогу промолчал, за что отхватил. По довольной насмешке брата ясно, что очень сильно. — Он не из рядов предателей.

Андрей расхохотался так, что едва не пролил слезы.

Я бы хотела поговорить с Вадимом Волковым, но тот последний взгляд, которым он меня окинул при моем побеге… Совсем не хотелось увидеть снова, тем более после выходки моего вспыльчивого брата.

— Мелкая, тебе нужно научиться разбираться в людях, иначе бесследно пропадешь, — заверяет меня брат, а я откидываюсь на стул, забывая об исполосованной ремнем спине. Издав шипение, выравниваю осанку, но ребра болят от резких движений, и хватаюсь за них, напрягаясь. — Отец меня убьет, — нахмурился Андрей, прослеживая мои мучения.

— Это все не твоя вина, — пожала я плечами, — а мне, к счастью, отец больше не может объявить домашний арест, — вообще-то, говорила вполне серьезно, но я с Андреем улыбнулась, только Артем непонимающе поиграл бровями.

Только мы знаем, что отец любил и был спокоен, когда арестовывал меня и закидывал скучной литературой. Но в любом случае он сделал свой вклад в мой характер — я стала очень упрямой и твердой, а еще начитанной, поэтому освоила любимую мне журналистику в два счета.

— В любом случае у нас проблема — Гордеев неприкосновенный в законе, поэтому теперь ты под моим домашним арестом.

— Эй!