Свердловск улыбается

Возмездие

Сначала в проеме приоткрытой двери показывается всклокоченная голова-солнышко, с мордашкой, густо заляпанной веснушками, словно в нее брызнули ржавой водой, затем в комнату входит сам Колька Лядов — второгодник четвертого класса. Кошачьи глазки сразу подмечают отсутствие матери, и малый, ставя у порога сумку с учебниками, облегченно вздыхает: «Обойдется без лупцовки». Отец особой опасности для него не представляет.

Сам отец восседает на диване, увлеченный телепередачей. На журнальном столике перед ним помимо духовной пищи — журнала «Крокодил» — имеется и насущная: бутылка с недопитой водкой, хлеб, колбаска. У человека выходной, и он изволил принять ванну, ну, а по такому случаю, сами понимаете, грех не прополоскать горло.

Папаша поворачивает голову, с минуту тупо созерцает родное чадо, потом осведомляется:

— Опять двояк схлопотал?

— Нет. — Дитятко с повышенным интересом начинает изучать вылупившийся из половой доски сучок, ковыряет его носком ботинка.

— Только не капай мне на мозги. По бельмам вижу: двояк схлопотал.

— Нет, — упрямо повторяет сын. — В дневнике написали… Распишись, пап, пока мамки нет.

Илья Маркович раскрывает поданный дневник и там, где должно размещаться расписание уроков на четверг, видит целую петицию, написанную красными чернилами.

«Речь вашего сына изобилует вульгарными словечками, как то: «коры типа зашибись», «чувячка», «пасть порву, шпаргалы выдавлю», «хрусты» и т. д. Вчера не выполнил домашнее задание по русскому письменно. Следите за речью ребенка и за выполнением им домашних уроков».

— Кхм… — не то крякает, не то прокашливается глава семейства, и физиономия его багровеет еще больше. — Ты почему такой-то?

— Какой?

— Да вот такой! — трясет Лядов-старший в руке дневник. — Почему речь засорена жаргоном? Что еще за «коры типа зашибись»? Я тебя спрашиваю: что такое «коры»?

— Это обувь, — тихо раздается в ответ.

— Чего-о? Кошмарно! Дико! Неужели русский язык так беден, что ты не можешь обувь назвать нормальным словом? Прохоря, колеса, бахилы — вот как на русском языке называется, которые на ногах. А то — коры! Ха, придумывают же что-то такое непонятное… А почему «типа зашибись»?

— Хорошие, значит.

— Да, хорошие! — передразнивает родную кровиночку папаша. Трудно тебе было сказать фартовые или шиковые? У тебя что, заменяемых слов нет?

— Есть… учим в школе синонимы.

— Так почему поганишь речь такими словами? Эти самые… э… как ты сказал?.. синонимы для того и служат, чтоб выражаться ясно и четко. Например: одежда — шмотки, чемодан — угол, работать — вкалывать или мочить роги. Усек?.. «Чувячка!» это что за овощ?

— Хи-хи… Это девушка.

— Пацанка, что ли? Гм… странно. Что такое баба — само собой разумеется, знаю, что такое женщина или лахудра — тоже известно. А вот чувячка — впервые слышу. В наше время, когда я был молодым, так непочтительно представителей слабого пола не называли. Ну да ладно. Разберемся с «хрустами». Это слово для меня не ново. Однако сколько можно вдалбливать в твой рыжий калган: хрусты — слово устаревшее! Колами теперь называются деньги.

Илья Маркович закуривает и продолжает:

— Слово «пасть» мне тоже расшифровывать не надо. По всей вероятности, это хлебало. Не так ли?

— Рот, — поправляет малый.

— Одно и то же. Ответь лучше, кому ты собрался его порвать?

— Никому.

— Гм… А что за слово шпаргалы?

— Глаза.

— Глаза?! Ну, любезный, вот это уж совсем никуда не годно! С каких пор глаза стали шпаргалами? Насколько мне известно, они испокон веков наливались зенками, гляделками, стригунами, фарами, шарами, но никак не шпаргалами. Нда-а…

Папаша еще раза три подряд аппетитно затягивается дымом сигареты и голосом, сбавленным на полтона, задает следующий вопрос:

— Почему домашнее задание вчера не сделал?

— Я, пап, пословиц не написал.

— Как так? Их же в народе тысячи бытует. Вот садись за стол и пиши!

— Я есть хочу-у.

— Напишешь пять пословиц — поштевкаешь.

Ничего другого, как подчиниться родителю, Коле не остается. Он садится за стол перед раскрытой тетрадкой, усиленно шевелит мозгами, но пословицы, как назло, не приходят на ум.

— Ладно, — сжаливается отец. — Одну я тебе подскажу. Пиши: яблочко от яблони… написал?… недалеко падает.

Высунув кончик языка, мальчишка старательно скрипит по бумаге пером, а Лядов-старший вооружает руку карандашом и в дневнике против слов «подпись родителей» размашисто пишет:

«На сына воздействовал. И. М. Лядов».