Свет над океаном

10. Будущее

После своего страшного признания Саммерс вызывал у Горова не ненависть, а презрение, отвращение. Быть может, здесь сыграло роль утверждение Мэри — «на планете всё осталось по-прежнему». Быть может, Горов просто не научился ненавидеть: за всю жизнь ему ни разу не пришлось лицом к лицу столкнуться со смертельным врагом.

Джон сидел у стола в той же позе, уронив голову в ладони, и Горов несколько секунд помедлил у коммингса, зачем-то прислушиваясь к его прерывистому дыханию. Потом, сердясь на самого себя, решительно подошёл к креслу, громко стукнул костяшками пальцев по столу.

Саммерс вздрогнул, поднял голову.

«Спал?!» — возмутился Горов, но тут же увидел глаза Джона, — в них не было и тени сна. Горов сел, несколько секунд разглядывал его так, будто видел впервые. Потом заговорил — тяжело, устало.

— Если всё действительно случилось так, как рассказываете вы. Саммерс, вам нет и не может быть оправданий. Вы совершили величайшую подлость, перед которой меркнет даже сомнительная слава Герострата, и теперь несёте заслуженное наказание. Убить вас? Нет, это слишком мало и никому не нужно. Вы должны жить. Ещё точнее, вы обязаны жить. Жить для того, чтобы попытаться хоть в какой-то степени искупить свою вину перед человечеством, чтобы работать и бороться за его счастье. Вы очень виноваты, но не преувеличивайте свою вину: гораздо большую ответственность несут те, кто посылал в космос базу для бомбардировки планеты… Мы лишены связи, приборы наблюдения не позволяют нам судить об обстановке. То, что вы совершили, могло отбросить жизнь на миллионы лет вспять — уничтожить биосферу… Но она должна возникнуть снова! Какой же вывод следует сделать из этого, Джон Саммерс?

Горов напрасно ждал ответа несколько секунд, потом встал, прошелся по отсеку. В голову пришла неожиданная мысль: что если Саммерс совершил свой поступок, будучи не совсем… в здравом уме? Космическая психология — штука тонкая! И теперь — чёрт его знает, на что способен этот отчаявшийся человек? Может быть, следует немного его приободрить?

— Я понимаю, — снова заговорил Горов, — вас пугает астрономическая величина названной мною цифры. Но это — максимум. Это самое страшное, что может случиться. Никто из нас не знает истинной способности жизни к приспособлению. Будем оптимистами: вполне возможно, что живая клетка, приспособившись к условиям повышенной радиации, в кратчайшие сроки перестроит структуру хромосом, и на земле, рядом с качественно новыми, нарождающимися формами, некоторое время будут процветать старые… В том числе и человек! Это может случиться через сорок, через пятьдесят поколений, но всё-таки это произойдёт! Конечно, если бы ударные волны и громадные температуры не уничтожили лабораторий, научных центров, если бы осталась в живых армия учёных-биологов, наших с вами современников, человечество с их помощью гораздо быстрее и безболезненней приспособилось бы к новым условиям. Но… Итак, мистер Саммерс, отныне я буду вместе с вами нести бремя этой страшной тайны: не следует пока сообщать о случившемся сотрудникам, особенно женщинам. Сегодня же я под каким-нибудь предлогом приостановлю, а потом и вообще законсервирую работы по восстановлению антенны связи с планетой. Всё должно идти своим чередом, только работать мы должны будем ещё энергичнее…

Саммерс быстро поднял голову.

— Вы… Вы верите… мне?!

Горов пожал плечами.

— Я уверен, что вы постараетесь сделать всё, чтобы искупить свою вину перед людьми. Не так ли?

— Тогда… — Саммерс остановился в нерешительности, но, встретившись с вопросительным, спокойным взглядом Горова, решительно продолжал: — Тогда разрешите мне взяться за ремонт антенны! Я клянусь…

Горов поднял руку.

— Не нужно. Я верю вам, мистер Саммерс. Но я хотел бы, чтобы сейчас, оказавшись в роли стороннего наблюдателя, вы поняли до конца свою страшную ошибку, оценили свой безумный поступок.

— Вы говорите — «безумный»… Вы не верите, что я могу работать как человек вполне здравомыслящий? Вы считаете, что всё и вся, что противостоит вам и вашим идеям — безумие?

Горов тяжело вздохнул.

— Что бы сделали вы, мистер Саммерс, увидев на улице человека, размахивающего ножом?

— Позвал бы полисмена.

— А если бы его поблизости не оказалось? Разве вы не собрали бы вокруг себя смелых людей, которые помогли бы вам отобрать нож и отвести этого сумасшедшего куда следует? Ну? Вы молчите. «Есть власти…» А ваше дело — сторона? Но если сами «власти» начинают размахивать над головой человечества водородными бомбами?

— Да, меня обманули! — зло выкрикнул Джон, стискивая пальцы в тяжёлые кулаки. — Они всех обманули!

Горов отрицательно покачал головой.

— Сейчас слишком поздно говорить об этом. С сегодняшнего дня, с этой минуты вы должны трудиться для будущего. Мы будём помнить, что рано или поздно на нашей планете снова начнут творить и бороться разумные существа. Мы обязаны сделать всё, чтобы наш спутник принёс им как можно больше пользы. Тот из нас, кто останется жить последним, выберет подходящее место для посадки — где-нибудь на высоком плато — и время, будем надеяться, пощадит наш труд. Запасов пищи при существующем круговороте нам хватит на семьдесят-восемьдесят лет, а потом…

— У меня есть одна мысль, профессор, — робко сказал Саммерс. — Мне кажется…

— Слушаю.

— Не можете ли вы сказать, сколько спутников вращается сейчас вокруг Земли и Луны?

— Более сорока.

— И все обладают свободой манёвра?

— Да.

— Нельзя ли будет собрать их вместе? В один космический город? Освободятся резервы материалов и горючего, вместе соберутся много умных голов. На смену нам придёт новое поколение, которое дождётся, обязательно дождётся!

Горов кивнул.

— Да, так, по-видимому, когда-то поступили и марсиане. Быть может, их вынудили к этому другие причины, они преследовали иные цели, но факт остаётся фактом: история должна повториться ещё раз на памяти разумных существ… Это неплохая мысль. И, пожалуй, вы правы: нужно будет не приостанавливать, а всемерно форсировать ремонт антенны… Главное, не нужно отчаиваться. Конечно, вам предстоит пережить ещё немало тяжёлых часов, дней, может быть, лет… Всё это не так-то просто. Зато теперь у нас есть большая цель в жизни. Думайте только об этом, мистер Саммерс, думайте о будущем. Думайте о тех, кто остался на планете, кто борется за жизнь, — в огне, в волнах… Идите отдыхать, Саммерс.

И снова Горов остался наедине со своими мыслями… Было бы очень хорошо снова поговорить с Мэри…

Перед мысленным взором Горова, словно живое, встало лицо девушки… Она улыбается, задумчиво говорит что-то, а взгляд устремлён куда-то далеко-далеко, и глаза её чуть сощурены, будто она хочет рассмотреть что-то…

— Вы меня звали, Николай Иванович?

Горов вздрогнул, поднял голову. С экрана внутренней связи смотрели большие глаза Мэри. Неужели услышала? Он усмехнулся, покачал головой.

— Ты уже принимаешь даже мои мысли? Да, звал, девочка. Приходи…

…И снова они сидят рядом, но теперь Мэри рассказывает не о том, что видела она когда-то, до вызова Горова. Прикрыв глаза, застыв неподвижно в кресле, девушка тихо рассказывает о том, что делается на далёкой планете сейчас, в эти мгновения…

— Нодар не хочет принять меня, но я всё равно знаю: возле него какая-то девушка, они вдвоём среди скал, у подножия какой-то горы… Рядом плещется океан… Они уже в безопасности, а совсем недавно пережили большие потрясения. Посмотрим, что делается вокруг… Вот какой-то странный предмет в волнах — прозрачный, блестящий… Кажется, внутри него — человек… Другой человек плывёт рядом… Тому, который внутри, очень, очень плохо… А вот ещё… Девушка… под водой? Почему? Непонятно. Она чего-то пугается!..

Горов беспокойно заворочался в кресле, Мэри вздрогнула, открыла глаза.

— Что такое? Я ничего не могу понять, Николай Иванович… Кажется, с ними всеми случилось что-то очень неприятное. Но я ничего не могу сказать, пока Нодар не ответит на мои вопросы… Простите, Николай Иванович.

— Что ты, девочка! Спасибо. Есть старая мудрая пословица: лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Но… знаешь, у меня к тебе большая и немного странная просьба… Не знаю даже, как и сказать тебе… Вот уж дурацкое положение! A-а, ладно! Вот что: я был бы тебе очень благодарен, если бы ты научила меня своему искусству… хоть немножко! Мыслимо это теоретически?

Мэри улыбнулась.

— Я много думала над этим, Николай Иванович. И вполне уверена: да, безусловно. Не знаю только, каковы ваши способности, каков будет результат… Но прежде всего нужно, чтобы вы поняли главное: здесь нет никакой «чертовщины», всё это можно объяснить, правда, не математически, но с естественно-научной точки зрения. Ведь вы — учёный, вам это условие совершенно необходимо, не так ли?

Горов кивнул.

— Совершенно правильно. Прежде всего я хотел бы знать вот что: может ли любой человек убедиться в том, что его мысли, его внимание почувствовал кто-то другой? Может ли он увидеть это собственными глазами?

— Да сколько угодно! — рассмеялась Мэри. Я иногда удивляюсь — как люди умудряются проходить мимо поразительных фактов, которые могли бы пролить свет на некоторые неясные вопросы, стать подтверждением странных на первый взгляд предположений… Конечно, в любой науке, в том числе и в этой новой, только зарождающейся области знания механизма «феномена пси», решающую роль играет эксперимент. Такой, в конечных результатах которого можно убедиться в любое время собственными глазами, если есть условия для опыта: два человека. Вы, Николай Иванович, старше меня, вы прожили большую жизнь… Неужели вам никогда не приходилось наблюдать, как оглядываются люди на улице? Неужели никто и никогда не оглядывался именно на вас? Вспомните, — вы идёте позади какого-нибудь человека, который чем-то заинтересовал вас. Смотрите ему в спину или в затылок. Расстояние между вами такое, что никак нельзя допустить, будто его обеспокоили ваши шаги, ваше дыхание и прочее. Кроме вас на улице ещё много людей… И вдруг этот человек оглядывается — оглядывается именно на вас! Что же произошло? Ответ может быть только один: какие-то излучения вашего мозга достигли этого незнакомого вам человека, вызвали ощущение тревоги, заставили повернуть голову. «Опыт», о котором я говорила, может проделать, как мне кажется, любой человек, — достаточно ему сосредоточить внимание на ком-нибудь, кто находится впереди него, идёт ли он по улице, сидит ли в кинозале или в театре… Разве вам никогда не приходилось слышать: «Я почувствовал, что кто-то смотрит на меня, и оглянулся»? Или так: «Я вдруг почувствовал, что здесь есть ещё кто-то». Нодар считает, что передаются не мысли, а их энергетические модели, закодированные в импульсах. Но они-то и вызывают аналогичные мысли и образы в мозгу другого человека, — ведь мы живём в одном мире, у нас, в основном, одни и те же понятия…

Горов поднялся, подошёл к иллюминатору, ткнул в него пальцем.

— Я — физик. И я совершенно не могу представить себе, каким образом мозг, этот, с позволения сказать, «генератор» умудряется посылать импульсы достаточной мощности, чтобы преодолеть почти сорок тысяч километров пустоты, электромагнитные и гравитационные силовые линии полей… Нет, не понимаю!

Мэри задумчиво посмотрела на звёзды.

— Да, это большой вопрос… Знаете, когда начинаешь думать обо всём этом, сравнения из ядерной физики напрашиваются сами собой. Вот и сейчас: быстрый нейтрон, обладающий огромной кинетической энергией, не в состоянии проникнуть в ядро, разбить его; а медленный, «тепловой», с успехом справляется с этой задачей… Почему? Короткие радиоволны принимаются на расстояниях гораздо больших, чем длинные… Здесь, по-видимому, универсальный закон природы: чем меньше волна, частица, тем меньше вероятность её столкновения, поглощения или отражения частицами вещества, тем больше шансов у неё добраться до цели… Правда, измерения качественных характеристик электромагнитных излучений мозга привели разных учёных к разным результатам, но все они в один голос утверждают, что электромагнитные импульсы, излучаемые мозгом, настолько слабы, что не в состоянии даже покинуть пределы черепа… А факты говорят обратное: не только покидают, но и воспринимаются другим мозгом! Другие импульсы, неэлектромагнитные: ведь они не «вязнут» в свинце, не глохнут в воде, их невозможно отвести в землю, мы не знаем пределов расстояний, на которые они могут распространяться… Вспомните: «природа бесконечна во всех своих измерениях, и электрон так же неисчерпаем, как и атом». Так сказал Ленин… Мы знаем, что есть электромагнитное поле, есть поле гравитационное. И всё? Неужели природа исчерпала себя в этих двух полях? С недавнего времени мы начали изучать ядерные взаимодействия, — оказалось, что поля там имеют неэлектромагнитный и негравитационный характер… По-видимому, существуют ещё не познанные нами движения материи в других силовых полях, и жизнь приспособилась к их законам, научилась использовать их в своих интересах. Пока мы только пользуемся — живём «на готовеньком», но наступит время, когда мы научимся управлять ими так же легко и просто, как управляем сейчас электромагнитным полем, как намерены подчинить себе гравитационные силы…

— Одну минуточку, — улыбнулся Горов, — ты говоришь «намерены подчинить»? А ведь они уже подчинены… электромагнитным полем!

Мэри удивлённо вскинула брови.

— Это как же?

— До смешного просто: вспомни, как движется ион? От анода к катоду, от плюса к минусу. А ион — это же атом! Он имеет инертную массу, но подчиняется уже не гравитационному полю, он не «падает» вниз, а движется слева направо, даже снизу вверх! Стало быть, если создать мощное электромагнитное поле вокруг даже значительной механической массы, можно вырвать её из подчинения гравитационному полю планеты, заставить перемещаться в электромагнитном!

— Но затраты энергии? — возразила Мэри.

— А плазменный шнур? Но это — уже вариант… Так ты говоришь, что любой человек в состоянии заставить другого почувствовать эти самые таинственные импульсы таинственного поля? Хм, любопытно… Впрочем, ты ведь почувствовала, услышала… Э-э, как бы это поточнее? Ну, в общем, поняла, что я зову тебя? Это произошло в тот момент, когда я действительно хотел, чтобы ты оказалась здесь… Ну что ж, попробуем. Действительно, наука не весьма сложная. Не знаю только — хватит ли у меня воображения?..