2. Космос


«Всё, что бегает, ходит, ползает, прижатое к поверхности планеты силой тяжести, обречено на биологическую смерть. Будущее принадлежит сильным и смелым, вырвавшимся в космос, в третье измерение, сбросившим с себя путы гравитационных полей. Нужно только суметь приспособиться к новым условиям, найти в себе силы и дать импульс к возникновению новой расы — расы покорителей космоса…»

Да, именно так говорил шеф, отправляя в пространство, в «третье измерение», экипаж спутника-базы «Игрек-2». Джон Саммерс до сих пор помнит каждое его слово. Слишком значительны были те последние минуты, слишком напряжённой была обстановка, словно струны, натянулись нервы астронавтов, отправляемых в этот необычный рейс.

Легко сказать — «приспособиться»! Мыслимо ли это? Невесомость!

Джон до мельчайших деталей вспомнил вдруг опыт на лекции по высокомолекулярной химии: к нити из поливинилового спирта подвешена десятиграммовая гирька… Вот лаборант высоко поднимает руку, опускает груз в прозрачный сосуд с водой. Нить продолжает выдерживать груз до тех пор, пока гирька не коснулась дна. Но как только натяжение ослабло, связь между молекулами, их ориентация по оси напряжения оказались утраченными, нить почти мгновенно растворилась в воде…

А человеческий организм? В конечном счёте и он представляет собой сложнейшую конструкцию ориентированных гравитационными силами молекул — высокомолекулярное соединение. Он чувствует себя нормально только в привычных условиях тяжести и сравнительно безболезненно, без тяжёлых последствий может переносить лишь кратковременные отклонения от нормы — и перегрузки, и невесомость. При длительном воздействии первые приводят к деформации органов, тканей, вторые… К развалу, распаду твёрдых тканей, к «растворению» их в лимфе, в крови? Бр-р-р…

Привыкнув к определённой нагрузке, к проделыванию той или иной работы изо дня в день, организм болезненно переносит всякое изменение — лишите пожилого человека возможности трудиться, и он умрёт: его организм уже не сумеет приспособиться к новым условиям, найти что-то новое. Это давно известно… Нет, шеф требовал невозможного: одной только силой воли, сознанием необходимости заставить эволюцию совершить громадный скачок, сотни миллионов лет втиснуть — нелепо даже надеяться на это! — в несколько суток полёта в космосе, предоставив невесомости расправиться с людьми по своему усмотрению!

Разве могли бы в такие сроки рыбы стать земноводными, земноводные — сухопутными, потом — птицами? Из воды — в атмосферу, из атмосферы — в космос. Каждый такой переход — это дьявольски сложная, длительная и мучительная эпопея!

Говорят, те предусмотрели всё это — создали на своих спутниках компенсацию тяготения центробежной силой. Конечно, для этого нужны дополнительные двигатели, расходы топлива. Но они не берут на борт «игрушек», которыми начинено брюхо «Игрек-2»… Действительно ли ракеты с термоядерной начинкой — такая уж необходимость?

И снова в ушах голос шефа:

«Нас выгнали с наземных баз, расположенных на территориях иностранных государств, коммунисты опередили нас в освоении Луны. Но есть ещё космическое пространство — необозримое поле деятельности для смелых. Мы займём там промежуточные позиции и будем диктовать свою волю миру. Не нужно быть идеалистами, не нужно забывать, что рано или поздно столкновение неизбежно».

Да, это так, Джон Саммерс не сомневался. В Японии он как-то разговорился с одним парнем, и тот напрямик спросил его: «Почему вы сбросили свою бомбу на Хиросиму? Нет, вы, янки, никогда не завоюете симпатий на Востоке». «А Советы? — обиделся Саммерс. — Они ведь вас тоже колотили!» «Не нас, — невозмутимо ответил парень. — Они колотили наших вояк так же, как и немецких. Но Советы не строили после войны баз на наших рисовых полях».

Саммерс хотел ещё поспорить, что-то доказать, но он старался держаться подальше от политики, к тому же истина была совершенно очевидна: отовсюду им предлагали убраться… Эти «чернокожие, меднолицые и косоглазые», как называл шеф население стран, где по стратегическим соображениям развевался полосатый флаг, поразительно быстро умнели. От требований они переходили к угрозам, от угроз — к действиям. Пришло время, когда гарнизоны баз пришлось усилить настолько, что всё это стало смахивать на оккупацию, а правительства ничего не могли поделать со своими народами…

Да, их именно выгнали с наземных баз — слово довольно неприятное, но точное. И коммунисты действительно первыми оказались на Луне. Они приглашают за собой всех желающих, но предупреждают, что не позволят возводить на Луне никаких военных сооружений. Что говорить, — им легко осуществлять контроль за выполнением этого пункта!

Саммерс часто думал о том, что было бы, окажись парни дяди Сэма на Луне первыми. О, они не подпустили бы никого и на пушечный выстрел! Они бы насажали баз в каждом цирке, они превратили бы в противоатомные убежища каждый кратер, на каждом плоскогорье основали бы стартовые площадки… И тогда ни Саммерсу, ни Фишбергу не пришлось бы сейчас болтаться в космосе: они могли бы преспокойно посиживать в одном из благоустроенных гротов на берегу моря Ясности, потягивая виски и ожидая сигнала учебной или боевой тревоги.

«Промежуточные позиции!» Попробуй драться под перекрёстным огнём, когда по тебе начнут палить сверху, снизу, слева и справа — со всех сторон! Если смотреть правде в глаза, то единственное, на что рассчитан «Игрек-2», — успеть своевременно выбросить свой страшный груз на поверхность планеты, а потом… Что будет «потом» — лучше не думать. «Столкновение неизбежно».

Мысли, мысли — куда уйти, убежать, улететь от них?

Они не дают покоя, даже когда голова, казалось бы, занята совсем другим делом: нужно прокладывать курс, составлять программу для машины, наблюдать за звёздами на экране, прислушиваться к пощелкиванию счётчиков…

«Почему так нелепо устроен мир? — продолжал размышлять Саммерс. — Что нужно им, этим коммунистам? Почему они вечно суют свой нос туда, куда их не просят? Стоит только где-нибудь, в самом глухом, самом отдалённом уголке планеты случиться волнениям, стоит черни поднять голову, как они поднимают шум на весь мир шлют мятежникам пароходы с зерном, грузовики, самолёты, танки… И в результате правительство, исправно проводившее политику Штатов; летит к чёртовой бабушке, чернь начинает распоряжаться сама да так, будто от века только и делала, что управляла государственным аппаратом, заботилась об экономике страны, поддерживала порядок в финансах, а не гнула спину на плантациях, не чахла в урановых рудниках…»

Саммерс почувствовал вдруг, что начинает мучительно краснеть: ведь собственный его отец, Саммерс-старший, тоже «чернь»! И он бунтовал, вернувшись без ноги из Кореи, — он требовал у правительства работы и хлеба, чтобы как-нибудь прокормить мать и маленького Джона. Они все втроём ходили на демонстрацию, и Джон, сидя на руках у матери, на всю жизнь запомнил тугую, словно палка, струю воды, которой полицейские хлестали по людям. Все побежали, а отец не мог бежать. Мать опустила маленького Джона, чтобы помочь отцу, и им досталось больше всех… И вот теперь он говорит: «чернь»… Нет, здесь что-то не так. Его отец закончил университет с отличием, но вместо того, чтобы работать инженером, два года работал слесарем в какой-то мастерской, а потом поехал в Корею, чтобы оставить там свою ногу, — история, каких сотни и тысячи.

А что видел он сам? Но, как бы там ни было, он жив и здоров, он получил какое-то место под солнцем и теперь готов драться за него. Разоружение? Эти коммунисты помешаны на разоружении! Конечно, недовольных всегда было и будет больше, чем довольных, и стоит только разоружиться, как они голыми руками, без всякого оружия расправятся с теми, кто что-то имеет. А что получится? На всех всё равно не хватит. Одни урвут побольше, другие — поменьше. Те, что урвали побольше, начнут потихоньку отбирать последнее у тех, кто урвал поменьше и… всё сначала? Ну, нет. Пусть всё останется так, как есть. Кто знает, что удастся урвать ему, Саммерсу, в подобной потасовке? Да и соберёт ли он после неё собственные кости? Нет, существующий порядок нужно охранять, время от времени попугивая коммунистов возможностью развязывания третьей мировой бойни. Конечно, делать это нужно аккуратно — лучше, всё-таки, не воевать. Но такова история, таковы её законы, и никто — ни один человек, ни одно правительство — не в силах оказать существенного влияния на естественный ход событий. Всё будет так, как должно быть, как предопределено, и единственное, на что способны люди — оттянуть роковой конец. Зачем? Уже сейчас накоплено столько расщепляющихся материалов, что введение их «в оборот» наверняка уничтожит биосферу. А дальше? Накопление это продолжается, с каждым днём для человечества всё меньше остаётся шансов на то, что хоть что-нибудь от него останется… Не лучше ли… теперь? Сейчас, немедленно? Современники будут проклинать его, потомки воздвигнут памятник… Подумать только: от него, Саммерса, от шеф-пилота Фишберга зависит судьба всего человечества! Они могут решить в любую секунду — быть или не быть жизни на земле, отделается ли человечество небольшим (конечно, относительно) кровопусканием, или…

Страшная это штука — космос! Страшная вещь одиночество… Тысячи самых нелепых, ужасных мыслей теснятся в голове, толкая на совершение поступка, после которого не может быть уже ничего. Человек будто заглядывает в пропасть, и безумное желание броситься вниз охватывает его с непреодолимой силой! Инстинкт самосохранения вступает в единоборство с этой силой, тащит назад, прочь от гибели, но…

Да, это будет единственно возможный выход из тупика, в который забрело человечество. Сплошная автоматизация вышвырнула на улицу новые миллионы рабочих, у пульта управления крупнейших заводов встали профессора и доктора наук, облачённые в спецовки, которые ещё несколько лет назад бесплатно выдавались каждому рабочему… Какое счастье, что ему с юношеских лет удалось сохранить своё увлечение космосом и спортивную форму! Теперь он…

— Приготовиться к атаке!

Саммерс вздрогнул. Что это?! Экспериментальный взрыв или… Или Фишберг, этот недобитый фашист, прочёл его мысли?

На экране — знакомые очертания выпуклой поверхности океана. Лёгкие тени облаков перемежаются с ослепительными «зайчиками» — солнце, прежде чем уйти «на покой», последний раз глядится в водное зеркало… Но что это за судно?!

До предела увеличив изображение, Джон разглядывает вблизи квадрата, куда через несколько секунд помчится страшная ракета, большой корабль.

— Стойте, шеф! — закричал Саммерс и тут же понял, что никакая сила не сможет уже предотвратить несчастья: с момента подачи команды автоматически включается машина, всякое вмешательство в работу которой может привести лишь к преждевременному взрыву и гибели экипажа.

«Что же будет?!» — молнией проносится в голове страшная мысль. А на смену ей тотчас приходит другая: «А разве не этого ты хотел всего несколько минут назад?»

Безумие…

— Спокойно, Джон! — нарочито бодрым тоном произносит Фишберг, но Саммерс понимает, что шеф-пилот цедит эти слова сквозь стиснутые зубы. Он, конечно, тоже увидал корабль… — Не думайте, что я действую по своей инициативе. Эксперимент запланирован ещё там… Но я ставлю сто против одного, что это какие-нибудь демонстранты. Их давно уже следует проучить, чёрт побери! Лучше приготовьтесь, осталось… семь секунд!

Да, нужно приготовиться — инстинкт самосохранения вдруг властно заговорил в мозгу Джона, заглушив все остальные мысли и чувства. Сейчас сработает катапульта, резкая перегрузка вырвет из организма сознание.

Джон напряг мышцы, взглядом скользнул по креплениям. Кажется, всё в норме… Теперь нужно закрыть глаза, постараться выдохнуть из лёгких весь воздух — во-от та-ак. И ещё — всё, что осталось…

Вой сирены, резкий толчок, перед глазами — огненные круги, потом — глубокая, бархатная ночь.

Сверкая ослепительным пламенем кормовых дюз, к Земле понёсся страшный снаряд класса «космос-воздух-земля»… Ровно через сорок минут, двадцать семь и две десятых секунды, если верить хронометру счётно-решающей машины, он войдёт в верхние слои атмосферы и, трижды обогнув земной шар по всё суживающейся спирали, вонзится в широкую грудь океана.

Когда сознание вернулось, Джон подался вперёд насколько позволяли ремни крепления, впился взглядом в экран: больше всего ему теперь хотелось, чтобы корабль оказался как можно дальше от эпицентра… Но мыслимо ли это? Следящее устройство приведёт снаряд только в центр квадрата одиннадцать, какие бы препятствия ни оказались на его пути. А корабль… Корабль идёт в квадрат одиннадцать.

Скрипнув зубами, Саммерс нажал кнопку на щите управления. Экран погас.

…Обгоняя снаряд, несётся к планете мощная волна эфирного моста, короткие, зловещие сигналы собирают морщины на лбу коротковолновиков-любителей, дежурных радистов во всех уголках планеты.

Мир настороженно замер.


Загрузка...