Свет над океаном

7. Жить!

Метеоролог Ли Чан Вей умел шить, стирать, готовить пищу, строить дома, сажать деревья, ухаживать за посевами риса, ловить и разделывать рыбу, показывать фокусы, расписывать тончайшими узорами фарфоровые изделия… Он довольно хорошо знал точную механику, радио-дело, машинопись и стенографию. Трудно было найти специальность, в которой маленький китаец оказался бы совершенно несведущим.

Когда гора воды, показавшаяся на расстоянии полумили, снова спряталась в тончайшую вуаль дождя, Ли понял, что он, родившийся и выросший на берегах мутной жёлтой реки, так и не овладел весьма полезным искусством: он не научился плавать.

Убедившись, что люк во внутренние палубы уже успели наглухо задраить, что все пути к спасению для него отрезаны, Ли Чан Вей приготовился встретить смерть.

В его сердце не было страха. Он лишь сожалел о том, что всё вокруг обрушилось так неожиданно, так нелепо. Ему очень хотелось бы посмотреть, что будет потом, когда на планете начнётся совсем новая жизнь…

— Эй, парень!

Ли быстро повернулся.

Двое матросов поддерживали вертикально стоящую на корме спасательную шлюпку-малютку. Ли слышал о существовании таких спасательных снарядов и раньше, но официально пассажирам не объявлялось, что они могут рассчитывать на них: компания считала, что безопасность рейса будет только подчёркиваться отсутствием каких бы то ни было спасательных шлюпок и поясов… Очевидно, матросы оказались здесь совершенно случайно… Но почему они сами не спешат воспользоваться этой штукой? Может быть у них есть что-то другое?

Ли понял это только тогда, когда принял окончательное решение воспользоваться предложением матросов и забрался в шлюпку: едва китаец оказался внутри, матросы втиснулись в камеру, где хранилась шлюпка, захлопнули за собой створки… По-видимому, они надеялись на прочность корабля, считая, что оставаться на нём гораздо безопаснее, чем пускаться в волны на такой скорлупке. Втроём, считая и Ли, они не уместились бы в камере. Они просто пожалели его, предоставив какую-то возможность спастись.

Ли показалось, что никогда ещё ему не хотелось жить так сильно, как в эти короткие мгновения. Именно, теперь, когда он уже успел примириться с неизбежностью смерти, когда разум заставил умолкнуть чувства, судьба, стечение обстоятельств, — пусть это звучит как угодно! — предоставили ему возможность бороться за жизнь. Разум отступил в смущении, и тотчас могучее чувство, здоровое и естественное, без остатка захватило его существо: жить! Жить во что бы то ни стало!

Инстинкт самосохранения, опираясь на знания и разум, руководил теперь каждым движением Ли. Может быть, в более спокойной обстановке, когда гибель ещё не нависла над головой, Ли сумел бы проанализировать свои чувства. Он сказал бы, что жизнь прекрасна, что жизнь — это такая штука, за которую стоит цепляться. И если не ради собственной персоны, то ради будущих поколений.

В тот миг, когда волна ударом тысячетонного молота обрушилась на палубы и надстройки «Везувия», Ли принял единственно правильное решение, которое тотчас воплотилось в рефлективное действие: он с силой отжал от себя рычаг глубинных рулей, и его шлюпка-малютка, подставив под удар волны хвост, позволила «заколотить» себя в глубинные слои. Ли знал, что рискует подвергнуть хрупкую скорлупку громадному давлению, но ещё страшнее оказался бы удар падающей воды…

Почувствовав, как стремительно выносит его наверх и как подается назад рычаг глубинных рулей, Ли послушно взял его на себя и через несколько секунд оказался выброшенным на поверхность. Его появление над волнами совпало по времени со взрывом ядерного реактора на корабле, — вихрь раскалённого газа подхватил спасательный снаряд, толкнул вперёд в очередную волну и помчался дальше, срывая клочья пены, вздымая к небу густые облака пара.

В течение нескольких мгновений Ли казалось, что он вот-вот изжарится заживо, потом, когда снаряд вошёл в волны, он почувствовал несколько основательных ушибов. Ли не без основания решил, что гораздо спокойнее будет плыть под водой, и снова нырнул.

Однако здесь его ждало новое испытание: громадная голубая акула, завидев тёмную массу человеческого тела, заключённую в прозрачный футляр, бросилась наперерез его курсу. Ли заметил её, когда предпринимать что-либо было слишком поздно. Он потянулся к глубинным рулям в тот момент, когда зубы перевернувшегося на спину хищника, словно стальными тисками, сжали его хрупкое суденышко. Ли тотчас почувствовал громадную силу хищника, мотор был не в силах бороться с плавниками и хвостом акулы.

Уголки губ Ли опустились, он грустно усмехнулся: всё-таки придется умирать… Но теперь уж разуму не так легко оказалось взять верх над чувствами! Нет, он будет бороться!

В эти страшные мгновения Ли, как никогда в жизни, был уверен, что поступает так, как должен поступать настоящий человек. Будь на его месте Нодар — и он бы действовал точно так: он тоже боролся бы, боролся до конца… Не нужно только впадать в отчаяние, не нужно паниковать — нужно бороться, нужно думать… Он не станет ждать, пока громадные клыки в последнем усилии проткнут полимерную оболочку, он что-нибудь придумает… Но что, что?!

Ли показалось, что он нашёл выход.

Надеясь на лёгкую поживу, акула передними зубами схватила снаряд поперёк. Убедившись, что ей не под силу, она принялась перехватывать добычу к краям пасти. Видя, как прогибаются тонкие прозрачные стенки его убежища, Ли не сомневался, что они не выдержат натиска коренных зубов хищника…

Он Никогда не изучал системы управления снарядом, никогда не водил его. Но он умел работать на самых различных машинах. Цепкий ум и ловкие пальцы, привыкшие подчинять себе механизмы, за несколько минут овладели снарядом, и теперь Ли чувствовал себя вполне уверенно. Борясь за свою жизнь, он понимал, что прежде всего должен бороться за жизнь машины. Единственным его оружием были манёвр и гребной винт, бешено вращающийся на корме… И Ли умело воспользовался своим судёнышком.

Видя перед собой бессмысленно выпученные глаза хищника, вздымающиеся, словно гигантские мехи, розоватые жабры, Ли внимательно следил за двумя рядами громадных зубов, сжимавших снаряд, каждый раз захватывающих его всё глубже и глубже. Он заранее увеличивал скорость вращения винта, заранее подготовлял наклон глубинных рулей, прилагая все усилия к тому, чтобы корма оказалась как можно ближе к телу хищника. И вот когда прозрачные стенки, казалось, уже готовы были уступить страшному давлению оскаленной пасти, Ли последний раз переложил рули, выжал из мотора всю его силу. Гребной винт коснулся нёба акулы, и тотчас ослабли её усилия. Ли увеличил расход горючего до предела, сжав зубы, отжал рычаг глубинных рулей, и почти в ту же секунду стальные лопасти в нескольких местах располосовали открытую пасть… Потом Ли снова почувствовал себя на свободе и на несколько мгновений закрыл глаза.

Но едва снаряд вынырнул на поверхность, волны снова напомнили о жестокой необходимости бороться: снаряд отказывался повиноваться воле человека, — глубинные рули беспомощно повисли на оборванных тросах, погнулись лопасти винта, в борьбе Ли израсходовал почти половину запаса горючего. Несколько раз, оказываясь на гребне волны, Ли торопливо оглядывал горизонт, но кроме бесконечных водяных валов ничего не видел.

Нечеловеческая усталость, апатия, нахлынув вдруг откуда-то изнутри, сковали мысли и чувства. Ли снова закрыл глаза и постарался улечься так, чтобы меньше ощущать боль от ушибов. Он знал, что через несколько часов кончится запас солей регенерации воздуха, и он окажется перед весьма нелёгким выбором: захлебнуться, последний раз глотнув свежего воздуха на поверхности, или задохнуться в испарениях собственного организма…

А как поступил бы на его месте Нодар?

Снова Ли постарался представить его вместо себя. И вдруг совершенно отчётливо, каким-то внутренним зрением увидел лицо Нодара — резко очерченные брови, тонкий, нервный нос, плотно сжатые губы, твёрдый подбородок, — таким он был последний раз… Нет, даже Нодар не сумел бы ничего придумать, оказавшись в положении Ли. По-видимому, рассчитывать больше не на что.

Он усмехнулся, мысленно упрекая себя за то, что согласился на предложение матросов, за напрасную трату сил в борьбе с акулой. Но в этом упрёке не было настоящей горечи — Ли сознавал, что он выполнил свой долг перед жизнью: никто не имеет права уходить из неё без борьбы! Он боролся до конца, и никто не мог бы упрекнуть его, даже Нодар… А теперь остаётся только одно — ждать. И хотя ждать совершенно нечего, хотя не осталось никакой надежды, он никогда не станет торопить смерть, никогда не позволит отчаянию поднять его руку, чтобы нажать зелёную кнопку, распахивающую створки снаряда.

Время от времени он ещё открывал глаза, когда чувствовал, что волна подняла его на свой гребень. Он уже не надеялся — он просто выполнял свой долг перед жизнью: если где-нибудь покажется земля, он обязан придумать, как до неё добраться, — добраться с испорченным двигателем, непослушными рулями, с ограниченным запасом горючего, не умея плавать…

И вдруг, снова открыв глаза, он прямо перед собой увидел плывущего, борющегося с волнами человека. Это было так неожиданно, так неправдоподобно, что Ли решил, будто у него начинаются галлюцинации. Закрыв глаза и снова открыв их, он понял, что не галлюцинирует, — лицо человека, качающегося перед ним вверх и вниз, показалось ему даже знакомым… Наконец он узнал его: это был Киви — молчаливый ихтиолог из каюты Генриха.