Свет над океаном

9. Сомнение

Ни один из членов «клуба одиннадцати» не знал того, что знал Киви, ни один из них не был подготовлен к тому, чего ждал и во что не верил молчаливый ихтиолог.

Вот почему, когда над океаном блеснул яркий огонь, Киви бросился разыскивать капитана. Одна и та же мысль неотступно сверлила его мозг: «Негодяи! Значит… посмели! Посмели!»

Ничего не видя и не слыша вокруг, он метался по кораблю, стараясь как можно скорее отыскать Грифса — своего единомышленника, капитана и хозяина «Везувия», вместе с которым они решились пойти на это рискованное, но, по глубокому убеждению обоих, совершенно необходимое предприятие.

Поиски ничего не дали. У Киви создавалось такое впечатление, будто капитан умышленно избегает встречи с ним: везде его «только что видели», но куда он направился — никто не мог сказать достоверно.

Киви не задумывался сейчас над тем, что капитан стремится сделать всё возможное, чтобы предотвратить гибель «Везувия», — но что может сделать один человек в таких обстоятельствах? Первый помощник отдавал из рубки управления весьма толковые распоряжения, и капитан довольно ухмылялся, прислушиваясь к уверенным интонациям его голоса, однако сам решил находиться в самом ответственном месте — поближе к реактору.

Здесь и нашёл его в конце концов Киви.

— Посмели! — выпалил наконец он мучившее его слово.

Капитан сочувственно кивнул.

— Я тоже не верил в это.

Потом они многозначительно помолчали.

— Больше всего меня беспокоят манипуляторы реактора, — сказал капитан. — Оборудование поставляла компания «Дженерал Электрик».

— Нужно было заказать Советам, — вздохнул Киви.

— Да, — согласился капитан.

Капитан и Киви, не отрываясь, смотрели на борьбу машин, старающихся выровнять корабль балансирами. Их взгляды были красноречивее слов: оба прекрасно понимали, что если корабль перевернётся, последует взрыв реактора.

Капитан первый понял, что надеяться не на что. Он посмотрел прямо в глаза Киви и сказал:

— Я остаюсь. Постарайтесь выкарабкаться. — у вас хватит на это сил. Только быстро. Расскажите всем.

Киви ничего не ответил. Он знал, что уговаривать капитана бесполезно. Поэтому он молча пожал протянутую руку и взлетел на верхнюю палубу.

Как раз вовремя: корабль уже вставал на дыбы, громадная волна нависла над головой… Киви быстро огляделся вокруг, постарался ухватиться за конец троса, крепящего к палубе понтоны, но в это мгновение крен увеличился настолько, что Киви не удержался на ногах и, ударяясь о палубные надстройки, о бухты канатов и тросов, кувырком полетел куда-то вниз. Потом уши резанул яростный, оглушительный свист — это прорвались газы из реактора, а ещё через секунду весь корабль содрогнулся. Киви почувствовал, как какая-то сила приподнимает его над палубой, несёт над волнами и швыряет вниз, в воду. Последнее, что он ощутил перед погружением, — обжигающее дыхание раскалённого воздуха.

Киви решил, что будет держаться под водой как можно дольше. Но на нём не было маски и уже минуты через две он понял, что должён во что бы то ни стало глотнуть свежего воздуха.

Поднявшись на поверхность, Киви не поверил своим глазам: вокруг, до самого горизонта, ничего не было видно… Не было ни корабля, ни зловещей тучи ядерного взрыва. Только волны и ветер оставались в огромном мире, в котором затерялся крохотный человек, решивший, что он должен спасти свою жизнь, чтобы выполнить последнее желание капитана, — рассказать другим людям о чём-то очень важном…

Киви был отличным пловцом, и, очутившись на поверхности, он стал спокойно и деловито бороться с волнами. Одновременно он старался отыскать подходящий предмет: если бы ему удалось найти кусок дерёва, способный поддерживать на поверхности хоть часть его веса, он счёл бы себя почти в полной безопасности.

Но сколько он ни оглядывался, вокруг по-прежнему ничего не было видно, кроме косматых валов бушующего океана. Это было выше понимания Киви: ещё никогда ему не приходилось слышать, чтобы после кораблекрушения на поверхность не всплывали хоть какие-нибудь обломки.

Правда, это было необычное кораблекрушение и вызвали его особые причины. Как бы там ни было, факт оставался фактом, а Киви с детства был приучен подчиняться и приспосабливаться по мере сил к фактам, как бы тяжелы они ни были.

Он закрыл глаза, расслабил мышцы и, на несколько минут отдав себя во власть волнам, принялся размышлять. Постепенно он представил себе примерный район катастрофы, но, как ни старался, не мог вспомнить, чтобы поблизости находился какой-либо островок. По-видимому, Лоуссон просто соврал — Киви не помнил, чтобы радары спутников засекли невесть откуда появившийся остров. Это могла быть просто атомная подводная лодка, пополнявшая запасы свежего воздуха, запустив реактор, она испарила огромное количество воды и скрылась…

Нет, островов или рифов никогда не было и быть не могло в этом районе. «Везувий» шёл удлинённым маршрутом, и Киви знал об истинных причинах отклонения от курса…

Да, тратить силы на продвижение куда бы то ни было не имеет никакого смысла. Их следует тратить только на то, чтобы как-нибудь продержаться на поверхности до утра, а там видно будет. Всякий здравомыслящий человек только так и поступил бы на его месте, так поступил бы и Нодар… Почему он вспомнил сейчас о председателе клуба этих мальчишек? Кажется, он настоящий парень: ни разу Киви не видел в его глазах насмешки — только внимание и уважение. О, Киви не умеет и не любит говорить много, зато он умеет прекрасно видеть и слышать. Нодар… Где-то он теперь? Будет просто глупо, нелепо, если такой человек погибнет. Говорят, он коммунист… Ну и что ж? Раньше он думал, что видел всё, а в действительности оказалось, что не видел очень и очень многого: в его жизни ещё не было человека, который вызвал бы в нём такие же мысли и чувства, какие сумел вызвать этот внимательный, смуглолицый, очень славный парень… Но что бы он сделал, оказавшись на месте Киви? Что вообще можно здесь предпринять?

Если уляжется ветер, с восходом солнца можно будет осмотреться, — он всё ещё не допускал мысли, что ему не удастся найти какой-нибудь обломок… А потом?

Вот именно, — а что же потом? Куда плыть? И зачем плыть? Он хорошо понимал, что жить ему осталось совсем немного. Даже если его подберёт какой-нибудь корабль, ему же не вылечиться: там, в районе катастрофы, он получил громадную дозу радиации, и теперь лучевая болезнь исподволь, неслышно делает своё ужасное дело… Собственно говоря, он уже умирает; он начал умирать с того самого мгновения, как его тела коснулись раскалённые газы, а потом с каждым часом, с каждой минутой пребывания в заражённой двумя ядерными взрывами воде доза облучения всё увеличивалась. Строго говоря, Киви уже мертвец — живой мертвец, организм которого уже ничего не усваивает, — в нём начались необратимые процессы, он только отдаёт, отдаёт всё, что было накоплено в течение всей жизни, разрушается. Сознание ещё продолжает работать, но придёт время, когда даже мозг перестанет повиноваться… Что ж, Киви готов к этому, но ему очень хочется, чтобы это случилось лишь после того, как он выполнит желание капитана, — расскажет людям о том, что произошло здесь, в океане, что произошло с ним, Киви, с множеством пассажиров и пятьюстами матросами «Везувия», с его славным капитаном…

Для этого только и стоит ещё цепляться за жизнь, стоит бороться с волнами, стоит напрягать зрение, высматривая на горизонте какой-нибудь корабль, яхту, лодку, людей. И он, Киви, сделает всё от него зависящее, чтобы довести до конца начатое дело!

Неожиданно он увидел, как в уходящей ввысь тёмной громаде мелькнуло что-то белое. Когда очередная волна вынесла его на свой гребень, Киви, вглядевшись, понял, что метрах в двадцати перед ним человек.

Добраться до него не составило большого труда. Киви узнал Ли. Но он тут же понял, что силы ему придётся тратить не только на то, чтобы самому держаться на поверхности: спасательный снаряд, которым воспользовался китаец, находился в предельно плачевном состоянии.

— Умеешь плавать?! — крикнул Киви, сильно сомневаясь, что его слова будут услышаны.

Ли, печально улыбнувшись, покачал головой.

Киви нахмурился.

Он прекрасно знал, что борьба за жизнь в таких условиях совершенно бессмысленна. Лишённый движения и управления снаряд — это балласт, толкать который перед собой просто некуда. Может быть, он без особенного сожаления бросил бы этого странного парня, который пренебрегает искусством плавания, но одно обстоятельство неожиданно изменило ход его мыслей: машинально ухватившись одной рукой за снаряд, Киви отметил, что тот не теряет плавучести. Это рождало новые надежды. Теперь он будет иметь возможность хоть немного отдохнуть…

Кажется, впервые в жизни ощутил Киви чувство неловкости. Но тут его осенила новая идея; ему показалось, что она подсказана молчанием китайца и тем впервые изведанным чувством смущения и какой-то ещё неосознанной вины… Почему снаряд испорчен? И насколько испорчен? Нельзя ли что-нибудь предпринять?

Киви в совершенстве знал оснастку рыбачьих шхун, моторную группу. Поверхностный, беглый осмотр снаряда вселил в него самые радужные надежды: он понял, что достаточно срастить тросы, выправить лопасти гребного винта, и крохотное судёнышко снова окажется на ходу.

Но управление там, внутри, в руках этого желтолицего парня… Захочет ли он плестись еле-еле, подвергая себя болтанке в волнах? К тому же ему придётся нести гораздо больший расход горючего, чтобы тащить эту двойную тяжесть… Не нырнёт ли он, почувствовав себя хозяином положения? И как угораздило Киви порвать маску!

Киви мучился сомнениями, а чудовищные волны молотили его уставшее тело. Но мысль работает даже тогда, когда человек готов потерять сознание от боли, от упадка сил. И Киви мысленно старался поставить себя на место этого парня: как бы поступил он сам? Ушёл бы, бросив на смерть выручившего его товарища?

И чувства его и сознание твердили только одно: «Нет. Нет, это совершенно невозможно!»

Всё ещё сомневаясь, финн пытливо посмотрел в глаза Ли. Тот слабо улыбнулся, и эта улыбка, отразившая мысли и чувства человека, в одно мгновение отбросила все сомнения Киви. Сердясь на себя, он дружески подмигнул Ли, потом принялся сращивать оборванные концы троса.

Это было очень трудно. Киви старался не обращать внимания на кровь, заливающую ладони, на нестерпимую боль в пальцах. Он работал, как одержимый, стараясь хоть этим заглушить неприятное чувство.

Наконец тросы были приведены в порядок, и Киви знаками попросил Ли опробовать их. Удивление, чувство глубокой благодарности отразилось на лице Ли. Он кивнул, знаками и мимикой стараясь выразить своё восхищение, но тут же с грустной улыбкой указал на панель управления двигателем…

Стальные лопасти винта долго не поддавались усилиям Киви. Даже его стальные мышцы были бессильны вернуть их в нормальное положение, — ещё никогда в жизни он не мечтал так о точке опоры! Наконец ему удалось найти такое положение, при котором его усилия приобретали максимальный эффект.

Киви не надеялся одним рывком выправить лопасть, он хорошо знал, что такое сталь. И он тянул на себя эту лопасть, с каждой секундой наращивая усилия, включая в это нечеловеческое напряжение всю силу воли, всю жажду жизни и веру в окончательную победу.

И воля победила! Киви почувствовал вдруг, будто металл перестал оказывать сопротивление, и позволил себе слегка ослабить мышцы. Ему показалось, что тело его вдруг сделалось удивительно лёгким, но он понимал — это всего лишь следствие длительного перенапряжения.

Лопасть только немного отогнулась, но уже вполне могла справиться с работой. И тут Киви вспомнил, что проделал только третью часть этого нечеловеческого труда: ведь оставалось ещё две лопасти!

Оказалось, что у него есть силы ещё на одну, а потом — на последнюю лопасть. И только после того, как Ли по знаку Киви включил двигатель, ихтиолог почувствовал себя совершенно разбитым.

Обхватив снаряд руками и ногами, он крикнул, что было силы:

— Довольно! Побереги горючее!

И уронил голову на руки… Теперь все его помыслы были направлены только на то, чтобы дышать. Дышать — это жить.

Ли не сказал ему, что может дышать всего лишь два-три часа: ведь это никак не изменило бы положения. Правда, в крайнем случае он может выбраться из снаряда и с таким же успехом держаться за него… Но тогда волна обязательно захлестнёт утлое судёнышко, оно мгновенно потеряет плавучесть. В результате вместо одного погибнут двое — тот парень, видно, совсем обессилел…

Нет, Ли умрёт молча, а тот пусть пользуется его снарядом. Нужно только дышать поменьше… Пореже… Лучше всего уснуть. Но разве это мыслимо при такой болтанке?

А Киви, казалось, одеревенел. Вцепившись в спасательный снаряд, он редко, прерывисто дышал.

Вот уже два, вот уже три часа носятся они по волнам океана, и Ли чувствует, что начинает задыхаться. Ему хочется встать, его бросает то в жар, то в холод, в голове поднимается какой-то звон, непрерывно течёт слюна. Рванув ворот рубахи, он приподнимается, ударяется головой о прозрачную стенку и, потеряв сознание, падает.