Свиток благоволения

Глава 28

Поезд остановился у семафора на берегу медлительной реки, вода в которой была такого цвета, будто в ней мыли пепельницы. Одинокий голый остров делил реку пополам; на другом берегу рос камыш, дальше шли рисовые чеки, а еще дальше начинался новый район карста. Шел дождь, и общее впечатление от ландшафта было мрачным. Кроме одинокого неутомимого рыбака, шестом гнавшего бамбуковую лодку поперек течения, вокруг никого не было.

Диана и Чан Пин спрыгнули на рельсы. Ни солдат, ни танков, которых нужно было опасаться, в поезде уже не было, но тем не менее они сбежали с насыпи на тот ее склон, что был обращен прочь от реки, и нашли канаву, в которой и укрылись, пока поезд не исчез вдалеке.

– Куда мы идем?

Он указал туда, где все еще висел над горизонтом дым от паровоза. Диана увидела несколько зданий, очевидно, городские окраины.

– Это Лючжоу.

– А почему мы не могли остаться в поезде?

– Не думаю, что тебе еще хочется рисковать после того, что случилось в Хэчи.

Наступила вторая половина сырого неприютного дня. Они прошли уже с час, не встретив до сих пор ни одной живой души. Через некоторое время Диана набралась достаточно храбрости, чтобы задать вопрос, волновавший ее еще с Хэчи.

– Почему они расстреливали всех этих людей?

– Там был бунт. Когда я сидел под поездом, я слышал разговоры солдат. Двадцати трем сотрудникам перерезали глотки. Может быть, они и заслужили это – не знаю. По-моему, солдаты считали именно так.

– А как ты это услышал?

– Я ползал под поездом.

Он действительно ползал под поездом, подумала она? На самом деле? Или это еще одна инсценировка, еще один контрольный пункт на маршруте для его встречи с людьми из «Маджонга»?

Чан Пин внезапно остановился.

– Мы почти пришли.

– О, какая помойка!

– Да. Но за этим полем… за домами… там река Лю, и по ней мы сможем добраться до самого Гонконга. Мы пойдем вот к этой горе: Мааньшань. Там ты будешь в безопасности, а я похожу по домам, и поспрашиваю насчет лодки. – Он посмотрел на небо. – Уже вечереет. До темноты можно отдохнуть.

Поля, лежавшие между ними и городскими окраинами, представляли собой густые заросли кукурузы. Им пришлось пробиваться сквозь них, топча стебли. Воздух был спертым и душным из-за запаха нагретых солнцем растений.

– Странно, – пробормотала она. – Я всегда хотела увидеть эту часть Китая. Гуйлинь, карст. Я никогда не думала, что это произойдет таким вот образом.

– Ты не слыхала, что поэт назвал карст «голубыми нефритовыми шпильками для волос»?

– Нет. Но звучит прекрасно… – Она начала говорить, но вдруг остановилась.

– Что-то случилось?

– О… просто я не могу перестать думать, что без меня у тебя было бы больше шансов выбраться отсюда. Я же сковываю тебя, нет? Я все думаю об этой китайской компании по контролю за рождаемостью: «Два хорошо, а один еще лучше». В отношении нас с тобой это тоже справедливо.

– Нет, ты неправа. Если бы я просто спасался, то это было бы правдой. Но, пока я в Китае, я не буду по-настоящему в безопасности. Сунь Шаньван не простит; если найдет меня, то расстреляет меня как предателя. Поэтому мне приходится бежать из Китая.

– Ты говоришь, что он не простит тебя, но…

– Не простит!

– Мне все время кажется, что ты так много о нем знаешь…

– Если ты все еще не доверяешь мне, то так прямо и скажи. А если доверяешь, то и веди себя соответственно.

Она хотела было запротестовать, но его слова попали в точку. В конце концов она закрыла глаза и притворилась спящей.

Наконец наступили сумерки. Они выползли и обошли по краю кукурузное поле, все время стараясь идти так, чтобы гора находилась перед ними. Наконец они вышли к первым домам. Многие семьи были сейчас на улице, проводя время за игрой в карты с соседями. Свет парафиновых фонарей не достигал середины улицы, по которой торопливо шли двое странников, направляясь к парку у подножия Мааньшани. Диана нагнула голову и шла, ссутулившись, моля Бога, чтобы ничьи любопытные глаза на обратили внимание на ее джинсы и длинные волосы.

К тому времени, когда они достигли места, куда направлялись, наступила темнота, и только несколько электрических фонарей освещали пыльную грунтовую дорогу, петлявшую вверх по склону между двумя низкими изгородями из бамбуковых палок. Жесткая трава по обе стороны дороги перемежалась рощицами эвкалиптов и бамбука. Воздух здесь был попрохладнее и приятно пах камфарой.

Наконец они вышли к вершине. Там их ждал обычный в таких местах павильон. Диана скинула с плеч рюкзак и осмотрелась. Внезапно она чуть не задохнулась от удивления.

– Река!

Река лежала перед ней примерно в пятистах метрах, окружая подошву горы подобно ожерелью из света. Что бы ни было сейчас в Лючжоу, очевидно, оно было непосредственно связано с рекой, потому что на всем берегу что-то происходило. Она слышала звуки оркестра, а в одном месте, пустынная набережная была залита светом прожекторов, будто там ожидали чьего-то прибытия. Ниже по течению медленно двигалось судно, вспенивая воду в свете прожекторов. Когда оно подтащилось еще немного ближе, вдалеке зашипели огни фейерверка.

– Что происходит?

– Я не знаю. Так, теперь ты должна подождать меня.

– Поторопись, пожалуйста.

Он лишь помахал ей рукой и пошел, скользя вниз по склону длинными, легкими шагами.

Если не считать хриплых голосов цикад, в павильоне было тихо. Со ступенек она могла видеть весь город и реку, разделявшую его. Несмотря на яркие огни и шум веселья, она чувствовала себя страшно одинокой. Что, если он никогда не вернется? Предположим: он решил, что она все-таки права и без нее у него будет больше шансов выпутаться…

Вдруг где-то рядом хрустнула сухая ветка, и Диана вскочила. Может быть, кто-то наблюдает за ней? На самом ли деле она слышит чьи-то шаги по траве, или это ее воспаленное воображение? Она уже несколько раз смотрела на часы, но цифры и стрелки говорили ей только то, что она уже и так знала: Чан Пина нет уже долго.

Примерно спустя два часа после его ухода она услышала, что на набережной началась какая-то суматоха. Сначала она не могла понять смысл того, что видела перед собой. Казалось, с юга к городу, извиваясь, ползет какая-то змея из света. Вдруг в центре Лючжоу в воздух взлетели красные, зеленые и синие ракеты; почти тут же им ответили залпы фейерверка со стороны «змеи», двигавшейся по реке; ливень золотого дождя, шутихи, ракеты. Примерно в тот же момент голова «змеи» оказалась на свету, подойдя к набережной: длинный мощный буксир, раскрашенный красным и белым, волок за собой вереницу лихтеров.

Вдруг внимание Дианы привлек другой шум, от которого она застыла. Звук двигателя машины, взбиравшейся по склону… и он становился все ближе.

Она спряталась в самом дальнем углу павильона, прислушиваясь к шуму. Ветер относил звук так, что казалось, будто он раздается то с одной стороны, то с другой, но машина, или что-то с мотором, взбиралась по склону в ее направлении. Потом мотор умолк. Она попыталась рассмотреть что-нибудь в темноте перед собой, но там ничего не было. Ни шагов, ни голосов. Тишина.

– Диана!

Все мышцы ее тела свело судорогой, чуть было не подкинувшей ее с пола, а сквозь плотно сжатые губы прорвался громкий выдох.

– Кто там?

– Это я. Чан Пин.

– Я не вижу тебя.

Она услышала бормотание голосов, затем в нескольких метрах слева от нее вспыхнул карманный фонарик, и она резко повернулась. Там стоял Чан Пин, держа фонарик вверх и освещая им свое лицо.

– Слава Богу! – закричала она, бросившись к нему. – Слава Богу, слава Богу…

Потом она заметила второго человека и резко остановилась.

Слабый луч фонарика высветил толстого китайца с луноподобным лицом, почти без волос на голове, но отрастившего длинные черные пряди на подбородке и верхней губе. От него несло рыбой.

– Кто это?

– Его зовут Линь. У его отца несколько джонок. Они уходят этой ночью в Кантон, и он говорит, что сможет доставить нас в Гонконг. Диана, у нас есть шанс.

Почему же я сомневаюсь в этом? – подумала Диана. Поза Линя, его внешний вид – все заставляло предположить, что он всего лишь неудачная подделка под человека. Линь, предположила она, не дурак насчет подхалтурить и урвать лишнюю монету. Даже не видя его рук, она была уверена, что они у него корявые и неуклюжие, с ногтями, обкусанными почти до мяса. Наверняка где-то на теле он носит неприличную наколку. Короче, он из тех людей, с которыми можно иметь дело: она много раз запрещала общаться с такими своим сиротам в Корее… У Дианы не было ни малейшего подтверждения правильности этого мгновенного анализа, но она знала, что собирается довериться своему ощущению.

– Он жулик, – быстро сказала она по-английски. – Отшей его.

– Но…

– Ты что, сам не видишь, что этому человеку нельзя доверять? – Она чувствовала, как в ней разгорается злость. Чан Пин намерен отвергнуть ее подозрения с помощью разумных доводов, но она должна найти способ доказать ему, что на этот раз здравый смысл окажет ему дурную услугу.

– У него пикап, – тихо сказал Чан Пин. – Он может отвезти нас прямо к причалу, и никто не увидит нас…

– Но ведь он не тот, за кого себя выдает. Почему ты сам это не видишь?

– Потому что он – это все, что у нас есть. – Чан Пин повысил голос, раздражаясь из-за глупой иностранки, не желавшей прислушаться. – Я знаю, что его могут держать на примете. Я знаю это! Но что еще мы можем предпринять?

– Всегда есть возможность выбора.

– Какая? Скажи.

– Все, что угодно. Оставаться здесь. Подождать другой возможности.

– Но другой возможности у нас не будет. Диана, я знаю это!

Откуда он знает? Кто сказал ему это?

Они спорили в течение пятнадцати минут. Под конец Диана поняла, что, если она не подчинится, Чан Пин уедет и без нее.

– Хорошо, – сказала она, забрасывая на плечи рюкзак.

Она настаивала на том, чтобы ехать в кузове пикапа. К ее облегчению, Чан Пин сразу согласился, что ей лучше держаться не на виду, а под брезентом, где она не будет бросаться в глаза. Когда они спустились к подножию горы, водитель запустил двигатель и рванул с места так, словно за ним гнались черти по дороге, у которой было столько же поворотов, сколько на кривом винте. Спустя двадцать минут они оказались внутри душного склада на берегу реки.

Диана слышала плеск речной воды о сваи. Запах рыбы здесь подавлял все остальные запахи. Мгновение ничего не происходило. Потом она расслышала голоса громко споривших людей.

Она сбросила накрывавший ее брезент и выбралась наружу. Помещение освещалось желтым светом единственной лампочки в зеленом металлическом абажуре, висевшей под потолком на длинном гибком шнуре, прикрепленном к крюку в стене: банки с краской, большой руль, пара винтов, канаты всех видов и толщины… Но вовсе не это привлекло ее внимание. В десяти метрах от нее Чан Пин и человек по имени Линь яростно спорили друг с другом.

Она поняла, что спор идет из-за денег. Линь тыкал указательным пальцем правой руки в раскрытую левую ладонь: жест человека, считающего деньги. Чан Пин качал головой и водил правой рукой по груди; явный и категорический отказ.

Диана окликнула его по имени. Никакого ответа.

– Чан Пин! – крикнула она.

Оба мужчины повернулись к ней.

– Сколько он хочет?

– Пять тысяч юаней.

– Это просто смешно!

– Я уже сказал ему это.

– Это же тысяча фунтов, не больше, не меньше. У нас нет столько денег.

– Нет.

– Тогда пошли отсюда побыстрее.

– А что, если он стукнет на нас? – Авторитет Чан Пина как лидера рушился на глазах. – Диана, он же не дурак, он знает, что у нас большие неприятности. Он сказал, что если мы с ним не договоримся, он сообщит в полицию.

– Скажи ему, пусть идет. Он так и так пойдет туда. А мы сможем заложить его за вымогательство. Скажи ему.

Лицо Чан Пина помрачнело, но после секундного замешательства, он подчинился. Линь угрюмо нахмурился и ссутулился, словно готовясь к драке. Чан Пин повернулся к Диане.

– Это нехорошо. Парень имеет в виду именно это.

– Имеет, имеет, – произнес чей-то тихий голос.

Все повернулись на звук. Диана обнаружила, что всего в нескольких метрах от нее стоит высокий китаец, который настолько же худ и ловко скроен, насколько Линь жирен и одутловат.

– Ты говоришь по-английски, – машинально произнесла она.

– Немного-немного. – Это пожилой мужчина, догадалась она, и его вежливый поклон, сопровождавший последнюю реплику, обеспечил бы ему даже определенную привлекательность в глазах Дианы. Если бы не нож, который он держал в правой руке. Он поднял его на уровень глаз и медленно помахал им перед лицом Дианы, заставив ее отступить.

– Папа Линь, – сказал старик. – Маленькая сестренка в затруднении. Маленький братик тоже в затруднении. Именно так, я думаю.

Диана хотела было заговорить, но он жестом велел ей замолчать. Его правая бровь была обезображена, определенно в драке: шрам, шедший от брови к веку слева направо, завернул кожу в сморщенный жгут, отчего часть белка была постоянно открыта. Исправить последствия раны явно никто не пытался. Пришелец выглядел как человек, с которым лучше не спорить.

– Имеешь деньги – беру Гонконг. Не имеешь деньги, не беру. Полиция много. Армия здесь, тоже много. Иностранец пришел, много полиция, солдаты. Ты делаешь проблемы, ты скоро поймешь, нет ошибки! Поехали вместе, маленькая сестра. – Теперь Линь-старший начал проявлять признаки нетерпения. – Ты имеешь много денег. Все иностранцы носить деньги. Я знаю, я видеть Гонконг.

– У меня нет денег. Можешь обыскать меня, если хочешь. – Сказав это, Диана содрогнулась: мысль о том, что он будет шарить по ней, стянула все мышцы ее живота в тугой узел.

– Да, я искать. Если ты не иметь деньги, иметь вещи. Иметь вещи стоить много денег.

Это было правдой; у нее было обручальное кольцо матери.

На мгновение лодочный сарай поплыл у нее перед глазами, пока она пыталась взять себя в руки, но удар, нанесенный воспоминанием был слишком силен.

Старый Линь в возбуждении шагнул вперед.

– Имеешь! Имеешь! Что это?

С этого момента восприятие Дианы пошло вкривь и вкось. Внезапно она словно погрузилась в липкую патоку. Все стало происходить в два раза медленнее, чем ей хотелось бы.

Она бросила рюкзак на пол рядом с пикапом. Кольцо Джинни лежало в отдельном кармашке внутри, закрывавшемся на молнию. Согнувшись над рюкзаком, она взмолилась всеми фибрами своей души: «Господи, дорогой, Господи, не дай ему выхватить у меня кольцо. Если даже ты больше ничего не сделаешь для меня, то сделай хотя бы это, пожалуйста…»

Все это время ей казалось, что она движется слишком медленно, каждая секунда разлеталась на миллисекунды, содержа в себе собственную комбинацию движений и мыслей, словно то была пленка, предназначенная для специализированного видеомонтажа.

Примерно в полуметре прямо перед ней – старик, он все еще держит нож поднятым.

За ней справа Чан Пин и Линь. Как далеко? Примерно в четырех метрах. А кто из тех двоих ближе к ней? Когда она видела в последний раз, ближе был Линь. А теперь… не поменяли ли они положение? Или поменяли?

Диана подняла рюкзак левой рукой и развязала шнурок правой. Потом она сунула правую руку в рюкзак, нашаривая потайной карман.

Она протянула кольцо старику. Но, когда он потянулся к нему, забыв об осторожности, ибо его обуяла жадность, Диана изо всех сил швырнула кольцо ему за спину.

Он плюнул в Диану, а потом, сочтя ее беспомощной девчонкой, оттолкнул назад и повернулся к ней спиной, ища, куда упало кольцо. Она выпрямилась почти мгновенно. Ее ботинок описал дугу и попал старику точно в то место, где соединялись его ноги. Он согнулся, выронив нож, и схватился за пах, со стонами обругав ее чертовой сукой.

Диана бросилась на пол, шаря по нему обеими руками в поисках ножа. Ей отчаянно хотелось знать, что происходит у нее за спиной.

Сзади послышались звуки схватки; ясно было, что Чан Пин сцепился с Линем. Пальцы Дианы наткнулись на сталь и сомкнулись, но старик, поняв ее намерения, извиваясь, подполз по полу так, что снова оказался лицом к лицу с ней. Диана почувствовала, что нож выкрутили у нее из руки. Потом прямо у нее над головой раздалось бульканье, мокрый, пузырящийся звук, который она никогда не забудет, и нож в руке старика сверкнул ярко-алым, искупавшись в потоке горячей крови.

Диана отползала, пока не уперлась в стену. Она заставила себя приподняться и повернулась.

Чан Пин стоял у кузова пикапа. Его левая рука цепко держала Линя за пухлую грудь, а правой руки не было видно. По тому, что под подбородком Линя появился второй темно-красный рот, Диана поняла, что невидимая ей рука Чан Пина сжимает нож и что он располосовал этим ножом горло Линю до самых шейных позвонков.

В течение тех секунд, что потребовались телу Линя для того, чтобы сползти на пол, Диана и Чан Пин молча смотрели друг на друга. Диана не верила, что у Линя могло быть оружие. Значит, Чан Пин убил беззащитного человека, врага или нет, в данной ситуации не имеет значения… Нет, имеет, ей надо будет подумать надо всем этим, но не сейчас, не сейчас…

Отец Линя закричал; ярость, страх, ненависть – все смешалось в этом крике. Выставив свой нож прямо перед собой, он метнулся вперед, метя Чан Пину в живот.

Этот бросок был необдуманным и бессмысленным – непроизвольная реакция обезумевшего отца. Чан Пин просто сделал шаг назад с полуоборотом, пропустив мимо себя старика и тот врезался в кузов грузовика. Вот-вот должен был наступить конец всему: Чан Пин все еще сжимал в руке свой нож, спина старика представляла собой большую и временно неподвижную мишень. Но Чан Пин схватился с худшим противником – с самим собой. Все еще находясь в состоянии потрясения от убийства Линя-младшего, он не мог заставить себя ударить Линя-старшего.

– Беги! – крикнула Диана. Но ее предостережение прозвучало слишком поздно. Старик оттолкнулся от грузовика и взмахнул рукой, его нож описал широкий полукруг. Чан Пин отпрыгнул в сторону, но лезвие ножа задело его рубашку, рассекая ткань. Папа Линь занес нож над головой и прыгнул вперед, нанося яростный колющий удар сверху вниз. Чан Пин пригнулся, наклонив голову, но неверно понял намерения старика, решив, что тот нанесет еще один удар сбоку. Как раз вовремя он сообразил, что оказывается не сбоку от возможного нападения, а как раз снизу. У него оставалась доля секунды для того, чтобы изменить положение. Он успел сделать это… Отступив назад.

Диана продвигалась вдоль стены, пока не оказалась у двойных дверей, выходивших наружу, в переулок.

Чан Пин двигался слишком медленно, будто вдруг истощил все свои силы. Или постарел на много лет. Когда Линь снова пошел на него, он неверно выбрал положение и позволил прижать себя спиной к пикапу: Диана успела заметить на его лице выражение удивления, смешанного с ужасом, когда он почувствовал, что его спина уперлась во что-то твердое. Но у него хватило ума развернуться боком, уменьшая зону поражения, и выбросить вперед ногу. Таким образом Чан Пин саданул старика в живот. Старик застонал и упал. Теперь он беспомощно лежал на полу. Но Чан Пин не пошевелился. Диана увидела блеск в его остекленевших глазах. Тогда она ринулась вперед. Она бросилась всем телом, упав на Линя и вцепившись в его костлявую шею. В панике он выронил оружие. Диана оторвала его голову от пола и резко ударила его затылком об пол… один раз, другой. Он попытался перекатиться в сторону, сбросив ее с себя, но Диана как-то ухитрилась поменять хватку, вцепившись ему в виски и снова ударила его головой об пол.

Его тело обмякло. Она скатилась со старика, тяжело дыша. Когда Чан Пин взглянул на нее так, словно впервые увидел, она поняла, что теперь все зависит от нее. Она поднялась на ноги, и, стащив брезент с кузова пикапа, не глядя набросила его на два тела на полу.

Диана схватила Чан Пина за обе руки и крепко сжала их.

– Пошли отсюда! – выпалила она. – Быстро!

У нее еще хватило рассудка подобрать свой рюкзак, но, когда они уже прошли половину переулка и она вспомнила, что обручальное кольцо ее матери осталось лежать где-то на полу в грязном сарае для лодок, она даже не сбавила шага. Кольцо явилось платой; а плату ты никогда не получишь назад, за что бы ты ни заплатил.

С одной стороны склады, высокие, запретные, с другой стороны грязные хибары, провонявшие дерьмом и мочой, а впереди, вдалеке, свет… много движущихся огней. Городская площадь. Там толпа. Они смогут затеряться в ней.

Когда Диана выскочила на площадь, по левую руку вдоль набережной высокий человек западного вида размеренно двигался навстречу нескольким представлявшим официальных лиц китайцам. Европеец был в пятидесяти метрах от нее, его голова шевелилась – вверх-вниз, будто в вежливом разговоре. Мгновение Диана просто стояла на цыпочках, выискивая поверх голов путь, по которому можно убраться отсюда, но внезапно мужчина повернул голову в ее сторону и с лишившим ее сил чувством потрясения она узнала его.

– Уоррен!

Диана бросилась вперед сквозь толпу, пока не оказалась всего в метре от Хонимена. Она чувствовала взгляды тысяч пар глаз, устремленных на нее, разрывавших ее на кусочки, но ее собственный взгляд не отрывался от лица американца. Молчание, казалось, длилось очень долго.

Потом он произнес громко и довольно сносно по-китайски.

– А-а, Диана! Я думал, что мы оставили тебя там. – Он протянул руку и потрепал ее по руке. После стольких сцен насилия, виденных ею, его дружеское прикосновение стало для нее знаком покоя и порядка.

– Почему бы тебе не пойти вниз и не прилечь, что ты на это скажешь, а?