Свиток благоволения

Глава 32

За несколько часов до того, как генерал Ло Бин возглавил атаку на караван «Стейтвинг», китайский контактер Цю Цяньвэя не явился на назначенную встречу в Вань-Чай.

Цю подождал лишние пять минут – дань вежливости – и отправился в сторону главного офиса «Дьюкэнон Юнг». Несостоявшееся свидание могло означать все, что угодно. Его могло вызвать сразу несколько причин, о каждой из которых нужно было сообщить Саймону Юнгу. Лично Цю истолковывал это довольно мрачно и не допускал другого истолкования: «Молот» готов опуститься на «Стальной коготь».

Было уже больше двух ночи, и, хотя на улицах колонии все еще встречалось полно гуляк всех мастей, Цю не пожелал дожидаться утра у парадного входа. К счастью, у него был ключ от боковой двери рядом с Дворцом правосудия, которой пользовался один из директоров, потому что тамошний лифт шел без остановки до зала заседаний. Он расплатился с таксистом, не доехав квартал до места, и остаток пути прошел пешком.

Начиная с первого этажа здание «Дьюкэнон Юнг» было освещено изнутри. Свет, пробиваясь наружу сквозь окна из зеленого зеркального стекла, превратил здание в гигантский сигнальный маяк. «Зеленый – можно идти»: уверенное, оптимистичное послание для всех остальных торговцев Гонконга. Цю всегда ненавидел его. Этот свет больше напоминал сладкий, пахнущий мятой сироп, который так любил его сын Тинчень. Может быть, он любит его и сейчас: у Цю не было возможности узнать это.

На первом этаже было темно. Он прошел по темному переулку, нашарив ключи, и вошел в здание раньше, чем обратил внимание на автомобиль, стоявший в пятидесяти метрах.

Черный «ягуар» наполовину заехал на тротуар. Салон наполовину остался на узкой мостовой, и задняя дверца была открыта. Внутреннее освещение или не работало, или кто-то специально его отключил, но тем не менее оказалось достаточно света, чтобы рефлектор, установленный на ребре дверцы, отражал его. Цю остановился. Улица была погружена в темноту. В таком случае какой свет отражается от рефлектора?

Боковой вход в здание должен быть открытым.

Цю тщательно изучал высший управленческий слой «Дьюкэнон Юнг» в течение многих лет. Он знал, что никто из директоров не водит «ягуар». Инстинктивно он прижался к стене. Его ладони вспотели.

Но тут несколько событий произошли одно за другим.

Какой-то мужчина стремглав пробежал небольшое расстояние, отделявшее машину от здания, и запрыгнул на заднее сиденье. Потом появилась небольшая группа: двое держали за локти третьего, волоча его в машину. Один из охранников, или кто там они были, запрыгнул в машину вслед за своей ношей и захлопнул дверцу. Последний из мужчин сел на водительское место, вспыхнули габаритные огни заднего хода, и «ягуар» двинулся назад.

Цю вытянулся во весь рост, прижавшись к стене, выходившей на мостовую. У него не было никакого прикрытия. Если водитель включит фары, то в их лучах Цю будет виден так хорошо, как если бы сейчас был полдень. Так включит он фары или нет? Нет, он не должен их включать, конечно нет, ведь они только что похитили самого главного тайпаня Гонконга.

Ибо Цю успел узнать человека, которого затолкали на заднее сиденье. Саймон Юнг. И засунули его в машину против его воли.

Как и думал Цю, водитель не включал фар, пока вел машину задним ходом до Куинсвэй. Потом он включил их, но к этому времени Цю был уже в безопасном месте, спрятавшись в нише бокового входа в «Дьюкэнон Юнг».

За мгновения, в течение которых «ягуар» разворачивался, вливаясь в поток движущихся машин, Цю добежал до конца переулка. Там ему пришлось посторониться, чтобы пропустить бронированный микроавтобус, поворачивавший с Куинсвэй прямо на маршрут, по которому только что пробежал Цю. Когда машина прошла мимо, он заметил эмблему и удивился, какие это дела привели инкассаторскую машину Корпорации к зданию «Дьюкэнон Юнг» в такой неурочный час.

Он остановил первую попавшуюся машину, просунулся в окно водителя, сказал «Прошу прощения» на чистом кантонском диалекте, и нажал пальцем на сонную артерию водителя с точно рассчитанным усилием.

Он передвинул обмякшее тело на пассажирское сиденье и сел в машину, столкнув ноги водителя с педалей.

Взгляд Цю метнулся туда-сюда по потоку машин, но «ягуара» нигде не было видно. Он проехал на красный свет мимо терминала «Стар Ферри», объехал группу пьяных китайцев, пытавшихся остановить его, потом быстро пошарил глазами – налево, направо и прямо перед собой. Ничего. Спутать «ягуар» с чем-то другим трудно. Цю выругался и провел рукой по лбу. Что же делать? Центральная штаб-квартира полиции была у него за спиной. Лучше сделать вот что…

Огонь светофора сменился. Цю глянул через плечо, готовясь свернуть в переулок направо, и увидел «ягуар» через две машины от себя, но в другом ряду. Его поворотные фары мигали, обозначая тот же поворот, который собрался выполнить Цю.

Таксист начал приходить в себя. Цю сжал ему челюсть и резко вывернул руль, затем пересек три ряда и вырулил к тротуару напротив стоянки такси рядом со «Стар Ферри». Он вытолкнул своего незадачливого пассажира на тротуар перед тем, как дать газ и уйти направо. Сердито загудели клаксоны других машин, но Цю в течение пары секунд оказался во внешнем ряду и помчался, сокращая дистанцию до «ягуара», теперь спокойно катившего в среднем ряду хайвея со скоростью километров сорок в час.

Очень скоро Цю понял, что его «дичь» собирается пересечь бухту по туннелю. Он сменил ряд, стараясь не возбуждать никаких подозрений, и помигал фарами, обозначая поворот, готовый, однако, переменить свои планы в последнее мгновение. Да! Вот и въезд в старый туннель…

Оказавшись на Цим-Ша-Цуй-Ист, водитель «ягуара» повернул к левому выезду. На Натан-роуд он повернул направо и проехал до Джордан-роуд, а там свернул налево.

У Цю пересохло во рту. Они направлялись к морю.

Ферри-стрит. Еще до того, как он понял это, черный автомобиль съехал на обочину дороги у южной оконечности противотайфунного убежища Ямати, и водитель вышел из машины. Цю, не сбрасывая скорости, проехал прямо, потом повернул направо на Пак-Хой-стрит, где и бросил машину.

Он прибежал на Ферри-стрит как раз вовремя, чтобы увидеть, как «ягуар» развернулся и поехал в сторону Монг-Кок. Укрывшись под стеной ближайшего склада, Цю мог наблюдать за группой людей, стоявших к нему спиной и смотревших в море. Они были примерно в ста метрах от него, но уличного освещения хватило, чтобы он мог разглядеть, как они нагнулись и подняли с земли нечто похожее на большой мешок. После этого они спустились по лестнице к волнорезу.

Цю перебежал Ферри-стрит, оперся руками о перила и посмотрел вниз. Внизу было темновато, но он рассмотрел силуэты людей, торопившихся по одному из мостков, что вели к сотням маленьких лодок, нашедших временное пристанище в искусственной бухте. Он поднял глаза и посмотрел в море.

Немного справа от него остров Стоун-Каттер; прямо перед ним, как он знал, находится главная якорная стоянка гавани, уходящая далеко во тьму. Он видел много ходовых огней; там и сям особенно крупные суда были освещены от носа до кормы – для облегчения процесса погрузки. Прямо перед ним мигал случайный огонек, обнаруживавший местонахождение нескольких сампанов[2] и других небольших суденышек, укрывшихся на время в противотайфунном убежище. Между большой стоянкой и малой, на фоне оранжевого зарева огней, освещавших крупнотоннажный танкер, вырисовывался темный силуэт маленького судна.

Цю заметил высокую корму, три мачты, характерный парус и наконец понял, куда они отнесли Саймона Юнга. Он побежал назад через Ферри-стрит, разыскивая телефон-автомат.

– Мне нужно поговорить с заместителем комиссара Ридом.

Полусонный дежурный сержант на другом конце провода поинтересовался для начала, знает ли он, который сейчас час. Потом он заговорил уже менее вежливо. Цю резко оборвал его.

– Ты поднимешь его с постели и скажешь ему «Пагода дикого гуся». Понятно?

Сержант не стал продолжать прерванную тираду.

– Ты скажешь ему, что Саймона Юнга похитили триады, и сейчас он находится на борту джонки, принадлежащей Александру Камнору, у Ямати. Если Рид не пошевелится, Юнг погибнет! – Цю грохнул трубку на рычаг.

Он побежал назад к ограждению, выходившему на противотайфунное убежище. Никакого движения заметно не было.

Цю мог дождаться Рида и объяснить ему ситуацию, а потом пойти спать, зная, что он сделал для своего работодателя все, что мог. Если бы это был не Камнор, именно так Цю и следовало бы поступить.

Но на якоре стояла именно джонка Камнора. И Камнор как-то сумел найти путь в континентальный Китай, и добраться даже до Цю Тинченя. Сына Цю Цяньвэя. С того самого дня, когда он получил от Камнора два письма от своего сына и тщательно изучал их каждую ночь, убедив себя в том, что они не были подделкой, нет, это ничего не значит… С того самого дня Цю не уставал задавать себе вопрос, почему там, где сумело пройти письмо, не сможет пройти и маленький мальчик?

Александр Камнор представлял собой единственный шанс для Цю вновь увидеть своего сына. И вот он приготовился поднять якорь и уплыть прочь.

Цю пробежал вниз по лестнице и окликнул кого-нибудь на одном из сампанов, которые можно было нанять в любое время дня и ночи. Сонная девушка, жевавшая резинку, – ей не исполнилось еще и двадцати – спросила его, куда ему надо попасть. Пока Цю медлил в нерешительности, на носу джонки коротко мигнул фонарь. Потом он стал загораться и гаснуть через неравные промежутки времени, как своего рода сигнал. Шевелись!

– Отвези меня вон на тот сухогруз, вон там… с белой звездой на трубе.

Девушка сплюнула в маслянистую воду, доходившую почти до самого верха планширя, и кивнула. Скоро они уже бесшумно скользили через южный выход из убежища.

Цю спросил, сколько стоит проезд. Они немного поторговались, но тишина была ему дороже денег.

Когда он протянул ей банкноты, она взяла их, даже не сбившись с ритма гребли. Она не выказала никакого удивления, что ей заплатили на середине пути. Она не удивилась и позже, когда Цю снял пиджак и аккуратно свернул его. Казалось, в этой жизни ее ничто не интересует.

Маршрут, выбранный Цю, проходил в пятидесяти метрах от кормы «Свалоу». Цю выждал до самого последнего момента и только тогда сказал девушке:

– Держи прямо вперед, что бы ни произошло. Когда догребешь до сухогруза, подожди возле него пять минут, потом возвращайся назад. За пиджаком я заеду завтра, ладно?

Она кивнула, а когда он исчез за бортом, она даже помахала ему рукой, но он этого уже не увидел. Может быть, он понравился ей. Может быть, он внес какое-то оживление, остроту в ту пустоту, которая находится между двумя рубежами – детством и старостью.

Цю старался все время держать голову над водой. Он знал, что гавань заражена бациллами тифа и всеми прочими бактериологическими ужасами, что поверхностный слой состоит не из воды, а из нефти, которая убивает человека, случайно глотнувшего ее, и слепит при попадании в глаза.

Джонка была большая и подвергалась переделке для того, чтобы соответствовать западным стандартам по части комфорта. Должно быть, каюта Камнора находилась на корме. Глубокие резные окна нависали над морем, одно находилось на корме и по одному на каждом борту, но сейчас оба они были закрыты ставнями и темны.

Никто не окликнул Цю. Вспышки выстрелов не прорезали темноту. Он ухватился за большой поворотный руль из твердого дерева и, подтянувшись, выбрался из воды. Едва он успел сделать это, как низко заурчали моторы. Как раз вовремя…

Цю пошарил в поисках троса или трапа, по которому он мог бы забраться на борт. Ничего.

Якорь.

Он осторожно отпустил свой насест, стараясь не шуметь, опускаясь в воду, и поплыл к якорной цепи. Заползти наверх, подобно ленивцу, было самой трудной физической работой, которую он когда-либо выполнял. Наконец он ткнулся головой в деревянный корпус.

Цю разжал лодыжки, которыми тоже держался за цепь, и на последнем издыхании сумел поменять положение – теперь он оказался лицом к борту судна. Правой рукой, которая была сильнее левой, он попытался ухватиться за край якорного клюза, промахнулся, неловко качнулся, едва не сорвавшись… Он начал отталкиваться от корпуса и раскачиваться, превратившись в живой маятник. Раз… два… три…

На счет три он рванулся вверх. Его руки уцепились за край клюза, но сорвались, он уже начал падать… тут его ноги уперлись в ряд реберного усиления, шедший по всей длине судна, и он удержался.

На мгновение.

Пока Цю решал, что же ему делать, он услышал раздавшиеся вверху голоса и распластался по обшивке. В основном раздавался ровный тихий голос Камнора. Цю легко мог проследить передвижение владельца «Свалоу» по оси судна от носа до сужения корпуса, где находилась лестница, шедшая в его апартаменты.

Где-то у другого борта, недалеко от головы Цю, заработал еще один двигатель. Инстинкт подсказал ему, что это привод лебедки якорной цепи.

Он оставил клюз и сместился в сторону. Его ноги встали на одну узкую планку, а руки вцепились в другую. Так как планки предохранялись от гниения старомодным способом – с помощью даммаровой смолы – они были скользкими. Ему следовало поторопиться!

Якорь подняли, и «Свалоу» лег на курс, направившись на юг к западным фарватерам, идущим к бухте Виктория. Цю установил ступни на планке, развернув их на пингвиний манер, и начал подниматься по импровизированной лестнице из планок.

В ту же секунду, как его глаза оказались над планширем, он мгновенно пригнулся, скрывшись из поля зрения тех, кто мог находиться на палубе. Но даже мгновенного взгляда ему хватило, чтобы понять, что основная команда находится на вантах, занятая управлением парусами. Единственный включенный прожектор был установлен на мостике, находившемся почти на носу.

Он подождал некоторое время, прежде чем рискнул выглянуть еще раз. На этот раз паруса были уже поставлены, и палуба опустела. Цю перебрался через борт и спрятался, согнувшись в тени между кормовой надстройкой и планширем, через который он только что перебрался, используя в качестве дополнительного прикрытия якорную лебедку.

«Свалоу» стал поворачивать вправо, держа курс на банку Келетта. В отличие от защищенной главной якорной стоянки здесь уже было волнение, и килевая качка начала побалтывать судно, оно поскрипывало тимберсами, а соленый морской бриз дул ему в лоб.

Не считая зеленого и красного ходовых огней и прожектора на носовом мостике, судно было погружено в темноту. Цю, спотыкаясь, пробирался вперед, пока не поравнялся с навесом над трапом, ведущим в помещения. На навесе что-то было. Он осторожно пощупал пальцами – ялик, удерживаемый на месте упругими тросами.

Прижимаясь спиной к стенке, он обогнул угол. Палуба открылась перед ним, как подмостки театра, в котором потушен свет. Он пробирался вдоль навеса, пока не смог идти дальше без риска быть замеченным кем-нибудь снизу, если там кто-то стоял на страже. Хотя он уже влез в это дело и не мог отступить, он все еще боялся каждого следующего шага.

Он должен посмотреть.

Цю высунул голову за угол двери, ведшей на трап, и тут же отдернул ее со скоростью рыбы, потом закрыл глаза, ожидая, пока увиденное им вернется на сетчатку его глаза.

Дюжина ступеней, освещенных двумя светильниками на стенах. Ковер. Внизу дверь. Дверь какая-то странная, с ней что-то не так. Людей нет.

Цю открыл глаза. Ковер заглушит звуки его шагов. Но он знал, что мокрая одежда может наделать больше шума, чем мокрая кожа, поэтому он разделся до трусов, засунув рубашку и майку внутрь брючин, и выбросил узел за борт.

Он вернулся к трапу, слегка вздрагивая, и протянул руку, чтобы ухватиться за навес. «Свалоу» нырнул в яму между волн, и Цю покатился по палубе. Он проклял все на свете и бросился к лебедочному шпилю, чтобы ухватиться за него.

Через несколько секунд он понял, что эта волна спасла его: когда он уже приготовился двинуться вперед, внизу раздались голоса и хлопанье двери. Но за эти жизненно важные секунды он успел бы уже спуститься по трапу и оказаться перед тем, кто только что открыл и закрыл дверь.

Цю осмотрелся в поисках места для укрытия. Но тут он услышал звук, похожий на звук захлопнувшейся двери, только он был другим, приглушенным. Может быть, шкаф?..

Он переместился обратно к краю навеса и осмелился бросить быстрый взгляд на трап. Кто-то стоял на нижних ступенях, вполоборота к нему, глядя на связку ключей, которую держал в руках. Китаец в костюме-двойке. Не Камнор. Леон.

Что делает личный помощник Камнора с этими ключами?

Шаги по трапу. Поднимаются вверх. Все ближе и ближе.

Может ли Леон сообщить ему что-то полезное? Цю задумался над этим вопросом, а жизнь Леона тем временем повисла на волоске, точь-в-точь как связка ключей, позвякивавших в его руках несколько секунд назад.

Нет.

Леон поднялся по трапу и направился к мостику, не оглянувшись по сторонам. Цю оттолкнулся от стены, метнувшись вперед, как камень, выброшенный катапультой, – левой рукой зажать рот, не забыв прихватить еще и ноздри, правой ухватиться за подбородок, назад, назад… повернуть.

Цю перекатил труп в тень планширя и принялся за работу. Ключи оказались в правом кармане брюк. Цю зажал их в зубах и перебросил тело за борт. Только после этого он направился к трапу.

Он спустился по нему до кормовой палубы, и оказался на квадрате три на три метра, покрытом ковром и ограниченном дверью, ступенями трапа и, с двух сторон, встроенными стенными шкафами. Цю попытался открыть один из них, повернув ручку. Заперто.

Нижняя половина двери в каюту была из красного дерева, верхняя панель из фаустированного стекла с узором «иней». Узор был таким толстым и плотным, что через него не просматривалось даже передвижение теней в каюте, способное выдать местонахождение тех, кто там присутствовал. Цю видел только, что в помещении с другой стороны двери горит свет, но не более того.

Он не мог видеть их. А могли ли они видеть его?

Цю опустился на колени, вне возможного поля зрения тех, кто находился внутри, и прильнул ухом к деревянной филенке двери. Он услышал голоса, становившиеся то громче, то тише. Говорили двое, оба мужчины. Камнор и Саймон. Иногда в разговор вклинивался третий голос, но Цю он был незнаком.

Когда он встал и выпрямился, то был весь в поту. Он не знал, где находились говорившие, не представлял их расположения относительно двери, так же как и то, есть ли у Камнора оружие или кнопка тревоги, связывающая его с мостиком, или телефон у его локтя, в другом углу каюты, вдали от Саймона, с этой стороны от Саймона, рядом с третьим человеком…

Невозможно. Это просто самоубийство.

Его взгляд скользнул по ближнему шкафу. Два метра шириной и четыре глубиной. Опять красное дерево с орнаментом в виде золотых листьев и пластиной замка, выполненной из полированной латуни. В таком шкафу какой-нибудь мандарин мог хранить свой набор для игры в маджонг, сделанный из нефрита. Цю впился глазами в замок, перебирая ключи Леона. Первый же, который он попробовал, подошел к замку. Он медленно открыл дверцу шкафа, боясь, что раздастся скрип петель, но дверь открылась совершенно бесшумно, и он увидел то, чего никак не ожидал увидеть.

Оружие.

Это был не совсем стенной шкаф, скорее сейф, правда, место его расположения казалось не совсем подходящим. Круглый светильник под потолком почти не освещал внутренность шкафа, но света было достаточно, чтобы можно было разглядеть винтовки, по восемь с каждой стороны, и коробки с патронами. Он всмотрелся в ложу ближайшей винтовки. «Драгунов» – самозарядная винтовка. Конечно – обычное оружие террористов. Винтовки были прикованы к стойке стальными цепочками, пропущенными через предохранительные скобы. Он быстро перепробовал ключи из связки Леона, но он знал, что это бесполезно еще до того, как начал подбор: ключ, который требовался для того, чтобы отомкнуть оружие, отличался от тех, которые были в связке, взятой им у мертвеца.

Камнор был крайне осторожным человеком. Если бы у кого-то имелась возможность доступа к этому складу оружия, то возникла бы потенциальная опасность мятежа. Другой ключ должен быть припрятан где-то на теле у Камнора. Это означало, что до него не добраться.

Так близко, так близко, целый арсенал… и до него не добраться.

Цю закрыл дверцу и очень тихо, низко нагнув голову, двинулся к другому шкафу. Этот был иным на вид. За полированной деревянной дверцей оказалась сетка, преграждавшая доступ к содержимому. Ключа к этой второй преграде также не было на связке Леона. В тусклом свете виднелось несколько картонных коробок, одна на другой, но никакого оружия не было видно. Цю уже собрался закрыть дверцу, когда надпись на одной из коробок привлекла его внимание. Ближайшая коробка находилась примерно в метре от сетки, достаточно близко, чтобы он смог прочесть надпись с названием содержимого.

Он выпрямился, размышляя, но теперь все его внимание было приковано к шкафу с сеткой. Замок на ней был не таким внушительным, как остальные. Цю снова осмотрел ключи. Один из них был плоским и с достаточно малой толщиной, его можно было вставить между сеткой и буртиком.

Он попробовал сделать это. Ключ с трудом вошел в узкую щель. Но сетка задребезжала, и Цю отпрянул прочь, скрипя зубами. Он досчитал до десяти, прежде чем его сердце вернулось к нормальному ритму.

К счастью, в этот момент в каюте началась перебранка. Если бы спорившие не повысили голоса, кто-то мог бы расслышать шум, раздавшийся снаружи. Цю положил ключи на ковер и вытер ладони о бедра. Камнор не будет оставаться в каюте всю ночь, он должен рано или поздно выйти оттуда или, что еще хуже, – позовет Леона. А когда Леон не придет…

Десять секунд на то, чтобы сломать запор на сетке, три секунды, чтобы вскрыть ближайшую коробку, а тогда…

Предположим, что содержимое коробки не соответствует надписи на ней? Вдруг внутри находятся промасленные тряпки, гаечные ключи, монтировка?..

Из каюты донеслись звуки страдавшего – такие звуки, которые издает человек, когда отчаянно не хочет показать свою слабость, но боль выводит его за грань терпения.

Цю не собирался ждать другой возможности. Он сунул ключ за сетку и попытался использовать его как рычаг, выворачивая наружу. Безрезультатно. По лбу его струился пот. Внутри каюты снова раздался стон. На этот раз жертва и не старалась скрыть свои муки за показной бравадой, теперь боль перешла все пределы, после которых гордость уже не имеет значения. Цю сделал шаг назад, поднял ногу и нанес удар по сетке. Его пятку пронзила боль, но он почувствовал, что преграда немного подалась. Он сделал глубокий вдох и снова ударил.

Саймон Юнг, находившийся в каюте, уже ничего не мог услышать. Камнор, однако, уловил шум.

– Что это было?

Третий мужчина, крепкого телосложения кореец в спортивном костюме, замер. Его занесенный кулак застыл в воздухе. Он посмотрел на Камнора, кивнувшего в ответ. Кореец распахнул дверь.

– Пошел, – тихо сказал Цю. Кореец, увидев, что находится в каждой руке у Цю, повиновался.

Цю шагнул через порог, захлопнув за собой дверь ногой. Его нога запачкала дерево темно-красным.

– Руки за голову!

Камнор и его палач повиновались, последний сделал это с явной неохотой. Только увидев все четыре руки, поднятые вверх, Цю позволил себе расширить зону обзора.

Каюта была примерно пятнадцать на двенадцать метров, освещалась скрытой трубкой дневного света и настольной лампой, сделанной из снарядной гильзы. Все в каюте казалось сделанным из плюша, вплоть до бархатных портьер и хрустальных пепельниц. Письменный стол Камнора стоял поперек одного из углов, образованных большим окном. Стол был развернут к двери. Перед столом стоял круглый столик-подставка для декоративного компаса и секстанта. У другого угла оконной амбразуры стоял подсвеченный глобус в дубовой оправе; прямо перед ним – глубокое кожаное кресло с подлокотниками, обитое латунными заклепками. В нем сидел Саймон Юнг. Он был обнажен до пояса. На груди были видны пятна от ожогов. На круглом столике рядом с компасом в пепельнице все еще дымилась длинная сигара. Ее вида и едкого запаха было достаточно для Цю, чтобы понять, что заставило Саймона так кричать.

Цю медленно двинулся на корейца, стоявшего в шести метрах от него с бесстрастным лицом. Тот попятился назад, пока не уперся спиной в окно.

Саймон пришел в себя. При виде Цю глаза его расширились, он попытался сесть прямо.

– Не двигайся, – тихо сказал Цю, прежде чем перенести свое внимание на Камнора. – Я удивлен, – начал он. – Я уже давно подозревал, что ты работаешь на КГБ, но я даже и вообразить не мог, что на твоем судне я найду «РКГ-три М». – Цю повысил голос: – Я в самом деле удивлен и теряюсь в догадках, для чего тебе понадобились эти противотанковые гранаты рукояточного типа, начиненные мощной взрывчаткой, с взрывателями ударного действия? Ты считаешь, что они могут пригодиться на заседании Совета директоров?

Камнор ничего не ответил. Цю переложил гранату в левую руку, в которой уже держал одну, и продел указательный палец в кольцо на конце шпильки. Камнор окаменел. В каюте стало неестественно тихо.

– Зачем? – Цю кивнул в сторону Саймона и повторил вопрос. – Зачем это?

– Это было… это было важно. Важно не дать ему контролировать компьютерную программу «Благоволение». – Камнор говорил быстро, точно стремясь угодить Цю. – Ему нельзя доверять, ты знаешь это, все вы знаете это. Он не хотел говорить мне, где она, поэтому…

– Ты решил пытать его. – Цю увидел, что на лице Камнора отражается только часть правды. Этот человек ненавидел Саймона Юнга. Попытка была продиктована личным чувством по отношению к Саймону. Цю подумал, что же сделал Саймон, чтобы в застывших глазах Камнора появилась такая непримиримость.

– А зачем тебе понадобилась программа? – спросил он.

Нет ответа.

– Думаю, я смогу ответить на этот вопрос и сам. Ты собирался уничтожить ее, не так ли? Так, чтобы никто не смог переправить деньги из Гонконга. – Цю хрюкнул и перевел взгляд на Саймона. – Саймон, ты меня слышишь?

– Я слышу тебя, – ответил тот слабым голосом.

– Поднимись по трапу. Там, на палубной рубке есть ялик. Сматывайся на нем. Тебя подберут. Рид вот-вот будет здесь.

Саймон выбрался из кресла и направился к двери. На пороге он устало обернулся.

– Леон знает, где дискета, – сказал он. – Плохо. Я не смог… вытерпеть.

На лице Цю не дрогнул ни один мускул.

– Ничего, ты иди, – тихо сказал он.

Он подождал, пока Саймон не скроется, уходя вверх по трапу, и повернулся к Камнору.

– Чего ты хочешь? – выражение лица Камнора изменилось, стало хитрым вместо враждебного.

– Мне нужен мой сын. Это всегда было моей целью. Единственной.

– Очень хорошо.

– Ты можешь помочь в этом?

– Конечно. Способ всегда найдется.

– Может быть, ты можешь вывезти его оттуда?

– Это вполне осуществимо.

– Или, по крайней мере, устроить мне встречу с ним?

– Не вижу никаких проблем.

Наступило долгое молчание. Потом Цю расхохотался.

– Ты находишь меня забавным? – В глазах Камнора сверкнула ненависть.

– Я нахожу тебя… достойным презрения. Ты готов сказать все, что угодно, лишь бы это остановило меня. – Цю покачал головой. – Я знаю, что никогда больше не увижу своего сына. Если бы ты был честен… если бы ты попытался быть реалистом, то, возможно, мы и пришли бы к соглашению. А так ты просто играешь со мной. Моими чувствами. Моей… любовью. – Он еще раз качнул головой и улыбнулся. – Камнор, – сказал он, – возьми эту сигару.

Тот не пошевелился, и Цю спросил:

– Ты знаешь, что произойдет, если я вытащу эту шпильку?

Нет ответа.

– За дверью я насчитал четыре коробки с этими гранатами. И нечто, напоминающее мины к миномету. И я не знаю, что тут еще есть на этой джонке, но знаю, что не груз сушеных креветок.

Камнор медленно наклонился и взял сигару.

– Кури ее. – Цю ждал. – Выполнять!

Камнор взял сигару в рот и сделал быструю затяжку. Цю улыбнулся.

– Разве так курят настоящую «Гавану»? Раскури-ка ее получше.

Китаец сделал еще три затяжки. Теперь кончик сигары светился красным. Кореец посмотрел на хозяина и произнес несколько слов, которых Цю не понял.

– Что он сказал?

Камнор ничего не ответил.

– Говори!

– Нет.

Цю изучающе посмотрел на него.

– Давай я попробую угадать. Он сказал: этот человек не вытащит чеку, потому что он убьет и себя в том числе.

Лицо Камнора напряглось. Цю засмеялся; сунул одну из гранат под мышку левой руки и осторожно вытащил чеку из ручки второй гранаты почти полностью. Пока его руки не меняли положение относительно друг друга, гранаты не должны были взорваться.

Остекленевшие глаза Цю ни на мгновение не отрывались от лица Камнора.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Ты считаешь, что моя жизнь имеет для меня цену. И ты неправ. А теперь возьми эту сигару, отломи зажженный кончик, и проглоти его.

Глаза Камнора едва не выкатились из орбит. Он повернулся к корейцу в немой мольбе, но тот стоял, опустив глаза.

– Проглоти ее! – сказал Цю. – И я вставлю чеку назад… смотри… вот так.

Камнор открыл рот и поднял сигару. На мгновение показалось, что он собирается выполнить приказ; потом он дрогнул, и рука его упала. Но, прежде чем Цю успел что-либо сказать, Камнор сломал сигару. Он бросил на пол более длинную, незажженную часть. Он смотрел на кончик сигары, зажатый в руке, – он все еще мягко светился под тонким слоем пепла. Потом он закрыл глаза, его голова откинулась назад и вернулась в то же положение, и так раз шесть. Цю подумал, что он молится.

Внезапно резким движением Камнор сунул кончик сигары себе в рот и закрыл его.

Цю вставил чеку на место.

Камнор держал кончик сигары во рту. Вдруг он выплюнул его, целясь в лицо Цю. Он попал ему в правый глаз. Цю закричал и выронил гранаты. Камнор бросился на пол. Пользуясь столом как прикрытием, он резким движением выдвинул один из ящиков. И выхватил оттуда пистолет. Все еще стоя на коленях, он прицелился в Цю. Пистолет выстрелил один раз. Цю беззвучно рухнул на пол.

– Достать Юнга! – Камнор отшвырнул пистолет и бросил корейцу ключи. Тот кинулся к шкафам. Спустя несколько секунд он затопал вверх по трапу, сжимая в руках оружие.

Камнор плюнул, пытаясь очистить рот от пепла и лоскутьев сгоревшей кожи. Он уже был у двери, когда услышал голос, окликнувший его по имени. Он обернулся и увидел Цю, скорчившегося на ковре. Взгляд Камнора остановился на отвратительном красном пятне, выше печени. Только мгновение спустя он заметил, что Цю все еще прижимает к груди обе гранаты.

– Мой… сын. Мой… сын.

Камнор увидел, что делает Цю, и его вопль заполнил каюту.

– Камнор…

Он дико осмотрелся вокруг, ища оружие, которое бросил. Тщетно.

– Святая Мария! – У него осталось время, чтобы прошептать эти слова. – Матерь Божья, помолись за нас теперь, в наш смертный час!

– Камнор…

Цю выдернул обе чеки.