Связанные Зоной 2. Цепь

Глава 8

Прислушиваясь к совету Барса, на дерево Сашка забрался задолго до наступления темноты. Растянув рюкзаки между веток, создал себе некое подобие гамака и устроился на нём. Лежал, медленно грыз полоску сушёного мяса, смотрел на серое небо, проглядывающее сквозь крону, и думал.

Странная всё-таки штука жизнь. У кого-то проходит совершенно ровно и спокойно, лишь иногда проявляя нрав всплесками событий, а у кого-то – постоянный шторм из этих самых событий, изредка прерываемый периодами затишья. Вот как у него. С того самого момента, как влекомый детской любознательностью и желанием хотя бы немного почувствовать себя участником тех приключений, что пережил отец, Сашка залез в его походный рюкзак и нашёл завёрнутый в тряпку продолговатый камешек, жизнь превратилась в настоящую бурю.

Со смертью отца в один миг закончилось детство. Будто выключили. Вот он ещё ребенок, а вот уже должен заботиться не только о себе, но и о матери, при этом учитывая взаимосвязь с симбионтом.

Антон, на самом деле, хороший человек. По сути, спас Сашке жизнь, постоянно помогал и заботился, но как же надоела эта зависимость! То нельзя, это запрещено, а если разрешено, то лишь по предварительному согласованию. Конечно, Сашка понимал, что у Антона точно такая же ситуация. Только… устал... надоело.. не хотелось больше так жить. Он осознавал, что многим обязан Антону, но ничего не мог с собой поделать и снова влезал в неприятности. Но справедливости ради стоило отметить, что в нынешней ситуации его вины не было. Почти не было.

Сначала, когда ему предложили поучаствовать в небольшом научном эксперименте в лаборатории на базе одной из местных клиник, это показалось отличной идеей. Возможностью подзаработать и в какой-то мере почувствовать самостоятельность, хотя бы временную. Всего и требовалось, что проходить тесты с пучком проводов на голове да анализы сдавать. Первые подозрения появились, когда, заполняя анкету, обнаружил странные вопросы: «Посещали ли Вы или Ваши родственники Зону отчуждения?» или «Имелся ли контакт с предметами, происходившими из Зоны отчуждения?». Сашка насторожился, но, кроме него, анкету заполняли ещё десяток парней, и он решил не паниковать. Предусмотрительно ответив на вопросы «нет», Сашка сдал анкету «ботану» в очках и позволил нацепить на голову оплетённый проводами обруч. Через полчаса выбрался из кресла, забрал деньги и свалил.

На следующий день ему позвонил всё тот же «ботан» и пригласил на очередной тест. В этот раз других испытуемых не оказалось, а кроме лаборанта в помещении находилось ещё пятеро. И взгляды их казались колючими и пронизывающими. Сашке стало не по себе, но выглядеть трусом не хотелось, поэтому он забрался в кресло и спокойно сидел, пока на голове закрепляли устройство. Едва начался эксперимент, как один из незнакомцев, до этого листавший какие-то бумаги, вдруг произнёс:

– Александр, а по какой причине вы солгали, отвечая на вопросы анкеты?

– Что? – ничего умнее в голову не пришло. К тому же сразу бросило в холодный пот, и сердце бешено заколотилось, что немедленно отразилось на приборах, возле которых копошился лаборант.

– О, Александр, не волнуйтесь так. Мы всё понимаем, – мужчина улыбнулся, как показалось Сашке, снисходительно. – Буду с вами откровенен: мы знаем о том, что ваш отец был сталкером и погиб в Зоне. В этом нет ничего такого, чего следовало бы стыдиться или бояться. Но нам очень интересно, какое влияние Зона оказывает на здоровье детей сталкеров...

Вскочив с кресла и сорвав с головы обруч, Сашка собрался уйти, но незнакомец положил ему руку на плечо:

– Постойте, Александр. Наши исследования приносят огромную пользу людям. А для вас эти небольшие неудобства могут стать источником приличного заработка!

– Я не желаю, чтобы меня просвечивали, как лягушку какую-то! – с вызовом сказал Сашка, холодея при одной только мысли, что ему сделают рентген и увидят в руке очень странное тёмное пятно.

– Никаких просвечиваний, – категорично сказал незнакомец. – И вообще никаких действий, которые не получат вашего предварительного одобрения!

Сейчас Сашка понимал, что нужно было уходить, рассказать о случившемся матери, позвонить Антону, затаиться, но тогда… Тогда он считал, что справится сам, что достаточно взрослый, чтобы принимать решения, а не только выполнять указания.

И уже от дверей спросил тогда:

– Сколько?

Незнакомец вновь улыбнулся. Теперь торжествующе.

– Меня зовут Яков Валентинович, а за свою помощь вы получите…

От названной суммы Сашка потерял дар речи: с такими деньгами он мог не зависеть от помощи Антона и не слушать упрёки матери. К тому же со свойственной многим подросткам самонадеянностью он посчитал: если вдруг «запахнет жареным», то сумеет всех обмануть и «разрулить» ситуацию. И, наплевав на все предостережения, он согласился. Почувствовав себя хозяином ситуации, потребовал заплатить вперёд. И как только получил часть вознаграждения, соизволил отвечать на вопросы.

В работу с ним включились все присутствовавшие в лаборатории. Сначала они вернули его в кресло, подключили аппаратуру, обвешали датчиками голову и обе кисти. А затем принялись задавать вопросы. Сперва самые обычные, потом более личные. Нехотя, но Сашка отвечал до тех пор, пока не стали спрашивать об Антоне. Точнее о «друге, который дороже брата». Исследователи понятия не имели о личности человека, с кем «цепь судьбы» связывала Сашку. И всеми силами пытались это узнать. Вот тогда Сашка испугался и осознал, какую глупость совершил.

А исследователи всё спрашивали, спрашивали… И постепенно увещевания превратились в требования.

Но чем сильнее становилось давление, тем активнее сопротивлялся Сашка. В конце концов он психанул, в очередной раз сорвал с себя провода, оттолкнул Якова Валентиновича так, что тот полетел на пол, опрокинув стулья, и сбежал.

Остаток дня Сашка провёл с друзьями. Щедро угостил всех пивом, но сам сделал лишь пару глотков – его терзала вина перед Антоном, хотя не обмолвился о том ни словом.

А вечером недалеко от дома наткнулся на Якова Валентиновича.

– Что же вы, Александр, слово своё не держите? – спросил тот, неожиданно появляясь из тёмного проулка.

Позади учёного виднелись два весьма габаритных силуэта, пока остававшихся в тени.

Сердце ухнуло куда-то в пятки. В голове роились глупые вопросы без ответов: как? откуда? что теперь делать?

– Почему бы нам не поговорить, как взрослым людям? – продолжал Яков Валентинович. – Вы, молодой человек, уникальны! Моя компания готова заплатить большие деньги за возможность сотрудничать с вами. Намного больше тех, что вы сегодня получили. Но это невозможно без полной информации. Если не получится исследовать сразу обе части артефакта, то можем упустить что-то важное, потратить время впустую на ложные предположения.

Воистину то был день прозрений. После слов учёного Сашка вдруг ясно осознал то бремя ответственности, что лежало на плечах Антона, которое тот добровольно взвалил на себя. Никто его не просил, не обещал несметных богатств. Когда Антон забирал себе «цепь судьбы», он Сашку в глаза не видел! И это накладывало такую же, если не большую ответственность на Сашку. А то, что Яков Валентинович просил сделать, иначе как предательством не назвать.

Сашка деланно засмеялся:

– Какого артефакта? Ты о чём, лысый хрен?! Ты вообще кто такой? Я тебя впервые вижу! Вали отсюда, пока рыло не начистил.

«Габаритные силуэты» зашевелились и вышли на свет, оказавшись ещё больше, чем представлялось.

– Зря вы так, Александр…

Дальше слушать Сашка не стал. Что было сил рванул прочь, рассчитывая скрыться в темноте и полагаясь на то, что лучше знает местность. Позади раздался топот погони.

Он бежал так, что ветер в ушах свистел. Через дворы, проулки, щели в заборах, мимо игровых площадок, мусорных баков и припаркованных автомобилей. Пока, наконец, не понял, что больше никто не преследует.

Отдышался и достал телефон. Батарея почти разрядилась.

Набрал номер друга:

– Салют. Слушай, можно у тебя переночую? Да, спасибо. Ты где? У подъезда? Хорошо. Минут через пятнадцать буду, подожди.

Завершил звонок, хотел набрать матери, но сотовый выключился.

Решив, что позвонит позже, Сашка на всякий случай осмотрелся и отправился к товарищу.

Тот, как и обещал, ждал возле подъезда. махнул другу рукой и вдруг почувствовал сзади движение, а следом удар по голове…

Сашка невольно коснулся затылка, вспоминая похищение. Он тогда потерял сознание, а значит, и Антон тоже. К счастью, если судить по собственному состоянию, тот уже оклемался. Это немного радовало. Ведь в заточении окрепло осознание, что Антон – единственный, кроме матери, близкий человек. И когда случилась беда, только на него и оставалось надеяться.

По ощущениям, Сашка провёл взаперти с заведёнными за спину руками не больше суток. Хотя и этого более чем достаточно. Вспомнилось, как затекли и ныли плечи, как хотелось пить и как боялся. Он не понимал, что происходит, где оказался и почему. Помещение три на три метра, серые гладкие стены, дверь без ручки и замка, ровный тусклый свет, исходящий из панели на потолке. С ним не то, что не говорили, даже не заходил никто, кому бы он смог задать вопрос.

Сначала он орал, угрожал и выкрикивал всё, что, по его мнению, могло хоть как-то испугать похитителей. Потом стал упрашивать отпустить, говорил, что это всё ошибка, что ничего не знает и ни в чём не замешан.

Но время шло, а Сашка так и оставался в одиночестве. Он долго не позволял отчаянию взять над собой верх, но, когда не смог больше терпеть, а руки по-прежнему перетягивал за спиной пластиковый жгут и пришлось мочиться прямо в джинсы, Сашка не выдержал и заплакал.

Именно в этот момент унижения и беспомощности зародилось предательское смирение. Пока ещё неокрепшее, но заставившее расслабиться и забыться тяжёлым сном.

Пробуждение оказалось настолько грубым и неожиданным, что до сих пор Сашка вспоминал тот момент с содроганием: мощная струя ледяной воды ударила в грудь, заставив даже не вскрикнуть, а завизжать.

Напором его вжало в стену. Потом струя сместилась, и он едва не захлебнулся. Пытался отвернуться, но затёкшее тело не слушалось. Воздуха не хватало, вода хлестала с такой силой, что, казалось, иссечёт всю кожу. Поглощённое паникой воображение рисовало ужасные картины изодранной в клочья одежды и плоти, порванной в лоскуты. В тот момент, когда Сашка начал терять сознание, пытка неожиданно прекратилась.

Сильные руки подняли его с пола и куда-то поволокли. Не имея возможности даже для малейшего сопротивления, он лишь озирался по сторонам. Но взгляду не за что было зацепиться: серые стены без надписей, табличек и каких-либо указателей да полоски ярких матовых ламп по обеим сторонам коридора.

Крупная дрожь сотрясала Сашку. От страха и холода…

Вспоминая всё это, он каждый раз задавался вопросом: испытывал ли то же самое Антон? До какой степени артефакт, прижившийся в руке, мог передавать ощущения симбионту? Но ответа Сашка не знал. Ни тогда, ни сейчас.

В тот момент отчего-то хотелось, чтобы Антон почувствовал хотя бы часть того, что ему пришлось пережить. Нет, не из-за какого-то злорадства или жестокости, наоборот, подсознание искало поддержку, с кем можно разделить тяготы, кто понял бы, посочувствовал и принял на себя часть ноши.

Именно эта мысль помогла тогда не опуститься окончательно, сохранить волю и вытерпеть.

...Жуткий коридор без надписей закончился массивной дверью с цифровым замком, за которой находилась лаборатория.

– Здравствуйте, Александр, – приветствовал Яков Валентинович, сменивший костюм на белый комбинезон с капюшоном. За его спиной суетились ещё несколько человек в таких же одеяниях, настраивая и калибруя какие-то приборы. Учёный продолжил холодно и сухо. – Как я уже говорил, зря вы так. Но всё ещё есть шанс договориться по-хорошему.

По его тону при этом было понятно, что положительного ответа Яков Валентинович не ожидал. Хотя в первые секунды Сашка и правда подумывал сдаться, ответить на вопросы, рассказать всё, что от него хотели услышать. И если бы учёный сумел скрыть удивление, увидев это во взгляде подопытного, то, возможно, тот так и сделал бы.

Но Яков Валентинович воскликнул:

– О, молодой человек! Наконец-то! Тут нечего стыдиться! В конце концов, вы ничего никому не должны!

«...не должны!.. не должны!.. не должны!», – эхом проносилось в голове.

Как раз в этом учёный ошибался. Как бы ни хотелось Сашке согласиться с прозвучавшими словами, но он не мог этого сделать. Потому что он должен! Должен матери, должен отцу и, конечно, Антону.

Удивительно, но все годы, что Сашка носил в руке «цепь судьбы», признаться себе в этом не получалось. Да и не хотелось. А под давлением страха и безнадежности удалось меньше, чем за минуту. Тогда же Сашка понял, что ничего не скажет, и приготовился к боли.

– Что же… жаль, очень жаль, – снова догадался обо всём Яков Валентинович.

Когда Сашку привязывали, он не сопротивлялся. От накатившей слабости его едва не стошнило. Расширенными от испуга глазами он смотрел, как на него снова надевают всевозможные датчики, только теперь разрешения не требовалось, и учёные не особо церемонились.

Сашка слегка удивился, когда вместо пыток ему начали задавать вопросы. Причём совершенно идиотские на его взгляд: «Твоё имя – Александр?», «Твоя фамилия – Кожевников?», «Имя твоей матери – Галина?», «Имя твоего отца – Алексей?», «Ты когда-нибудь смотрел порно?»…

И ещё десятки в таком духе. Сашка молчал, но это не мешало учёным продолжать спрашивать и что-то фиксировать в своих записях. Через какое-то время это начало бесить. Хотелось отпустить какую-то колкость, язвительное замечание, обложить всех матом, но, едва открыв рот, он думал, что может быть именно этого от него и добивались: хотели спровоцировать, вызвать реакцию. И он вместо ругательств лишь стискивал зубы. Спустя какое-то время его покормили и сопроводили в туалет. И есть и справлять нужду ему пришлось под наблюдением охраны, бдительно следившей, чтобы Сашка не нашёл способа отправить весточку симбионту.

Так продолжалось несколько дней.

Камера, коридор, лаборатория, часы изнурительных тупых вопросов.

И хотя ни в один из дней, что его туда притаскивали, учёные даже ни разу не сделали ему больно, страх с каждым разом становился только сильнее. Заставлял всё внутри сжиматься, переворачиваться и доходил до своего апогея, когда Сашку приковывали тугими ремнями к жёсткому креслу, а вокруг начинали непрестанно сновать незнакомцы в белых комбинезонах и масках, скрывающих лица. Снимали какие-то показания с непонятных приборов и наблюдали за ним сквозь прозрачный пластик очков горящими любопытством глазами. Тогда хотелось визжать от ужаса, орать до потери сил и сознания.

И всё это время Сашка надеялся, что Антон придёт на выручку. В какой-то момент даже стало совестно за все те гадости, что он делал. Но Сашка верил, что Антон не держит зла…

Лёжа на растянутых между веток рюкзаках, Сашка смотрел на мерцающие звезды и снова переживал случившееся. Снова ему приходилось ждать. Но это он уже умел…

Когда его возвращали в камеру, идеально чистую, Сашка забивался в угол и ждал. Сначала Антона, потом момента, чтобы отправить весточку о себе, потом… потом просто чуда. И не сомневался, что дождётся. Уверенность теплилась в груди слабым огоньком.

Верил.

А вера доказательств не требует. Она просто есть. Самодостаточная и до поры незыблемая. Но время шло, а ничего из того, на что Сашка надеялся, не происходило. Его никто не спасал. Получалось, что он никому не нужен. А этот Антон… Наверняка уже успокоился: думает теперь, что всё в порядке, и живёт дальше припеваючи. Вот если бы Сашка сейчас расшиб себе башку о стену, тогда точно заволновался бы… За свою шкуру. Мудак.

Только навредить себе Сашка не мог при всём желании. Похитители позаботились об этом: кроме того, что связывали ему руки, так ещё и стены камеры обшили мягким пружинистым пластиком, от удара о который даже лёгкое сотрясение не заработаешь.

На сеансы идиотских вопросов Сашку вытаскивали произвольно. Во время приема пищи, или разбудив, когда вздумается. Может, ночью, может, днём. Ориентироваться во времени он перестал почти сразу: свет у него в камере не выключали.

Голод и сон служили ему вехами, чтобы мысленно отмечать дни, проведённые в заточении. Но вскоре он сбился со счета.

Сашка чувствовал, что тупеет. Он даже начал вяло отвечать на часто задаваемые и постоянно повторяющиеся вопросы. Пока учёные не сменили тему. Теперь все они касались Антона. Точнее Сашкиного симбионта, имя и местонахождение которого похитители с упорством пытались выяснить. От ощущения опасности по телу словно разряд тока прошёл. Это сразу растормошило и заставило взбодриться. Вопросы оставались всё такими же нелепыми, но теперь Сашка задумался, сам стал наблюдать и пытаться понять, чего от него добиваются. И постепенно в действиях учёных начала просматриваться логика. Когда же она стала полностью понятна, Сашка ужаснулся. Всё, о чём его спрашивали, имело определенную цель. За невозможностью воздействовать силой – ведь неизвестно, как отреагирует симбионт, – они решили применить хитрость. Все вопросы, заданные раньше, выполняли лишь одну задачу – показывали реакцию Сашки, когда тот, пусть и мысленно, отвечал правду. Эдакий изощрённый детектор лжи. А начав задавать вопросы об Антоне, учёные методом исключения сужали зону поиска.

Сообразил это Сашка, когда уже стал известен регион, в котором жил Антон, и начали выяснять город. Испуг пришёл на помощь. Мысли путались, вопросы будто проходили мимо. Учёные засуетились, видимо, потеряв уверенность в результатах, чем несказанно обрадовали Сашку. В попытке запутать их ещё больше он начал молоть чепуху, рассказывать, как пил пиво с приятелями, знакомился с девчонками, дрался с пацанами в клубе.

В тот день или ночь вопросы прекратились. Сашка торжествовал. Эта маленькая победа придала ему сил и укрепила уверенность в том, что он поступает правильно. К тому же теперь он мог сказать совершенно искренне, что не только о нём заботились, но и он!

«Никому ничего не должен», – снова всплыла в памяти фраза Якова Валентиновича.

«Ошибаешься, док! Я должен! Ещё как должен! Но теперь и мне должны! Только хрен ты об этом узнаешь, ублюдок плешивый!».

К сожалению, эйфория закончилась быстро: ровно в тот момент, когда его снова привязали к «пыточному» стулу, как называл своё ложе для допросов Сашка, и он увидел в лаборатории нового человека. Тот выделялся среди учёных не только простой военной формой, но и габаритами. Массивный, высокий, с ледяным взглядом тёмных внимательных глаз. Неизвестный внушал страх одним своим присутствием. Стоял в углу и молча смотрел.

Преодолев нерешительность, Сашка опять попытался балагурить. Получалось неуверенно и не особо остроумно. После одной из колкостей Сашки незнакомец вдруг зашевелился, вызвав в воображении образ ожившей статуи, и направился к нему. В каждом движении чувствовалась сила и скрытая угроза.

Во рту сразу пересохло, и все остроты, крутившиеся на языке, мгновенно улетучились.

Незнакомец приблизился и посмотрел прямо в глаза. Потом заговорил, и от его голоса у Сашки по позвоночнику побежал холодок.

– Ты носишь в себе артефакт, а кто-то ещё носит вторую половину, и эта штука связывает вас между собой?

Не ответить ему было просто нельзя.

И скованный ужасом Сашка негромко произнёс:

– Да.

– Когда ты получаешь повреждения, с ним происходит то же самое и наоборот?

– Да.

– Если умрёт он, то умрёшь и ты, и наоборот?

– Д-да.

От этого вопроса волосы на затылке зашевелились. Раньше Сашке, по сути, даже не угрожали. Охранники, хотя особой нежностью не отличались, но и членовредительством не занимались. А учёные максимум кровь из вены и пальца несколько раз брали. Но незнакомец пугал. Своим видом, голосом, движениями. Сашке даже показалось, что под камуфлированной курткой тело того покрывали какие-то наросты, без сомнения, жуткие.

– Но раны, полученные любым из вас, восстанавливаются в разы быстрее, чем у обычных людей? – продолжался допрос.

Сашка хотел просто кивнуть, но губы сами проговорили:

– Да.

Удовлетворённо кивнув, незнакомец отошёл на прежнее место, продолжив наблюдать.

Хохмить больше не получалось. И Сашка молчал всё оставшееся время, что ему задавали вопросы. Он понимал, что похитители стали ещё ближе к тому, чтобы найти Антона. Но ничего не мог с собой поделать. Незнакомец словно лишил его воли и желания сопротивляться. Если бы тот задал сейчас прямой вопрос об Антоне, то скорее всего получил бы ответ. К счастью, исследователи этого не знали и продолжали двигаться к цели своим путем. Который, впрочем, тоже давал результаты.

Сашка понимал, что осталось совсем немного времени до того, как он невольно выдаст Антона. Как ни пытался думать о чём-то другом, но монотонные, произвольно повторяющиеся вопросы усыпляли бдительность. И он не раз ловил себя на мысли, что вопреки желанию давал правдивый ответ. Паника, беспомощность и безысходность вызывали внутреннюю дрожь и отчаяние. И когда уже стало ясно, что крах неминуем, помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.

Сашка вдруг почувствовал, что у него кружится голова. Подумал, что ему подсыпали что-то в воду. Паника достигла того предела, когда могла перейти в истерику, но затем резко отступила, оставив после себя спокойствие и непонятное веселье. Страх, ставший привычным спутником за последние дни, ушёл, забился куда-то в сумрак подсознания.

– Эй, вы! – вернулась былая храбрость. – Мудаки яйцеголовые. Я с вами говорю! Развяжите меня, суки!

Взгляд блуждал по лаборатории, пытался забраться под маски.

– Ты, длинный, да, ты! А ну подошёл сюда, гондон, набитый кашей! Чё уставился, ушлёпок?! Развязывай, я сказал! Убью всех!

Обвёл присутствующих тяжелым взглядом и остановился на незнакомце.

– А ты чё там стоишь? Вылупился… думаешь, боюсь тебя? А вот хрен тебе!

Сашка сплюнул.

Человек в камуфляже не шевелился, лишь с интересом наблюдал.

Людей в защитных костюмах такое поведение подопытного тоже явно удивило. Они о чём-то вполголоса совещались. Потом один из учёных выудил из подсвеченного ящика, встроенного в стеллаж вдоль стены, несколько пузырьков с прозрачными жидкостями и шприц.

– Чего там шепчетесь?! Вслух базарьте! – продолжал бузить Сашка. – Убью всех вас. Вот тебе, тощий, твой шприц прямо в глаз воткну, и очки не спасут, а твою толстую жопу, жирный, натяну вон тому длинному на его тупую башку по самые уши…

Закончив смешивать «коктейль», учёный подошёл к Сашке.

– Пошёл нах со своим уколом, тварь! – завопил тот и начал брыкаться. – Вон, дружку своему сделай, а заодно и!..

Дёргаясь, он озвучил все известные ему ругательства. На него навалились охранники, прижали, сковали движения.

Игла проникла в вену, и буквально через несколько секунд Сашка начал стремительно трезветь. До этого он даже не понимал, что пьян. Почти сразу заболела голова. Но несмотря на это, Сашка смеялся. Хохотал, перемежая смех невольными стонами.

Учёные переглядывались, не понимая причину его веселья. Да и откуда им было понять?! Это непередаваемое ощущение верного дружеского плеча рядом. Что он никогда не будет один, даже находясь в плену и заточении! Его друг Антон поддержит всегда, в любой ситуации, даст надежду или, вот как сейчас, просто напьётся, а потом разделит с ним похмелье. И Сашка тоже не предаст.

Он ещё не знал как, но не сомневался, что сумеет обмануть похитителей, либо умрёт… вместе с другом.

Сашка смеялся всю дорогу, пока его волокли в камеру. Там он какое-то время лежал, болезненно ворочаясь: на этот раз руки за спиной стянули особенно сильно, – а потом забылся тяжёлым сном.

Когда дверь в камеру открылась, Сашка с усилием разлепил веки.

– Эй, пацан.

Он настолько привык к молчаливым охранникам, что голос незнакомца, загородившего дверной проём, заставил вздрогнуть.

Сашка сел, прижался спиной к мягкой обивке и, прищурив один глаз, пытался сфокусировать зрение. Крупная фигура в военной одежде, плохо скрывающей странные наросты…

Незнакомец шагнул к нему, и вновь вспыхнувший страх заставил вжаться в стену не хуже струи ледяной воды из брандспойта.

«Прислали тяжёлую артиллерию», – мелькнула мысль.

– Не дёргайся, – сурово велел незнакомец.

Без видимых усилий порвал путы и помог подняться.

– Меня Барс зовут. Давай отсюда выбираться.

Сашка помнил всё это, будто прошёл всего час: ярко, с деталями, запахами, ощущениями. Помнил, как уходили из лаборатории вместе с нежданным спасителем. Как тот голыми руками крушил охрану, двери, замки, даже стены. Будто в голливудском кино про супергероев. Только это был реальный человек. Безжалостный к врагам и неудержимый. Такого Сашке видеть не доводилось. Он шёл следом за Барсом и не понимал, как такое возможно и что вообще происходит. Несколько раз щипал себя, чтобы убедиться, не спит ли. Но всё оказалось взаправду.

Они выбрались из лаборатории, а потом из здания. Снаружи их встретила прохладная безлунная ночь. Добрались до леса и бежали без остановки, сколько хватило сил, потом остановились. Немного передохнули и снова бежали, пока Барс не решил, что оторвались от погони.

Сашка ему не доверял. Планировал улизнуть при первой же возможности. Но пока не знал даже, в какую сторону направиться. Наступил и закончился день. Оказалось, что Барс готовился к побегу заранее, потому что в какой-то момент они нашли в тайнике припорошенные опавшими листьями два рюкзака с одеждой и провиантом. Сашка наконец смог сменить свои вонючие джинсы и с ненавистью выбросить их. Правда, Барс велел подобрать и закопать в яме, откуда достали рюкзаки. Но всё равно приятно было надеть чистую одежду.

Ночью лишь пару раз задремал, но сразу просыпался, испуганно прислушиваясь и вглядываясь в темноту.

Ближе к полудню следующего дня Сашка уже собрался с духом и решил выяснить, где они находятся, как внезапно ощутил невыразимую лёгкость во всем теле. Его будто подняло вверх, над верхушками деревьев. Он парил на высоте, различая при этом каждую травинку, ветку, лист. Видел каких-то существ, снующих между деревьев. Видел людей, группами и поодиночке, слышал их голоса и неразборчивую речь. А ещё какие-то пульсирующие и переливающиеся пятна, во множестве раскиданные повсюду на земле. А потом его потянуло вниз, плавно, но настойчиво, обратно в собственное тело.

– Что это было? – задыхаясь от переполнявших ощущений, проговорил Сашка.

– «Блаженная слепота», – коротко ответил Барс.

После этих слов что-то зашевелилось внутри, какие-то давно забытые воспоминания, имеющие голос отца, произносящего это же название вместе с другим – «Зона отчуждения».

– Мы в Зоне?! – только и смог выдохнуть Сашка.

– Здесь им будет сложнее нас найти, – подтвердил Барс. – А теперь расскажи мне о своём симбионте, и как его найти?

От этих слов Сашку бросило сначало в жар, потом покрыла испарина.

«Значит всё-таки подстава!»

– Да не дрейфь, – криво усмехнулся Барс, заметив его реакцию. – Мы с тобой похожи: я тех мразей ненавижу не меньше, чем ты. Хотя не только этим.

И задрал одежду.

От увиденного Сашка оторопел. Из тела его спасителя действительно торчали наросты – вживлённые артефакты. Парочку он даже узнал: отец показывал, прежде чем продать.

Это объясняло всё.