Сын (не) для дракона

Глава 27

Я осталась один на один с Аллегрой, в черных глазах которой читалось непреодолимое желание меня придушить.

Нужно было что-то сказать, и я разрывалась между сочувствием к ней и облегчением по поводу того, что этой страшной женщины рядом со мной больше не будет.

— Послушайте, мне очень жаль, что так вышло, — попыталась я сгладить углы. — Я уверена, что вы отличная повитуха, но мы просто… не сошлись характерами. Я привыкла жить своим умом и… — Я запнулась. — Сорин уважает это желание.

— Не думай о себе невесть что, милочка! — усмехнулась она и молниеносным движением расправила на юбке несуществующие складки. — Герцога де Драго интересует только растущий в твоем чреве плод. — Она схватила меня за локоть, приблизила свое лицо к моему и покивала, как будто увидела что-то в глубине моих глаз. — А ты еще глупее, чем я думала. Вахлачка, что с тебя взять.

— Что вы себе позволяете!

Я выдернула руку из ее хватки и отступила на шаг, потирая локоть. В животе предупреждающе начинало теплеть, как будто мой ребенок решал, стоит устроить пожар в библиотеке прямо сейчас или пока не стоит.

— Уходите отсюда, — рявкнула я. — Ну, что встали? Герцог выгнал вас! Выметайтесь!

— И тебя выгонит, — усмехнулась она. — Вахлачка. Ни разу не видела дракона? Мы выше людей, и герцог де Драго вышвырнет тебя, как только ребенок родится. А если по каким-то причинам ты не сможешь доносить — сожжет заживо. Что? Об этой части договора виры он тебе не сказал? Поспешила запрыгнуть в постель дракона и устроить для себя лучшую жизнь? Такие сказки у вас рассказывают? Золотые горы за драконий счет?

Аллегра поморщилась, как будто ей под нос сунули что-то дурно пахнущее. Меня, например.

— Убирайтесь. Вон, — раздельно произнесла я, и вдруг перед глазами все заволокло оранжевым. Судя по мелькнувшему в глазах Аллегры испугу, это наш с Сорином ребенок решил продемонстрировать свою силу. — Что встали? Вы не будете стоять здесь и говорить мне гадости!

— Вы не герцогиня, чтобы мне указывать, — усмехнулась Аллегра.

— Вон, — рыкнула я. — Иначе я не постесняюсь сказать Сорину о том, что вы угрожаете благополучному течению беременности. И тогда — пеняйте на себя. Он с вас три шкуры сдерет.

Я сверлила Аллегру взглядом до тех пор, пока она, хмыкнув, не направилась к выходу. После хлопка двери я выдохнула, опустилась на стул и закрыла голову руками. Очень хотелось разрыдаться, но я постаралась взять себя в руки. У меня внутри рос ребенок, за которого я теперь несла ответственность. Не время раскисать, пока от моего настроения буквально зависит его жизнь.

На следующий день в Бьертан пришла дождливая погода, и поместье погрузилось в сонное спокойствие. Солнце не выглянуло ни через неделю, ни через месяц.

— Теперь так будет до самого зимнего солнцестояния, — в ответ на мой вопрос сказала кухарка, раскатывая по столу тонкий слой теста. — Там снег выпадет, а после и до весны недалеко. Вот тогда уже Огненный разгуляется, огнем все небо зальет. И твой как раз срок придет, маленький наружу попросится. Чувствуешь его уже, наверное?

Она бросила на меня быстрый взгляд, и ее губы дрогнули в улыбке.

На кухню мне приходить нравилось. Здесь всегда вкусно пахло, а работающие здесь драконицы, кажется, мало были озабочены тем, что я человек и вира их хозяина: они обращались со мной как, наверное, обращались бы с любой гостьей поместья, не лучше и не хуже. Это было приятно.

— Может, я могу помочь? — неожиданно спохватилась я. — Давайте, я умею раскатывать тесто. Правда, умею. Я в деревне выросла.

По официальной версии.

Кухарка бросила на меня подозрительный взгляд, замерла и наконец покачала головой.

— Не дам, это будет печенье для его светлости, так что все должно быть на высшем уровне. Потом я буду готовить для слуг — вот там сможешь помочь.

Я огорченно вздохнула и потянулась к драгоценному в местных краях шоколаду. Сложность была в том, что кроме него я в последние дни вовсе ничего не могла есть: познала все прелести токсикоза. Меня воротило от запаха дождя, запаха пыли, каменных стен, даже от запаха Вириана! Успокаивался организм только на кухне среди ароматов еды, вот уж парадокс.

По вечерам я рассматривала свой живот и мне казалось, что он немного округлился. Несколько раз, я была уверена, он вздрогнул под моей рукой, как будто оттуда навстречу мне кто-то толкнулся. В общем, вынашивание драконенка явно отличалось от обычной человеческой беременности.

Ужасно хотелось похвастаться своими открытиями перед Сорином, но я трусливо себя останавливала. Сейчас, когда служанка упомянула о весне, о том, что мои шансы сохранить ребенка тают с каждым днем, я в который раз напомнила себе, что медлить больше не имею права.

С другой стороны — наши отношения с Сорином никогда не были такими мирными и гармоничными, как сейчас, когда мы видели друг друга от силы пару раз в неделю и не разговаривали. Сорину все-таки удалось спихнуть заботы обо мне повитухам. Женщина и драконица, которых нашел Вириан, в подметки не годились Аллерге, то есть — были незаметными и вежливыми. Я их почти не видела, их присутствие и заботу выдавали только постоянно находящаяся в постели грелка, свежая вода на тумбочке и забота о чистоте моей одежды. В остальном они «полагались на мое благоразумие» и «ждали, когда их услуги будут нужны».

В общем, без Аллегры было как-то скучновато.

Войдя поздним вечером в малую гостиную, я вздрогнула, потому что в одном из кресел, стоящих рядом с рядом с разожженным камином, спал Сорин.

Его голова была запрокинута и лежала на спинке кресла, одна нога была согнута, а вторая вытянута, и мой взгляд прикипел к его босой ступне с длинными пальцами, почему-то трогательной и уязвимой.

Мысли заметались в голове, как песчинки во время урагана. Я приходила в этот зал греться у огня уже несколько дней подряд — Сорин не появлялся ни разу, я думала, это потому, что он не хочет меня видеть. Тогда почему пришел сегодня?

Как будто почувствовав мой взгляд, Сорин вздрогнул, открыл глаза и сделал странное движение рукой, как будто пытался нащупать меч. В этот раз его не было ни на поясе, ни на полу — нигде в комнате.

Сорин замер, а затем посмотрел на меня.

— Кэтэлина.

Голос у него звучал хрипло, сонно — до этого я слышала его таким только по утрам. Мне нужно… что-то сделать! Ладно.

Я нежно улыбнулась (тренировалась перед зеркалом последние несколько дней) и села в кресло напротив Сорина. Он вздернул брови, но ничего не сказал. Я решила наклониться и якобы поправить ремешок на туфле, чтобы ненавязчиво продемонстрировать Сорину линию шеи и то, как волосы красиво падают на плечо (так наклоняться я тоже тренировалась).

Репетируя это перед зеркалом, я не учитывала, что в этот же самый момент Сорин решит наклониться за домашними туфлями и мы стукнемся лбами.

— Кош-ш-шка!.. — прошипел он, потирая голову.

— Сам такой, — буркнула я и вдруг разозлилась.

Почему этот дракон такой невыносимый?! Сколько можно из-за него мучится? Почему, что бы я ни делала, я все делаю не так?

И вообще… чертова бабка!

А еще я опять хочу шоколада.

— Зачем ты сюда пришел? — буркнула я, потому что вести мирный диалог и соблазнять у меня не получалось, а вот поругаться хотелось.

— Это мой дом, — хмыкнул Сорин. — Хочешь сказать, что я…

— Хочу сказать, что я здесь бываю каждый вечер, — отрезала я. — Ты, хозяин поместья, про это не знать не мог и до этого не радовал меня своим присутствием. Вывод — сегодня ты пришел сюда с какой-то целью.

— Похолодало, — ухмыльнулся Сорин. Он снова откинулся на спинку кресла и сейчас сверлил меня любопытным взглядом черных глаз. — Решил погреться.

— Ты же дракон, — фыркнула я, скопировав его позу.

— И что?

— Ты буквально можешь производить огонь. Какое еще «похолодало»?

— Ты из-за беременности тоже можешь, а ноги в такую погоду все равно мерзнут, — отбрил Сорин и вытянул босые ступни ближе к огню.

Почему-то в этот момент он ужасно напомнил ершистого подростка, изо всех сил отстаивающего свое право курить за школой.

Я снова повторила его жест, потому что в огромных каменных залах поместья и правда становилось зябко, а у камина, в мягком устеленном покрывалом кресле, было тепло и уютно.

Я исподтишка рассматривала Сорина: то, как огонь бросает блики на его скулы, очерчивая их выразительнее, то, как мерно поднимается и опускается его грудь, закрытая тканью простой домашней рубашки, как ткань расстегнутого камзола играет в свете пламени.

То и дело взгляд соскальзывал на его приоткрытые губы, на острый угол кадыка, на шею и подбородок, уже покрытые тенью щетины, на босые ступни — и снова устремлялся вверх.

Кош-ш-шка…

Я и сама не заметила, как переняла у Сорина это ругательство и начала употреблять его к месту и не к месту.

Мы молчали, и я уже начала думать о том, что зря начала подозревать Сорина в том, что он искал моего общества. Возможно, его появление в этом зале — это действительно просто желание погреть кости у огня.

— Ты знаешь, что после вынашивания ребенка вире полагается пожизненное содержание? — наконец нарушил тишину Сорин, и я вздрогнула.

— Это если ее не сжигают заживо.

— Кто тебе такое сказал? — Сорин оторвал взгляд от огня и нахмурился.

— Аллегра. Если я не смогу выносить ребенка — ты сожжешь меня заживо.

Сорин фыркнул.

— И ты поверила той, кто планировал кормить тебя свиным жиром и держать в постели все время беременности?

— То есть, никаких костров не планируется? — улыбнулась я.

Не то чтобы я в самом деле этого опасалась, но знать наверняка все-таки было приятно.

Покачав головой, Сорин ответил:

— Я могу сделать это как твой суверен. Для этого тебе даже не нужно быть моей вирой, достаточно того, что ты живешь на моей земле. Но какой смысл тебя сжигать? Какое-то варварство.

— Ты все равно считаешь, что человек никогда не будет равен дракону, — уколола я. — Мы же для тебя… кто-то вроде скота, так?

Сорин нахмурился сильнее.

— Только полный дурак относится к своим подданным как к скоту. Я, смею надеяться, к числу дураков не отношусь, и уважаю людей так же, как и драконов.

— Да что ты говоришь, — ехидно начала я. — А как же…

— Люди и драконы не равны, — отрезал Сорин, — тот, кто это отрицает, такой же дурак. Вы — хрупкие, вы живете совсем недолго. В награду за это вам даровано чудо деторождения.

— Драконицы тоже могут рожать.

Сорин покачал головой.

— Не все на это способны. Драконьи семьи, которые не прибегают к помощи человеческих мужчин и женщин, со временем вырождаются.

Может, у драконов генетические проблемы? Как в семьях древних монарших особ, где из-за длинной череды близкородственных браков со временем переставали рождаться здоровые дети?

Собственно, дело было даже не в этом: незамутненность Сорина разозлила до белых пятен перед глазами.

— Как твой род? — прищурилась я, не сумев сдержаться. — Считаешь себя, наверное, очень разумным, раз нарушил традицию и взял виру? Ну конечно! Ты себя слышишь со стороны? «Прибегают к помощи человеческих мужчин и женщин»? Знаешь, как это должно называться? Браком! Люди не инкубаторы и не поставщики спермы. Мы не расходный материал! — на лице Сорина появилась такая искренняя озадаченность, что я вышла из себя еще сильнее. — Нет, ты серьезно?! Рассуждаешь о том, что не относишься к людям как к скоту, и при этом говоришь о «помощи». Вириан все мне рассказал, дракону или драконице не придет в голову связывать себя узами брака с человеком, который «помогает» в деторождении. Еще и не всегда добровольно. Ну и как это называется?! А я тебе расскажу! Ущемление, социальное неравенство и эксплуатация! — выпалила я и прикусила язык.

Ну вот, меня понесло. С другой стороны — сколько можно молчать? Надеюсь, Сорин не примет мои последние слова за какое-нибудь заклинание (вряд ли в этом мире существуют такие термины, так что он явно не понял, что я пыталась сказать) и не решит на всякий случай все-таки сжечь.

— Уволю, — буркнул Сорин.

— Кого?

— Вириана. Так и знал, что ваши с ним посиделки до добра не доведут.

Я задохнулась от возмущения.

— А причем тут Вириан?! Не-е-ет, давай поговорим, не переводи стрелки! Ты до сих пор считаешь, что ничего такого не произошло между нами, так ведь? А я говорила, что не хочу быть вирой, — и что?! Ты меня услышал? И после этого говоришь об уважении к людям?

— Это закон, — оборвал меня Сорин. — Спасенная девушка становится вирой дракона.

— А я просила меня спасать? Ты мог бы просто пройти мимо, тем более, я тебе прямо сказала, что не нуждаюсь…

— Не мог бы, — Сорин закинул ногу на ногу, как будто отгородился от меня.

— Вот только не говори, что ты не перенес бы гибели какой-то незнакомой тебе человеческой женщины! Даже не смешно.

— Никто больше в том озере не погибнет, — отрезал Сорин. — Никто.

На несколько секунд повисла тишина, а затем он встал.

— Пойдем.

— Куда? — насторожилась я.

— Пойдем-пойдем, тебе понравится.

Сорин схватил меня за руку и потащил к выходу — даже не потрудился обуться.

— Помни о том, что у меня внутри твой сын, так что убивать меня нельзя, — буркнула я, приноравливаясь к его широкому шагу.

Он замер и обернулся, прищурив глаза.

— Ох, Огненный, кошка ты бешеная! За кого ты меня держишь?

— За мудака отборного, — буркнула я, пока Сорин тащил меня к лестнице.

— Это слово ведь не пожелание счастья? — Споткнувшись на ровном месте, он снова обернулся и внимательно посмотрел на меня, а затем покачал головой. — Я должен был догадаться.

— Ну что ты, милый, как ты мог во мне усомниться, — проворчала я. — Ты скажешь, куда меня ведешь?

— Тебе понравится.

Остановились мы перед дверью в одну из комнат. Насколько я помнила, там располагалась гостевая спальня, где вся мебель за ненадобностью была укрыта белыми накидками, а потому напоминала привидений.

— Смотри.

Распахнув двери, Сорин коснулся стены, и к потолку взмыл десяток крохотных огоньков.