Сын (не) для дракона

Глава 32

Не все традиции празднования дня Перерождения Огненного мне нравились. На стол принято было подавать пироги из сладкого нута и шоколад — это однозначно было мне по душе. Как и то, что в каждом углу вешались пучки какого-то ароматного вечнозеленого растения с мягкими колючками и насыщенным хвойным запахом, похожим на сосновый. Кроме того, в тайных местах поместья, за вазами, в шкатулках или в рамах картин, хозяин поместья прятал шоколадные конфеты — считалось, что каждому, кто найдет такой подарок, будет сопутствовать удача до самого следующего дня Перерождения Огненного. Я видела, что Сорин от души забавлялся, выискивая наиболее необычные места.

А вот то, что за три дня до праздника все вокруг было принято окуривать дымом пламенника, я терпеть не могла. Тогда в хижине Сорин сказал, что именно из-за дыма пламенника у меня случилась галлюцинация: я увидела у себя на руках ребенка, которого у меня забрали. Я и сейчас пыталась списать повторяющиеся сны на пахучий дымок, но интуиция буквально кричала о том, что дело здесь не в этом.

В общем, когда наступил день празднования, я радовалась ему больше, чем Новому году в детстве: наконец-то все закончится. Стол накрыли в большом зале, где воздух был тепло-желтым из-за света огней. Король и вся его свора, в смысле, свита, расположились за длинным столом, во главе которого сел Сорин. Я не сомневалась, что по правилам этикета сидеть на этом месте должен был король, но когда Сорина волновали правила этикета?.. Вопрос риторический.

Я сидела рядом с Сорином, по левую руку, справа — король, одетый сегодня на удивление скромно, но от этого еще более красивый, как мраморная статуя. Кусок мне в горло не лез. На Сорина я до сих пор злилась, а на короля старалась лишний раз не смотреть, хоть у меня и складывалось ощущение, что он старается поймать мой взгляд. Бред. Вириан сидел на другом конце стола и, кажется, не был особенно в восторге от разговора с кем-то из придворных.

В качестве увеселений его величества выступали акробаты и шуты, я порадовалась, что в этот раз обошлось без факиров. В ночь Перерождения Огненного не было принято танцевать или засиживаться до утра, поэтому я с чистой совестью отсчитывала минуты до того момента, как смогу сбежать. Ну и ела, потому что пироги из сладкого нута — это лучшее, что я пробовала за всю жизнь.

От увлечения чревоугодием меня отвлек Сорин, который положил на стол рядом со мной медальон. Крупный, золотой и круглый, украшенный гербом де Драго: драконом, кусающим себя за хвост. Я замерла и нахмурилась. Еще один ошейник?

— Это подарок на день Перерождения?

— Можешь считать, что так, — голос Сорина прозвучал хрипло и как-то непривычно. Я никогда его таким не слышала, он казался… взволнованным? Я подняла взгляд и утонула в его глазах.

— Сорин де Драго… — протянул король. — Занятный у тебя меч.

— Какое тебе дело до моего меча?

— О, мне до него большое дело, — он промокнул салфеткой рот и откинулся на спинку стула. Положил ладонь на золотистый кубок, и за его спиной тут же материализовался юный дракон с графином. — Учитывая, что рукоять этого меча украшена рубином.

— Ты хочешь поговорить об Игрид? — угрожающе повернулся к нему Сорин. Правая его рука скрылась под столом, и я поняла, что он привычно уже положил руку на рукоять меча. Или — на рубин.

— Я всегда рад поговорить о моей супруге, сбереги Огненный ее крылья в посмертии. Кстати, Кэтэлина, вы знаете, что у Игрид было много поклонников?

— Принцессе положено их иметь, — буркнула я.

Король засмеялся.

— О, мне пришлось сражаться за ее сердце с толпой более достойных кандидатов. Игрид была прекрасна и душой и сердцем. Так же, как и вы.

Так, главное, не покраснеть. Да что ж такое! Кто бы мог подумать, что я такая падкая на красивые слова?.. Но… мне никогда такого не говорили.

— А ты по-прежнему мелешь языком?

— Я говорю чистую правду, как и всегда, — подмигнул мне король. — Кстати, Кэтэлина, Сорин не рассказывал, что он был одним из тех, кто претендовал на сердце Игрид?

— Правда? — сглотнула я и попыталась не измениться в лице.

Не то чтобы я об этом не догадывалась. В конце концов, мы с Сорином встретились рядом с принцессиным озером, куда он пришел почтить ее память (как и каждый год, по словам Илинки), и куда даже принес лакомства, пастилу и шоколад (держу пари, именно это больше всего любила покойная принцесса).

И все-таки услышать об этом от короля было неприятно.

— Еще какая. Начальник стражи, почти ровесник ее отца — и все равно Сорин поучаствовал в борьбе за право стать наследником престола, женившись на принцессе.

— За трон боролся ты, а не я.

— Ах, прости, — король поднял руки и, понизив голос, обратился ко мне: — Видишь ли, Кэтэлина, Сорин считает, что именно я виноват в гибели моей любимой жены.

— Надо же, — нейтрально откликнулась я.

— Да. Даже распорол на мне камзол перед всем двором, чтобы удостовериться в том, что на моей груди нет шрамов.

Шрамов, которые доказывали бы участие короля в смерти Игрид, не было, об этом я уже знала от Сорина.

— Надо же, — снова сказала я, надеясь, что тема затихнет сама собой.

— Да. Я бы вел себя точно так же, — король пригубил вино, — если бы мне достался рубин вместо жены. Наше счастье с Игрид было недолгим, но страдания, которые я испытал после ее гибели, не смогли приблизиться к ослепительному счастью, которое я испытал, будучи ее мужем.

— Ну конечно, ты же стал королем, — хмыкнул Сорин. — А как был кошаком без роду и племени, так и остался.

Король, вопреки обыкновению, не спешил вызывать Сорина на дуэль. Кажется, он его вообще не слышал, смотрел только на меня своими холодными чернющими глазами.

— Рубин вместо жены? — непринужденно спросила я.

— Тот, который Сорин до сих пор носит на рукояти меча. Его подарила ему Игрид, когда приняла мое предложение о помолвке. А Сорин в ответ…

— Тебе не стоит этого говорить…

— Перс! — воскликнул король, и тот незамедлительно встал из-за стола и приблизился. Между бровей у него четко обозначилась тревожная морщина. — Ты ведь присутствовал там?

— Ваше величество?

— Когда Сорин принес обет принцессе Игрид? О чем он был?

— Боюсь, прошло много лет, ваше величество, — попытался слиться Перс. — Я не могу вспомнить.

Король повернулся ко мне.

— Зато помню я. Там точно звучали слова о верности и о том, что Сорин никогда не женится и не впустит в свое сердце никого другого.

Я уронила вилку в тарелку, но звук удара потонул в общем гомоне. Спустя несколько секунд я встряхнулась и промокнула губы салфеткой.

— Не думаю, что меня это касается, — ответила я и встала. — Прошу прощения, ваше величество. Мне нездоровится, у беременности уже большой срок. Я бы хотела пойти спать.

Перегнувшись через стол, король схватил меня за руку — и тут в зале наступила тишина. Один юный дракон в обтягивающем красном трико продолжал жонглировать кеглями. Только сейчас я обратила внимание на сидящую в углу скрипачку, которая выводила на струнах какую-то веселую мелодию.

— Одно ваше слово, Кэтэлина, — тихо произнес король. — Одно ваше слово, и вы будете свободны.

— Что вы такое говорите? — я попыталась освободиться от хватки короля, но ничего не вышло.

— Вам не обязательно оставаться здесь. С драконом, чье сердце навсегда отдано погибшей принцессе.

— На мне ошейник.

— Для меня это не препятствие.

— Ариан… — рыкнул Сорин.

— И что будет с моим ребенком? — повысила голос я.

— Статус принца-наследника подойдет? — сказал король, и в этот момент тишина в зале стала по-настоящему гробовой.

— Я…

— Вам, кажется, нехорошо, — спохватился король. Вскочил и, обойдя стол, взял меня под руку. — Не хотите ли прогуляться?

— Я… да. Да, пойдемте.

Мы вышли из зала. Сорин, разумеется, направился вслед за нами, буквально наступая на пятки.

— Вот, как это будет, — начал король, когда мы отошли на несколько шагов от двери. — Я признаю вашего ребенка своим.

— Но как? — я повернулась к королю. — На мне — ошейник Сорина. Это его ребенок.

— Вас видели на пиру в Сату, весь двор. Мы объявим, что зачали ребенка той же ночью. Срок беременности совпадает. Уже не в первый раз принадлежащая Сорину женщина выбирает меня. Это никого не удивит.

— Пойдут слухи, — покачала я головой.

— Так пусть ходят, — король взял мои руки в свои и посмотрел в глаза. — Мое королевское слово — против слова пустозвонов и болтунов. А тех, кто не угомонится по-хорошему, всегда можно будет успокоить по-другому.

— Кэтэлина… — начал Сорин.

— Подумайте, Кэтэлина, — перебил король. — Жизнь при дворе, где с вас будут сдувать пылинки, безопасность вашего ребенка, мои рука и сердце — или рабство?

— Рука и сердце? Я же человек…

— Вы — мать моего наследника. И вы мне нравитесь. Я готов предложить вам все, что имею, — а Сорин? Этот солдафон, хранящий верность покойнице?

— Кэтэлина…

Я зажмурилась, ошейник вдруг стал ужасно тесным. Перед глазами предстал рубин на рукояти меча, который Сорин не выпускал из рук, вспомнилась вся его холодность, все пренебрежение и досада, когда он понял, что невольно стал владельцем виры.

Игра короля была шита белыми нитками: ему нужен был наследник, и чем скорее – тем лучше.