Учёба в десятом классе приблизилась настолько реально, что породила в душе беспокойство неимоверное. После окончания девятого класса лето радовало Колю то жарой, то дождём с прохладой. Солнце требовало вставать намного раньше, чем в пасмурное, дождливое утро. Но Николая трясло при мысли о том количестве государственных экзаменов, которые неумолимо приближались.
Запущенный материал по физике, алгебре и тригонометрии не давал подолгу уснуть. Хотелось как-то изменить весь порядок жизни. Хотелось, но начинать что-либо для этого уже не было силы воли. Николай просто не мог понять ни один из этих предметов. Иногда, в часы особенно изнуряющей жары, он безвольным жестом раскрывал учебник алгебры, тупо смотрел на формулы, которые через несколько секунд начинали расплываться.
Тогда он захлопывал учебник и производил это же с учебником по физике. До тригонометрии процесс открывания учебника не доходил. Самым приятным из предметов был английский. Правда, сколько ни бился Николай, его язык не хотел освоить произношение буквы "дабл ю", он произносил её как "в". Учительницу это раздражало, и она всегда ставила ему тройку. Этот предмет требовал усидчивости. Но он не был таким сложным, как закон Джоуля, Ома и Ньютона.
Даже тригонометрия как-то ещё поддавалась Николаю, правда, местами - не вся от корки до корки учебника. Алгебру Николай просто ненавидел. Но и она отвечала ему тем же, не позволяя раскрыть тайны своих законов. И чем же в каникулы заниматься, как не любимым или просто лёгким делом? Он начал с английского. Во-первых, знание английского языка просто необходимо при поступлении в любой ВУЗ. А поступать Николай собирался непременно. У него сомнений по этому поводу даже не было.
И Николай усиленно стал терзать словарь английского языка, стараясь не думать о пока ещё далёком сентябре. При встрече с друзьями становилось на душе легче. Ни Виктор, ни Слава о таких пустяках, как школьные успехи, не заикались. Разговоры велись о шахматах, футболе. Николай узнавал от Виктора о скудных школьных успехах Славы, но о своих успехах Виктор не давал никакой информации. Два его друга перешли ещё только в девятый класс, экзамены им не грозили, поэтому встречались с настроением далеко не одинаковым.
Иногда у Николая появлялось желание рисовать. Но это беспокойство о будущем мешало сосредоточиться, мешало вообще заняться чем-либо. Николай читал много о переходном возрасте, но как-то не мог применить это к себе, хотя это состояние и настигало его в самый неподходящий момент. Прасковья ему в душу не лезла, вопросы не задавала. Дядя Лёша для улучшения настроения подсовывал романы о страстной любви, чем ещё более усугублял тревожное состояние.
Да, конечно, Николай был влюблён! Девочка была так красива, что подойти было невозможно. Не имея опыта общения с девочками, Николай мог только проехать на своём велосипеде мимо, потом развернуться и опять проехать мимо! Но уже не решаясь взглянуть в глаза избраннице. Самым удивительным открытием через несколько лет для него было то, что Галя была его троюродной сестрой. Эта самая Галя посещала акробатическую секцию, имела отлично развитую фигуру, и Николай своим художническим взглядом готов был съесть красавицу.
Естественно, вокруг Гали вилась толпа поклонников, тоже спортсменов, и Николаю ничего не светило, отчего ещё больше портилось настроение. Под впечатлением выступлений Гали в Доме пионеров, которые Николай старался не пропускать, захотелось и ему добиться каких-нибудь спортивных результатов. К сожалению, с его мускулами мало чего могло получиться серьёзного.
Но тело оказалось настолько гибким, что стал Николай в одно лето "гутаперчивым", то-есть, мог свернуться калачиком, сделать шпагат и выполнить со своим телом всё, чего не могли другим ребятам позволить суставы. Это было его большой тайной, которую не знала даже Прасковья. Он боялся, что мать просто испугается такой картины. Друзьям он тоже свои выкрутасы не показывал, потому что иногда был в затруднении вернуть своё тело в нормальное положение.
Силы эти упражнения не прибавляли, так что хвалиться было нечем.
К осени английский язык продвинулся настолько, что учебник за десятый класс был просто вызубрен. Тригонометрия не стала казаться сложной. Даже физика слегка стала терять свои туманные очертания. И лишь алгебра походила на холодный айсберг, который лучше было обойти, не пытаясь идти на сближение.
Много лет спустя Николай узнал из научных статей, что дети рождаются с задатками художника, математика, артиста или музыканта. Но в эту осень ему такой факт не был известен.
Учебный год начался без каких-либо открытий. Парни выросли на три-пять сантиметров. У девочек появились на груди выпуклости, раздались бёдра, отчего глаза мальчишек стали рассматривать эти обновления с нескрываемым интересом. Стали даже образовываться пары. Всё пошло по накатанному кругу. Отличник продолжал получать пятёрки, слабый ученик - тройки и четвёрки, а вот неудачник - слов нет!
Николай продолжал получать пятёрки по астрономии. И у той же учительницы - тройки и двойки по физике и алгебре. Учительница была для него змеем Горынычем о трёх головах, хотя, на самом деле, она была нескромно молода и нравилась Николаю не только лицом, но и вечно меняющимися нарядами. Красивая одежда отвлекала Николая от желания запомнить новый материал урока, и он к новогодним каникулам был похож на утопленника, которому выплыть на поверхность к экзаменам уже не грозило.
Был один эпизод, когда всё могло повернуться к всплытию. Учительница познакомила класс с новым материалом и на эту тему задала задачу. Что случилось с Николаем, он понять не мог. Но когда учительница пообещала поставить пять тому, кто решит задачу первым, он её и решил. И как он ни тянул руку, как ни пытался обратить на себя внимание, первый ученик поставил локоть на парту намного позже Николая и тут же получил эту самую отметку!
Всё было кончено! Учительница так и осталась змеем-горынычем с двумя огнедышащими головами и одной головой, которой нравился астрономист!
Полностью разочаровавшись в физике, алгебре и английском, на которых эта тройка была узаконена навсегда, Николай пошёл в ИЗОстудию, в которую доступ ему был немедленно предоставлен. Ведь там нужно было только уметь рисовать! К весне Николай уже недурно рисовал, тратил на эти занятия то время, которое было уже бесполезно тратить на учёбу.
Что-то в голове застревало. Что было волноваться Николаю, ведь половина класса так же училась, может быть, чуть лучше.
Однако экзамены начались по литературе. Что-то и как-то он написал, получил привычную тройку. Английский был следующим. Николай вошёл в класс, увидел, как все пять учеников склонили головы чуть не к самой парте, пытаясь стать малозаметными. Две женщины, члены комиссии, сидели за столом. Учительница английского языка стояла у стола, и когда Николай занял последнее, шестое место за партой, предложила пойти отвечать тому, кто готов. Николай окинул взглядом вопросы, потом посмотрел на товарищей по классу. Все сидели, прижавшись к партам.
Николая поразило это более всего. Он помнил, как отвечали в течение года эти самые ребята, не так, чтобы бойко, но ниже четвёрки никто из них не получал.
-Ну, пора отвечать! - более настойчиво повторила учительница. - Времени было достаточно.
-Можно, я пойду? - решительно подал голос Николай, перестав тянуть руку. Ему как-то сразу надоело видеть трусость товарищей.
-Ты, Лубин, ещё только что вошёл, готовься! - попыталась остудить его пыл учительница, ставившая ему весь учебный год тройки.
-Да готов я!
-В чём дело? - удивилась пожилая из членов комиссии. - Пусть идёт отвечать, это даже интересно!
Николай пошёл к доске, прочитал английский текст и тут же перевёл на русский язык. Перевод его был такой художественный, не дословный, что дальше произошло для Николая совершенно неожиданное.
-Простите, уважаемая Нинель Львовна, он у вас тут в журнале сплошной троечник? Но троечник так не может отвечать! Я настаиваю поставить ему годовую отметку - четыре! Думаю, коллега меня поддержит, - обратилась она к члену комиссии. Та согласно кивнула головой.
Нинель Львовна стояла красная, мяла в руках платочек и ничего не говорила в своё оправдание.
А Николай радовался в душе, что ещё одна тройка исчезла из аттестата. Всё шло хорошо, пока не пришла очередь алгебры. Николай стоял у доски и просто молчал. Те же члены комиссии смотрели на него, вместе с учительницей ждали терпеливо, когда же он раскроет рот. Всё было напрасно. В горле замкнуло, язык присох к нёбу, зубы стиснуло небывалой скромностью. Приближалась гибель аттестата.
-Ну, что ж, придётся оставить на осень, - с сожалением произнесла всё та же пожилая учительница. Но красивая, любимая втайне Николаем учительница физики, алгебры и астрономии в одном лице, ставившая Николаю пятёрки по астрономи, мрачным голосом произнесла одно единственное слово:
-Бесполезно!
В классе уже учеников не было, и позор Николая никто не видел. Все сдали этот экзамен. Пожилая учительница вдохнула и с шумом выдохнула воздух, всем видом показывая, как она устала.
-Что ж, не портить же молодому человеку жизнь из-за одного предмета. Так-то он, в общем, показал себя успешно, давайте поставим - "три" и по вашему предмету, - сказала она, не глядя на Николая.
Он вышел из класса мокрый от выступившего пота по всему телу. Он не против был позаниматься до осени с Татьяной Владимировной, ощущать её близость, слышать её голос. Но отчуждение, которым отдавало это слово - "бесполезно", заставило его мгновенно вспотеть, придти в ужас от мысли, почему учителя так усердно пытаются его превратить в откровенного дурака? Вероятно и сама пожилая учительница, член комиссии, почувствовала эту неприязнь учителей к Николаю, потому и встала на его защиту. Не мог же он опять заставить краснеть и Татьяну Владимировну, рассказав случай с пятёркой, после которого и физика, и алгебра стали ему безразличны.
Неприятный осадок сохранялся в душе целую неделю. Но молодость и есть - молодость! Уже хотелось попробовать поступить в художественное училище, время экзаменов приближалось, и для подготовки надо было порисовать, чтобы было что показать приёмной комиссии.